Он осуждающе посмотрел на нее, ища спасения от боли и разочарования на неприступных высотах морали своего Столетия.
- Какую?
- Мне все равно хотелось.
- Ты хотела, чтобы я полюбил тебя?
- Да.
- Но почему именно я?
- Ты мне сразу понравился. Ты был такой смешной.
- Смешной?
- Ну, странный. Ты так старался изо всех сил не смотреть на меня, а сам с меня глаз не сводил. Ты воображал, что ненавидишь меня, а я чувствовала, что тебя тянет ко мне. И мне стало немножко жаль тебя.
- При чем тут жалость? - У Харлана пылали щеки.
- Ты так мучился и страдал. А в любви все очень просто. Надо только спросить девушку. Так приятно любить и быть любимой. Зачем же страдать?
Харлан покачал головой: "Ну и нравы в этом Столетии!"
- Спросить - и все тут, - пробормотал он, - так просто? И больше ничего не надо?
- Глупенький, конечно, надо понравиться девушке. Но почему не ответить на любовь, если сердце свободно? Что может быть проще?
Теперь настал черед Харлана потупить глаза. В самом деле, что может быть проще? Ничего непристойного в этом не было. Во всяком случае, для Нойс и ее современниц. Уж ему-то следовало бы это знать! Он был бы непроходимым кретином, если бы стал допрашивать Нойс о ее прежних увлечениях. С таким же точно успехом он мог бы расспрашивать девушку из своего родного Столетия, не случалось ли ей обедать в присутствии мужчин и было ли ей при этом стыдно?
Слегка покраснев, он смущенно спросил:
- А что ты сейчас думаешь обо мне?
- Ты славный и очень милый, - ответила она. - Если бы ты к тому же пореже хмурил брови… Почему ты не улыбаешься?
- Смешного мало, Нойс.
- Ну, пожалуйста. Я хочу проверить, могут ли твои губы растягиваться. Давай попробуем.
Она положила свои пальчики на уголки его губ и слегка оттянула их. Харлан отдернул голову и не смог удержаться от улыбки.
- Вот видишь. Ничего страшного не случилось. Твои щеки даже не потрескались. Тебя очень красит улыбка. Если ты будешь каждый день упражняться перед зеркалом и научишься улыбаться, то станешь совсем красивым.
Но его улыбка, и без того еле заметная, сразу погасла.
- Нам грозят неприятности? - тихо спросила Нойс.
- Да, Нойс, большие неприятности.
- Из-за того, что у нас было? Да? В тот вечер?
- Не совсем.
- Но ведь ты знаешь, что я одна во всем виновата. Если хочешь, я им так и скажу.
- Ни за что! - энергично запротестовал Харлан. - Не смей брать на себя вину. Ты ни в чем, ни в чем не виновата. Дело совсем в другом.
Нойс тревожно посмотрела на счетчик:
- Где мы? Я даже не вижу цифр.
- Когда мы, - машинально поправил ее Харлан. Он убавил скорость настолько, чтобы можно было различить номера Столетий.
Нойс изумленно раскрыла глаза.
- Неужели это верно?
Харлан равнодушно взглянул на Счетчик. Тот показывал 72000.
- Не сомневаюсь.
- Но где же мы остановимся?
- Когда мы остановимся? В далеком-далеком будущем, - угрюмо ответил он, - там, где тебя никогда не найдут.
Они молча смотрели, как растут показания Счетчика. В наступившей тишине Харлан мысленно вновь и вновь повторял себе, что Финжи намеренно оклеветал ее. Да, она откровенно призналась, что в его обвинении была доля истины, но ведь с той же искренностью она сказала ему, что и сам по себе он ей не безразличен.
Внезапно Нойс встала и, подойдя к Харлану, решительным движением остановила капсулу. От резкого темпорального торможения к горлу подступила тошнота.
Ухватившись руками за сиденье, Харлан закрыл глаза и несколько раз тяжело сглотнул.
- В чем дело?
Нойс стояла рядом, ее лицо было пепельно-серым; две-три секунды она ничего не могла ответить.
- Эндрю, не надо дальше. Я боюсь. Эти числа так велики.
Счетчик показывал: 111394.
- Сойдет, - угрюмо заметил Харлан и, протянув ей руку, добавил с мрачной торжественностью: - Пошли. Я покажу тебе твое новое жилище.
Взявшись за руки, словно дети, они бродили по пустынным помещениям. Тускло освещенные коридоры терялись вдали. Стоило только переступить через порог, как в темных комнатах вспыхивал яркий свет. Воздух был неподвижен, ни сквозняка, ни дуновения, но его свежесть и чистота свидетельствовали о хорошей вентиляции.
- Неужели здесь никого нет? - тихо спросила Нойс.
- Ни души. - Харлан хотел громким и уверенным ответом развеять свой страх перед "Скрытыми Столетиями", но почему-то и он сбился на шепот.
Они забрались так далеко в будущее, что Харлан даже не знал толком, как это Время называть. Говорить - сто одиннадцать тысяч триста девяносто четвертое - было смешно. Обычно этот период называли просто и неопределенно - "Стотысячные Столетия".
Глупо было в их положении ломать голову еще и над этой проблемой, но теперь, когда возбуждение, вызванное побегом сквозь Время, несколько улеглось, Харлан вдруг с особенной силой осознал, что находится в области Вечности, куда не ступала нога человеческая, и ему стало не по себе. Ему было стыдно за свой испуг; стыдно вдвойне, поскольку Нойс была свидетельницей его страха, но он ничего не мог с собой поделать. От страха противно сосало под ложечкой и по спине бежали мурашки.
- Как здесь чисто, - прошептала Нойс, - даже пыли нет.
- Автоматическая уборка, - ответил Харлан. Ему казалось, что он чуть не надорвал связки от крика, на самом же деле он произнес и эти слова тихим голосом.
- И ни одного человека на тысячи Столетий в прошлое и будущее, - добавил он.
По-видимому, Нойс это ничуть не встревожило.
- Неужели везде все устроено так же, как здесь? - спросила она. - Ты обратил внимание - на складах полно продовольствия и всяких запасов, полки библиотеки заставлены фильмокнигами?
- Да, конечно. Каждый Сектор полностью снаряжен и оборудован.
- Но зачем, если в них никто не живет?
- Простая логика, - ответил Харлан. Когда он разговаривал, ему было не так жутко. Выскажи вслух то, что тебя пугает, и это явление, потеряв ореол таинственности, покажется обыденным и простым. - Давным-давно, еще на заре существования Вечности, где-то в 300-х Столетиях был изобретен дубликатор массы. Не понимаешь? При помощи специального резонансного поля можно превратить энергию в вещество, причем атомные частицы занимают те же положения - с учетом принципа неопределенности, - что и в исходной модели. В результате получается идеально точная копия предмета.
Вечность приспособила дубликатор для своих нужд. В то время у нас было построено всего шестьсот или семьсот Секторов. Перед нами стояли грандиозные задачи по расширению зоны нашего влияния. "Десять новых Секторов за один биогод" - таков был ведущий лозунг тех лет. Дубликатор сделал эти огромные усилия ненужными. Мы построили один Сектор, снабдили его запасами продовольствия, воды, энергии, начинили самой совершенной автоматикой и запустили дубликатор. И вот сейчас мы имеем по Сектору на каждое Столетие. Я даже не знаю, насколько они протянулись в будущее - вероятно, на миллиарды лет.
- И все похожи на этот?
- Да, все совершенно одинаковые. По мере расширения Вечности мы просто занимаем очередной Сектор и переоборудуем его по моде соответствующего Столетия. Затруднения возникают только в энергетических Столетиях. Но ты не бойся - до этого Сектора мы еще не скоро доберемся.
Он решил не рассказывать ей о Скрытых Столетиях. Незачем ее пугать. Прочитав на ее лице недоумение, он торопливо добавил:
- Не думай, что строительство Секторов было неразумной тратой сил и материалов. В конце концов расходовалась только энергия, а ее мы черпаем в неограниченных количествах из вспышки Новой…
Она прервала его:
- Нет, дело не в этом. Просто я никак не могу вспомнить.
- О чем?
- Ты сказал, что дубликатор изобрели в 300-х. Но у нас в 482-м его нет, и я никак не могу вспомнить ни одного упоминания о нем в фильмокнигах по истории.
Харлан задумался. Хотя Нойс была всего на два дюйма ниже его, он внезапно почувствовал себя великаном рядом с ней, могущественным полубогом Вечности. Нойс казалась ему маленьким, беззащитным ребенком, и он должен был провести ее по головокружительным тропкам, ведущим к истине, и открыть ей глаза на мир.
- Нойс, дорогая моя, - сказал он, - давай присядем где-нибудь, и я тебе все объясню.
Представление о том, что Реальность не является чем-то установившимся, вечным и нерушимым, что она подвержена непрерывным изменениям, было не из тех, которые легко укладываются в сознании человека.
В безмолвной тишине бессонных ночей Харлан до сих пор еще нередко вспоминал первые дни Ученичества и свои отчаянные попытки отрешиться от Времени, разорвать все связи со своим Столетием.
Рядовому Ученику требовалось почти полгода, чтобы узнать и осмыслить правду; понять до конца, что он уже никогда (в самом буквальном смысле этого слова) не сможет вернуться домой. И дело было не только в суровых законах Вечности, которые запрещали ему это, но и в неумолимом факте, что того дома, который он знал, могло уже больше не существовать, что в каком-то смысле этого дома вообще не существовало.
На разных Учеников это известие действовало по-разному. Харлан хорошо помнил, как посерело и вытянулось лицо его однокурсника Бонки Латуретта, когда Наставник Ярроу развеял их последние сомнения на этот счет.
В тот вечер никто из Учеников не притронулся к ужину. Они сбились в кучку, словно согревая друг друга теплом своих тел. Никто не заметил отсутствия Латуретта. Было много шуток и смеха, но шутки не получались, а смех звучал фальшиво.
Кто-то произнес робким, дрожащим голосом:
- Выходит, у меня и мамы не было. Если я вернусь к родителям, в 95-е, они, наверно, скажут: "А ты откуда взялся? Мы тебя не помним. Чем ты докажешь, что ты наш ребенок? У нас вообще не было сына. Уходи от нас и не выдумывай".
Они нерешительно улыбались и кивали головами, одинокие мальчики, у которых не осталось ничего, кроме Вечности.
Латуретта обнаружили в постели. Он спал крепким сном. Его дыхание было подозрительно учащенным, а на левой руке виднелась небольшая красная точка, оставшаяся после укола шприца. К счастью, на нее сразу же обратили внимание. Вызвали Наставника, и несколько дней они боялись, что в их классе станет одним Учеником меньше, но все обошлось. Через неделю Бонки уже сидел за партой. Но Харлан был дружен с ним и знал, что рана, оставленная в его душе этой ужасной ночью, так и не зажила.
А теперь Харлану предстояло объяснить, что такое Реальность, девушке, которая, в сущности, была немногим старше тех мальчиков, и объяснить так, чтобы она поняла раз и навсегда. У него не было выбора. Нойс должна знать, что их ждет и как ей себя вести.
Он начал рассказ. Они сидели в конференц-зале за длинным столом, рассчитанным человек на двадцать, ели консервы, замороженные фрукты, пили холодное молоко, и Харлан рассказывал.
Он пытался смягчить удар, осторожно выбирая выражения, но в этом не было нужды. Нойс схватывала его объяснения на лету, и, еще не дойдя до середины своей лекции, Харлан вдруг с изумлением обнаружил, что ее реакция не так уж плоха. Она не испугалась и не растерялась; она только разозлилась.
От гнева ее бледное лицо слегка порозовело, а черные глаза, казалось, стали еще более черными и бездонными.
- Но ведь это же преступление, - воскликнула она, - как вы смеете? Кто позволил Вечным распоряжаться нашей судьбой?
- Наша цель - благо человечества, - снисходительно пояснил Харлан.
Конечно, ей всего не понять. Она - человек из Времени с ограниченным кругозором. Как все Времяне, она ничего не видит дальше собственного Столетия. Ему даже стало немного жаль ее.
- Благо человечества? А дубликатор вы тоже уничтожили для нашего блага?
- Пусть судьба дубликатора тебя не беспокоит. Мы сохранили его у себя.
- Вы-то сохранили, а как насчет нас? Ведь мы в 482-м тоже могли бы его иметь.
Она взволнованно размахивала в воздухе двумя маленькими кулачками.
- Вам бы он не принес ничего хорошего. Не волнуйся, дорогая, и выслушай меня до конца.
Судорожным движением - ему еще предстояло научиться дотрагиваться до нее, не боясь прочитать на ее лице отвращение, - он схватил ее за руки и крепко сжал их.
Несколько секунд она пыталась вырваться, затем смирилась и даже рассмеялась:
- Продолжай, глупенький, только не смотри на меня так мрачно. Ведь я виню не тебя.
- Тут некого винить, Нойс. Никто ни в чем не виноват. Мы были вынуждены так поступить. Случай с дубликатором - один из классических примеров. Я проходил его еще в школе. Дублируя предметы, можно дублировать и людей. При этом возникают очень сложные и запутанные проблемы.
- Но разве эти проблемы не в состоянии решать само человечество?
- Не всегда. Мы тщательно изучили всю эту эпоху и убедились, что люди не нашли удовлетворительного решения этой проблемы. Не забывай, что каждая неудача сказывается не только на них самих, но и на всех их потомках, на всех последующих обществах. Более того, проблема дубликатора вообще не может иметь удовлетворительного решения. Это одна из тех гадостей, вроде атомных войн и наркотических сновидений, которые не имеют права на существование. Их надо вырывать с корнем, когда бы они ни встретились. Дубликатор может принести людям только несчастье.
- Откуда у вас такая уверенность?
- Пойми, Нойс, мы располагаем великолепными Вычислительными машинами. Кибермозг по своим возможностям превосходит все созданное людьми в этой области во всех Реальностях и Столетиях. Он может рассчитывать, с учетом влияния тысяч и тысяч переменных, насколько желательна или нежелательна любая Реальность.
- Машина! - презрительно фыркнула Нойс.
Харлан осуждающе посмотрел на нее, но тут же раскаялся.
- Пожалуйста, не веди себя как ребенок. Конечно, тебе неприятно думать, что окружающий тебя мир совсем не так прочен и незыблем, как кажется. Всего год назад, до прошлого Изменения, ты сама и весь твой мир могли быть только тенью вероятности, но разве это что-либо меняет? У тебя ведь сохранились все воспоминания о прожитой жизни? Ты ведь помнишь свое детство и своих родителей, не правда ли?
- Конечно.
- Так не все ли тебе равно, как ты жила в той Реальности? Я хочу сказать, что результат тот же самый, как если бы ты прожила свою жизнь в соответствии со своими теперешними воспоминаниями.
- Не знаю. Мне надо подумать. А что, если мой завтрашний день снова станет лишь сновидением, тенью, призраком, или как ты там его назвал?
- Что ж, тогда будет новая Реальность, а в ней будет жить новая Нойс со своими новыми воспоминаниями. Все будет так, словно ничего не произошло, с той только разницей, что общая сумма человеческого счастья снова немного возрастет.
- Знаешь, меня почему-то это не удовлетворяет.
- Кроме того, - торопливо добавил Харлан, - тебе сейчас ничего не угрожает. Скоро в твоем Столетии возникнет новая Реальность, но ведь ты сейчас находишься в Вечности, под защитой Поля Биовремени. Изменение не коснется тебя.
- Если, как ты утверждаешь, никакой разницы нет, - угрюмо сказала Нойс, - к чему тогда было затевать эту историю с моим похищением?
- Потому что ты мне нужна такой, какая ты есть, - с неожиданным для себя пылом воскликнул Харлан, - я не хочу, чтобы ты изменилась хоть на самую малость!
Еще немного, и он бы проболтался, что, если бы не ее суеверия относительно Вечных и бессмертия, она даже не поглядела бы в его сторону.
Нойс испуганно оглянулась.
- Неужели мне придется всю свою жизнь провести вот здесь? Мне будет… одиноко.
- Нет, нет, не бойся. - Он с такой силой сжал ее руки, что она поморщилась от боли. - Я выясню твою Судьбу в новой Реальности, и ты вернешься обратно, но только как бы под маской. Я позабочусь о тебе. Мы получим официальное разрешение на союз, и я прослежу, чтобы тебя впредь не коснулись никакие Изменения. Я Техник, и, говорят, неплохой, так что я немного разбираюсь в Изменениях. И я еще кое-что знаю, - угрожающе добавил он и осекся…
- Но разве это дозволено? - спросила Нойс. - Я хочу сказать, разве можно забирать людей в Вечность, предохраняя их от Изменений? У меня это как-то не вяжется с тем, что ты мне рассказал.
При мысли о десятках тысяч безлюдных Столетий, окружающих его со всех сторон, по спине у Харлана пробежала холодная дрожь. Ему стало жутко. Он почувствовал себя изгнанником, отрезанным от Вечности, которая до сих пор была для него единственным домом и единственной верой; отщепенцем вдвойне, изринутым из Времени и пожертвовавшим Вечностью ради любимой женщины.
- Нет, это запрещено, - подавленно ответил он. - Я совершил ужасное преступление, и мне больно и стыдно. Но если бы понадобилось, я повторил бы его еще раз и еще раз…
- Ради меня, Эндрю? Да? Ради меня?
- Нет, Нойс, ради себя самого. - Он сидел, опустив глаза. - Я не могу тебя потерять.
- А если нас поймают? Что тогда?
Ответ на этот вопрос был известен Харлану с той самой ночи в 482-м. Его безумная догадка сулила ему огромное могущество. Но до сих пор он все еще не осмеливался взглянуть правде в глаза.
- Я никого не боюсь, - медленно проговорил он. - Пусть только попробуют тронуть нас! Они даже не подозревают, как много я знаю.
Глава 9
ИНТЕРМЕДИЯ
Последующие дни казались потом Харлану настоящей идиллией. Впрочем, единственное, что в них было идиллического, это часы, проведенные им с Нойс, но они словно окрасили все его воспоминания в розовый цвет. Столько событий произошло в эти бионедели, что все смешалось в его памяти. Ему запомнились только отдельные эпизоды.
Эпизод первый. Вернувшись в Сектор 482-го, он не спеша уложил свои личные пожитки, главным образом одежду и пленки; тщательно и любовно упаковал тома Первобытного журнала.
Переноска его вещей в грузовую капсулу уже заканчивалась, когда к нему подошел Финжи.
- Я вижу, вы нас покидаете. - Как всегда, Финжи безошибочно выбрал самое банальное выражение. Он улыбался, почти не разжимая губ. Руки его были заложены за спину, и он словно шарик покачивался на пухлых ножках.
Даже не взглянув на своего бывшего начальника, Харлан глухо пробормотал:
- Да, сэр.
- В своем донесении Старшему Вычислителю Твисселу я упомяну, что вы провели Наблюдение в 482-м самым удовлетворительным образом.
Харлан промолчал. Благодарить Финжи было свыше его сил.
Финжи продолжал, неожиданно понизив голос:
- Я решил пока не сообщать о вашем нападении на меня.
Несмотря на приторную улыбку и ласковый взгляд, в его голосе явно проскальзывало злорадство.
Пристально посмотрев на него, Харлан ответил:
- Как вам будет угодно, Вычислитель.
Эпизод второй. Он снова обосновался в 575-м. Вскоре после своего возвращения он встретил Твиссела.
Он был почти счастлив снова увидеть эту крохотную фигурку с морщинистым личиком гнома. Даже вид белого цилиндрика, дымящегося между двух запачканных табаком пальцев, доставил ему удовольствие.
- Вычислитель, - обратился к нему Харлан.