Глава 19
- Если ты согласишься на мои условия, я отдам тебе этих людей! - прокричал Мюрель. - Но если дело дойдет до осады, мои ребята прибьют этого святошу к его собственному кресту. О женщине я даже не говорю. Ты сам можешь догадаться, что ее ожидает!
Он подал знак, и пленников увели в темноту.
- Я жду твоего ответа на рассвете, Блэк. Сладких тебе сновидений.
Ричарда охватила ярость. Он хотел приказать лучникам расстрелять Мюреля. Его люди не промахнулись бы с такого расстояния, и смерть главаря могла бы настолько деморализовать захватчиков, что они передумали бы начинать штурм или осаду.
Но тогда Борбича и Филлис подвергли бы пыткам. Пока Мюрель жив, у них останется какая-то надежда, а у Блэка появится время для укрепления обороны.
Он взглянул на капитана лучников, покачал головой и направился к лестнице. На втором пролете его догнала Анн.
Она положила руки на его плечи, и Блэк ощутил волну желания. Факел освещал прекрасные изгибы ее тела. Карие глаза лучились негой и страстью. Внезапно Блэк почувствовал стыд и негодование. Он не мог позволить себе это влечение, пока Филлис находилась в опасности.
- Ах, Дик! Мне так ее жаль, - прошептала Анн. - Бедняжка Филлис. Страшно подумать, что ее ожидает. Я догадываюсь, что они с ней сделают.
- Я тоже догадываюсь, - проворчал он. - Но если я сейчас начну ее жалеть, то просто сойду с ума. Какие бы мучения ни ожидали Филлис, они не продлятся долго. Смерть унесет ее в другую часть долины, и она больше никогда не увидит Мюреля.
- Но тогда Филлис навеки потеряет тебя. Это будет для нее величайшей пыткой. Она даже может сойти с ума от горя.
- Да, разлука сделает ее несчастной, - ответил он и почувствовал, как задергались уголки его губ. - Но она быстро придет в себя. Старая любовь забудется. Филлис найдет другого мужчину - возможно, более достойного, чем я. У вас же всегда так: с глаз долой - из сердца вон. А чем она отличается от других женщин?
- В общем-то, ты в точности повторяешь мою собственные слова. Но когда я слышу их из твоих уст, они звучат просто омерзительно.
- Значит ты не веришь в свою философию, - сказал Блэк. - Ладно, оставим этот разговор. Сейчас не время для пустой болтовни. Я хочу вырвать Филлис из рук Мюреля или, если это мне не удастся, позаботиться о том, чтобы его люди не надругались над ней.
- Ты хочешь сказать, что сам убьешь ее?
- Да, я это и хотел сказать.
Холодно кивнув ей, он направился к Чарбрассу, который заканчивал установку пневматической катапульты. Тот затягивал болты, лежа под лафетом массивного орудия. Инженер даже не поднял головы, когда у его ног остановилась тень Блэка. Однако он знал, кто стоял перед ним, и, наверное, догадывался, о чем хотел спросить его Ричард.
- Джейрус, меня не было на последнем испытании машины. На какое расстояние она может выстрелить?
Чарбрасс выбрался из-под лафета и отложил в сторону гаечный ключ.
- Она может добросить двухсотфунтовый камень до края Базарной площади.
- Мне кажется, Мюрель не знает, что у нас есть катапульта, - сказал Блэк. - Иначе его люди не бродили бы так беспечно по площади. Хотя, возможно, он намеренно провоцирует нас, желая выяснить дальнобойность и скорострельность орудия. И все-таки я склоняюсь к мысли, что ему не известно о нашей катапульте.
Блэк осмотрел боевую установку, которая покоилась на приземистой платформе. Ее короткий толстый рычаг с массивным ложем мог обеспечивать угол броска от тридцати до сорока пяти градусов. Механизм взвода, обильно смазанный маслом, приводился в действие паровыми поршнями. Под небольшим котлом горел огонь, но Чарбрасс пока не поднимал давление. Предчувствуя длительную осаду, они экономили запасы воды, насколько это было возможно.
- Я рад, что мы установили эту штуку в Замке, а не на "Комете", - сказал Блэк. - В противном случае Мюрель использовал бы ее для осады нашей крепости.
На лице Чарбрасса засияла веселая улыбка. Из всех защитников замка только он, казалось, ни о чем не волновался. Заметив негодование Блэка, инженер виновато развел руками и сказал:
- Ты, наверное, думаешь, что мне безразличны твои страдания и судьба Филлис. Но это не так. Мне жаль и тебя и ее. Я слышал твой разговор с Мюрелем и беседу с Анн. И ты, конечно, прав, говоря, что муки Филлис не продлятся долго. Однако я представляю, что творится сейчас в твоей душе. Ты стараешься скрывать от нас свои эмоции, но это опасная ошибка. Подавив простые человеческие чувства, ты ведешь себя как невозмутимый герой. Такая двойственность может стать постоянной. Твой надуманный образ выйдет из-под контроля, и когда он овладеет тобой, ты потеряешь целостность и превратишься в жалкий обломок.
Тебе не следует поступать так, Дик. Это не поможет ни Филлис, ни другим. Ты изменился к лучшему за годы, проведенные в долине, и то, что дремало в твоем сердце, наконец-то вырвалась наружу. Тебя преобразила любовь к Филлис, хотя, возможно, ты думаешь, что любишь Анн де Сельно. Твое стремление добраться до истоков Реки…
- Послушай, Чарбрасс, - взревел Блэк, - какое тебе до этого дело? Ты выбрал плохой момент, чтобы выворачивать наизнанку тайники моей души. Сказать по правде, я не ожидал от тебя подобных нравоучений. Мы знаем друг друга двенадцать лет, и вдруг ты начинаешь говорить со мной так, будто мудрость веков забила из тебя фонтаном.
Инженер улыбнулся и поднял ладони вверх в жесте шутливого смирения.
- Эта долина является адом, и я проклятый человек, - ответил он. - Люди похожи на маленькие дамбы, и им время от времени требуется сбрасывать воду. Иначе их попросту прорвет.
- Ты странный малый, - сказал Блэк. - Я всегда это чувствовал, но теперь твоя странность стала слишком очевидной. Неужели на тебя так повлияли события последних дней?
- Тебе осталось назвать меня истериком, и диагноз будет поставлен, - с усмешкой произнес Чарбрасс.
Он снова склонился к раме катапульты и принялся за работу.
- Интересно, насколько ты типичен для своего времени? - не унимался Блэк. - Я встречал одну женщину из двадцать первого века, но она совершенно не походила на тебя.
Чарбрасс не ответил, и Ричард, раздраженно фыркнув, отправился проверять посты. Он, пожалуй, впервые удивился тому, что так мало знал о человеке, рядом с которым прожил столько лет. И это вопреки его врожденной любознательности, вопреки тому, что от Чарбрасса он получал огромное количество информации по истории, философии, антропологии и психологии. Инженер охотно делился своими знаниями, но почти ничего не рассказывал о себе. О его личной жизни Блэк имел лишь несколько отрывочных сведений.
В свое время Филлис тоже отмечала это, но, по ее словам, Чарбрасс являлся продуктом своей эпохи. Его скрытность объяснялась особой средой обитания и специфическим воспитанием.
"Ты должен понять, что он не привык к большим и открытым пространствам, - говорила она. - В его время Земля еще оставалась радиоактивным кладбищем. И он провел свое детство на Марсе, под куполами тесных и перенаселенных городов".
Блэк вспомнил, как потом их беседа перешла на исторические события двадцать первого века. Филлис рассказала ему о бомбовых ударах, которые уничтожили всю жизнь на Земле; о миллионах людей, улетевших на Марс с надеждой вернуться на родную планету. Уровень радиации был смертельно высоким. Им предстояли долгие годы ожидания и тяжелейшей борьбы за выживание вида.
"И эти блудные дети вернулись?" - спросил он ее.
"Не знаю. По какой-то причине регистрация телесных матриц прекратилась, и люди из второй половины двадцать первого века не возродились в этом мире. По крайней мере, я о них не слышала. Чарбрасс воскрес почти у самого устья Реки. Но он тоже не встречал людей из той эпохи".
Пока Блэк спускался по лестнице, его мысли перескочили на другую тему. Он вспомнил рассказы очевидцев, которые побывали у устья Реки. По их словам, это место напоминало им вход в чистилище. Могучие и крутые скалы сужались в узкий и темный проход. Бушующие воды мчались по порогам и срывались вниз цепочкой водопадов, которые скрывала за собой пелена густого тумана. Многие смельчаки уплывали туда на лодках. Однако все они нашли покой на дне неистового потока. Устье Реки окутывала тайна, не менее загадочная, чем дальнейшая история Земли.
"Но есть еще истоки! - подумал он с внезапным ликованием. - И несмотря на трудности к ним можно пройти по суше!"
Какой-то человек отыскал туда путь и вернулся с чудесным рассказом. На далеком острове он увидел огромную башню из белого металла, которую приоткрыл гигантский оползень. Башня походила по форме на грааль, а остров располагался на середине озера, в которое вливалась самая длинная из всех существовавших рек.
"Озеро и Большой Грааль. Туман и истоки. Экспедиция, которая удивит человечество!"
Блэк знал все о поисках древних и потерянных озер, которые давали жизнь могучим рекам Земли. Однажды он сам искал такое озеро, однако по прихоти судьбы пришел лишь к началу небольшого притока. Он так и не увидел колыбель великого Нила. И вот теперь, на берегу другой реки, Ричард мечтал отыграться за прежние неудачи. Он решил пройти по всем изгибам русла и, вопреки бесчисленным препятствиям, увидеть Большой Грааль и темное ущелье, из которого с ревом вытекала праматерь всех рек. А потом Блэк хотел найти дорогу к Большому Граалю и к тайнам этого мира, с его высокими горными хребтами, быстрой сменой дней и ночей, горячим желтым солнцем и звездами, чье сияние напоминало праздничный салют. Он хотел разобраться со всеми этими граалями и воскрешениями, с повседневным появлением напитков и еды, с вездесущими "как", "почему", "откуда" и "куда"…
- Ты идешь? - раздался голос.
Блэк вздрогнул от неожиданности. Взглянув на Анн, он подавил проклятие, чуть не сорвавшееся с языка, и нарочито спокойно ответил:
- Совершаю последний обход перед сном. Через два часа наступит рассвет, и вряд ли я потом найду время для отдыха.
- Если бы здесь никого не было, я поцеловала бы тебя жарко-жарко, - прошептала Анн. - Но, к сожалению, мы тут не одни, и поэтому я перейду к своей маленькой проблеме.
- Какой?
- Доктор Уинтерс назначил меня старшей по надзору за санитарией. Однако мне не понятно, как мы будем избавляться от мусора. Во время осады нам уже не удастся выносить помои на холмы, как это делалось прежде. Но если мы будем выливать их в окна, то вскоре сами задохнемся от вони.
- Пусть все это дерьмо соберут в один большой мешок, - ответил Блэк. - Утром мы катапультируем его в реку. Или может быть пальнем им по врагам. Это, конечно, не принесет Мюрелю большого вреда, но доставит нам минуту удовольствия!
Представив результат подобного обстрела, они весело засмеялись.
- Почему бы тебе не лечь в моей комнате? - предложила она. - Там тебя никто не побеспокоит, и ты хорошенько отдохнешь. Спи, мой храбрый герой, а я буду делать свою грязную работу.
- Спасибо, Анн, но я хочу лечь у катапульты. Мне надо быть поближе к сигнальщикам и дозорным.
Француженка нахмурилась.
- Вот именно это мне и не нравится в ваших мужских забавах. Если бы не эти игры в солдатиков, ты спал бы сейчас со мной.
- Ты называешь войну игрой? Ты считаешь смерть людей забавой? Изнасилование женщин, пытки взятых в плен мужчин?
- Да, считаю! И ты знаешь по какой причине! Ваши войны ничего не решают. Они наносят лишь временный ущерб! Убитые люди переносятся в другие места, и это, пожалуй, единственное неудобство. А что касается пыток, то они длятся недолго и, жертвы, умирая, возрождаются вновь.
- Интересно, ты повторила бы эти слова, если бы тебя подвесили над огнем?
- Я понимаю твой сарказм. И конечно, я орала бы от боли, моля Создателя о смерти. Но это не меняет сути дела. Война была и остается игрой мужчин - даже если одна из сторон не хочет в нее играть. Она настолько азартна, что вступив в нее по принуждению, ты становишься таким же увлеченным, как и тот, кто проявил инициативу. Тем более, если ты можешь стать в ней победителем.
- А что ты скажешь о битве полов?
Ее черные глаза вспыхнули, и алый рот изогнулся в улыбке.
- Ах, Дик, это тоже игра, в которой есть победители и побежденные. Ты можешь сильно пострадать, но радость участия утоляет любую боль.
- Неужели ты так к ней и относишься?
- Почти всегда. И надо сказать, что в этой битве я - Ахиллес или, вернее, Пентесилия.
- Прекрасная амазонка, которая убивала мужчин на своем ложе?
В этот момент на лестнице никого не было, и Блэк, поддавшись искушению, нежно провел ладонями по плечам Анн. Его руки скользнули ниже к великолепной груди, но он отдернул их, как от раскаленного железа.
- Ладно, мы еще посмотрим, кто выиграет на этой маленькой войне, когда закончится большая драка.
Затрепетав от его прикосновений, она тихо добавила:
- То, что ты называешь маленькой войной, на самом деле большое и важное сражение. Будь ты более проницательным, мы не тратили бы сейчас время на пустые разговоры.
Вспомнив о Филлис, Блэк почувствовал стыд, словно только что совершил измену.
- Возможно, ты права, - ответил он и, пожелав ей спокойной ночи, стал спускаться на первый этаж.
Через полчаса Блэк снова поднялся на крышу. Он лег под платформой катапульты, завернулся в кимоно и почти мгновенно заснул.
Глава 20
Ричард проснулся на рассвете. Дернув его за рукав, Хикок выругался и тихо сказал:
- Вставай, Дик. Там что-то происходит.
Блэк выкатился из-под платформы, протер слезящиеся глаза и выпил кружку воды, которую подал ему один из лучников. Подойдя к западному парапету, он осмотрел Базарную площадь.
В косых лучах восходящего солнца гигантские деревья отбрасывали длинные тени. Между ними сновали темные фигуры людей, которые пришли посмотреть свой излюбленный спектакль из прошлого далекой Земли.
Секунду Блэк не понимал, что происходит. Затем, когда солнечный свет рассеял сонную слепоту, неясные пятна сформировались в четкие образы, и хаос теней превратился в порядок.
Центром действия стал огромный крест, высота которого равнялась двенадцати футам. У его подножия несколько человек вели какие-то работы. Когда в окружавшей крест толпе образовался просвет, Блэк понял, что они затевали.
К основанию креста передвинули стол Совета, на который потом поставили четыре небольших стола. Уложив на них доски, рабочие соорудили широкую платформу, а затем подняли на нее человека со связанными руками и ногами. Когда тот повернул голову, Блэк узнал в нем Борбича. Побледневшее лицо русского казалось маской мима с черными дырами глаз и рта. Тем не менее, он держался вызывающе гордо.
Стоя у помоста, Мюрель отдавал приказы и время от времени посматривал на Замок. Его люди развернули Борбича спиной к кресту, грубо содрали с него одежду и прижали руки русского к поперечной перекладине. Какой-то человек перегнулся через край платформы. Ему передали снизу молоток и длинные гвозди. Блэк подумал, что их, скорее всего, взяли на верфи - в мастерской корабельного плотника.
За его спиной кто-то испуганно воскликнул:
- О Боже! Они решили его распять!
Ричард оглянулся и увидел Анн. Она только что поднялась на крышу. Позади нее стояли четверо мужчин, которые принесли огромный мешок с экскрементами. Мешок, сшитый из трех слоев кожи, едва не лопался по швам и был до предела наполнен полужидкой массой. Блэк прикинул, что этот "деморализующий снаряд" весил не меньше ста пятидесяти фунтов.
- Пусть Чарбрасс распорядится им, как хочет, - сказал он и снова повернулся к площади.
Человек, стоявший перед Борбичем, взмахнул молотком. Его длинные светлые волосы рассыпались по плечам.
- Это Том Кастер, - хрипло произнес Хикок, задыхаясь от ненависти.
Толпа на площади затихла. В наступившей тишине застучали удары молотка. Услышав за спиной шаги и тяжелые вздохи, Блэк оглянулся и сердито осмотрел людей, которые собрались на крыше.
- Келли, верни всех на свои места! - приказал он громким голосом. - Через несколько минут мы начнем стрельбу из катапульты, и я не хочу, чтобы у нас под ногами путались любопытные ротозеи.
Люди неохотно побрели к лестнице.
Гвоздь все глубже впивался в правую кисть Борбича. Русский молчал, но его тело вздрагивало при каждом ударе молотка. Лицо исказилось от боли и превратилось в застывшую маску скорби. С руки на перекладину стекала кровь.
Кастер вогнал гвоздь в другую ладонь и начал прибивать к кресту голые ступни. Двое мужчин отпустили Борбича. Тот задергался и закричал от адской боли. Его тело выгнулось вперед; под кожей проступили ребра. Казалось, что сама душа пыталась покинуть эту плоть, обреченную на боль и унижение. Внезапно крики оборвались, и их сменили горькие рыдания. Люди у креста по-прежнему молчали. Они смотрели вверх, упиваясь страданиями распятого человека. И было что-то ужасное в их алкающем безмолвии; в этой застывшей на миг картине, нарисованной палящим солнцем.
Кастер бросил молоток на землю и спрыгнул с платформы. Площадь вновь наполнилась движением и шумом. Столы и доски спустили вниз. Толпа раздвинулась, освобождая пространство вокруг креста.
На площади появилась огромная и волосатая фигура Джо Троглодита. Он сильно хромал и припадал на левую ногу. На плече виднелась кожаная повязка, из-под которой проступали бинты. Остановившись в центре круга, титантроп с интересом осмотрел распятого Борбича. Он был лишь на два фута ниже креста, и ему даже не требовалось поднимать голову. Джо медленно приблизился к жертве. Его огромный длинный нос принюхивался к запаху крови и страха.
Люди на площади замерли в предвкушении нового зрелища, но наступившую тишину рассек хрипловатый смех Мюреля. Взяв гиганта за руку, он увел его в сторону, чтобы тот не заслонял собою крест и не мешал защитникам Замке смотреть на распятие. Том Кастер поднял с земли копье и ткнул им Борбича в левый бок.
Русский дернулся от боли, но не закричал. Наверное, он подумал, что его решили избавить от мучений. Однако рана оказалась неглубокой. Когда Кастер выдернул из тела наконечник, по ребрам Борбича потекла только узкая струйка крови. Отбросив копье, помощник Мюреля поднес открытый грааль к боку распятой жертвы. Но из его затеи ничего не получилось. В кубок упало лишь несколько капель. Кровь стекала на столб креста и впитывалась в пористое дерево. Раздосадованный Кастер швырнул грааль своему оруженосцу.
Титантроп провел рукой по боку Борбича и лизнул окровавленные пальцы. Он недоуменно повернулся к Кастеру и сердито нахмурил брови.
Анн заплакала.
Блэк взглянул на нее и засмеялся. Она с изумлением посмотрела на него сквозь слезы.
- Только не думай, что я похож на тех скотов, которые радуются чужой боли, - сказал он. - Но проливать слезы при виде этого убогого представления просто нелепо. Неужели ты не видишь, что Борбич разыгрывает из себя Христа? Взгляни на его мимику и жесты. Он наслаждается своими страданиями, не понимая, что в его исполнении любая трагедия превращается в жалкий фарс.
На самом деле здесь нет никакой трагедии, поскольку этот жанр предполагает конец, то есть уничтожение великого человека или великой вещи. Ты сама говорила, что Борбичу грозит лишь временная боль. Завтра он проснется на далеком берегу, без всяких физических увечий.