Ивлиса отослала служанку, и Мышелов поторопился использовать предоставившуюся возможность, пока не улетучился почтительный трепет в душе девицы. Он заговорил о судьбе и роке, о предзнаменованиях, зловещих и добрых, о деньгах, о любви и о путешествиях по воде. Зная обычные среди танцовщиц Ланхмара суеверия, он играл на них, как на флейте. Помянул "случайного знакомого с черной бородой", что умер вчера или умрет сегодня, не называя, конечно, его имени, чтобы слишком точным предсказанием не заронить подозрений. Он сплетал факты, догадки и обобщения во впечатляющую воображение сложную паутину.
Наконец нездоровое стремление заглянуть в неизвестное будущее победило, и, закусив нижнюю губу, девица склонилась вперед, тяжело дыша и перебирая тонкими пальцами. Поспешные вопросы в основном касались жестокого рослого мужчины с холодным лицом, в котором Мышелов признал Слевьяса, и еще - покидать ей Ланхмар или нет.
Мышелов потоком изливал слова, не забывая время от времени кашлянуть, чихнуть или заклохтать для вящей убедительности. Временами ему уже и впрямь начинало казаться, что уста его - уста ведьмы, исторгающие отвратительные откровения.
Но ум его неотступно занимали мысли о Фафхрде и черепе, он понимал, что полночь близится. Он уже многое узнал от Ивлисы, в том числе и главное - она ненавидела Слевьяса больше, чем боялась его. Но выяснить самое важное пока не удавалось.
А потом Мышелов заметил кое-что, весьма ободрившее его. За спиной Ивлисы между двумя шпалерами виднелся кусочек стены, и одна из составлявших ее крупных панелей казалась не на месте. Вдруг он понял, что по размерам, форме и весу этот камень не отличается от камня в комнате Кроваса. Так вот где, с надеждой подумал он, другой конец хода, по которому тогда ускользнула Ивлиса. Вот каким в воровскую Обитель придется ему отравляться путем, с черепом или без него.
Не решаясь более тратить попусту время, Мышелов разыграл несложную сценку. Он вдруг застыл, ущипнул котенка за хвост, чтобы тот мяукнул, с шумом принюхался несколько раз, скорчил ужасную рожу и объявил:
- Кости покойника! Чую мертвецкий дух!
Ивлиса задержала дыхание и быстро глянула на свисавшую с потолка медную лампу, оставшуюся незажженной. Мышелов прекрасно понял, что означает этот взгляд.
На миг удовлетворение отразилось на его лице. Ивлиса, видно, сообразила, что ее заставили выдать себя. Она внимательно посмотрела на него. Суеверное возбуждение сошло с ее лица, глаза вновь обрели жесткость.
- Ты - мужчина! - вдруг выпалила она и с яростью добавила: - Тебя подослал Слевьяс!
С этими словами она выдернула одну из длинных, не короче кинжала, шпилек и бросилась на него, целя в глаза. Уклоняясь, он перехватил ее кисть левой рукой, а правой зажал ей рот. Борьба была недолгой и бесшумной - ковер, по которому они катались, был достаточно толстым. Когда наконец девица оказалась надежно связана полосами шелка от портьер, а рот ее был надежно заткнут кляпом из того же материала, Мышелов первым делом прикрыл дверь на лестницу, а потом потянул за каменную панель, открывшую узкий проход, как он этого и ожидал. Ивлиса жгла его взором, даже сам взгляд ее сквернословил, и отчаянно извивалась, безуспешно пытаясь освободиться. Он понимал, что времени на объяснения нет. Подхватив свое несуразное одеяние, он проворно подпрыгнул к лампе, поймал ее за край. Цепи выдержали, он подтянулся, заглянув за обод. Внутри уютно поблескивали драгоценными камнями коричневатый череп и костистые кисти.
Верхняя полость хрустальных водяных часов была почти пуста. Фафхрд невозмутимо наблюдал, как медленно образуются на перемычке капли, как падают они в нижнюю полость. Он сидел на полу, прислонившись спиной к стене. Ноги его были связаны от колен до лодыжек, руки за спиной стянуты не менее излишним количеством веревок, все тело его затекло. По обе стороны от него сидели на корточках вооруженные воры.
Полночь настанет, когда в верхней полости не останется ни капли. Время от времени взгляд его обращался к темным безликим физиономиям тех, что сидели за столом, на нем и стоили часы, а еще были разложены кое-какие любопытные инструменты пыток… Физиономии принадлежали гильдийской знати, людям со впалыми щеками и лукавыми глазами, соперничавшим друг с другом роскошью и засаленностью одеяний. Колышущееся пламя факелов бросало тень на грязные алые и пурпурные ткани, потемневшую вышивку золотом и серебром. Но за этими бесстрастными лицами Фафхрд чувствовал неуверенность. Лишь Слевьяс, занявший кресло покойного Кроваса, казался истинно спокойным и выдержанным. Почти непринужденным тоном он допрашивал склонившегося перед ним в униженном поклоне вора из малых.
- Неужели ты действительно такой трус, каким хочешь казаться? - насмешливо удивлялся он. - И ты хочешь заставить нас поверить в то, что боишься пустого погреба?
- Мастер, я не трус, - умолял вор, - я проследил отпечатки следов северянина в пыли по всему узкому коридору, почти до конца древней лестницы, ныне позабытой, но живому человеку не дано без ужаса слышать эти странные высокие голоса, этот треск костей. Сухой воздух душил меня, а еще ветер задул факел. А вокруг хохотали. Мастер, да я бы украл самоцвет из колец свернувшейся кобры, если бы ты приказал мне это сделать. Но заставить себя сойти вниз в эту тьму я не смог.
Фафхрд заметил, как сжались губы Слевьяса, и ждал уже, что тот объявит презренному вору приговор, но вмешалась сидевшая вокруг стола знать.
- А за его рассказом, может, что-то и кроется, - заметил один, - в конце концов откуда нам знать, что может оказаться в этих погребах, где заплутал северянин.
- До нынешней ночи мы даже не знали о них, - отозвался другой, - в не потревоженной столетиями пыли может попасться и кое-что странное.
- Вчера вечером, - добавил третий, - мы уже посмеялись над рассказом Фиссифа. А на горле Кроваса в самом деле отметины словно от когтей или костей.
Казалось, из далеких подвалов хлынули вверх миазмы страха. Одиноко звучали голоса. Воры-прислужники замерли у стен с факелами и оружием, явно охваченные уже суеверным трепетом. И Слевьяс снова нерешительно умолк - однако в отличие от остальных он скорее задумался, чем испугался. В наступившей тишине громким бульканьем отзывалось падение каждой капли, и тут Фафхрд решил половить рыбку в мутной воде.
- Я расскажу вам, что видел в подвалах, - глубоким голосом произнес он. - Только сперва скажите, где вы, воры, хороните своих мертвецов?
Оценивающие взгляды обратились к нему - он заговорил впервые с того момента, как пришел в себя. На вопрос ему не ответили, но говорить разрешили. Даже крутивший тиски для больших пальцев Слевьяс лишь слегка нахмурился, но возражать не стал.
Фафхрда стоило послушать. В тембре его голоса звенели морозы северных земель, леденящие ветры мели снежную пустыню - у него был звонкий выразительный голос скальда. Он подробно поведал, как спускался в темные подземелья. Конечно, надо было производить впечатление, и он добавил кое-какие подробности, и подземное приключение с его слов стало казаться отрывком из странного предания. Воры-подручные, не привыкшие к подобной манере исполнения, глядели на него с открытыми ртами. За столом приумолкли. Свою историю северянин выкладывал по возможности не торопясь и в то же время дорожа каждой минутой.
И когда голос его на мгновение умолкал, пляски капель в водяных часах не было слышно. А потом ухо Фафхрда уловило тихий скрежет, словно терли камнем о камень. Слушатели его, похоже, ничего не заметили, но Фафхрд узнал знакомый звук - это поворачивалась потайная каменная панель в нише за черными портьерами.
Рассказ его достиг высшего напряжения.
- Там, в забытых погребах, - вещал он, беря чуть пониже, - по ночам оживают кости древних воров Ланхмара. Долго лежали они там и возненавидели вас, позабывших своих предшественников. Украшенный драгоценными камнями череп принадлежал брату ваших мертвецов, Охмпхалу. Разве Кровас не говорил вам, что обязанность выкрасть эти кости была возложена на вас еще в таинственном прошлом? Предполагалось, что Охмпхал воссоединится со своими братьями. А вместо этого святотатец Кровас принялся выламывать драгоценные камни. Я не знаю, где сейчас находится череп, но если его еще не вернули в предназначенное место, те, кто внизу, вот-вот явятся сюда за своим собратом. И не ждите от них пощады.
И тут слова застыли в горле Фафхрда. Последний аргумент его, предполагавший немедленное освобождение, так и остался невысказанным. Прямо в воздухе перед черной драпировкой ниши, висел череп Охмпхала, и самоцветы в его глазах светились не только отраженным светом факелов. Следуя за взглядом Фафхрда, туда обратились и глаза воров, у стола заохали чуть ли не в панике. Истинным ворам подобало испытывать трепет перед правящим Мастером, но подобный страх был не допустим.
А потом из черепа провыл высокий голос:
- Замрите, презренные, жалкие воры сего дня! Трепещите и безмолвствуйте. Говорит ваш Мастер прежних времен. Внемлите мне, я - Охмпхал!
Действие голоса возымело вполне определенный эффект. Большая часть воров подалась назад, сжав кулаки и стиснув зубы, чтобы не задрожать. Но на лбу Фафхрда от облегчения выступил пот - он-то узнал голос Мышелова. А на жирном лице Фиссифа страх мешался с недоумением.
- Во-первых, - продолжал вещать голос из черепа, - в качестве урока для всех я сейчас удавлю северянина. Разрежьте эти веревки и представьте его предо мною. Быстрее, пока сюда не явились мои братья и не наказали всех вас.
Дрожащими руками воры, что стояли по обе стороны от Фафхрда, разрезали веревки. Северянин пошевелил всем телом, стараясь разогнать онемение. Его поставили на ноги, толкнули вперед к черепу, так что он споткнулся.
Вдруг черные портьеры содрогнулись от внезапного движения, раздался пронзительный, почти животный, яростный вопль. Череп Охмпхала по черному бархату скатился в комнату, воры бросились врассыпную, словно опасаясь, что череп начнет кусать их за лодыжки ядовитыми зубами. Из отверстия в основании черепа выкатилась свеча и погасла. Портьеры отдернулись в сторону, и в комнату ввалились два борющихся тела. На мгновение даже Фафхрду показалось, что он рехнулся, настолько неожиданной оказалась открывшаяся сцена. Сцепились старая карга в черном платье, подол которого был подоткнут выше крепких колен, и рыжеволосая девица с кинжалом, а когда платок и парик слетели со старухи, под слоем жира и пепла северянин узнал Мышелова. Выхватив кинжал, Фиссиф метнулся вперед мимо Фафхрда. Надо было действовать, и северянин, ухватив его за плечо, с размаху грохнул о стену, подобрал выпавшее из рук ошалевшего вора оружие и неловко шагнул вперед.
Тем временем Ивлиса, увидев собравшихся воров, отпустила своего противника. Фафхрд и Мышелов обернулись к нише - это был единственный путь к спасению - и тут же пригнулись: так внезапно возникли трое телохранителей Ивлисы, прибежавшие на помощь хозяйке. Появившиеся тут же набросились на Мышелова и Фафхрда, которые оказались ближе всего к ним, и погнали их в глубь комнаты, не забывая награждать тяжелыми ударами коротких мечей попадавшихся под руку воров.
Инцидент этот еще более озадачил хозяев Обители, но позволил им оправиться от суеверного страха. Слевьяс, оценив положение, стал сгонять своих собратьев к нише, побуждая их к действию громкими шлепками, что раздавал плоской стороной собственного меча. В помещении наступил невообразимый хаос. Стучали мечи, сверкали кинжалы. Трещали головы, текла кровь. Словно дубинками, размахивали факелами, бились ими, уголья разлетались в стороны, обжигая раненых. В смятении вор разил вора, а знать, что собралась за столом, успела для самозащиты сбиться в какое-то подобие отряда. Выступая во главе его, Слевьяс обрушился на Фафхрда. Мышелов подставил ему ногу, но, оказавшись на коленях, Слевьяс взмахнул длинным мечом и распорол черный плащ, едва не пронзив низкорослого искателя приключений. Оградившись креслом, Фафхрд отбрасывал всех, кто оказывался перед ним, а потом опрокинул набок и стол, водяные часы разлетелись вдребезги.
Однако первоначальное смятение постепенно отступило, и Слевьяс овладел ситуацией. Он отозвал воров к себе и разбил их на две группы. Одну направил к нише, драпировки с которой уже были сорваны, вторую - к дверям. В противоположном конце комнаты Фафхрд и Мышелов скрючились за опрокинутым столом, толстая крышка его служила им укрытием. С некоторым удивлением Мышелов обнаружил рядом с собой съежившуюся Ивлису.
- Я видела, ты пытался убить Слевьяса, - мрачно шепнула она, - как бы то ни было, нам придется объединиться.
Рядом с Ивлисой был один из телохранителей. Двое других, мертвые или без сознания, остались лежать на полу вместе с дюжиной воров. Разбросанные факелы мерцающим светом озаряли поле битвы. Раненые воры со стонами ползли в сторону коридора, некоторых волокли туда собратья. Слевьяс зычно требовал, чтобы принесли факелы и метательные сети.
- Придется сделать вылазку, - сквозь стиснутые зубы шепнул Фафхрд, затягивая повязку на порезанном предплечье. Вдруг он поднял голову и принюхался. Откуда-то сквозь слабый сладковатый запах крови потянуло знакомой легкой вонью, нечеловечески чуждой, от которой по коже побежали мурашки… слабым запахом сухой и горячей пыли. На момент воры приумолкли, и Фафхрду послышался вдалеке шум шагов, костяной топот по полу.
Кто-то из воров испуганно крикнул:
- Мастер, мастер, череп! Череп ожил! Он лязгает зубами!
Люди в смятении притихли, потом послышалась ругань Слевьяса. Выглянув из-за крышки стола, Мышелов видел, что главарь воров пинком выбросил череп на середину комнаты.
- Дураки, - завопил он отступающим собратьям, - и что вы верите в эти враки, в эти старушечьи бредни! Разве кости умеют ходить сами? Ваш мастер - я и только я! Да будут навеки прокляты все мертвые воры!
На этих словах раздался свист меча, и череп Охмпхала разлетелся как яичная скорлупа. Кто-то из воров заскулил от страха. В комнате стало темнее, словно вдруг она наполнилась пылью.
- А теперь за мной! - скомандовал Слевьяс. - Смерть чужакам!
Но воры отступили назад, силуэты их терялись в нахлынувшем мраке. Подавив растущий страх, Фафхрд уловил момент и бросился на Слевьяса. Мышелов выскочил следом. Северянин намеревался убить вора третьим ударом. Сперва широким взмахом следовало отразить более длинный меч Слевьяса, следом боковым ударом лишить его защиты и только потом тыльной стороной меча поразить его в голову.
Но Слевьяс оказался искусным фехтовальщиком. Третий удар он парировал, так что меч северянина только просвистел в сторону от головы вора, который сам попытался нанести Фафхрду удар, метя в горло. Этот выпад наконец вернул силу вялым мышцам северянина; верно, клинок вора оцарапал ему шею, но, обороняясь, Фафхрд так ударил по мечу мастера, что рука того онемела. Северянин понял, что дело в шляпе, и безжалостно принялся теснить вора назад. Он не замечал, как стемнело в комнате, не удивлялся, почему отчаянные вопли Слевьяса о помощи остались без ответа, почему воры теснятся в нише, почему раненые вползают обратно в комнату из коридора. Туда-то он и гнал Слевьяса. Наконец силуэт вора обрисовался в дверном проеме. Одним ударом Фафхрд обезоружил Слевьяса - меч, крутясь, вылетел из его руки - и приставил к горлу вора острие собственного меча.
- Сдавайся! - крикнул северянин.
И только тогда он ощутил мерзкий запах пыли и охватившее комнату полное безмолвие… Из двери дунул раскаленный ветер., марш костей сухо грохотал о камень. Слевьяс обернулся, и Фафхрд заметил на его лице смертельный страх. И тут клубом черного дыма комнату затопила непроглядная тьма. Но прежде чем все исчезло из глаз, он успел заметить, что на горле Слевьяса сомкнулись костлявые пальцы. Мышелов тянул северянина назад за собой, а тот все не мог отвести взгляд от дверного проема, где толпились костлявые тени - их глазницы светились красным, голубым, зеленым… А затем наступила полная и гнетущая тьма. Воры в испуге жались к узкому ходу из ниши. Их громкие вопли были едва слышны за тонкими, словно визг летучих мышей, голосами, медленными как вечность. Но один голос Фафхрд прекрасно расслышал:
- Убийца Охмпхала, такова месть Охмпхаловых братьев.
И тогда северянин понял, что Мышелов тянет его снова вперед, к двери в коридор. Когда глаза его вновь смогли видеть, он сообразил, что они бегут по опустевшей Обители Воров: он, Мышелов, Ивлиса и единственный уцелевший телохранитель.
В доме служанка Ивлисы, в ужасе перед приближавшимися звуками, накрепко заложила выход из коридора и дрожа забилась под ковры не в силах ни слышать, ни бежать от приглушенных воплей, мольбы и стонов, в которых слышался ужасный триумф. Черный котенок шипел и царапался, выгнув спинку. Вдруг все затихло.
Некоторое время спустя в Ланхмаре заметили, что воров на улицах поубавилось. Ходили слухи, что в полнолуние члены поредевшей Гильдии Воров творили странные обряды в глубоких подземельях, поклоняясь каким-то своим древним божествам. Говорили даже, что им посвящали они треть всего, что добывали кражами и разбоем.
Но за выпивкой в верхней комнате "Серебряного Угря", где друзья сидели вместе с Ивлисой и девкой от Товилайис, Фафхрд жаловался на судьбу:
- Такие хлопоты - и ни за что! Боги явно гневаются на нас!
Мышелов усмехнулся, засунул руку в кисет и положил на стол три рубина.
- Ногти Охмпхала, - веско произнес он.
- И ты осмеливаешься хранить их? - спросила его Ивлиса. - И не боишься, что в полночь к тебе явятся бурые кости? - Она поежилась и не без озабоченности посмотрела на Мышелова.
Он глянул на нее и. ответил:
- Лично я предпочитаю розовые косточки и под нежною кожей. - И призрак Ивриан тут же предстал перед ним.
IV. Блеклые Берега
- И ты думаешь, что человек в силах обмануть смерть и перехитрить судьбу? - спросил невысокий бледнолицый мужчина, на его выпуклый лоб бросал тень черный капюшон.
Мышелов потряс коробочку с игральными костями и готов был уже сделать бросок, но остановился и глянул в сторону говорившего.
- Я сказал лишь, что хитрец может долго дурачить смерть.
"Серебряный Угорь" гудел приятным грубоватым весельем. В основном его наполняли воины, и бряцанье оружия мешалось со стуком кружек, создавая глубокое obligato пронзительному смеху женщин. Пошатывающиеся стражники расталкивали назойливых и задиристых юных лордов. Рабы с застывшей ухмылкой в глазах смиренно сновали меж всеми, сжимая в руках кувшины вина. В углу плясала юная рабыня, бренчание серебряных бубенцов на ее лодыжках таяло в общем гуле. Снаружи, за плотно затворенными окнами, сухой ветер с юга свистел, поднимая пыль из щелей каменной мостовой, туманя звезды, но внутри царило веселье.
Серый Мышелов засел за игральным столом среди дюжины завсегдатаев. Все на нем было серым: куртка, шелковая рубашка, шапочка из мышиных шкурок. Таинственная улыбка и поблескивающие темные глаза оживляли его лицо, отличая его от всех прочих лиц, за исключением разве что физиономии расположившегося рядом с ним громадного медноволосого варвара, что без удержу хохотал и кружками, словно пиво, поглощал сухое ланхмарское.
- Говорят, ты искусный мечник и не раз встречался со смертью, - продолжал бледнолицый в черном одеянии, едва шевеля тонкими губами.