Прикованные к тени - Владимир Колотенко 4 стр.


Все это я ясно осознавал, и меня бесило не бесславие в научном мире (за плечами уже были и первые научные достижения, и кое-какое признание среди нашей ученой братии), не бесславие, а бессилие, застой мыслей, творческий запор. Я не выходил из подвала. Радиомаяк пропиликал четыре часа утра. У меня гудела голова, я ощутил голод, отложил бумаги в сторону и съел три холодных пирожка с картошкой. Остатками теплого чая ("помоями" - сказал бы Жора) я запил пирожки и прилег на кушетке. Сейчас в это трудно поверить, но эта сумасшедшая идея пришла мне в голову на той самой кушетке - во сне. Мне казалось, что я и не спал, так ясно и четко виделись мне детали эксперимента. Я видел даже плоды наших усилий - красивых, здоровых, счастливых долгожителей: они шли стройными рядами, как взводы солдат - роты, армии, целые армии в белых одеждах, как ангелы; их лица светились, они пели какие-то веселые песни...

- Пели песни?

- Ага, пели... Строительство Пирамиды духа тогда еще не входило в мои планы.

Лена улыбается, кивает, дескать, ясно, ясно.

Мне нравится ее улыбка.

Глава 9

Идея была проста как палец: смешать гены, скажем, секвойи, живущей до семи тысяч лет, с генами, скажем, мушки дрозофилки или бабочки однодневки. Идея не отличалась новизной: мировая научная мысль уже билась над воплощением подобных проектов, но я ясно видел, как добиться успеха. Вся трудность как раз и состояла в этом "как". Ноу-хау, "знать как" - это ключ к разгадке в любом деле. Смешно вспомнить: сон, вещий сон принес мне решение. Случайное стечение обстоятельств - лето, баня, ночь, пирожки, кушетка... Точно такое же, как: "Ночь, улица, фонарь, аптека...". Это кажется смешным, но от этого не спрячешься. Вещий сон, оказалось, - дело житейское. Главное же во всем этом стечении обстоятельств - мой мозг. Он давно был готов к тому, что пришло во сне, ведь все эти годы он только тем и занимался, что думал об этом. Тридцать лет неотступного думания! Я преувеличиваю, конечно, не все тридцать лет голова моя была забита мыслями о спасении человечества. Я не Иисус, и ничто человеческое мне не чуждо. Я просто жил, а свежие и оригинальные идеи роились в моей голове, как пчелы вокруг матки.

Потом я снова рассказывал, они терпеливо слушали, спрашивали.

- Нам бы сюда добавить пивка, - вмешивался в разговор Стас, - дела побежали бы быстрее.

- Да-да, - поддержала его Ната, - с пивом всегда веселее.

И десятилитровая бутыль с пивом через полчаса была на столе.

Вскоре они словно забыли обо мне и теперь спорили без моего участия, а я только слушал и слушал, не пытаясь даже вставить словцо.

- А? Как думаешь, Рест?..

Я только кивал, соглашаясь. Пиво было теплое и уже без пены. Но моя идея, как видно, пришлась им по душе. Она зацепила их за живое. Правда, тогда мысль о Пирамиде не могла даже прийти в голову.

- О какой Пирамиде? - спрашивает Лена.

- Тинка бы засмеяла!

Глава 10

Мне казалось, что начинается новая эра. Я стоял за дирижерским пультом с блестящими глазами в новеньком синем лабораторном халате, гладко выбритый и с сияющей улыбкой на лице. Указательным и большим пальцами правой руки (как мне рисовалось в воображении) я бережно держал ту таинственную, невидимую и всесильную палочку, которой суждено было утвердить на земле первый толчок новой жизни. Что из этого выйдет? Меня беспокоило лишь неучастие в таком большом начинании Ушкова. Я не мог объяснить себе этого: почему он не с нами? Ведь даже одно его присутствие было бы залогом успеха. Надежность, да, надежность - вот что бы я в нем отметил прежде всего. В тот день мне показалось, что он перестраховался. Я не стал тянуть его за руку. А выпить за мое здоровье он бы наверняка отказался. Он вообще к спиртному не прикасался. Ну, нет, так нет. Правда, я считал это еще одним его "бзиком", каких у него было слишком много: то он чего-то принципиально не пил, то не ел или отказывался что-то понимать, то терпеть не мог нашу бесплатную медицину, где за каждый шаг нужно было платить. Во всяком случае, он во многом слыл оригиналом, но в его надежность как партнера, как верного товарища по плечу, верил каждый.

В тот день мне достаточно было его незримого присутствия. И вот что еще меня волновало: принесут ли разные соотношения генетического материала разные плоды? Что вообще из этого получится? Мы интуитивно понимали, что вмешиваемся в Божий промысел. Жуть! Каждый был уверен, что такие эксперименты с комбинированным геномом не столько интересны с точки зрения науки, сколько опасны. Опасны для будущего человечества. Вообще для будущего! Как это ни выспренно или банально звучит, но мы твердо знали, что над миром нависла угроза сумасшествия.

Жора знал это наверное! Но ни Жоры, ни Тины не было с нами.

Я решил выбросить из головы мысли о будущем. Мысль о том, что с генами шутки плохи, давно витала в ученых головах, равно и мне избавиться от нее было невозможно. Запретный плод манил, зубы так и чесались откусить от него кусок поувесистей. И терпеть этот зуд не было сил. Тем более что у нас, в нашей затхлой лаборатории с жалкими самодельными приборами и допотопным оборудованием, что-то там выблеснуло яркой надеждой. Это был залп "Авроры" по старому миру. Мы шагали вперед и открывали новые горизонты!.. Никто тогда и предположить не мог, как далеко может простираться эта затея. Но отступиться мы уже не могли. Котел с колдовским зельем уже закипал, и из кипящего слоя во все стороны разлетались брызги шампанского, звуки оваций и аплодисментов. Ради этого мы сперва убежали от мира, дали себе меньше воли, чем прежде - мы просто оскопили себя, приковав цепями к поиску истины. И это было для нас особенным счастьем, если хочешь - милой забавой, счастьем евнухов от науки и ее же поэтов. Мы, что называется, proprio motu (по собственному побуждению, - лат.) напрочь лишили себя прежних вольных привычек к веселью, праздности и эпикурейству и превратились в затворников, возможно даже изгоев, с одной целью - постичь тайну жизни. Ах, как молоды мы были!..

Ясно, что судьба эксперимента зависела от каждого из нас. И самая большая ответственность ложилась на мои плечи.

- А Наташа?.. Ей нравилось?..

- Ее любопытству не было края! Она просто горела идеей, да, все новое и необычное вызывало у нее восторг и трепет!.. Не то, что Тина. Ее ничем нельзя было удивить. На все у нее был свой взгляд...

- Ты, без сомнения, был и в нее тоже...

- В Тинку-то?

- В Наташу, в Тину... Ты у нас такой, знаете ли...

- Была с нами и Анечка, эта невесть откуда взявшаяся белоголовая девчушка в золотых косичках с голубыми бантами, с большими кукольными, распахнутыми на мир, синими глазами, без участия которой невозможно было представить ни одно предприятие нашего славного коллектива. Только потом я понял, зачем она среди нас появилась.

- Зачем же? - спрашивает Лена.

- У каждой женщины своя роль.

- Она же ребенок!

- Она же вырастет!

Глава 11

Я и сейчас ясно слышу все голоса и команды.

- Вот вырастим мы ужа с колючками розы, - сказал Шут, - и этот первый Божий дар я преподнесу своей Тоне.

Этот Шут - Сашка Баринов - никогда не лез в карман за словом. Краснощекий блондин, он всегда блестел глазами, и не было случая, чтобы мы видели его погруженным в унынье. Он был весел и постоянно подшучивал, поэтому и получил свои прозвища - Барин и Шут.

У Людмилы не все ладилось со стабильностью температурного режима, и Кирилл предложил свою помощь. Вместе они творили чудеса. Заросший густой вьющейся щетиной и такой же полукруглой черной бородой, полуглухой и полуслепой, он был прирожденным ученым, не вдруг ударившимся в науку о жизни, как это часто бывает со многими. Он изучал ее проявления при каждом удобном случае и всегда готов был помочь другому. Его влекла биохимия. Цикл Кребса он знал в таких подробностях, что порой возникало недоумение: как все эти цитохромы и сукцинатдегидрогеназы можно запомнить?!

- Давай помогу...

Люси отдала Кириллу реторту с питательной средой и припала глазами к объективу микроскопа.

- Давай мне, - предложила Анечка, забирая реторту у Кирилла.

Словно сестра милосердия, наделенная обостренным чутьем, она всегда появлялась там, где требовалась помощь. И было совершенно не важно, как это у нее получалось. Важно то, что она была всем нужна. Как этот белоголовый ясноглазый ангел к нам попал, я понятия не имел. Чем она у нас занималась - тоже не знал. Есть и есть, и - прекрасно!

- Еще пять секунд, и я буду готова.

- Этот тумблер всегда должен быть включен, - сказал Кирилл, почти вплотную приблизившись своими очками к регуляторному щитку термостата.

- Ой, да?!

- Ничего страшного. Я тоже всегда забываю.

Никто никого не торопил. За несколько лет совместной работы мы успели высказаться насчет того, что думали друг о друге, и теперь все работали почти молча, как автоматы, старательно стремясь помочь тому, у кого что-то не ладилось.

- Мне темно, - сказала Люси, - дайте света.

Она все еще возилась с пипетками, разливая микродозы посевного материала в пробирки. Света здесь, как и в любом подвальном помещении, было мало. О солнечном зайчике на стене можно было только мечтать. Когда пришел Петрович, наш банщик, за своей традиционной порцией спирта, Шут навалился на него широкой борцовской грудью и просто вытолкал за дверь.

- Ты мог бы ему сказать... - проговорила Люси, но Шут оправдался:

- Извини, я этого не хотел, правда.

- Не всегда делаешь то, что хочешь, - сказала Ната, - такое бывает.

Запах кварцевой лампы неприятно щекотал ноздри, а мечты о глотке свежего воздуха казались несбыточными. На время эксперимента мы были заточены здесь, как подводники на субмарине. А вместо перископа информацию о внешнем мире черпали из обычного радио-брехунца. У нас, естественно, не было генома секвойи и мы заменили его гомогенатом клеточных ядер сосны, смешанными с ядрами какой-то черепахи, живущей не меньше ста пятидесяти лет. Так утверждал сторож зоопарка, у которого мы ее купили за немалые по тем временам деньги. Сейчас это копейки.

- А где наша Аня?

- Я здесь.

Не было с нами только Ушкова. Он вскоре пропал. Мы решительно не могли без него работать. У него были свои взгляды не только на жизнь, но и на нашу затею. Он был против ее воплощения.

- Слав, ты только вообрази, как мы продвинем вперед науку и дадим человеку надежду на долгую и счастливую жизнь, - убеждал его Шут.

- Вы не представляете, что собираетесь сделать...

Он был категоричен и неумолим. Валерочка тоже был на его стороне.

- Мы смешаем ежа, ужа и жирафа, мы вырастим соленые огурцы на грядке и булочки на деревьях, - улыбаясь, сказала Ната.

- Это не смешно, в этом я не участвую.

Он ушел, не прощаясь, и нам ничего не оставалось, как начинать без него.

- Мне тоже нужно бежать, - сообщил Валерочка.

И выскочил вслед за Ушковым.

- Два сапога, - Ната недоуменно посмотрела ему вслед.

Инна только пожала плечами. Иногда она даже защищала Валеру, мол, он хоть и мелочен и никчемен, но старателен и усерден, и еще неизвестно что из него завтра получится.

- И не надейся, - сказал Васька Тамаров, - все что надо, из него уже получилось.

- Кому надо-то?! - спросила Ната.

- Никому...

Прошло еще добрых два часа, прежде чем мы начали. Все шло своим чередом, иногда тишину нарушал чей-либо вопрос.

- Слыхали, - просветил всех Юра, - в Японии создан приборчик, который лечит человека воздействием лазерного луча на биоактивные точки кожи, уколом. На расстоянии, дистанционно.

- Лечить на расстоянии, - сказал Шут, - все равно что заниматься сексом по телефону.

- Да, но можно лечить, а можно и...- задумчиво произнес Юра.

- Можно что? - спрашивает Лена.

- Да, - произношу я, - легко...

Я не знаю, чем бы здесь занималась Тина, появись она среди нас. Не знаю... Она же в этих генах ни капельки не смыслила!

Глава 12

В конце октября выпал первый снег. Его нельзя было разглядеть из больших светлых окон, которых никогда не было в нашем подвале - мы могли об этом только слышать из динамика, никогда здесь не умолкавшего и ставшего свидетелем наших побед и поражений.

"... девять часов тридцать минут".

Как раз в эти самые минуты двадцать восьмого октября, в половине десятого утра, и родилась новая эра. Только я один мог это знать. Я и Юра, который произнес, наконец, свое долгожданное:

- Есть...

Сначала это был неуверенный шепот. Но я знал, что этот шепот теперь прогремит не тише залпа сотен орудий.

- Зафиксируй его! - торопливо подсказал Стас.

- Готово!..

- Ура! - крикнула Ната и стала прыгать и хлопать в ладоши.

Стас не сводил с нее влюбленного взгляда. Я тоже любовался ее ловкостью и веселостью.

Затем в наступившей тишине слышалось бульканье сточных вод.

- Ух ты!..

Одного этого восклицания Юры, смотревшего в окуляр своего микроскопа, было достаточно, чтобы все мы, как идущие в атаку, начали орать. Рев стоял колом: мы вопили, визжали, свистели и прыгали, плясали и плакали... Как дикари. Так продолжалось до тех пор, пока хватало крика в глотках и сил в телах.

- Ну что тут такого? - сказал Валерочка.

Никто даже не посмотрел в его сторону.

Отдышавшись, мы выбрались из обветшалых кресел, сбились в кучу и поочередно заглядывали в микроскоп. Каждый хотел видеть это зеленоватозолотистоглазое сияние надежды. Я - тоже.

- Покажите и мне, - просила Анечка, теснясь среди нас, словно мы запрещали ей это видеть.

Я дождался, когда все удовлетворили свое любопытство и теперь были заняты обсуждением увиденного. Затем помог пальцам Аниной правой руки найти микровинт, который они, беспомощно щупая воздух, искали, и дал ей возможность насмотреться. Когда и она оторвала глаза от бинокуляра и встала, я, наконец, уселся на табурет...

- Скажи что-нибудь, - попросил я Аню, устраиваясь поудобней, - тебе понравились клеточки?

- У вас такие сильные и уверенные пальцы, - тихо произнесла Аня.

Припав глазами к бинокуляру, я первое время ничего не видел, поскольку мысли были заняты словами Ани. Но я не оторвал взгляда от микроскопа, чтобы заглянуть ей в глаза, а наслаждался лучистым сиянием клеточек так, как наслаждаются чудом. И был уверен, что таким же божественным светом сияют и ее глаза. Когда же, наконец, я оторвался от микроскопа и повернул голову, чтобы заглянуть в ее глаза, они были закрыты. Она сидела на соседнем табурете, совсем рядом, и лицо ее украшала улыбка невероятного блаженства.

- Ань, - прошептал я, чтобы не дать слететь с лица этой улыбке, - ну как?

- А, - сказала она, не закрывая рта и не открывая глаз, - что?..

Мне пришлось поддержать ее за руку, чтобы она не сползла с табурета.

Итак, наши клеточки, наши милые клеточки, для которых мы создали трудные, я бы назвал их суровыми, но и плодотворные условия существования, захватили - захватили-таки! - куски чужеродных генов и дали плодородные всходы, победив в себе всякое отвращение, всякое неприятие, всякую осторожность в окружении абсолютно враждебного скопища обломков ДНК черепахи, какой-то сосны и бабочки-однодневки.

Клетки светились в поле микроскопа, светились и, значит, жили, сияя на весь мир!

- Жаль, что Жора так и не увидел этого северного сияния, - сказала Эля.

- Ничего страшного, - усмехнулся Шут, - мы пошлем ему снимки.

- Кто такой Жора? - спросила Аня.

- Потом расскажу, - пообещал я.

Все проблемы были тут же забыты, наступило всеобщее ликование. Это был праздник с парадом наших побед. Решено было праздновать в сауне.

- Я с вами, - без всякой уверенности в голосе произнесла Аня.

Она стояла и смотрела на меня глазами Мальвины, и всем было ясно, что если я скажу "нет", она тотчас расплачется. Разве я мог тогда представить себе, что наша Анечка, этот милый ребенок, перевернет мою жизнь.

- Нет, Анечка, - сказал я, - нет. У тебя же сегодня танцы.

Она не расплакалась.

- А Тину, Тину вы взяли с собой в сауну? - спрашивает Лена.

Да не знал я тогда никакой Тины! Я же тебе уже говорил!

- А как же, - сказал я, - как же без Тины?

Не хватало нам в сауне только Тины!

Глава 13

Мы повторяли эксперимент снова и снова, нам нужно было убедиться, что сияньице клеток - не случайное стечение обстоятельств, не наша ошибка, не артефакт, мы должны были увериться, что взяли в руки надежные вожжи этой телеги - телеги перемен, касающихся основ жизни. Наш возраст позволял не слишком спешить, и мы наслаждались каждой минутой. Жадно созерцая этот божественный свет, как мы надеялись изменить жизнь! Ее суть, основы! Улучшить ее качество, проложить дорогу к счастью каждого и всех, дорогу к вечности... И добыть себе славу Творца! Мы были как в бреду, как в пьяном угаре! Об этом не было сказано ни слова, но все знали, что будущее планеты теперь в наших руках. Как воплотить его в жизнь?! Мы не искали ответа на этот вопрос. Это же детали, пустяк. Главное - наша идея работала! Это было достойно и восхитительно!

А работа между тем кипела, пахло ультрафиолетом, щелкали реле, мигали разноцветные лампочки, негромко ухал компрессор... И в который раз я тайком восхищался Аней, ее ангельским терпением. Я то и дело задавал себе вопрос: зачем она здесь? Что ей, по сути ребенку, здесь интересно? Спрашивал и не искал ответа. Иногда кто-то тяжело вздыхал, выказывая взволнованность. Юра пялился одним глазом в окуляр микроскопа, словно в оптический прицел винтовки. Сегодня ему нужно было попасть в десятку. Его северное сияньице мигало, как южная полуночная звезда. Все команды были отданы, теперь ни одна скрипка, ни один альт не имели права сфальшивить. Игра началась.

- Представляю себе ваш оркестр! - говорит Лена.

Обычно такая сдержанная, она вдруг переполняется любопытством.

- Когда шесть часов спустя все услышали шепот Юры, никого это не потрясло. "Есть" было произнесено шепотом, но его было достаточно, чтобы каждый почувствовал себя космонавтом. Да, мы покорили свой космос. "Ух, ты!.." - это был восторг. Нет, мы восторгались не собой - самолюбование и тщеславие уже не могли взволновать наши сердца. Мы жили ожиданием прекрасного, сияли, как женщина, подарившая миру первенца. Сказка, только что ожившая на наших глазах, давала первые всходы. Именно тогда мы и заложили основы современной геронтологии и гериатрии. Хотя и не сознавали того, что держали в руках ключи новой жизни. Но интуиция подсказывала, что мы на правильном пути. И даже если бы в эти страстные дни прозрения и безусловного успеха вдруг появилась Тина и попыталась нас переубедить или остановить, мы бы ее...

- Что, - спрашивает Лена, - что бы вы с ней сделали?

- Ничего бы не сделали, - говорю я, - мы просто ее не услышали бы...

Куда там! Нас даже Жора не смог бы остановить!

Назад Дальше