Она узнает, что ее замужество обречено за триста лет до того, как свершится. Она обнаружит, что имя ее мужа внесено много лет тому назад в список беженцев из этого столетия. Почему этот список не был обнародован?
Потому что, тут же сказала она себе, это будет вроде руки мертвеца, держащего за руку тех, кто совершил прыжок. Как же жить, зная что тебе предназначено улизнуть из своей собственной эпохи?!
- Вот видишь, - торжествующе произнес Квеллен, - его нет в списках!
- Означает ли это, что он не совершил прыжок?
- Пожалуй, да.
- Но как ты можешь быть уверенным, что все прыгуны действительно внесены в этот список? - Хелейн не унималась. - Что если многие из них проскочили незамеченными?
- Это возможно…
- А фамилии? - продолжала она. - Если, очутившись в прошлом, Норм назовет себя иначе, то он будет фигурировать в твоем списке под другим именем, не так ли?
Вид у Квеллена был угрюмым.
- Да, он может спрятаться под псевдонимом, - признался он.
- Ты увиливаешь, Джо. Ты вовсе не уверен, что он не отправится в прошлое. Даже несмотря на этот список!
- Так чего же ты хочешь?
Она глубоко вздохнула:
- Ты мог бы арестовать Ланоя до того, как он переправит Норма в прошлое.
- Еще нужно отыскать этого парня, - тут же ответил Квеллен. - А затем удостовериться, что он причастен к этому делу. Пока же нет никаких, даже косвенных, улик, только твои поспешные умозаключения.
- Тогда арестуй Норма!
- Что?
- Обвини его в чем-нибудь и засади в кутузку. Дай ему год-другой исправительной терапии. Он перестанет шляться по городу, а за это время кризис, связанный с прыгунами, завершится. Назови это превентивным заключением.
- Хелейн, я не могу пользоваться законом, как личной игрушкой для членов своей семьи!
- Он - мой муж, Джо! Я хочу сохранить его. Если он станет прыгуном, я навсегда потеряю его. - Хелейн встала и, покачнувшись, схватилась за край стола. Как заставить его понять, что она стоит на краю бездны? Совершить прыжок - это по сути то же самое, что и умереть! Она боролась за то, чтобы сохранить мужа. А вот брат ее сидит, облачившись в наряд благочестивости, и ничего не делает, а драгоценные секунды уходят.
- Я сделаю, что смогу, - пообещал Квеллен. - Я докопаюсь до этого Ланоя, обещаю тебе! Если ты сочтешь нужным прислать сюда Норма, я переговорю с ним и попытаюсь выяснить, о чем он думает. Да. Наверное, это самое лучшее. Пусть он придет ко мне сюда.
- Если он собирается исчезнуть, - сказала Хелейн, - то вряд ли расскажет тебе об этом. Он за версту будет обходить это здание.
- Почему бы тебе не сказать ему, что я хочу поговорить с ним о возможной работе? Он не раз жаловался, что я ничего для него не делаю, верно? Он придет ко мне, полагая, что я кое-что нашел для него, а я попробую вытянуть из него все, что касается прыжка. Осторожно. Если он на самом деле что-то знает, я его обязательно расколю, будь уверена. Мы разобьем кольцо прыгунов, и больше никто не исчезнет. Ну как, неплохо задумано, а?
- Вполне. Значит, решено, я переговорю с ним. И попытаюсь прислать его к тебе. Если только он уже не исчез.
Она направилась к двери. Брат ее снова улыбнулся. Хелейн вздрогнула.
Она испугалась, что Норм уже покинул это время, пока она сидела тут, разглагольствуя. Ей захотелось как можно быстрее вернуться домой и увидеть мужа. Она знала, что ей нужно внимательно за ним присматривать, пока не кончится этот кризис.
- Напомни Джудит обо мне, - сказала она, обернувшись у двери, когда выходила из кабинета.
8
Квеллен не любил встречаться с сестрой. После разговоров с Хелейн он чувствовал себя разбитым и изуродованным, как после пытки. Ее неприкрытая несчастность безумно терзала его. Теперь же она выглядела так, будто была лет на пять-шесть старше его. Он помнил Хелейн, когда ей было лет тринадцать или около этого, она была невинной и нежной девочкой, наивной в той мере, чтобы думать, что жизнь готовит для нее одни радости. Теперь же ей не было еще и сорока, но она уже заперла себя в четырех стенах и единственное, на что решилась - это драться, притом с завидным упорством, за своего мрачного, озлобленного мужа, потому что кроме него у нее почти ничего не было. И все же она дала Квеллену кое-какую полезную информацию.
Ланой не выходил из его головы с тех пор, как незнакомец всучил ему сложенную мини-карточку на спусковой рампе.
Тогда Квеллен предпринял стандартную проверку, но она, естественно, почти ничего не дала. Одной лишь фамилии было недостаточно для компьютера.
Существовали тысячи Ланоев, и вряд ли Квеллен был в состоянии обследовать каждого из них, чтобы выяснить, не преступник ли тот. Выборочная проверка также ничего не дала. А вот теперь приходит Хелейн со своей внутренней убежденностью, что за всем делом перебежчиков стоит именно Ланой. И эта женщина, которую она упомянула, эта Бет Виснек… Квеллен сделал себе пометку послать к ней агента, чтобы еще раз переговорить о последних днях жизни в этом столетии ее мужа-прыгуна. Несомненно, Бет Виснек уже опрашивали, когда исчез ее муж, но на этот раз нужно обратить особое внимание на Ланоя.
Квеллен задумался, не приставить ли охранника к Норму Помрату и тем самым не дать ему исчезнуть. Ему в абсолютно недвусмысленной форме приказали оставить в покое Дональда Мортенсена и не трогать ни одного из зарегистрированных прыгунов. Колл получил приказ от Джакомина, который в свою очередь услышал его непосредственно из уст самого Клуфмана: "Руки прочь от Мортенсена!" Они боялись изменить прошлое. Квеллен ощущал их страх, исходящий прямо от Верховного Правления. Он мог расшатать устои Вселенной. Для этого достаточно было, например, арестовать Дональда Мортенсена и проткнуть его череп лазерным лучом. "Простите. Сопротивление при задержании. Пришлось убрать".
Вот так! И тогда этот чертов Мортенсен так и не отправится в прошлое четвертого мая, а это опрокинет всю структуру последних нескольких столетий. "В ту секунду, когда я пристрелю Мортенсена, - подумал Квеллен, - все переменится, и может случиться так, что нас завоюют полчища многоногих слизняков из Магеланновых Облаков в 2257 году, ведь это поражение предотвратил бы один из потомков Дональда Мортенсена, если бы у меня хватило ума не убивать его".
Квеллен, конечно, вовсе не хотел навлечь на себя гнев Верховного Правления, помешав отбыть Дональду Мортенсену. Но Норман Помрат не значится в списке перебежчиков. Распространяется ли в этом случае на него деректива Клуфмана? Должен ли Квеллен воздерживаться от любых действий, которые могут помешать отправиться в прошлое любому другому лицу? Это было бессмысленным. И поэтому Квеллен решил, что он может наблюдать за своим зятем и, если понадобится, помешать Норму стать прыгуном. Это сделает счастливой Хелейн. А, возможно, и поможет разделаться с этим столь хлопотным заданием.
- Вызовите ко мне Брогга, - произнес он в микрофон интеркома.
Как оказалось, Брогг проводил какое-то расследование вне стен управления. В кабинет Квеллена вошел другой его заместитель, Ливард.
- Мне в руки попала одна из возможных нитей, - сообщил ему Квеллен. - Мой зять Норм Помрат, похоже, вот-вот отыщет агента, который сделает его прыгуном. Я не вполне уверен, что это правда, но я хочу все тщательно проверить. Шлепните на Помрата "ухо" и записывайте круглосуточно все его разговоры. Если он хотя бы раз заикнется, что станет прыгуном, мы сделаем свой ход.
- Хорошо, - кивнул Ливард.
- А что нового в отношении Ланоя?
- Пока ничего, сэр.
- Я узнал, что предполагаемый агент, с которым должен связаться Помрат, и есть тот самый Ланой. Так что вот наш ключ ко всему, о чем будет говорить Помрат. Проследите за тем, чтобы аппаратура дала нам сигнал, как только Помрат упомянет о бегстве. В этом случае меня нужно немедленно проинформировать.
Ливард отправился выполнять распоряжения начальника. Это, разумеется, означало конец тайны личной жизни Помрата. С этой минуты, пока Квеллен не снимет с него "ухо", Помрат не сможет обнять свою жену, облегчить кишечник, почесаться или обругать Верховное Правление без того, чтобы всеведущая аппаратура не зарегистрировала бы это. Очень плохо. Квеллен сам был жертвой "уха" и понимал, какие муки оно может причинить, так как именно таким способом предатель Брогг узнал о незаконном доме в Африке. И все же Квеллен не раскаивался, что так поступает с Помратом. Все это делалось только ради Хелейн. Она упрашивала засадить Норма в тюрьму, не так ли? Это доставит ему гораздо меньше неудобств. Он скорее всего даже ничего не заметит. И, возможно, выведет Квеллена к источнику всех этих путешествий во времени. В любом случае Помрату будет чрезвычайно трудно покинуть нынешнее столетие, пока фиксируется каждый его шаг.
Квеллен выбросил из головы все, что связано с Помратом, и все свое внимание сосредоточил на других неотложных делах.
На его столе лежали отчеты о совершенных за день крупных преступлениях.
Несмотря на то, что массу времени отнимали прыгуны, у Квеллена были обязанности и в других сферах. Он должен был ознакомиться с подробностями преступлений, совершенных в пределах его зоны Аппалаччии и дать рекомендации по судопроизводству. Новая груда материалов была такой же, как и вчера. Преступность не росла, и не уменьшалась, и Квеллен знал, что совершенные сегодня преступления будут по своей жестокости ни меньшими, ни большими, чем вчерашние.
Он стал перелистывать документы.
Квеллена уже не бросало в дрожь от подробностей преступлений, и это было самым плохим из того, что дала ему его работа. С каждым годом он все больше терял способность сопереживать. Когда-то давно, когда он был новичком, молоденьким клерком одиннадцатого разряда, только начинающим понимать что к чему, способность людей нести зло другим людям просто ошеломляла его. Теперь же он перестал видеть за сухими сводками искалеченные людские судьбы, отчеты о преступлениях превратились для него в отвлеченные статистические данные.
Все чаще совершались беспричинные преступления. Мягкосердечное Верховное Правление уничтожило большинство древних мотивов преступлений: голод, нужду, различные физические недостатки. Каждый получал чековую книжку независимо от того, работал он или нет, еды хватало на всех, и даже если она не всегда была вкусной, то всегда была питательной. Поэтому ничто не вынуждало людей заниматься разбоем, чтобы прокормить голодающую семью.
Достать большинство наркотиков не составляло труда. Секс во всех разновидностях можно было довольно дешево получить в находящихся на содержании у государства отдельных спальнях. Все это должно было служить признаками зрелости общества. Сделав большинство сладких и запретных плодов доступными, Верховное Правление устранило необходимость совершать противозаконные действия.
Да, мотивы преступлений большей частью исчезли, однако сами преступления остались. И Квеллен имел предостаточно доказательств этого.
Кражи, убийства, насилие - все это превратилось теперь в своеобразное развлечение. Средние слои общества насквозь были пропитаны преступностью.
Респектабельные обыватели шестого разряда совершали наиболее гнусные преступления. Пухлые матроны из домохозяек пятого разряда устраивали засады на незнакомцев в темных переулках. В различных мерзостях участвовали дети с невинными глазками. Даже служащие, в чьи обязанности входило поддерживать правопорядок, злоупотребляли своей властью, например, устраивая себе второе жилище в заповедной зоне, куда имели доступ только люди второго разряда и выше. Но все же собственное преступление Квеллена, по крайней мере, не причиняло вреда другим, в то время как…
Вот донесение о специалисте по гидропонике восьмого разряда, которого обвиняют в биологическом преступлении - противозаконном помещении живой материи в тело другого человека. Он подозревался в том, что усыпил своего напарника, ультразвуковым зондом сделал хирургический надрез в его теле и ввел ему смертельную дозу недавно выведенной в Азии хищной инфузории, которая поражала кровеносную систему. Обвиняемый заявил, что сделал это, чтобы понаблюдать за реакцией. И добавил: "Это было весьма интересно".
Вот сообщение о преподавателе высшей герменевтики шестого разряда в одном из крупных университетов Аппалаччии. Он пригласил молоденькую, но уже достигшую брачного возраста студентку в свою роскошную двухкомнатную квартиру. Когда же она отказалась вступить с ним в половые отношения, замкнул ей болевые центры мозга, изнасиловал ее, а затем отпустил, лишив при этом всех чувственных реакций. Почему? "Мужская гордость взыграла, заявил он арестовавшему его служащему. - Латиноамериканская концепция мужественности…" Вот так. У него гордость. А девушка уже никогда ничего не будет чувствовать. Ни боли, ни наслаждения, если только ее поврежденную нервную систему не восстановят хирурги.
А вот, отметил Квеллен, жуткий отчет о собрании приверженцев культа, где каждый стремится отрыгнуть как можно больше. Обычно такие собрания заканчиваются мистическим сопереживанием, но это обернулось трагедией.
Один из присутствующих с необъяснимой жестокостью тайно поместил в свою жвачку три кристалла псевдоживого стекла и предложил ее своим товарищам.
Стекло проникло во внутренние органы жертв, что и послужило причиной их смерти. "Это было чудовищной ошибкой, - заявил преступник. - Я собирался и сам проглотить один из кристаллов, разделить с ними мучения и обрести окончательное высвобождение. К несчастью, я оказался таким забывчивым…" История эта задела Квеллена за живое, более того: ввергла его в состояние шока. Дело в том, что его Джудит была одной из последовательниц этого самого культа, и мысль о ней не покидала Квеллена с той минуты, как ушла Хелейн. Квеллен не видел Джудит и даже не связывался с ней с тех пор, как последний раз вернулся из Африки. А ведь вместо незнакомых ему людей, названных в отчете, могла погибнуть Джудит. "Это мог быть даже я, подумал с отвращением Квеллен. - Нужно скорее позвонить Джудит. Я что-то мало уделяю ей внимания".
Он продолжил просматривать рапорты.
Не все текущие преступления были такими дикими. Среди них были и обычные избиения, поножовщина, лазерщина и другие традиционные нарушения.
Но масштабы преступности были бесконечно огромными. Изощренная жестокость стала отличительным признаком эпохи. Квеллен переворачивал страницу за страницей, бегло записывая свои замечания и рекомендации на полях донесений. Дойдя до последней страницы, он с отвращением оттолкнул от себя этот надоевший ему до чертиков ворох бумаги.
Он до сих пор так и не просмотрел кассету с индексом "В", касавшуюся расследования дела прыгунов. Брогг сказал, что в ней собраны некоторые косвенные свидетельства о путешествиях во времени за пределами период от 1979 до 2106 года. Квеллен зарядил кассету и расположился поудобнее.
Она содержала материалы из анналов оккультизма. Брогг собрал сотни отчетов о таинственных явлениях и видениях, считая, очевидно, что это могли быть путешественники во времени. "Я предполагаю, - говорилось в пояснительной записке Брогга, - что, хотя обычный диапазон действия аппаратуры перемещений во времени составляет пятьсот лет современной эпохи, существовали отдельные случаи, когда в силу каких-то неисправностей производилось перемещение в гораздо более ранние периоды".
"Вполне возможно", - подумал Квеллен и с отрешенным любопытством принялся просматривать кассету.
Свидетельство: показания летописца Джеральда Камбренсиса, родившегося в замке Манорбье в Пемброкшире приблизительно в 1146 году н. э. о рыжеволосом молодом человеке, неожиданно появившемся в доме рыцаря, известного как Элиодор де Стейкпол в западном Уэллсе.
"Этот странный человек сказал, что его зовут Сайман. Он взял ключи у сенешаля, а вскоре принял на себя и его обязанности. Он был таким умным и серьезным управляющим, что в доме ничего не терялось и всего было вдоволь, отчего усадьба стала процветать. Стоило хозяину или хозяйке только подумать о том, чего им еще хочется, как он, словно читая их мысли, тут же выполнял все желания. Он знал, где они прячут свое золото и драгоценности, и не раз говорил им: "Почему вы так скупы? Ведь жизнь коротка! Значит, нужно наслаждаться ею! Потратьте свое золото, только так оно принесет вам радость. Ведь деньги, которые вы сейчас копите, после вашей смерти будут для вас бесполезны".
Он всегда старался, чтобы слуги и крестьяне хорошо относились к нему.
Он давал им изысканную еду и питье… Этот странный рыжеволосый человек не переступал порог ни единой церкви, не читал святцы, не произносил ни одной католической молитвы. Он никогда не спал в хозяйском доме, но всегда был под рукой, готовый служить и заблаговременно во всем угождать хозяевам".
Этот летописец рассказывал, что у детей Стейкпола этот загадочный Саймон вызывал огромное любопытство, и они неотступно следили за ним, если он находился недалеко от усадьбы.
"И вот однажды вечером, подглядывая из-за кустов шиповника, как этот странный человек смотрит на запруду перед мельницей, они увидели, что он шевелит губами, будто разговаривает с кем-то невидимым".
Об этом тут же доложили хозяину дома, и этот доброжелательный рыцарь вызвал Саймона к себе и уволил его.
"Когда у него отобрали ключи, госпожа спросила у него: "Кто ты такой?" И он ответил: "Я рожден женой одного деревенского жителя этого прихода от демона, который совокупился с нею в образе ее собственного мужа".
Он назвал имя человека, ныне уже покойного, которому столь необычно изменила его жена. Мать Саймона еще была жива, и когда ее допросили, подтвердила истинность слов сына в присутствии свидетелей".
Квеллен подумал, откуда же Брогг откапывает подобные материалы? Весьма вероятно, что этот рыжеволосый "демон" был прыгуном, заброшенным в слишком удаленные времена. То же можно сказать и о сообщениях различных монахов.
Двенадцатое или тринадцатое столетия согласно изысканиям Брогга были золотой эрой прибытия странных незнакомцев. Причем не все они появлялись в облике человека. Квеллен просмотрел извлечение из "Эклогиум Хисториорум", подготовленного в аббатстве Мальсбери и помеченного 1171 годом:
"Вечером дня Рождества Христова был гром и молнии, каких никогда не бывало прежде. В Андовере одного из священников ровно в полночь в присутствии всех прихожан поразила молния, не нанеся ему вреда… но все видели, как кто-то, похожий на свинью, метался у него под ногами".
Брогг отыскал аналогичный случай в летописи "Франкорум Региум" монаха Бертина, помеченной 1160 годом. В параграфе, описывавшем 856 год, утверждалось:
"В августе Теотогаудус, епископ Трирский, со священниками и прихожанами праздновал открытие нового храма. Вдруг огромная туча заволокла небо, раздались громы и молнии, ужаснувшие всех находившихся в храме и заглушившие звон колоколов на звоннице. Опустилась такая густая тьма, что люди не видели даже стоящих рядом. Затем неожиданно разверзлась земля, и все увидели пса невообразимых размеров, который метался перед алтарем".