– Саша, ты клинический идиот? – произнесла Алла, помолчав, и в ее голосе снова почти не было вопросительной интонации. – Ты хоть вообще понимаешь, какой дикий бред ты мелешь?! Какой автоцентр? Какое направление из ГАИ? Ты понимаешь, что тебя разводят как самого последнего лоха, каких даже в лошиных заповедниках не осталось?!
– Почему ты так думаешь? – обиделся я. – Нет, они, конечно, подставились бортом специально, но и я сам виноват… Но экспертизу-то назначили в ГАИ. Скажешь, и ГАИ в сговоре?
– Естественно!
– И автосервис в сговоре?
– Естественно!!!
– Ага, всемирный заговор против Саши Тимченко. Паранойя.
– Саша!!! – закричала она. – Немедленно!!! Не вздумай туда ехать!!! Немедленно бери хорошего адвоката!!! Хочешь я найду? И немедленно…
– Алла, прекрати панику, – перебил я. – У меня другая идея, если сработает – все будет нормально. Я тебе вообще не по этому поводу звонил, а по более серьезному…
– Куда серьезней?! Куда?!
– Алла… – Я глубоко вздохнул. – Со мной беда. Я ослеп.
Трубка так долго молчала, что я уже испугался, что в мобильнике сел аккумулятор и он выключился. Я бы не очень удивился – вполне логичный для этих дней поворот событий. Но Алла ответила.
– Ты не ослеп, Саша, ты ох…ел, – произнесла она упавшим голосом. – Господи, ну что я могу сделать? Ну что я могу?! Что?!
– Приезжай ко мне сегодня? – произнес я и замер.
– Приеду, – бесцветно ответила Алла. – Но очень поздно, после работы.
– Да хоть когда!!!
– Привезти что-нибудь? – бесцветно спросила Алла.
– Ничего! Только сама! Хотя…
– Да?
– Помнишь, ты говорила, что у вас в здании библиотека была для слепых? Захвати какую-нибудь книжку.
– Саша! Ты действительно перестал видеть?!
– Вижу, вижу, – успокоил я. – А как бы я носился по городу? Ты же это… хорошо ориентируешься в звуках? Шум улицы слышишь?
– Ладно, – вздохнула Алла, – давай до вечера, я тебя целую.
– И я!
Экспертиза
Когда я приехал на экспертизу, все уже были в сборе. Сердце еще тревожно постукивало, но как только я вошел в просторный гараж, гипотеза блестяще оправдалась. Красная спортивная иномарка уже издалека оказалась тем, на что я и надеялся, – полированной грудой хлама, на которой не было живого места от подставных аварий.
А когда я походил вокруг, осматривая ее, все стало видно как на ладони. Алла была права – эксперт, разумеется, тоже все знал и оценивал повреждения не первый раз. Я не спешил. Они тоже.
И начался блестящий спектакль, который играли специально для меня. Эксперт ходил вокруг машины, рассматривая слетевший капот и побитый бампер. Он озабоченно цокал языком. А уж когда приступил к ощупыванию здоровенной вмятины на борту, начал горестно вздыхать и охать, словно машина была его любимым и единственным ребенком.
А я тем временем искренне недоумевал, как всего лишь пару дней назад на полном серьезе поверил, будто мой тертый "жигуленок" и впрямь способен без особых потерь протаранить в корпусе новенькой спортивной иномарки такую немыслимую дырищу…
Первое действие закончилось, и начался второй акт. Эксперт начал называть цены. Цены очень впечатляли, хотя я понятия не имею, насколько они соответствовали реальным. Но оба кабана каждый раз возмущенно шипели и орали, что это ваще, это просто ваще, чтоб он сам за такие деньги ремонтировал или указал место, где за такие копейки отремонтируют такую тачку. Эксперт был непреклонен, вел себя независимо и жестко.
Кабаны швыряли ключи на капот и орали, чтобы им пригнали такую же новую. Но ключи швыряли аккуратно, чтобы не подрать краску. Эксперт говорил, что его слово – закон. Наконец кабаны открыто предложили ему взятку…
Возмущение эксперта было неописуемым. Это надо было видеть! Он разорался, разматерился так, что мне стало за него страшно. Немного отдышавшись, эксперт в назидание сбросил общую сумму аж на тысячу долларов. И пригрозил, что сбросит еще, если кто-нибудь попробует здесь вякнуть… Кабаны приуныли, побурчали немного насчет того, что их вгоняют в нищету и пускают по миру. Причем эту мысль им удалось выразить, не используя никаких других слов, кроме жалобного мата.
Спектакль был окончен, и настал мой выход – все трое посмотрели на меня.
Я понял, что так красиво сыграть у меня не получится, но надо было хоть немного постараться. Первым делом я горячо поблагодарил эксперта за поддержку. Я даже пожал ему руку, чем немного озадачил. Затем я подошел к машине и заявил, что как честный человек должен признать: хозяева машины правы. Машина пострадала намного больше, чем кажется эксперту, и многих повреждений он попросту не заметил. Тут уже напряглись все трое.
А я начал вкратце перечислять основные дефекты. Для начала показал пальцем на корпусе, где именно проходит шов, которым корпус сварен из двух разных машин. А заодно мимоходом объяснил, в каком месте днища приварена заплата непонятного происхождения. Мельком похвалил подвеску, но много рассказал про коробку передач, вынутую из автомобиля абсолютно другого типа и класса и работавшую теперь едва ли не вопреки законам физики.
Затем вкратце описал общую коррозию кузова, а ради примера обозначил те места, где я берусь на спор проткнуть его пальцем. Затем перешел к описанию многочисленных побоев от столкновений.
Кабаны сперва пытались меня перебивать и перекрикивать, но я никак не реагировал – продолжал тихо и спокойно рассказывать про их машину. Вскоре они смекнули, что из-за своих воплей многое пропускают. Они притихли и слушали внимательно все, что я говорил. Могу спорить, кое-что было новостью даже для них самих, и, судя по прищуренным глазкам, кому-то теперь за это должно было сильно влететь.
Надо отдать им должное: кабаны хранили надменные и неприступные лица до последнего. Даже когда я зачитывал разные серийные номера на задней и передней части кузова, а также перебитый номер на двигателе – в свете фонарика все это читалось прекрасно.
Кабаны дрогнули, только когда я напоследок прошелся вдоль кузова и заметил, что у машины очень и очень необычная разводка поворотников: такая, чтобы иметь возможность мигать бортами в совершенно произвольной комбинации. Вот тут кабаны откровенно скисли. А затем – жутко напряглись, ожидая, что я сейчас с них самих потребую огромных денег.
Но я назвал лишь скромную сумму за крыло и фару. И мне ее тут же без вопросов выдали. Что интересно – эксперт.
"Окула"
Первым делом я позвонил Алле и сообщил, что экспертиза закончилась и я вообще ничего никому не должен. Алла отнеслась недоверчиво, но я пообещал все-все-все рассказать ей вечером. Пока что мне и самому не верилось, что этот кошмар последних дней так неожиданно закончился.
Когда ты оказываешься полностью во власти обстоятельств и не имеешь никакой возможности ими управлять, поневоле становишься мистиком. Взвесив факты, я рассудил, что именно сегодня удача начала мне улыбаться. Винчестер с рабочего компьютера и зарплату я выбил, фонариком разжился прекрасным, почти помирился с Аллой… почти… И полностью избавился от проблемы с иномаркой. А значит, можно обнаглеть и попытать счастья и в другом месте… Благо до вечера еще далеко.
Визитка "Окулы" обнаружилась почти сразу, отзывчивые прохожие прочитали мне номер, трубку поднял сам Леонид Юрьевич, согласился принять меня сегодня же и объяснил, как добраться.
На этом везение стало иссякать. Офис "Окулы" располагался на территории какой-то воинской части так далеко за городом, что ехать туда на такси, как я планировал на радостях, казалось безумием даже в моей финансово благополучной ситуации. Становилось понятно, каким образом Леонид Юрьевич оказался в тот день на проселочной дороге.
Пока я трясся в электричке и ждал пригородного автобуса, уже полностью осознал, что человеку без автомобиля для того, чтобы работать здесь, придется бросить город и переселиться в один из ближайших поселков. Но самое печальное – у меня стали появляться упаднические мысли, зачем я вообще сюда еду, если теперь… Но думать об этом я себе не позволял – каждый раз на этом месте мысленно нажимал у себя в голове клавишу "Reset" и перезагружал направление мыслей заново, стараясь думать на любую другую тему, кроме компьютеров. Получалось неважно.
Документы у меня проверили трижды: на проходной у входа в военный городок, на вертушке при входе в пятиэтажное здание, напоминавшее бывший советский НИИ, и еще на пятом этаже, где и располагался офис "Окулы". Покосились на фонарик, висящий на шее, но ничего не спросили. Фонарик работал, светил на полную.
Леонид Юрьевич принял меня в своем кабинете. Он был деловит и приветлив, хотя у меня сложилось четкое впечатление, что ему совсем не до меня. На его столе все время по очереди звонили оба телефонных аппарата, а один раз в дверь постучался молоденький военный и с порога скороговоркой начал "тарищ генерал…" – к моему огромному удивлению. Но Леонид Юрьевич поднял руку, и военный исчез. В том, что он действительно генерал, у меня теперь не было повода сомневаться. Было стыдно за то, как я с ним запанибратски болтал в его машине по пьяни… Хотя, может, ему как раз понравилась открытость?
– Александр, – бойко начал генерал, – парень ты, я вижу, неплохой, только много пьешь.
– Один раз всего было… – пробурчал я.
– Не спорь! – помахал рукой генерал. – Говорю: много пьешь. Вижу. Прекращай.
– Ладно, – кивнул я.
– Как там твои проблемы? – вспомнил генерал. – Что-то у тебя с машиной было?
– Все в порядке, – сказал я. – Все уладил.
– Молодца! – кивнул генерал, энергично разрезая ладонью воздух. – С девочкой помирился?
– Почти… – улыбнулся я.
– Значит, так: испытательный срок – месяц. Сейчас сюда зайдет Никита, твой будущий начальник по компьютерам. Он покажет твое рабочее место. Для нашего отдела кадров приготовить: две фотографии… Военный билет в порядке? Трудовую книжку…
Дальше тянуть было нельзя.
– Леонид Юрьевич, – начал я, покусав губу. – Есть небольшая проблема…
– Слушаю.
– Я… В общем… Даже не знаю, с чего начать…
– С главного, – уверенно сказал генерал. – Всегда с главного.
– С главного… Помните, я вам тогда еще сказал, что у меня что-то с глазами случилось? Ну и… в общем, я больше никогда… – Я умолк и выпалил: – Никогда не смогу работать на компьютере! Нет ли у вас для меня другой работы?
Генерал недоуменно побарабанил пальцами.
– Глаза беречь надо, – сказал он. – Какое у тебя сейчас зрение?
– Очень у меня неправильное сейчас зрение, – буркнул я. – Вижу не то, что надо.
– В каком смысле? – насторожился генерал.
Я вздохнул и начал перечислять.
– Лицо я ваше вижу плохо: мимику-то различаю, а вот какие у вас брови, какое выражение глаз, румяные ли щеки – этого я не знаю. Я и знакомых теперь узнаю с большим трудом – по форме лица, носа и посадке глаз. Но зато вижу внутренние органы, кости… – Я заметил, как генерал подобрался, принюхался, не пахнет ли спиртным, а затем поглядел на меня как на ненормального. Поэтому я быстро добавил: – Вижу у вас следы от перелома ребер и металлическую вставку на правой ключице. Вижу ваш письменный стол насквозь и шкаф. В столе…
– Стоп, – сказал генерал и положил ладонь на стол, словно хотел его прикрыть. – Ну-ка объясни.
– Не могу объяснить, – вздохнул я. – Просто вместо световых волн я вижу звуковые. Так получилось…
– А нукась, – крякнул генерал, вынимая из ящика стола дискетку. – Что на этой дискете записано?
– Леонид Юрьевич, вы не поняли. – Я вздохнул. – Дискеты читать не умею. Я не экстрасенс, не фокусник и не больной на голову. И не белая горячка у меня. Просто… заболевание такое. Неизвестное науке. Вижу только то, что для звуковых волн прозрачное. То есть – все…
– Так… – Генерал задумчиво чесал подбородок, размышляя, как следует ко мне относиться. – Ну… а что у меня в верхнем левом ящике стола? – дал он мне шанс.
– В верхнем левом ящике стола у вас… – Я глотнул. – Не пойму. То ли…
– Не поймешь? – прищурился генерал, словно уже уличил меня во вранье.
– Не пойму: то ли бублики такие маленькие, то ли баранки такие большие…
Генерал обескураженно выдвинул ящик, достал пакет и стал внимательно изучать ценник.
– Изделие хлебобулочное, – пробормотал он удивленно, – читай!
Он развернул ко мне пакет тем местом, где, видимо, была этикетка.
– А вот читать я больше не могу, – вздохнул я и, увидев его непонимающий взгляд, пояснил: – Если б вы из баранок слово какое-нибудь выложили… Или из картошки… – Я оглянулся. – Вот стенку видите? Под самым подоконником, где батарея, но чуть левее? Там под слоями штукатурки, где цементом заливали, из камушков выложено "ДМБ-78"… Какие-то идиоты из стройбата, которые здание строили, себя увековечили. Можете расковырять штукатурку, проверить…
Леонид Юрьевич долго и печально смотрел в сторону окошка, словно тоже видел эти камушки сквозь штукатурку.
– А здесь ты, брат, сильно привираешь, – произнес он очень медленно и очень задумчиво, – не 78, а 73. И не идиоты из стройбата, а инженерный взвод…
– По-моему, все-таки 78… – Я направил фонарик на стенку.
– В семьдесят восьмом, – строго сказал генерал, – я уже после дембеля и на сверхсрочной послужил, и училище окончил, и высшие офицерские, и майора получил… А ну-ка, ну-ка? Что это у тебя за штука на шее?
– Ультразвуковой фонарик. Пищит.
В это время в кабинет постучался рослый парень.
– Вот это наш новый программист? – с порога спросил он.
– Не-е-е, это не пойми кто… – задумчиво покачал головой генерал. – Никита, собери-ка наших техников и вызови Палыча из госпиталя, пусть окулиста прихватит и кого-нибудь из хирургов…
– Э! – Я испуганно вскочил.
– Спокойно, спокойно, – помахал рукой генерал. – Никто тебя резать не будет. Обследуют, посмотрят. Надо ж понять, что за черт побери?
Обследовали меня часа три, я уже сам был не рад, что ввязался в эту историю. Хотя идея хорошенько обследоваться у врачей не покидала меня с того момента, как это все началось. Но не идти же к терапевту в районную поликлинику? А тут тебе под боком неплохой военный госпиталь… Единственное, что я им не объяснял, – как и почему это началось. Отмалчивался: мол, не помню, напился, проснулся в лесу и вижу, что вижу… Ну, сами посудите, зачем мне еще полное обследование психиатра?
Сначала мне, разумеется, не верили, и пришлось показать пару фокусов. Тут сбежался, по-моему, весь госпиталь и вообще все до последнего слесаря. Меня и прослушивали, и просвечивали, и на рентген водили, и чего только не делали. Затем физики отобрали меня у медиков и увели в свою лабораторию, заваленную приборами. По большей части – допотопными, но были там и очень любопытные штуки. Физики чесали в затылках и ставили эксперименты, из которых самый простой был – найти спрятанную вещь. Отдельно и очень подозрительно исследовали фонарик, пока я не доказал, что эта штука лишь слегка помогает мне с мелочами, но я прекрасно вижу и без нее. Я был уже на сто процентов уверен, что они все поняли. По крайней мере на меня никто не смотрел с подозрением – наоборот, больше не спорили со мной, согласно кивали, когда я объяснял и показывал, а затем переглядывались и лишь удивленно пожимали плечами…
Наконец я снова очутился в генеральском кабинете. В сопровождении местного светила физики – бородатого дядьки, который представился Кузьмой. И местного светила науки – я так понял, это и был Палыч. И плюс местный компьютерщик – мой несостоявшийся начальник Никита. Но он уже давно молчал.
– Значит, так, – бодро начал Палыч, потирая свои пухленькие ладошки. – Что касается глаз: есть следы, есть следочки! След от ожога сетчатки на обоих глазах! Но не фатальный, нет. Видеть бы он с этим мог. А вот рефлексы… Рефлексы отсутствуют! Зрачок овальной формы, на свет не реагирует, будто глаза оторваны от мозга! А это не симулируешь. Так что глаза у него действительно ничего не видят, факт.
– Так, – хмуро кивнул генерал. – А чем же он видит? Задницей, что ли?
– Почти! – обрадовался Палыч и хихикнул. – Задери майку! Майку задери!
Я уже начал понимать, что меня здесь за человека не считают.
– А ну держи себя в руках! – рявкнул я на Палыча обиженно. – Морскими свинками будешь командовать в госпитале! А я, между прочим, человек.
Палыч смущенно кашлянул и потупился.
– Ну-ну… – миролюбиво протянул генерал. – Саша, не надо нервничать, мы ж не враги тут собрались… Пожалуйста, покажи, что у тебя под майкой.
В который раз за сегодняшний день я нехотя задрал майку.
– Тощщий какой, – заявил генерал. – А больше ничего не вижу.
– Вот оно! – Палыч стал водить пальцем. – Здесь мы наблюдаем что? Мы наблюдаем на коже живота и груди едва различимое овальное пятно – вот, вот оно начинается, где пальцем показываю, вот граница! – овальное пятно темноватого оттенка и непонятного генеза. Напоминает пигментный след от солнечного загара. В коже изменений нет – ровная, эластичная. Но… – Палыч обиженно на меня покосился. – Пробу ткани он взять не дал. Больно ему там, щекотно ему…
– Не понял, – сказал генерал. – Ну пятно, ну и?..
– Он им видит, этим пятном! – оживленно подхватил физик Кузьма. – Если, конечно, не брешет…
– Он не брешет, – покачал головой генерал и украдкой оглянулся на штукатурку возле батареи.
– Да не может такого быть! – с жаром заявил Кузьма. – Это сказки! Миф!
– Но он же видит, – напомнил генерал.
– Не может он видеть звук! – Кузьма начал загибать пальцы. – Во-первых, если бы он видел звук, то все предметы представлялись бы ему зеркальными. Потому что любой предмет звук хоть немного, да отражает. Даже куски поролона! А они – по его словам – разноцветные.
– Куски поролона? – удивился генерал.
– Предметы! – со значением поднял палец Кузьма. – Разноцветные!
– В зависимости от освещения, – мрачно вставил я. – В смысле – от высоты звука…
– Вот! – Кузьма многозначительно перевел палец на меня. – Брешет! Мы проверяли: воду он видит всегда синей. И в ультразвуке, и в инфразвуке, и на частоте музыкального камерто…
– Не вру! – обиделся я. – А действительно вижу любую жидкость синей. А человеческое лицо – всегда желтым. А почему – не знаю! У меня даже моча, пардон, синяя.
– Мочи мы набрали! – похвастался Палыч. – Нормальная моча, хорошего кукурузного цвета! Завтра биохимия будет готова…
– И?.. – сухо спросил генерал.
– Далее! – Кузьма энергично загнул второй палец и потряс кулаком. – Есть принцип звуковой локации, согласно которому невозможно различить объект, если он меньше половины длины звуковой волны!
– Поэтому я и пользуюсь фонариком! – вставил я.
– Нет, брат! – покачал головой Кузьма. – Не проведешь! – Он повернулся к генералу. – Мы измеряли: он и без фонарика различает предметы куда лучше, чем можно было бы ожидать в тех звуковых диапазонах, в которых мы в лаборатории…
– Да вижу! – разозлился я. – И плевал я на вашу физику! Вижу, и все тут!
– Действительно, – удивился генерал, – различает же?
Кузьма помахал рукой, где два пальца уже были загнуты, а остальные торчали врастопырку.
– Сколько пальцев? – строго спросил он меня.
– Три, – сказал я.
– Вот! – Кузьма торжествующе обвел взглядом комнату. – А такие мелкие детали в звуковых волнах неразличимы.