Мужчина, прыгнувший с дока на судно, быстро исчез с нижней палубы. Вскоре он поднялся по трапу наверх. Очевидно, он хотел попасть в рулевую рубку.
В этот момент дождь прекратился.
Сирано выглянул за дверь и разрядил пистолет в человека, бегущего по палубе. Тот скрылся за выступом надстройки; затем, высунув голову, выстрелил в Бержерака. Пуля застряла в ступеньке трапа.
Француз повернулся и бросил взгляд назад. Вертолет стоял на взлетной площадке, Джон и три десантника уже находились внутри, еще четверо из его отряда бежали по палубе к рубке. Он опустил заднее стекло и махнул им рукой. Люди остановились, на их потных грязных лицах расцвели улыбки. Помахав ему в ответ, они повернули обратно к вертолету.
В дальнем конце взлетной палубы за крышкой люка засела группа, продолжавшая вести огонь по машине. Но им приходилось стрелять против ветра, и пластиковые пули падали на палубу, не достигая цели. Сирано не видел стрелков, но ему показалось, что их не более трех-четырех человек. Вероятно, в машинном отделении и на нижних палубах было еще десятка полтора.
Вдруг судно задрожало. Огромный столб дыма взметнулся неподалеку от рулевой рубки, и сразу же грохнул второй, более мощный взрыв у правого борта. В воздух полетели деревянные обломки. Они дождем падали обратно на палубу, на вертолет, в воду. Когда рассеялся дым, рядом с правым гребным колесом открылась огромная дыра.
Сигнальные лампочки потухли, но сработала аварийная система, и пульт вновь ожил. Однако двигатели заглохли; судно начало медленно разворачиваться носом к правому берегу. Сейчас оно ляжет в дрейф, но пока это ничем не грозит. Течение пронесет корабль много миль, прежде чем он врежется в берег.
Стьюртевен вышел из вертолета, жестами показывая Сирано, чтобы он поторопился.
У правого борта верхней палубы появилось четверо десантников; еще двое поднимались снизу по трапу. Сирано разразился ругательствами. Неужели из команды подрывников выжили только они?
Дым взрыва поднимался из люка, откуда стреляли по вертолету. Сирано увидел, как упал один из его людей, и сразу же раздался залп заградительного огня. Под его прикрытием двое подхватили упавшего и оттащили в сторону. Один из них тоже упал. Его подняли двое других. Кто-то из парней был ранен и ковылял, опираясь на плечо товарища; тот, сгибаясь под тяжестью, тянул его к вертолету.
Сирано выглянул с другой стороны рубки. Этот настырный тип, прыгнувший с дока на борт, уже был совсем рядом. Сунув за пояс разряженный пистолет, француз потянул шпагу. Внезапно он уловил какое-то движение на ступеньках ведущего в рубку трапа. Кажется, один из его парней… из тех, кого он счел мертвыми.
Сирано не колебался ни секунды. Да, он получил приказ бросить убитых, но никто не говорил, что можно оставлять раненых! Он бы посчитал это подлостью!
Француз стремительно ринулся по трапу, перескакивая через несколько ступенек, съезжая на руках по поручням. Он приподнял Тсаукаса за плечи, голова парня упала, он дернулся.
Сирано стоял перед ним на коленях.
- Не волнуйтесь, мой друг, я с вами!
Тсаукас захрипел и опрокинулся в лужу крови.
- Мордье! Черт побери!
Он пощупал пульс.
- О, дьявол!
Парень был мертв. Но неподалеку лежало двое других… может быть, они… Но бросив на тела беглый взгляд, он понял, что ошибся, - жизнь в них уже не теплилась.
Сирано встал, его рука потянулась к кобуре. Этот шустрый парень добрался и сюда! Храбрец, вероятно, но слишком назойливый. Почему бы ему не прыгнуть в воду и уберечь Сирано от греха убийства?
- А-а-а-а!
Обойма пуста, он же забыл зарядить пистолет! И нет времени схватить другой, оброненный мертвецом… Ладно, ему хватит шпаги, чтобы прикончить этого наглеца. Придется Бойнтону подождать еще немного.
- Ан гардэ! Защищайтесь!
Противник был ниже его, но жилистый и плотный, как рукоять боевой секиры, широкоплечий, с сильными мускулистыми руками. Лицом он походил на арабского корсара - резкие черты, тонкие губы, быстрый взгляд темных глаз, хищный оскал…
Сильные запястья, подумал Сирано, с такими он стал бы прекрасным саблистом. Правда, к силе еще нужна и голова. А вот на рапирах ему не фехтовать. Тут главное быстрота, а не мощный удар.
Но уже после первых секунд схватки француз понял, что никогда не встречался с подобным противником. Его удары, выпады и уколы парировались блестяще. К счастью, парень не обладал достаточной реакцией, но Сирано было ясно, что он встретил настоящего мастера. К тому же, наглец сохранял полное самообладание и бесстрашно улыбался, прикрывая маской лихого удальца точный расчет; малейший промах грозил французу смертью.
Время работало на этого смуглого человека. Ему некуда было торопиться - он мог фехтовать бесконечно, а Сирано следовало спешить к вертолету. Конечно, Бойнтон знал, что он жив; пилот видел его только что в окне рубки. Станет ли он ждать или решит, что Сирано мертв? Улетит ли он или пошлет кого-нибудь на розыски? Раздумывать было некогда. Этот парень отбивал все его выпады, упорно загоняя в угол. Клинки с лязгом скрещивались, сверкала сталь.
А! Он сменил ритм! Однажды выбранная ритмичность давала противнику возможность установить определенную последовательность ударов. При ее нарушении даже опытный фехтовальщик может замешкаться и пропустить очередной выпад.
Кажется, он все еще недооценивал этого типа. Ему пришлось прибегнуть к двойному финту клинком, и лишь этот маневр спас его от серьезной раны - только кончик лезвия задел правую руку Сирано. Он шагнул назад и сделал выпад. Противник отбил удар, но с трудом, - на его руке тоже проступила кровь.
- Вам принадлежит честь первой крови, - произнес Сирано на эсперанто. - Несомненно, большой успех для вас. Со мной такого еще никому не удавалось.
Вступать в разговор во время поединка с риском потерять дыхание - чистый идиотизм. Но Сирано хотел узнать, кто его соперник. Такие мастера не рождаются каждый день.
- Как вас зовут?
Смуглый человек не ответил. Возможно, он считал, что его клинок скажет сам за себя. Он острее, чем язык рыночной торговки.
- Обо мне вы могли слышать - Савиньен де Сирано де Бержерак.
Усмешка соперника стала еще свирепей, и он усилил натиск. Громкое имя не произвело на него впечатления. Он не желал тратить времени на пустую болтовню. Впрочем, весьма возможно, он никогда и не слышал имени Сирано де Бержерака.
Внезапно с палубы долетел чей-то крик. То ли звук отвлек внимание противника, то ли его все-таки потрясло громкое имя врага, но на миг он приоткрылся. Приемом Жарнака Сирано всадил ему клинок в бедро и получил в ответ чувствительный укол в предплечье. Шпага выпала у него из рук, и в тот же момент противник рухнул лицом вниз. Он попытался приподняться, но кровь заливала ему ноги.
Услышав грохот шагов, Сирано резко обернулся. К нему бежали Стьюртевен и Кейбел, с пистолетами наготове.
- Не стрелять! - закричал он.
Оба остановились, держа незнакомца под прицелом. Левой рукой Сирано поднял свою шпагу. Правая мучительно ныла, кровь хлестала, как вино из пробитой бочки.
- Если бы нас не прервали, матч мог кончится по-иному, - сказал Сирано.
Лежащий человек, по-видимому, испытывал сильную боль, но лицо его не дрогнуло. Темные глаза горели зловещим огнем, и Сирано казалось, что перед ним поверженный дьявол.
- Бросьте вашу шпагу, сэр, я перевяжу вашу рану.
- Пошел ты к черту!
- Прекрасно, сэр. Тогда желаю вам скорейшего выздоровления.
- Пошли, Сирано, - позвал его Кейбел.
Впервые Сирано явственно услышал выстрел - он долетел с кормы, из люка. Корабельная команда вновь пробивала себе путь к вертолету.
- Они уже предприняли несколько атак, - продолжал Кейбел. - Нам придется бежать к вертолету под обстрелом.
- Ну что же, Ричард, - Сирано показал на рацию, висевшую на поясе Стьюртевена, - почему бы вам, мой друг, не вызвать Бойнтона сюда? Мы спокойно поднимемся в машину.
- Точно! Мне надо было и самому догадаться!
Куском ткани, отодранной от полы, Кейбел перевязал раненую руку француза. У лежавшего на полу незнакомца смуглое лицо выцветало, серело; широко раскрытые глаза тускнели, утратив выражение свирепости.
Рядом с ними на палубу сел вертолет. Прежде чем подняться в кабину, Сирано шагнул к своему поверженному сопернику и наступил на его шпагу, опасаясь, что тот схватится за оружие. Но он даже не шевельнулся, пока Сирано наскоро бинтовал его рану. - Скоро здесь будут ваши и сделают все, как следует… Я могу оказать вам лишь первую помощь… - Сирано задыхался от усилий.
Он подошел к вертолету, влез в кабину и тяжело опустился на ближайшее сиденье. Бойнтон резко поднял аппарат, не успев даже захлопнуть люк, и начал разворачивать его к верховьям. Позади Сирано полулежал в кресле совершенно голый Джон.
- Прикройте его. И свяжите руки и ноги, - приказал француз.
Он посмотрел на корабль. По посадочной палубе металось человек двадцать. Откуда они взялись? Люди беспорядочно палили вверх, огоньки выстрелов вспыхивали светящимися облачками, но причинить вред не могли - вертолет уже поднялся ярдов на тридцать. Интересно, догадывались ли они, что их капитан здесь, в кабине?
Что-то сильно ударило его по затылку. Он осел в кресле, погружаясь в серую муть беспамятства, едва различая чьи-то голоса, крики… Перед ним поплыли странные, искаженные образы прошлого: уродливое лицо его школьного учителя, смутный силуэт деревенского кюре. Этот грубый мужлан поколачивал своих учеников, прикладывался палкой и к его спине. Лет в двенадцать Сирано, придя в неистовство, напал на священника, свалил с ног и отдубасил его же собственной палкой… Раздувшиеся, гротескно искаженные лица надвигались и уплывали. Понемногу он стал приходить в себя и расслышал крики.
- Невероятно! Он сумел удрать! - голос Бойнтона.
- Он врезал мне, локтем под ребра, а Сирано стукнул по голове, - взволнованно частил Кейбел.
Вертолет повернулся, слегка накренившись, и Сирано разглядел сквозь открытую дверцу судно. Отблески бортовых огней скользнули по палубе, осветив распластанное обнаженное тело короля. Он молотил кулаками по настилу, пытаясь приподняться. Эта картина промелькнула мимолетным кадром, и все скрылось во мгле.
- Ему не выжить! - воскликнул Бойнтон. - Любой, свалившись с высоты ста футов, переломает все кости!
Повернуть назад, чтобы убедиться в его смерти, слишком рискованно. Их противники могли пустить в ход не только пистолеты, но и ракетные установки, а их снаряды были опасны на любой высоте.
Бойнтон, однако, оказался парнем не из пугливых. Разъяренный исчезновением пленника, он вновь повернул к судну. Не долетев сотни ярдов до кормы, вертолет завис в воздухе. Правую ракетную батарею охватило пламя, над ней взвивались клубы дыма. Палуба была завалена телами, и частями деревянной обшивки.
- С ними покончено! - выдохнул Бойнтон.
- Может быть, разнести их подчистую? - предложил Стьюртевен.
- Чем? Пулеметами? - спросил Сирано. - Нет, лучше убраться отсюда. Если выжил хоть один из команды, он может пустить в ход оставшуюся целой ракетную установку и разнести нас. Мы и так провалили дело.
- Не согласен, - возразил Бойнтон. - Да, мы не можем забрать труп Джона, но он же мертв! И корабль поврежден так, что восстановить его непросто.
- Вы полагаете, Джон умер? - усмехнулся Сирано. - Хочется верить… Но я не стал бы делать рискованных утверждений, пока не увижу его останки собственными глазами.
67
Чертыхаясь и скрипя зубами от боли, пятеро на "Жюле Верне" осматривали раны друг друга. У троих были повреждены ребра; трещины или переломы - сказать мог только врач. Фригейт отделался растяжением мышц. Фарингтон и Райдер ощупывали свои окровавленные носы, к тому же у Мартина мучительно ныло колено. Погас проехал лицом по полу; у него была сорвана кожа на лбу, и рана сильно кровоточила. Один Нур остался невредим.
Но у них не было времени привести себя в порядок - взлетевший вверх шар то относило к Реке, то снова бросало к горам. Грозовые тучи исчезали со скоростью удирающего от полиции громилы. К счастью, система освещения аэростата не пострадала, и Мартин принялся осматривать приборы. Нур, вооружившись фонарем, проверил все патрубки, обмазывая их герметизирующей пастой. Вновь осмотрев их сквозь лупу, он сообщил, что утечки газа нет - пузырьки в соединениях не показывались.
Фарингтон отнесся к его словам скептически.
- Ну да! Слишком уж нам везет! Вот сядем и выпустим газ, тогда и поглядим, как обстоят дела.
- Мы останемся в воздухе до тех пор, пока шар сохраняет подъемную силу, - возразил Фригейт. - Не думаю, что нам удастся сесть, пока нас несет северный ветер. К тому же при посадке мы рискуем потерять аэростат - кто знает, как к нему отнесутся местные жители. Стоит попасть к каким-нибудь дикарям, и наша песенка спета.
"Жюль Верн" летел над долиной, ветер нес его на северо-восток. Они продолжали подниматься. Фригейт, встав на вахту, сверился с альтиметром, - шар достиг шестнадцати тысяч футов. Чтобы прекратить подъем, он стал понемногу выпускать из оболочки водород. Аэростат резко пошел вниз, и ему пришлось включить горелку. Им нужно было удержаться на высоте шести-семи тысяч футов; это давало возможность экономить газ и минимально пользоваться горелкой.
Хотя Фригейта сильно мучили боли в шее и плече, он чувствовал себя счастливым. Им удалось взлететь и вырваться из туч! Поистине счастливое спасение! Судьба оказалась благосклонной к воздушным странникам.
Стоя у нагревательной колонки в холодном свете звезд и отблесках лампочек, едва тлевших над шкалами приборов, Фригейт вдруг с пронзительной остротой ощутил их безмерное одиночество в темных небесах этого мира. Но переполнявшая его радость была сильней. Аэростат, творение его рук и ума, уже преодолел три тысячи миль - на Земле это считалось бы рекордом.
Подумать только - такое путешествие совершено пятью неопытными любителями! Кроме него, никто из них не поднимался в воздух, да и он сам… Если говорить откровенно, семьдесят часов, которые он налетал на воздушных шарах за свою прошлую жизнь, не сделали из него ветерана аэронавтики. Тут он уже провел в воздухе больше времени, чем прежде, на родной планете.
Команда, совершившая подобный перелет, на Земле вошла бы в анналы воздухоплавания. Там их ожидала бы слава - интервью, банкеты, лекции и, как заключительный апофеоз, книги воспоминаний, фильмы… Да, там им воздали бы королевские почести!
Но здесь о них узнают немногие, и большинство из них даже не поверит в случившееся. А если им суждено погибнуть, то и те, кто мог бы поверить, останутся в неведении.
Он открыл дверцу. В небе сверкали звезды, внизу змеей извивалась Река. Молчали звезды, молчала Река - все замерло, застыло, как уста мертвеца. Какое мрачное сравнение! Ну, хорошо, - как крылья бабочки!
В памяти всплыли картины летних дней на Земле в пору его детства. Зеленеющие поля, темные бугристые стволы дубов и вязов, пестрые цветы их сада… Особенно был хорош подсолнечник - высокий желтый подсолнечник! А пение птиц! А вкусные запахи, наполнявшие кухню - ростбиф, мамин вишневый пирог! А папина игра на рояле!
Он вспомнил одну из любимых песенок отца. Прошло без малого сто лет - Боже, какая тьма времени! - но звуки музыки и низкий баритон до сих пор звучали у него в ушах. В его душе разгорался свет, подобный отблеску далекой звезды, манящей к неясной, но столь желанной цели.
Звезда вечерняя в высоких небесах,
Какой покой в твоих серебряных лучах,
Когда стремишься ты неведомо куда,
Звезда вечерняя, блаженная звезда,
Сияй, сияй, звезда божественной любви!
И наши души оживи и обнови
Мечтой любви, чтобы с тобой взойти туда,
Звезда вечерняя, блаженная звезда.
Внезапно он разразился слезами. Он оплакивал все бывшее и несбывшееся, светлые и темные страницы своей жизни, - все, что случилось, и все, чего не должно было случиться.
Осушив слезы, Фригейт принялся за дело - проверил показания приборов и разбудил маленького мавра. Нур сменил его на вахте. Питер завернулся в покрывало, но боли в шее и спине не давали покоя. После напрасных попыток уснуть, он окликнул Нура. Они вступили в беседу, которая шла между ними годами - денно и нощно.
68
- В некоторых аспектах, - говорил Нур, - Церковь Второго Шанса и учение суфи совпадают. Сторонников Церкви, однако, подводит терминология - часто в понятия суфизма они вкладывают совсем другое содержание.
- Конечно, цель сторонников Церкви и суфиев - одна. Если отвлечься от разного понимания терминов, то можно сказать, что те и другие стремятся к поглощению индивидуальной личности Мировой Душой. Это может быть Аллах, Бог, Создатель - называйте Его как хотите.
- Означает ли это уничтожение человеческой личности?
- Нет, лишь поглощение. Уничтожение есть разрушение. При поглощении же душа индивидуума, его "ка" или "брахман", становится частью всеобщей Мировой Души.
- Значит ли, что в этом случае личность утрачивает самосознание, собственную индивидуальность, что она теряет представление о собственном "я"?
- Да, но она становится частью Высшего "Я". Разве можно сравнивать утрату осознания себя как личности с приобщением к Божественной Душе?
- Меня это ужасает… По-моему, это - смерть. Если ты больше себя не осознаешь, значит, ты умер. Нет, не могу понять, почему буддисты, индуисты, суфии и Церковь считают это желанной целью.
- Вы правы, без самосознания человек мертв. Но если бы вам удалось испытать восторг, который ощущают суфии на каждом этапе самосовершенствования, вы отнеслись бы к этому иначе.
- Да, пожалуй, - согласился Фригейт. - У меня был опыт мистических откровений. Даже трижды.
- Впервые это случилось со мной в возрасте двадцати шести лет. Я работал на сталелитейном заводе, в литейном цехе. Кран подавал туда стальные болванки - прямо из форм плавильных печей. После обдирки охлажденные болванки поступали в чаны, где они повторно нагревались, и затем шли в прокат. Я работал у чанов и воображал, что болванки - это спасенные души, затерянные до того в пламени чистилища. Их калили в этом пламени, потом бросали под прессы, где им придавалась форма, угодная небесам. На прокатном стане их обжимали, выдавливая всю грязь, все вредные примеси. Оттуда они выходили с новой, очищенной душой…