А теперь ему нужно поторопиться, чтобы защитить себя от гнева Клуфмана.
У него еще было время. Эйфория встречи с Клуфманом прошла, мышление его стало ясным и четким.
Он вошел в здание Уголовного Департамента и тотчас же распорядился, чтобы Ланоя снова извлекли из бака и привели в его кабинет. Ланой казался угрюмым и подавленным.
- Вы еще пожалеете об этом, Квеллен, - с горечью произнес Ланой. - Я не шутил, когда говорил, что Брогг запрограммировал свои подстраховочные автоматы на мой альфа-ритм. Я мог бы сообщить о вашем африканском прибежище Верховному Правлению…
- Вам нет необходимости доносить на меня, - сказал Квеллен. - Я отпускаю вас.
Ланой смутился:
- Но ведь вы сказали…
- То было раньше. Я освобождаю вас и постараюсь стереть с лент как можно больше материала, так или иначе касающегося вас.
- Значит, вы все-таки уступили, Квеллен? Вы поняли, что не стоит рисковать?
- Совсем наоборот. Я ни в чем не уступил. Я сам сообщил Верховному Правлению о своем проступке. Я рассказал об Африке лично Клуфману. Не было смысла зря тратить время на разговоры с более мелкой сошкой. Так что то, о чем расскажут ваши автоматы, уже известно кому надо.
- Неужели вы считаете, что я поверю вам, Квеллен?
- Так или иначе, это истинная правда. И поэтому цена за то, что я отпускаю вас, стала иной. Теперь это уже не ваше молчание. Теперь это уже ваши услуги.
Ланой выпучил глаза:
- О чем это вы, комиссар?
- О многом. Но у меня сейчас нет времени на объяснения. Я выведу вас из этого здания. Вам придется самому отправиться назад, в свою лабораторию.
Но через час я приеду к вам туда. - Квеллен покачал головой. - Не думаю, что вы еще долго будете оставаться на свободе, Ланой. Клуфману не терпится забрать у вас машину. Он хочет использовать ее, чтобы пересылать в прошлое политзаключенных. И повысить государственные доходы. Он решит проблему безработицы, забрасывая пролетариев назад в прошлое, глубокое прошлое!
Например, на пятьсот тысяч лет. Оставит их там на съедение саблезубым тиграм. Вас снова арестуют, я в этом не сомневаюсь. Но, по крайней мере, я здесь буду ни при чем.
Он вышел вместе с Ланоем из здания. Невысокий агент как-то задумчиво поглядел на Квеллена, когда они направлялись к ближайшей платформе.
- Мы скоро встретимся, - сказал Квеллен.
Он тоже сел в вагончик, только местной линии, и поехал к своему дому, чтобы выполнить еще одно, последнее дело. Предпринял ли уже Клуфман меры против него? Несомненно. В одном из залов заседаний Верховного Правления сразу же созвали совещание. Правда, очень скоро Квеллен будет в безопасности.
Он понял очень многое. Во-первых, почему Клуфман столь яростно рвется к машине времени - как к орудию, способному еще больше расширить его власть над миром. Он не брезговал ничем. И Квеллен едва не помог ему заполучить эту машину.
Квеллен также понял, почему все зарегистрированные прыгуны прибыли из периода 2486–2491 годов. Это не означало того, что в следующем году поток беженцев в прошлое прекратился, как это предполагалось ранее. Это просто означает, что контроль над машиной перешел от Ланоя к Клуфману, и что все прыгуны, отправляемые после 2491 года, заброшены с помощью усовершенствованного процесса, обеспечивающего гораздо более широкий диапазон, в такие отдаленные эпохи, что не смогут стать потенциальной угрозой режиму Клуфмана. И появление их, разумеется, не отразится ни в архивах, ни в летописях. Квеллен задрожал. Ему никоим образом не хотелось быть частицей мира, в котором правительство обладает такой властью. Он вошел в свою квартиру и включил стасис-генератор. Его обволокло сиянием поля. Квеллен сделал шаг вперед и очутился в своем африканском коттедже.
- Мортенсен? - крикнул он. - Где вы?
- Здесь, черт побери.
Квеллен выглянул на крыльцо. Мортенсен ловил рыбу. Голый до пояса, он приветливо махнул Квеллену. Его бледная кожа за то время, что он был здесь, местами покраснела, местами даже загорела.
- Кончайте это, - приказал Квеллен. - Мы отправляемся домой!
- Спасибо, но я хочу остаться здесь. Мне здесь нравится.
- Чушь! Вам необходимо в соответствующий день совершить прыжок!
- Зачем мне это делать, если здесь так хорошо? - удивился Мортенсен. - Не понимаю, для чего вы привели меня сюда, но теперь мне совсем не хочется покидать это место.
Квеллену было некогда спорить. В его планы не входило воспрепятствовать Мортенсену отправиться в прошлое четвертого мая. У Квеллена не было ни малейшего желания изменять зафиксированное историей прошлое, а ценность Мортенсена как заложника вскоре станет равна нулю. Нетрудно было представить, что если Мортенсен не совершит прыжок в строго определенное время, то неизвестно, будет ли существовать и сам Квеллен. А вдруг он один из потомков Мортенсена-перебежчика. К чему такой риск? Мортенсен обязан отправиться в прошлое!
- Пошли! - приказал Квеллен.
- Нет!
Тяжело вздохнув, Квеллен вышел на крыльцо и снова анестезировал этого человека. Затем затащил обмякшее тело в коттедж и подпихнул его под электроды стасис-поля, мгновением позже последовал за ним сам. Теперь Мортенсен лежал, вытянувшись на полу квартиры Квеллена. Скоро он проснется и попытается понять, что же это с ним происходило, и, возможно, даже попытается вернуться назад, в Африку. Но к тому времени его уже зафиксирует телевекторное поле Аппалаччии, и люди Клуфмана поспешат забрать будущего прыгуна к себе. Клуфман сделает все, чтобы обеспечить убытие Мортенсена строго по расписанию.
Квеллен в последний раз вышел из квартиры. Спустился по винтовой рампе монорельсовой дороги. Спасибо, спасибо Броггу, он знал, как добраться к Ланою.
Лучше бы, конечно, одержать верх над Клуфманом, чем пускаться в этот путь. Но он был в западне, а человек в западне ищет самый благоразумный путь на свободу, а не самый эффективный. Была ирония, разумеется, в его решении - человек, которому поручили решить проблему перебежчиков, сам становится прыгуном! И все же это было почти неизбежным, признался сам себе Квеллен. С самого начала, он должен был понимать, что обстоятельства и его заставят поступить точно так же, как и Норма Помрата, и Брогга, многих других на этой земле! Его путь к прыжку в прошлое начался в тот самый день, когда он прикарманил то африканское прибежище. Теперь же он просто делал следующий шаг, логически неизбежный.
Было уже довольно поздно, когда Квеллен добрался до места. Солнце низко висело над горизонтом, и загрязненное озеро переливалось всеми цветами радуги. Ланой поджидал его.
- Все готово, комиссар, - сказал он вместо приветствия.
- Хорошо. Я могу положиться на вашу честность?
- Вы же отпустили меня, не так ли? Даже среди мошенников есть свои понятия о чести, - улыбнулся Ланой. - Вы уверены, что хотите это сделать?
- Вполне! Я не могу больше оставаться здесь. Теперь я для Клуфмана как бельмо на глазу. Я доставил ему очень неприятные десять минут, и он, без сомнения, заставит меня расплатиться за них. Но поймать меня ему уже не удастся! И все благодаря вам, Ланой.
- Проходите в дом, - предложил Ланой. - Черт побери, вот уж никогда бы не подумал, что стану вам помогать!
- Вы умный человек, Ланой, - польстил Квеллен человечку. - Поэтому я вам советую убираться отсюда как можно скорее. Рано или поздно, но Клуфман изловит вас. Это неизбежно.
- Я попробую рискнуть, - невесело усмехнулся Ланой. - Когда настанет эта минута, я погляжу Клуфману прямо в глаза и попробую заключить сделку даже с ним самим. Проходите же. Машина ждет.
16
Итак, свершилось!
Все закружилось, и Квеллену показалось, будто его вывернули наизнанку.
Он парил на пурпурном облаке высоко-высоко над какой-то плохо различимой местностью, а затем стал падать. Упав, он перекувыркнулся и остался лежать на огромном зеленом ковре, затаив дыхание, прильнув к ковру, как бы пытаясь найти нечто устойчивое в этом неизвестном ему мире.
Его рука инстинктивно вырвала кусок этого ковра, и он изумленно уставился на зелень.
Трава!!!
Живая трава! Стебельки в его скрюченных пальцах!
Затем он едва не лишился сознания, когда понял, насколько чист здесь воздух. Он был совершенно ошеломлен. Было мучительно больно втягивать такой живительный воздух в свои легкие. Как будто в комнате, где подача кислорода открыта полностью. Но это было снаружи, в открытом месте! В Африке воздух был не такой, потому что в нем все-таки содержался густой остаток того, что выдыхалось в более плотно населенных районах земного шара.
Квеллен собрался с духом и поднялся. Во все стороны от него простирался травяной ковер, а впереди он увидел густые заросли деревьев. Квеллен присмотрелся. Небольшая серая птичка взлетела на свисавшую вниз ветку ближайшего дерева и начала без опаски что-то щебетать.
Интересно, сколько еще времени фавориты Клуфмана будут искать его, пока не поймут, что он исчез в прошлом. Колла, наверное, хватит апоплексический удар. И удастся ли Клуфману справиться с Ланоем? Он надеялся, что Ланой окажется ему не по зубам. Клуфман был злобным нереальным чудовищем, а Ланой, несмотря на свои замашки преступника, не лишен был понятия чести.
Квеллен тронулся в сторону леса. Нужно подыскать подходящий ручей и построить рядом с ним что-то вроде дома, решил он. Импровизированной архитектуры - он был уверен в том, что сумеет, хотя, возможно, его первые попытки и не будут особо впечатляющими. Но это, во всяком случае, будет его дом!
Он не чувствовал себя виноватым за то, что избрал этот путь. Он был неудачником, заброшенным в мир, который мог только ненавидеть. Норм Помрат пошел этим путем. Брогг тоже. Теперь наступила его очередь. По крайней мере, прежде чем оставить тот мир, он совершил смелую попытку защитить себя от него. Было безумием думать, что он мог бы потягаться в коварстве с Верховным Правлением. Но он все же задал неплохую встряску Клуфману, длившуюся по меньшей мере несколько минут, и это само по себе было достойным гордости достижением. Он доказал, что он - человек!
Из лесу вприпрыжку выскочили два оленя. Квеллен остановился в испуге.
Никогда еще он не видел сухопутных животных таких размеров, даже в Африке.
Африканских млекопитающих уже очень давно загнали в заповедники. Опасны ли эти животные? Они выглядели такими кроткими. Не спеша, трусцой они поскакали прочь.
Сердце Квеллена учащенно билось, когда он наполнял легкие свежим воздухом. Марок… Колл… Спеннер… Брогг… Клуфман… Хелейн…
Джудит! Они стали блекнуть в его сознании, в его памяти, постепенно исчезая. Публичное рыганье. Вагончики монорельсовой дороги. Добрый старый Ланой, подумал он. Все таки он сдержал свое слово и отправил его назад, на незагаженный материк!
"Весь мир - мой!" - подумал Квеллен.
Из леса вышел высокий краснокожий мужчина и оперся о дерево, внимательно рассматривая Квеллена. На нем был кожаный пояс, сандалии и ничего больше. Краснокожий некоторое время изучал Квеллена, а затем поднял руку, сделав жест, смысл которого Квеллену был совершенно ясен. Этот незнакомец приветствовал его на своей земле. Этот человек не боялся его.
Подняв руки вверх в знак ответного приветствия, улыбаясь как можно дружелюбнее, Квеллен зашагал ему навстречу.
СТАРХЕВЕН
1
В уединенном уголке пляжа, неподалеку от сверкающей глади спокойного моря, под сенью зеленых и лиловых деревьев притулилась маленькая хижина из рифленого железа. В хижине на хлипкой койке спал человек, называвший себя Джонни Мантеллом. Внезапно он застонал и открыл глаза. Человек проснулся очень быстро, сразу же от сна - к яви.
Живой - пока!
Он подошел к умывальнику и посмотрел в осколок зеркала, закрепленный над раковиной.
На него глядело измученное, изнуренное лицо тридцатилетнего мужчины, которого уже много лет преследуют неудачи. Его глаза, когда-то весело светившиеся, сейчас казались робкими и жалкими, как у загнанного пса. Лицо было загорелым и обветренным: он много мотался по пляжам этого района планеты Мульцибер, "свободного рая Вселенной", как утверждали рекламные проспекты Галактической Федерации Планет, столицей которых была Земля.
"Чудно", - подумал он. Еще вчера было все как всегда. Утром он занимался своим ремеслом: последние семь лет Джонни продавал туристам яркие цветные раковины и амулеты.
А сегодня Мантелл решил покинуть Мульцибер.
Он бежал от закона. Его преследовала полиция.
Мантелл считался человеком справедливым, уважающим закон и права других людей, и не из страха перед наказанием, а из чувства собственного достоинства. Уважение к самому себе - последнее, что у него осталось, хотя большинство знакомых считало эту особенность просто причудой. Джонни, никогда не искал приключений на свою голову, но и никому не позволял наступать себе на ноги.
Однако на этот раз ему действительно пришлось туго. И ничего уже нельзя было изменить.
Поселившись на Мульцибере, Мантелл старался не думать о необходимости отъезда, поскольку ехать, собственно говоря, было некуда. Жизнь здесь казалась простой: отойди на несколько ярдов в теплое море - и все сорта деликатесных рыб и моллюсков к твоим услугам, лови хоть руками, хоть сетью. На деревьях круглый год висят душистые сочные плоды на любой вкус.
И никаких тебе забот, кроме главной - о безопасности собственной жизни. Но она появилась только теперь.
Если Мантелл хочет выжить, ему придется продолжить список своих преступлений: он должен украсть звездолет. Мантелл знал, как это сделать и где найти убежище.
Стархевен… Несколько лет назад Майк Брайсон, бродяга, известный всему Мульциберу, рассказал Мантеллу о Стархевене.
- Когда-нибудь, если меня сильно прижмут, я украду звездолет и улечу на Стархевен.
- Стархевен? А что это такое?
Джонни помнил, как Брайсон усмехнулся, скривив лицо и обнажив свои желтые зубы.
- Стархевен - планета красного сверхгигантского солнца, называемого Нестором, искусственная планета, созданная двадцать-двадцать пять лет назад парнем по имени Бен Зурдан. Он создал ее для людей вроде нас, Джонни, людей без роду, без племени, которых преследует закон и которым негде укрыться. Гонимые, бездомные, нищие, бродяги могут получить на Стархевене приличную работу и кров над головой. Это место для меня, когда-нибудь я туда обязательно отправлюсь.
Но Майк Брайсон так этого и не сделал. Как-то во время ловли жемчужниц на него напал грызекул и перекусил беднягу пополам. Мантелл пытался вспомнить, сколько лет назад они вытащили с отмели обескровленное тело Брайсона. Три года? Четыре?
Мантелл опустил голову на руки и постарался сосредоточиться. Разве можно представить себе тот далекий день, если плохо помнишь, что было позавчера или месяц назад, и все воспоминания кажутся нудным сном. Правда, иногда случалось что-то с памятью - и тогда перед ним ясно вставали все прожитые годы, вплоть до того времени, когда он жил на Земле. И стал отверженным.
Двадцатичетырехлетнему технику клингсановых защитных экранов казалось, что весь мир лежит у его ног. Он был в зените благополучия так, по крайней мере, думал. Его энтузиазму и энергии можно было позавидовать. И вдруг в нем проснулась роковая страсть к изобретательству.
Мантелл хорошо знал свои способности и безгранично верил в себя и свой талант изобретателя. Он не желал склонять голову, лгать и изворачиваться.
В то время клингсановые установки были немеханизированными. К ним подключались специальные сверхтяжелые прессы из новых сплавов, особые глушители и электронное оборудование. На все это требовались изрядные средства. Возможно, если бы Джонни поработал над своими изобретениями еще пару лет, а потом представил их на Совет директоров, то…
В горячую минуту Джонни высказал своему хозяину все, что думал.
Пришлось уйти работать на заводик поменьше, но там тоже отказались внедрять его изобретения, и он опять со всеми перессорился. Однако он нашел способ решения всех своих проблем: один-два глотка позволяли ему расслабиться, а от четырех-шести работа спорилась лучше. Хозяева не возражали. Вскоре Джонни глушил по кварте в день.
Затем он бросил работу, оставил Землю и помчался в пьяном угаре через всю Галактику на Мульцибер, где по двадцать часов в день светит солнце, а температура круглый год держится около семидесяти градусов по Фаренгейту.
Это был настоящий курортный рай, в котором человек мог беззаботно жить будто в приятном полусне, без трудов и печали.
Так он провел семь лет…
Это случилось ранним утром. Два лимонно-желтых солнца поднялись в шоколадном небе, и маленькие жарочертики затанцевали над раскаленным песком. Несколько ярдов белого песчаного пляжа, а дальше - до самого пустынного горизонта - спокойное море. У берега в прозрачной воде плескались отдыхающие с Земли и других богатых миров Галактики, а чуть подальше смельчаки развлекались охотой на грызекулов, громожаб и прочую местную морскую живность. Они ныряли с пульвиграторов или обычных весельных лодок.
В тот день Мантелл принес в казино свой товар: морские раковины, кораллы, всякие побрякушки. Он предлагал их богатым туристам, наводнившим фешенебельное Северное побережье Мульцибера. Не успел он пробыть в казино и двух минут, как кто-то окликнул его громовым голосом:
- Эй, ты! Поди сюда! Живо!
Мантелл с трудом сдержал себя. Так уж было заведено на Мульцибере: если ты нищий бродяга и взялся разносить товары, а тобой помыкает каждый, кому не лень, то молчи и терпи, если ты хочешь вертеться около туристов, то умерь свою гордость. Мантелл старался избегать неприятностей. Ему оставалось только сказать как можно спокойнее:
- Вы это мне, сэр?
Звавший был вдвое ниже Мантелла, но зато вдвое шире - маленький толстобрюхий морж, дочерна загорелый и залепленный в двух местах пластырем. Дорогой яркий халат обтягивал его крупное тело, пухлая рука сжимала фляжку с каким-то напитком. Он орал:
- Этот парень украл у моей жены брошь. Я заплатил за нее на Туримоне пятьдесят тысяч, а он ее свистнул!
Мантелл покачал головой:
- Вы обознались, сэр. Я не крал никаких драгоценностей.
- Лжешь, ворюга! Сейчас же верни брошь!
Что было потом, Мантелл помнил смутно. В голове царил сумбур.
Помнится, их окружили любопытные туристы, а коротышка-толстяк, глядя на него снизу вверх, изрыгал поток гнусных обвинений, не обращая внимания на все его протесты.
А потом толстяк ударил Мантелла по лицу. Джонни отпрянул и, защищаясь, поднял руку. Нищий бродяга не мог дать отпор разгневанному туристу, но и безропотно стоять столбом тоже не стоило.
Толстый коротышка приготовился для следующего удара. Каменный пол был мокрым: кто-то пролил здесь жидкость алого цвета. Не успел коротышка как следует размахнуться, как его обутая в сандалию нога угодила в лужу, и он с ужасающим воплем опрокинулся на спину, вскинув вверх руки и ноги. Исход печальный: он разбил себе голову о мраморную стойку. Вокруг засуетились люди, перешептываясь между собой. Голова коротышки нелепо наклонилась, из одного уха сочилась кровь.