Омыв свои раны в ближайшем ручье, вместе с Яттмур они вернулись к контейнеру, чтобы наконец им заняться. Осторожно присев перед контейнером на корточки, Грин несколько раз его перевернул и осмотрел со всех сторон. Во всем внешнем облике контейнера, в его небывалой симметричности имелось нечто такое, что тревожило его. Очевидно, толстобрюхие ощутили ту же самую тревогу.
– Что за странная плохая вещь, которую так странно и плохо трогать, потому что вид у нее странный и плохой, – проговорил с подвываниями один из рыболовов, переступая при этом с ноги на ногу. – Прошу тебя, о господин, прикоснись к плохой странной вещи только лишь за тем, чтобы выбросить ее в плескучий водный мир.
Сказав это, рыболов вцепился в своих товарищей и все вместе они замерли, с тупым страхом глядя на контейнер.
– Мне кажется, что к его совету стоит прислушаться, – заметила Яттмур, но в голове Грина звенел не утихая сморчок и, присев, он прижал прочно контейнер к земле ногой и принялся ощупывать его поверхность руками. Проводя пальцами по поверхности контейнера, Грин чувствовал, как все его ощущения, зрительные и осязательные, немедленно подхватываются и впитываются сморчком, стоит только ощущениям достигнуть мозга; вдоль его позвоночного столба то и дело пробегала внутренняя дрожь.
Вдоль одной стороны контейнера шел четкий рисунок, который сморчок назвал надписью. Надпись эта имела следующий вид:
HECKLER
Внизу надписи имелось несколько строк из более мелких букв, также, очевидно, составляющих надпись.
Рассмотрев контейнер со всех сторон, Грин принялся нажимать на него и тянуть всеми способами. Но контейнер не открывался. Видя, что ничего не происходит, толстопузые рыболовы быстро потеряли к контейнеру интерес и разбрелись кто куда. Будь на то его собственная воля, Грин тоже давно бросил бы бесполезный контейнер, но сделать это ему сейчас не давал сморчок, настойчиво заставляющий его продолжать попытки. Внезапно, после того как Грин провел пальцами вдоль одного из торцов контейнера, его крышка отворилась. Пораженно переглянувшись, сидя на корточках в грязи, Грин и Яттмур в благоговейном ужасе уставились на предмет, который находился внутри контейнера и наконец оказался доступен для рассмотрения.
Предмет внутри контейнера был изготовлен из того же желтого мягкого на ощупь материала, каким была покрыта поверхность контейнера. Повинуясь приказу сморчка, Грин достал предмет из контейнера и положил на камни у своих ног. Будучи изъятым из контейнера, предмет начал сам собой раскрываться, очевидно под действием внутренней пружины; изначально, с тем, чтобы уместиться внутри узкого контейнера, будучи сложенным с виде узкого клина, предмет неожиданно раскрылся, распахнув в стороны желтые крылья. В таком виде предмет замер перед ними, на вид теплый, полный древнего непонятного значения, загадочный. Толстопузые, наблюдая, что происходит, быстро приблизились и испуганно остановились, глядя во все глаза.
– Он похож на птицу, – прошептал Грин. – Неужели эта вещь была сделана руками такого же человека, как мы, а не выросла сама?
– Он такой гладкий… – с этими словами Яттмур протянула к предмету руку, чтобы прикоснуться к его поверхности. – Мы назовем его Красавчик.
Прошедшие тысячелетия наложили свой отпечаток на поверхность контейнера; внутри же контейнера предмет остался как новый. Стоило только руке девушки прикоснуться к поверхности предмета, как на нем откинулась маленькая крышка, открыв внутренность. Ужасно перепуганные толстопузые нырнули в ближайшие кусты. Изготовленная из странных материалов, из тонких металлических проволок и пластика, внутренность похожего на птицу предмета была подобна чуду. Видны были крохотные колесики, ряды кнопок, блестящие цепи электроники, переплетения устройств совсем уже непонятного предназначения. Сгорая от любопытства, Грин и Яттмур наклонились вперед, желая прикоснуться к внутренностям устройства. Не зная с чего начать, они провели пальцами по начинке предмета – тем же четырем пальцам с отстоящим пятым, какими были вооружены их предки – желая насладиться прикосновением к рукояткам и кнопкам сложнейшего и исполненного мудростью механизма.
Колесики регулировки можно было крутить, а на подающиеся с легким приятным щелчком кнопки нажимать.
Неожиданно раздался приглушенный бормочущий звук, и Красавчик оторвался от земли, поднялся в воздух и закружил над их головами. Они вскрикнули от восторга, Яттмур отступила назад, чтобы лучше его разглядеть, попутно наступив и раздавив желтый контейнер. Красавчик не обратил на это никакого внимания. Прекрасный в своем свободном полете, порождение рук древних людей, он закладывал над их головами широкие круги, ярко сверкая на солнце.
Набрав достаточную высоту, предмет заговорил:
– "Сделаем мир безопасным для демократии!" – громко провозгласил он. Голос летающего предмета был негромок, но отчетлив.
– О, он говорит! – воскликнула Яттмур, с восторгом глядя на блестящие крылья.
К Грину и Яттмур на вершину горы снова взобрались толстопузые, чтобы присоединиться к общему восторгу, и принялись валиться назад на спину, ликуя каждый раз, когда Красавчик пролетал над их головами, потом вскакивать и долго стоять, задрав головы и провожая взглядами закладывающее новый круг создание.
– "Кто затеял опасную забастовку в 31-ом доке?" – риторически потребовал ответа Красавчик. – "Тот же самый человек, который вдевает сегодня в ваши носы свое кольцо. Думайте о себе и судьбах своих близких, друзья, и голосуйте за ЭсЭрЭйч – голосуйте за свободу!"
– Что он такое говорит, сморчок? – спросил Грин.
– Он говорит о людях, которые носили кольца в носу, – ответил сморчок, который был поражен увиденным и услышанным не меньше Грина. – Очевидно, во времена цивилизации люди носили кольца в носу. Слушай, что говорит этот летающий предмет, и постарайся понять его слова.
Покружив над одним из самых высоких ходульников-шагальников, Красавчик полетел закладывать круги дальше, негромко гудя и периодически выкликая лозунги. Люди, с ощущением того, что у них появился новый друг, заметно приободрились; довольно долго они стояли, задрав к небу головы, глядя и слушая. Толстопузые били себя кулаками в животы, простодушно радуясь блеску и громким крикам, доносящимся из поднебесья.
– Давай снова спустимся вниз и разыщем там себе еще одну игрушку, – предложила Яттмур.
Немного помолчав, Грин ответил:
– Сморчок сказал "нет". Он хотел, чтобы мы спустились вниз, когда мы не желали этого делать; а теперь, когда мы сами хотим спуститься, он возражает. Я не понимаю его.
– Значит, ты полный кретин, – раздраженно прозвенел сморчок. – Этот летающий Красавчик не сможет доставить нас на берег материка. Поэтому теперь я должен подумать, что нам делать дальше. Мы должны помочь себе сами; я хочу внимательно осмотреть эти растения-ходульники. Поэтому пока помолчите и не беспокойте меня.
Довольно долгое время сморчок не подавал голоса и не разговаривал с Грином. Воспользовавшись паузой, Грин и Яттмур отправились к прудам посреди острова, чтобы смыть грязь подземелий со своих тел и волос, сопровождаемые толстопузыми рыболовами, которые все время крутились неподалеку, изредка принимаясь жаловаться, но по преимуществу, словно загипнотизированные, не сводя глаз с желтой птицы, что, крича, кружила безустанно над их головами. После омовения они отправились на берег острова, чтобы добыть себе пищу, по пути далеко обойдя скопление странных кубических скал, во внутренности которых им случилось побывать. Красавчик летел за ними следом, время от времени выкрикивая: "ЭсЭрЭйч и двухдневная рабочая неделя!"
Глава девятнадцатая
Думая о том, что сказал ему сморчок, Грин теперь внимательней присматривался к ходульникам-шагальникам. Несмотря на очень мощную и разветвленную корневую систему, цветы ходульников были весьма примитивны. Будучи повернутыми все время к солнцу, соцветия привлекали к себе сердцевидных бабочек. Снизу пяти ярких и простых лепестков росли непропорционально крупные семенные стручки, шестигранные, на каждой грани которых имелись клейкие и бахромчатые наросты, формой напоминающие морских анемон.
Все это не произвело на Грина никакого впечатления. Однако то, что происходило с цветами в процессе опыления, было гораздо более захватывающим. Яттмур как раз проходила мимо одного из ходульников, когда с жужжанием подлетевшая к цветку древесная пчела уселась на бутон и принялась пробираться к пестикам. Реакция растения на попытку проникновения была невероятно бурная. С характерным резким звуком цветок и семена взлетели вверх, увлекаемые пружинистым гибким стеблем, вырвавшимся из внутренности стручка.
От испуга Яттмур немедленно бросилась в ближайшие кусты, а следом за ней и Грин. Осторожно они выглянули наружу, чтобы посмотреть, что случится дальше; они увидели, что стебель-пружина продолжает распрямляться, на этот раз более медленно. Пружина распрямилась полностью, и прогретая солнцем, отвердела, превратившись в прочный стебель. Шестигранный стручок теперь раскачивался высоко над их головами, кивая оттуда светилу.
Привычных к неожиданностям людей растительный мир мало чем мог удивить. Ко всему, что не представляло для них опасность, они немедленно теряли интерес. Им уже несколько раз доводилось видеть ходульник-шагальник, точно так же распрямляющийся на солнце.
– "Статистика утверждает, что в подавляющем большинстве вы лучше своих хозяев", – провозгласил Красавчик, облетев по кругу нового ходульника и возвратившись к людям. – "Пусть то, что случилось с Бомбейским Профсоюзом межпланетных грузоперевозчиков, послужит вам уроком! Отстаивайте свои права, пока права ваши еще в ваших руках!"
Всего в нескольких метрах от них другой ходульник-шагальник с шелестом развернулся и поднялся в воздух, его стебель выпрямился и быстро отвердел.
– Давай вернемся к прудам, – предложил Грин. – И еще раз искупаемся.
Стоило только ему сказать это, как в голове его пробудился сморчок. Без слов он поразил Грина, который попытался было воспротивиться, но зашатался и, корчась от боли, рухнул в кусты.
– Грин! Грин! Что с тобой? – охнула Яттмур, подбегая к нему и хватая за плечи.
– Я… я… я… – его рот отказывался произносить слова. Его губы поджались и посинели. Его руки и ноги вытянулись и затвердели. Сидящий в голове сморчок наказывал его за неповиновение, парализуя нервные центры.
– Я был слишком мягок с тобой, Грин. Потому что ты всего лишь растение. Я предупреждал тебя. В будущем я не стану терпеть и сразу же приму командование на себя, с тем чтобы ты повиновался мне без промедления. Я не ожидаю от тебя ценных мыслительных умозаключений, ты должен будешь только наблюдать, предоставив мне возможность размышлять и делать выводы. Сию минуту мы очень близки к тому, чтобы найти полезное применение этим растениям, а ты позволяешь себе глупо отворачивать с пути. Неужели ты хочешь так всю жизнь гнить среди этих голых скал? Теперь я приказываю тебе лечь на землю и спокойно наблюдать, иначе я награжу тебя новыми судорогами, например, вот такими !
Сам не свой от боли, Грин перекатился на грудь, зарываясь лицом в траву и грязь. Яттмур подняла его голову, плача, повторяя его имя и сама не своя от вида его мучений.
– Этот волшебный гриб, что он с тобой делает! – причитала она, с отвращением глядя на жесткий блестящий воротник, кольцом окружающий шею Грина. В ее глазах блестели слезы. – Грин, любовь моя, уйдем отсюда. С океана снова надвигается туман. Мы должны уйти от берега, как это сделали толстопузые.
Грин только отрицательно потряс головой. Его тело снова оказалось в его распоряжении – по крайней мере на текущий момент – судороги и спазмы стихли, но после мучений руки и ноги были слабыми, словно состоящими из желе.
– Сморчок хочет, чтобы я оставался здесь, – горько проговорил он. Бессильные слезы стояли в его глазах. – Уходи к остальным.
Дрожа от волнения, Яттмур вскочила на ноги. В ярости от собственной беспомощности, она ломала руки.
– Я скоро вернусь, – сказала она.
За толстопузыми нужно присматривать. Они были настолько глупы, что без должного надзора могут наесться всякой отравы. Пробираясь к своей с Грином хижине, она шепотом молилась по пути:
– О духи солнца, покарайте этого сморчка со всей своей жестокостью и силой, пока он не убил моего дорогого возлюбленного.
К несчастью, духи солнца на этом острове были слабы, как слабо было само светило. Со стороны океана поднялся холодный ветер, принесший с собой туман, который и вовсе закрыл солнце. Поблизости от острова проплывал айсберг; скрип и треск его льдин можно было слышать даже после того, как он, подобно призраку, исчез в тумане.
Частично укрытый кустами, Грин послушно оставался лежать на своем месте, наблюдая за тем, как в небе над его головой парит Красавчик, голос которого, приглушенный туманом, продолжал через равные промежутки времени выкликать слоганы.
Третий за прошедшее время ходульник со скрипом распрямился и закачался в воздухе. Грин отметил, что теперь, когда солнце ушло, ходульник распрямляется гораздо медленней. Материк полностью скрылся из вида. Порхающие вокруг цветков ходульников бабочки тоже пропали, последняя из них пролетела мимо него и скрылась; он остался один в призрачном мире, лежа на земле словно бы под поверхностью холодного океана сгустевшего воздуха.
В отдалении сталкивались друг с другом айсберги, и скрежещущий грохот их столкновений эхом разносился над океаном. Он был совершенно один, все возможные контакты с подругой или спутниками теперь были запрещены для него сморчком. Было время, когда близость гриба наполняла его сознание мыслями о борьбе и возможности победы, теперь же сморчок вызывал в нем только тошноту. Он представить себе не мог, каким образом возможно было избавиться от гриба.
– Смотри, ходульники снова распрямляются, – раздался в его голове звон сморчка, бесцеремонно вторгшегося в ток мыслей Грина. Среди ближних скал один за другим распрямились четыре ходульника. Стручки раскачивались над ними, похожие в густом мутном тумане на полуотрубленные головы. Под порывами ветра ходульники бились друг о друга, и их стручки со стуком соударялись. Но стоило клейким выростам на стручках встретиться друг с другом, как стручки замирали, приклеившись, продолжая тихо покачиваться, но уже на паре своих стеблей.
– Ха! – воскликнул сморчок. – Не своди с них глаз, приятель, и забудь про обиду. Эти растения растут не по-одиночке. Например, эти шесть стеблей со стручками выросли из одной корневой системы, так что, по сути дела, их можно назвать одним растением. Семенем, из которого вырастают ходульники, является шестиконечная самодвижущаяся трубчатая система, эта шестипалая ползучая клешня, которую мы тоже уже видели. Продолжай наблюдение, и вскоре ты увидишь, как осеменятся и распрямятся остальные два ростка из этой группы.
Сморчок был в полном восторге от своих наблюдений, и часть возбуждения гриба передалась Грину, согрев его тело, сжавшееся меж холодных камней; глядя во все глаза на ходульников, потому что ничего другого ему не оставалось, он пролежал так, ему казалось, целую вечность. К нему вернулась Яттмур и укрыла его циновкой, сплетенной толстопузыми рыболовами, потом, не спрашивая ни о чем, прилегла рядом.
Осеменился и с шорохом распрямился пятый ходульник-шагальник, закачавшись на ветру. Постояв немного один, пятый стручок приклеился выпуклым наростом к своему соседу; потом эта пара, покачавшись на ветру, соединилась с ближней парой, образовав прочную связку, и все пять стеблей застыли теперь перед людьми, прочно опираясь на землю.
– Что это означает? – прошептала Яттмур.
– Подожди, – шепотом ответил Грин. До тех пор, пока не распрямился шестой осемененный собрат семьи ходульника, он почти не проронил ни слова. Качаясь сам по себе, тот словно бы дожидался порыва ветра, прилетающего из океана; наконец порыв ветра пришел; почти моментально и беззвучно шестой стручок присоединился к прочной связке своих товарищей. В тумане связка казалась парящим в воздухе существом.
– Теперь мы можем уйти? – спросила Яттмур.
Грин только молча дрожал.
– Скажи девушке, чтобы принесла тебе какой-нибудь еды, – нетерпеливо прозвенел сморчок. – Пока что ты должен остаться на месте и наблюдать.
– Он хочет, чтобы ты век тут пролежал? – возмутилась Яттмур, после того как Грин передал ей приказ сморчка.
В ответ Грин покачал головой. Он уже не знал, что ждать. Дрожа от раздражения, Яттмур вскочила и скрылась в тумане. Через некоторое время она вернулась, и как раз к ее возвращению ходульник достиг следующей стадии своего развития.
Туман немного рассеялся. Лучи солнца, падающие почти горизонтально, осветили стебли ходульника-шагальника, которые заблестели в их свете подобно бронзе. Словно бы возрожденный к жизни солнечным теплом, ходульник переступил всеми своими шестью ногами и подался вперед. Стебли по-очереди оторвались от своей корневой системы, превратившись в подобие ног. Это казалось невероятным, но несомненным – помедлив немного, ходульник, эти шесть стручков на длинных стеблях, уверенно пошел вперед, Освобожденное растение в движении каждый раз переставляло противоположную пару ног, шагая вниз по склону холма, медленно, но упорно продвигалось к океану.
– Вставай и иди за ним, – приказал сморчок.
С трудом поднявшись, Грин двинулся следом за ходульником, шагая на затекших негнущихся ногах и в движении немного напоминая маячащее впереди растение. Яттмур молча шла рядом с ним. Над их головами кружила и продолжала выкрикивать лозунги желтая машина.
Очевидно, что тропа, по которой ходульник-шагальник двигался к пляжу, была для него обычным и давно уже натоптанным его собратьями путем исхода. Заметив вышагивающее среди скал странное создание, толстопузые рыболовы с визгом бросились спасаться в кусты. Не обращая ни на что внимания, гордо выпрямившись, ходульник продолжал двигаться вперед, на ходу аккуратно обогнув хижину Яттмур и Грина, переступив через лежку толстопузых и отправившись дальше по песку.
Добравшись до воды, растение не стало останавливаться. Таким же ровным и мерным шагом оно вошло в воду, погрузившись почти полностью, за исключением верхних склеенных стручков, из которых и состояло теперь его тело. Взяв курс на далекий берег, состоящее из шести долей тело ходульника постепенно исчезло в тумане. Красавчик устремился было за ним следом, выкрикивая свои обычные слоганы, но скоро в молчании вернулся обратно.
– Теперь ты видишь! – воскликнул сморчок, да так неожиданно и громко, что голова Грина едва не лопнула от внезапного звука. – Вот так и мы выберемся отсюда, Грин! Ходульники растут на острове, потому что здесь для них есть много свободного места и они могут развиваться на приволье, а потом возвращаются на материк, чтобы высеять там свои семена. И если эти растения-мигранты могут добраться до берега, то это же самое вместе с ними сможем сделать и мы!
Казалось, что ходульник немного осел на своих шести ногах. Неловко, словно бы его длинные конечности были скованы ревматизмом, растение двинулось вперед на своем шестиножнике, переставляя ноги парами с медлительностью, типичной для всех растений.