Всемогущество не приносит счастья. Эта старая истина была справедлива в двадцатом веке и остается таковой в тридцатом. Не так-то просто быть ключевой фигурой эпохи, когда от одного твоего неверного шага зависит: быть Вселенной или сгинуть во вспышке нового Большого Взрыва. Трудно идти по своему пути, не зная, куда он ведет. Но если знать - это еще труднее. А, кроме того, существует еще Цена. И за свою глупость, за свою гордыню, за то, чтобы Галактика продолжала существовать, необходимо заплатить жизнями многих миллионов разумных существ.
Содержание:
Пролог 1
Глава 1 1
Глава 2 9
Глава 3 17
Глава 4 24
Глава 5 31
Глава 6 39
Глава 7 47
Глава 8 54
Глава 9 60
Эпилог 68
Александр Лоскутов
Исповедь всемогущего
Пролог
Я убийца. Я - кровавый мясник, чье имя до самого судного дня будет проклинать каждое разумное существо во всей Вселенной. И я это заслужил. Половина разумных рас нашей Галактики наверняка уже отправила свои эскадры, твердо решив проломить мою глупую башку любой ценой. Но вот только они никогда не смогут меня найти. Никогда! И я даже не знаю, хорошо это или плохо. Не знаю...
Я убийца.
Согласно моим подсчетам я благополучно спровадил в мир иной не меньше десяти миллионов человек. Примерно по столько же своих граждан потеряли цивилизации варнианцев, ментальцев и ллорвасиан. Хуже всех, по моим прикидкам, пришлось Призракам - около восемнадцати миллионов трупов. Остальные расы Альянса (не считая, конечно же, титранитов, которые в силу своего весьма специфического отношения к высоким технологиям оказались защищенными от моей идиотской выходки) отделались тремя-четырьмя миллионами душ с каждой.
Если сложить все цифры вместе, то получается, что я виновен в гибели как минимум девяноста миллионов разумных существ. Надо сказать, что цифра эта, конечно, весьма приблизительная и особого доверия не внушает, но все равно...
Девяносто миллионов... Немыслимо... Невероятно... Невозможно... Даже Смутная Война унесла меньше жизней.
Я убийца, равного которому Галактика до сих пор еще не знала.
Я уничтожил, раздавил, втоптал в прах экономику доброй сотни миров. Убытки, которые понес из-за моих действий Великий Альянс, неисчислимы.
О том, какой ущерб я нанес экологии, не стоит даже упоминать. Десятки видов животных и растений моими стараниями оказались на грани уничтожения. Популяции обычных земных кошек теперь грозит полнейшее вымирание, а по равнинам Веклоны больше никогда не будут бродить многомиллионные стада дру`зииртов. Даже если забыть обо всем остальном, то одного этого уже вполне достаточно, чтобы помешанные на экологии ллорвасиане искренне возжелали растерзать меня голыми руками.
А какую свинью я подложил своим дражайшим коллегам...
Я погубил Гильдию Ранговых. Она прекратила свое существование в тот же самый миг, когда я, будучи преисполненным самыми радужными мечтаниями, нажал на эту распроклятую Красную Кнопку. Существа, ощущающие в себе Силу с самого рождения, дышащие Силой и живущие ради Силы, вдруг потеряли ее. Всего лишь на несколько секунд, не больше. Потом Сила вернулась.
Но было уже поздно.
Все гильдейцы, имеющие второй ранг, в одночасье сошли с ума. Заблудились в дебрях своего разума, превратившись в тихих и безобидных сумасшедших, больше смахивающих на безмолвные растения, чем на разумных существ. Что касается младшего ранга, то он, наверняка, остался при своем - третьеранговые не так сильно связаны с Силой, как первые или вторые. Они уцелели. Но фактически это уже мало что меняет. Гильдия не сможет устоять, опираясь только на плечи третьих. Особенно, если все ее руководители разом превратились в сумасшедших.
Самая богатая и могущественная организация Галактики моими стараниями получила такой удар, что вряд ли сможет когда-нибудь от него оправиться.
Что же случилось с Хранителями, я не знаю. Их способности индивидуальны и неповторимы. Что с ними стало в тот момент, когда Сила ушла? Я не берусь даже гадать. Но то, что я все-таки ухитрился уцелеть, говорит о том, что у них тоже есть шанс. По крайней мере, в глубине души я на это надеюсь.
Но, в любом случае, спасибо они мне не скажут. Более того, я думаю, что если мне доведется когда-нибудь встретить одного из своих братьев по Силе, то, скорее всего, придется драться. Насмерть.
Вот только я их больше не встречу. Никого и никогда. Даже круг Хранителей, объединив все свои силы в единый могучий кулак, не сможет проложить путь к тому месту, где я сейчас нахожусь... Если только они не решатся повторить мой идиотский опыт. Но таким путем они не пойдут никогда. Дураков среди нас больше нет...
Последний из них не столь давно отбыл в неизвестном направлении, прихлопнув попутно чертову прорву народа. Я думаю, нет нужды объяснять, как зовут этого типа. Прожив на свете во много-много раз больше, чем отпущено обычному человеку, он так и не нажил себе ума.
Да, я виновен в гибели девяноста миллионов разумных существ. Да, именно мои действия стали причиной жесточайшего экономического кризиса, охватившего большую часть Галактики. Да, именно по моей вине десятки или даже сотни миров находятся на грани хаоса. Мне нет прощения. Но я и не прошу его.
Я полностью признаю свою вину и готов понести заслуженное наказание, которое, по причине отсутствия поблизости разъяренно потрясающих кулаками присяжных, назначу себе сам. И, можете поверить, оно будет достаточно суровым.
Находясь там, где никогда еще не ступала нога человека, я смотрю на раскинувшееся передо мной великолепие. Я смотрю, вижу и смеюсь... Я смеюсь над самим собой и в особенности над своим собственным глупым высокомерием. Смеюсь, потому что, наконец-то, начинаю понимать, какую роль приготовила мне в этой жизни злодейка-судьба.
Нет, правда, это очень смешно... И очень-очень горько.
Я вижу звезды. Мириады звезд разноцветными песчинками рассыпанные в бархатной черноте космоса. Вижу далекий шар чужого солнца, вытянувший тонкий усик светящегося газа в сторону находящейся в этой же системе черной дыры. И, самое главное, я вижу планету. Маленький, мрачный шарик, на орбите которого завис старый, покрытый шрамами и щербинами от микрометеоритов космический корабль. На его борту я вижу наполовину истершиеся и выгоревшие опознавательные знаки неизвестного мне типа. Медленно и дотошно чужой корабль проводит анализ атмосферы этой планеты, и я почти слышу, как тяжело ворочаются его кибернетические мозги, решая, стоит или не стоит производить посадку.
Но я знаю, что этот корабль вскоре содрогнется всем своим изъеденным веками и космической пылью корпусом и, выпуская посадочные опоры, провалится вниз, отчаянно пытаясь превратить свое падение в полет с помощью последних капель драгоценного горючего...
Корабль. Планета. Звезда.
Я смотрю на эту картину, которую в своем воображении видел уже тысячи раз, и мне хочется смеяться. Смеяться и плакать одновременно.
У меня не осталось ничего, кроме долга. Кроме бесконечной войны. Кроме одиночества.
Ну что ж. Я убийца. Я воин. Я неудачник.
И к одиночеству мне не привыкать...
Глава 1
Номер 5931-7890-544 по общегалактическому навигационному справочнику. Именно с него все и началось. Во времена не столь отдаленные этот номер принадлежал небольшой неприметной звездочке, затерянной на окраине нашей Галактики. У звезды имелось девять планет (причем одна из них была пригодна для жизни и, более того, с некоторых пор даже являлась обитаемой). Так же во множестве присутствовали луны, астероиды и кометы. В общем, в наличии имелось все то, что обязана иметь в своем составе любая мало-мальски уважающая себя звездная система.
Звезда называлось Солнце. Обитаемая планета носила короткое и невзрачное имя Земля. А ее спутник именовался и вовсе незамысловато - Луна. Астероиды и кометы в большинстве своем имен не имели, только номера. Они просто кружились по своим нехитрым орбитам, подчиняясь законам гравитации, и изредка попадались на глаза живущим на планете любопытным аборигенам, кои гордо именовали себя людьми. В то время, о котором пойдет речь, эти самые люди уже были существами довольно развитыми и даже имели свое летоисчисление, основанное на периодах обращения собственной планеты. И согласно их календарю, на Земле шел конец двадцатого века.
Двадцатый век... Автомобили, самолеты и первые компьютеры. Робкие и неуверенные вылазки человечества за пределы своей планеты с целью прикоснуться к величию бесконечного космоса. Счастливые времена. Веселые. Беззаботные. Мало кто из ныне живущих их помнит - слишком уж много времени прошло с тех пор... Порой мне даже кажется, что чересчур много.
Согласно воле случая мне довелось родиться человеком. А поскольку в то время человечество обитало только на одной планете, то именно ей и пришлось стать моей родиной. Земля, колыбель человечества, известная всем и каждому планета, ухитрившаяся породить самую взбалмошную, безответственную и эгоистичную расу во Вселенной. Эта планета стала и моей колыбелью.
Люди в те далекие времена о существовании иных цивилизаций еще не знали, хотя уже и подозревали, что вряд ли природа окажется настолько глупа, даровав человеку сомнительную привилегию гордо именоваться подлинным венцом эволюции и не подстроив ему на этом поприще какой-нибудь каверзы в виде не менее разумных, но гораздо более ответственных конкурентов. Однако о существовании ментальцев, варнианцев или титранитов в те далекие дни никто из землян еще не знал, а уж ллорвасиане могли пригрезиться кому-нибудь разве что только в кошмарных снах. Поэтому люди жили себе тихо и спокойно, в космос особенно не стремились (разве только для того, чтобы пустить пыль в глаза своим собратьям, обитающим по другую сторону океана и еще раз доказать самим себе, насколько они крутые и могучие), потихоньку воевали сами с собой ввиду отсутствия иного достойного противника, да медленно деградировали в смысле своей духовности. В общем, рьяно готовились поскорее занять свое почетное место в списке самых неблагонадежных существ в Галактике...
Теперь я скажу несколько слов о том, где именно я родился.
Раньше мне частенько задавали этот вопрос. Ищущие сенсаций журналисты, писатели, по глупости затеявшие писать мою биографию или просто чересчур любопытные и не в меру нахальные создания о двух, четырех или шести ногах.
- Где вы родились? - Спрашивали они и с надеждой совали мне под нос микрофон (а позднее - мономолекулярное записывающее устройство), видимо надеясь услышать что-то новенькое и неожиданное. Хотя, согласно моему скромному мнению, от того, что они спросят о моем месте рождения еще раз, это самое место ну никак не сумеет перемениться... Хотя, может быть, я просто чего-то не понимаю?
- Где вы родились?
Где родились?.. Где родились?.. А где обычно рождаются маленькие дети? В роддоме, конечно же. Примерно так я обычно и отвечал, не обращая внимания на то, как мои внимательные слушатели страдальчески морщатся или начинают чесать затылки с видом человека, постигшего величайшую истину во Вселенной.
И чем они недовольны? Ведь это же чистая правда.
Как ни странно, я действительно появился на свет в роддоме и был абсолютно обычным человеческим ребенком. Чуточку недоношенным, наделенным целой кучей детских болезней и до ужаса крикливым. Как и всякий младенец, я просто обожал пачкать пеленки и будить свою мамочку посреди ночи.
В одиннадцать месяцев я впервые встал на ноги, немного позже начал говорить, а в два года ухитрился где-то подхватить воспаление легких, которое едва не отправило меня в мир иной (и тем самым избавило бы Галактику от множества ненужных потрясений). Но почему-то не сложилось... Причем я даже не знаю, пошли ли мне на пользу полгода пребывания в больнице или проклятая хворь все-таки отступила сама по себе. Так или иначе, но я все-таки выздоровел, хотя полностью вернуть свою былую жизнерадостность уже и не сумел.
В возрасте пяти лет я научился читать (а чем еще можно было заниматься, снова пребывая под крышей городской больницы?). С ходу проглотил предложенные мне на первых порах сказки о Курочке Рябе и Золотой Рыбке, но почему-то на этом не успокоился и заинтересовался другими более серьезными вещами. Например, подшивкой журнала "Техника Молодежи", которая каким-то чудом попала мне в руки. Короче говоря, к школьным годам я попал в чудесный мир литературы и, в отличие от большинства моих сверстников, ухитрился застрять там так прочно, что даже помыслить себя не мог без какой-нибудь книжки под рукой или под подушкой.
Родители, естественно, мне не препятствовали, предпочитая вместо этого умиляться и радоваться достижениям своего дитятки.
Естественно, возня с книгами и журналами не могла не оставить свой отпечаток на неокрепшем детском организме, и в школу я пошел уже твердо умея читать, писать и худо-бедно считать до ста (как обычным способом, так и в обратном направлении). А так же заимел в своем активе испорченное зрение, искривление позвоночника и здоровый пессимизм, выросший впоследствии в мрачное неприятие шумных компаний.
Однако немного раньше этого, когда мне было шесть лет, в нашем доме появился еще один жилец. Следуя по проторенному уже пути, он тоже любил молоко и обожал орать по ночам. По некоторым весьма очевидным причинам особой пользы в его появлении я не ощутил. Вместо того чтобы уделять трепетное внимание моему воспитанию, родители, разом позабыв о существовании еще одного ребенка, принялись изливать свою любовь к этому маленькому краснолицему крикуну. Не то чтобы это меня как-то задевало, но все же...
Как бы то ни было, я просто пожал плечами и решил принять вещи таковыми, какие они есть. Тем более что изменить что-либо было не в моих силах.
Когда мне исполнилось семь лет, я, как это было принято в те далекие и позабытые уже времена, пошел в первый класс государственной средней школы, дабы приобрести приличествующее всякому цивилизованному землянину образование.
Вот тут-то и начались первые проблемы.
А как же им было не начаться, когда среди двух десятков малолетних оболтусов я выделялся не меньше, чем белая ворона, неведомо как затесавшаяся в стаю своих черных товарок?
Худой, тщедушный, очкастый и - о, ужас! - отдающий предпочтение математике вместо физкультуры, мальчишка моментально превратился в идеальную мишень для насмешек и шуточек. Естественно, это нисколько не доставляло мне удовольствия, но что можно было поделать? Стоило мне только начать ерепениться, как тут же наш дружный первый-Г класс ставил зарвавшегося очкарика на место. Причем обычно после этой не слишком приятной процедуры мне приходилось довольно долго щеголять с распухшим носом и треснувшим стеклышком в очках.
После трех или четырех подобных потасовок типа один против шестерых (или в лучшем случае - один против троих), я четко уяснил положение дел и нарываться на неприятности перестал, что, впрочем, нисколько не мешало моим одноклассничкам периодически поколачивать меня безо всяких поводов. Видимо, для профилактики, а также за то, что мне не приходилось особо сильно напрягаться, делая домашнее задание.
Немного позже проблемы появились и у меня дома, придя с той стороны, откуда я меньше всего их ожидал. Источником моих горестей послужил, как ни странно, мой младшенький братишка. К тому времени он уже достаточно подрос, для того, чтобы беспрепятственно колесить по квартире, рьяно занимаясь своими детскими делами, преследуя меня по пятам и постоянно мешаясь под ногами с целью подстроить мне какую-нибудь мелкую пакость. А поскольку он был вооружен универсальным детским оружием, то эти самые пакости сыпались на мою голову регулярно.
Кто-то, быть может, удивится и захочет узнать, что же такое было у этого малолетнего хулигана, чего не было у меня? И я поясню:
Слезы это были. Обычные детские слезы, основательно подкрепленные присутствием родителей за спиной. Стоило ему только начать голосить (а он умел делать это очень громко и выразительно), как тут же появлялся кто-нибудь из моих родителей и разражался потоком "ласковых" слов, обвиняя меня в том, что я не уследил за своим младшеньким братишкой, который прищемил пальчик, пытаясь ради любопытства расколошматить мамину пудреницу. Причем любопытство это было направлено не на эту злосчастную пудреницу с целью разузнать, что там у этой забавной штучки внутри, а четко ориентировано на то, чтобы посмотреть, как будет потом отдуваться старший брат в случае неотвратимо надвигающихся неприятностей. И даже сам Господь не смог бы ничего поделать, если б мне вдруг пришло в голову отобрать у него эту несчастную пудреницу. Вой поднимался такой, что посуда на столе тряслась и подпрыгивала. В таких случаях словами обычно дело не ограничивалось, и в ход шла такая неприятная штука, как отцовский ремень.
- Не смей обижать маленьких!
Так продолжалось до тех пор, пока мне не исполнилось двенадцать лет. Я исправно терпел получаемые от своих одноклассников тычки и затрещины, чтобы, вернувшись домой с синяком под глазом, обнаружить, что только что лишился своего куска пирога, отданного братику, потому что свою долю он "нечаянно уронил со стола". И, глядя на хитрую ухмылку этого малолетнего бандита, только такие доверчивые люди, как мои родители могли поверить, что это и в самом деле произошло случайно.
Как я уже говорил, это были хорошие времена. Счастливые и тихие. Но, к сожалению, они слишком быстро закончились. Причем закончились так, как никто в целом мире и предположить бы не смог.