- Я не могу, - твердо сказал врач, глядя на калейдоскоп. - Генеральный Конструктор… он мог. Он знал свои машины. Он начинал с простых полетов и постепенно переходил к более сложным. После каждого мысленного полета совершались контрольные реальные полеты. У нас не было ни одной аварии. Испытания "Синей птицы" ведутся уже полгода. Генеральный Конструктор совершил тридцать шесть полетов к Юпитеру. Обычное кресло и обычная комната. Воображаемые полеты - каждый раз все дальше и дальше в глубь атмосферы Юпитера. Вот вы… вы, в сущности, едва коснетесь атмосферы Юпитера. Перегрузка. Пока на ракетоплане человек, большего не достигнешь. Корабль выдержит, человек - нет. Генеральный Конструктор мог опускаться очень глубоко. В этом преимущество его метода. И еще в том, что можно собрать электрограммы мысленных и реальных полетов, выполненных лучшими пилотами, и тогда автоматы будут иметь обобщенный человеческий опыт. Не только опыт, но и человеческую смелость, человеческую самоотверженность. Человеческий стиль, которого нет у обычных электронных машин. Можно отпечатать комплект электрограмм сто, тысячу раз. Для многих кораблей. Для многих машин здесь, на Земле. Да. Мы не успели…
- Так, - сказал пилот. - Мысленные полеты к мысленному Юпитеру. Можно представить себе самый страшный ураган, но будет ли он таким, как реальный?
- Будет! - с неожиданной злостью выкрикнул врач. - Нет таких ураганов, которые человек не мог бы себе вообразить. Мысль человека - это… это… Поймите простую вещь. Физические возможности человека ограниченны. Природа скупо отмерила какие-то пределы. Да, да, разумеется, можно их перейти. Можно создать трехметровых людей, сильных и выносливых. Но это, в сущности, ничего не изменит. Пределы есть, их можно лишь несколько отодвинуть. И только одна способность человека не имеет никаких пределов - это способность мыслить. Вы… понимаете?
Пилот кивнул головой:
- Понимаю. Я все понимаю, кроме одного. Меня пригласил Генеральный Конструктор. И вот сегодня здесь смотрят на меня как на врага. Почему?
Врач положил на стол калейдоскоп и устало потер глаза.
- Почему? - повторил пилот.
- Трудно объяснить, - сказал врач. - Понимаете, мы все когда-то сомневались, что Генеральный Конструктор… ну, что он сможет… Потом мы поверили, и с этого времени все здесь работали и жили во имя одного. Мы поняли, что это такое - человеческая мысль. Нет, я не то хотел сказать. Вот представьте себе, что люди работают с каким-нибудь мощнейшим реактором. Или с электронной установкой. Это машины. Ими можно восторгаться - и только. А мы экспериментировали с человеческой мыслью. Мы видели ее безграничную силу. Нет, дело даже не в силе. Мы чувствовали обаяние человеческой мысли, ее могучую красоту. Да. Мы знали, что наши машины летают лучше всех пилотов - кроме вас. С вашим именем здесь связывали последний рубеж, который надо преодолеть.
- И вы… преодолели? - спросил пилот.
Врач посмотрел ему в глаза и твердо ответил: - Да, конечно. Но Генеральный Конструктор… его нет, а вы - здесь.
* * *
В оконное стекло настойчиво скребся дождь.
Пилот просматривал акты испытаний "Синей птицы". Их было много, этих актов. Машина испытывалась жестко, в самых различных условиях. Вместе с актами в папке лежали написанные от руки три страницы - чтото вроде черновика докладной записки. Генеральный Конструктор не успел закончить записку. Она обрывалась на половине фразы: "Я считаю, что полет к Юпитеру корабль должен…" Пилот встал и открыл окно. "Дождь, - подумал он, - снова дождь. На Земле всегда дождь". Он усмехнулся. Дождь шел на Земле не всегда. Но там, где проводились испытания новых машин, обычно была скверная погода.
Дождь шуршал листьями деревьев.
Так было и три года назад. Три года назад пилот впервые подумал, что останется на Земле. Смешная мысль! Вертолет, который должен был доставить его на ракетодром, опоздал на семь минут. Только и всего.
Пилот часто думал о Земле. Когда-то, поднявшись а Космос, он впервые увидел оттуда Землю. Он мог часами смотреть на голубой шар, окутанный радужной дым кой. Он восторгался красотой Земли и одновременно радовался тому, что смог подняться над ней.
С годами у него появилось другое восприятие Земли, потому что с Землей были связаны многие опасности.
Приходилось преодолевать силу земного тяготения, пробивать радиационный пояс, избегать притягиваемых Землей метеоритов.
Пилот любил Землю. Но однажды он поймал себя на том, что думает о ней с непонятной ему самому тоской.
Это не была тоска по Земле. И три года назад, ожидая вертолета, он вдруг понял, что это за тоска. Вертолет запоздал на семь минут, и в эти семь минут, стоя под мокрым от дождя кленом, он вдруг с предельной ясностью осознал, что рано или поздно ему придется навсегда вернуться на Землю.
С той поры он всячески избегал бывать на Земле. Он заставил себя не думать о том, что неизбежно должно было случиться…
Пилот внимательно вслушивался в звуки дождя. Невидимые в темноте дождевые струи ритмично стучали по асфальту. Ворчала, фыркала, гудела водосточная труба. Звенели дождевые капли, падая на пластмассовый подоконник. Дождь имел множество голосов, и это казалось пилоту до странности неожиданным.
"Отвык, - думал пилот. - Но я вернусь на Землю, Вернусь насовсем. Тогда мне останется одно - мысленные полеты по мысленным маршрутам. Обидно… - Он рассмеялся. - Доктор прав: мысль сильнее всего. Сильнее и быстрее. Но она не может дать того, что дает человеку дело".
Он вернулся к столу и отыскал подколотый к одному из актов фотоснимок. Это была увеличенная копия отрезка электрограммы. Вдоль снимка, разделенные шкалой отсчета времени, проходили две серии сложных колебаний; каждая серия представляла собой наслоение множества биотоков. Пилот долго рассматривал снимок.
Он смотрел на сплетение изломанные линий и пытался представить себе, о чем думал Генеральный Конструктор в ту десятую долю секунды, когда приборы фиксировали эти колебания.
Повинуясь каким-то своим законам, мысли пилота снова вернулись к Земле. Он прислушался к шуму дождя и подумал, что вообще плохо знает Землю. На краю стола все еще лежала раскрытая книга. Пилот отыскал стихи, о которых говорил врач. Он начал их читать и остановился на строках:
Его зачаровала машина
И властно превратила сердце в солнце.
Он отложил книгу и, быстро сдвинув в сторону акты испытаний, взял последний лист записки. Только теперь пилот понял, как должна была оканчиваться последняя фраза: "Я считаю, что полет к Юпитеру корабль должен совершить без человека".
Пилот вновь стал перечитывать акты испытаний.
Дождь шуршал листьями деревьев.
* * *
Через час вернулся врач и пригласил пилота к заместителю Генерального Конструктора. Складывая в папку акты испытаний, пилот сказал:
- Завтра метеорологи должны сделать все, что в их силах. Мне нужен настоящий ураган.
- Да, - коротко произнес врач.
- Я хотел бы видеть метеорологов, - продолжал пилот, - Ураган должен быть… ну, как на Юпитере.
- Сегодня вам надо отдыхать, - возразил врач.
- Мне нужен настоящий ураган, - настойчиво повторил пилот. - Нельзя лететь к Юпитеру и не верить в машину.
- Настоящий ураган? - переспросил врач. - Послушайте… Генеральный Конструктор погиб, исследуя Юпитер. Это был тридцать седьмой полет. Мысленный полет на мысленный Юпитер. Обычная комната и обычное кресло. Но сердце не выдержало.
* * *
Пост наблюдения находился глубоко под землей.
Однако и сюда, сквозь толщу земли, проникал гул урагана.
В тесной, с невысоким потолком комнате перед телеэкраном сидели двое - инженер и врач.
На экране было видно: "Синяя птица" приближалась к ракетодрому. У стартовой площадки зажглись мощные прожекторы - и тотчас погасли. Их лучи не могли пробить черную толщу урагана. Багровый отсвет молний едва просачивался сквозь спрессованные вихрями тучи. Временами этот отсвет надвигался на "Синюю птицу", и тогда позади корабля на сплошной стене туч возникала гигантская черная тень. Молнии гасли, оставляя тускло мерцающие провалы, сквозь которые шел корабль - единственная наделенная разумом частица материи в хаосе ветра, воды, огня.
Машина была невелика - одна из тех, что совершают космические перелеты на борту просторных лайнеров, а потом спускаются для разведки неисследованных планет. "Синяя птица" предназначалась для битвы с тем, что могло подстерегать ее в атмосфере чужой планеты.
И все на корабле - вытянутый, без единого выступа корпус, отогнутые назад короткие, резко очерченные крылья, спрятанные до времени инфракрасные излучатели, - все предназначалось для битвы. Этой же цели служила и огромная, несоизмеримая с небольшими размерами корабля, сила ионных двигателей.
"Синяя птица" снижалась, преодолевая натиск урагана. Главной опасностью были периоды мгновенного затишья. Ураган отскакивал назад, и корабль проваливался в пустоту, в ничто. В такие мгновения из тормозных дюз вырывались острые языки белого пламени.
Над экраном мигнула желтая лампочка. В динамике послышался голос пилота:
- Я - "Синяя птица". Вызываю метеоролога.
Другой голос, вибрирующий от едва сдерживаемого волнения, ответил: - Метеоролог слушает! "Синяя птица", главный метеоролог слушает…
- Я - "Синяя птица", - повторил пилот. - Прошу изменить программу испытаний. Вы можете сделать нечто неожиданное?
- Нельзя менять программу испытаний. Это… опасно.
- Я спрашиваю: вы можете сделать нечто неожиданное?
После некоторого раздумья метеоролог ответил: - Да. Если прикажет заместитель Генерального Конструктора.
Инженер, пожилой очень спокойный человек, придвинул микрофон и сказал:
- Разрешаю.
- Да, - вновь послышался в динамике голос метеоролога. - Понял. Я сделаю…
- Не надо, - перебил его пилот. - Вы слышите, я не должен знать, что именно вы сделаете. Испытание должно быть неожиданным.
Инженер отодвинул микрофон.
- Я знал, что так будет, - сказал он врачу.
Руки инженера бегали по клавиатуре управления.
Изображение на экране расплылось, исчезло, потом возникло вновь. Теперь была видна другая'часть ракетодрома. Отсюда навстречу кораблю двигалась туча, похожая на грубо обрубленную глыбу серого гранита. Она медленно ползла, подминая обрывки других туч. И в этом безмолвном движении было больше угрозы, чем во всем бесновании урагана.
Инженер повернул рычажок настройки. Масштаб изображения на экране уменьшился, и стал виден весь ракетодром.
Туча надвигалась, постепенно заполняя небо. На взлетной площадке вновь вспыхнули прожекторы.
- Смотрите, - глухо сказал врач.
Нижняя поверхность тучи, до этого почти ровная, вдруг начала вытягиваться, превращаясь в беловатый конус. Вершина конуса быстро приближалась к земле.
Казалось, туча вытянула чудовищной величины щупальце. А снизу уже тянулось другое щупальце, такое же чудовищное.
Над экраном тревожно замигал красный сигнал. Инженер включил динамик. Молодой голос с нарочитой медлительностью произнес:
- Служба безопасности полетов. Смерч с юго-востока. Антигрозовые ракеты готовы к старту. Жду распоряжений.
- Скорость… какая скорость? - спросил инженер.
Динамик ответил голосом главного метеоролога: - Семнадцать метров в секунду.
Инженер улыбнулся:
- Наконец-то наш метеоролог дорвался!., Врач пожал плечами.
* * *
На экране было видно: Смерч шел к кораблю.
Он шел, окутанный облаком пара. Он был похож на гигантскую змею.
Вспыхнули лучи прожекторов. Метнулись по черному небу, уперлись в извивающийся столб смерча.
Метеоролог спокойно докладывал:
- Двадцать шесть метров в секунду-. Двадцать девять…
В ярких лучах прожекторов смерч казался полупрозрачным. В нем - сверху вниз - стремительно неслись клочья туч, похожие на бурые клубы дыма. Нижняя часть смерча судорожно извивалась, нащупывая опору для прыжка.
Инженер распорядился выключить свет. Прожекторы погасли, и только один луч еще некоторое время упирался в серое туловище смерча, словно пытаясь сдержать его неотвратимый натиск.
Смерч шел к "Синей птице".
Машина начала разворачиваться, и смерч (он стал теперь иссиня-черным) тотчас же двинулся ей наперерез. Динамик прохрипел:
- Снесло перекрытие ангара! Начисто снесло…
И снова молодой голос произнес с нарочитой медлительностью:
- Служба безопасности полетов. Антигрозовые ракеты готовы…
Инженер выключил динамик.
- Конец, - прошептал врач. - Теперь конец. С этим мог бы справиться только Генеральный Конструктор.
Он обернулся к инженеру:
- Прикажите… пусть передаст управление биоавтомату! Вы слышите - пусть пилот передаст управление…
Инженер ничего не ответил.
Смерч надвигался на "Синюю птицу". Он хищно изогнулся, и в центральной его части возникло черное полукольцо.
Врач бросился к двери. Инженер, не отрываясь от экрана, скачал:
- Там ураган. Осторожнее.
Пилот и врач сидели под крылом "Синей птицы".
Они сидели на взрыхленной ураганом земле, еще влажной, пахнущей сыростью. С передней кромки крыла лениво падали капли воды.
Пилот смотрел на небо. От яркого полуденного солнца небо казалось бесцветным. И только у горизонта проступала голубизна, сливающаяся с темной полоской далекого леса.
- Клесты, - сказал пилот. - Смотрите, летят клесты. Их и буря не взяла…
- Привыкли, - отозвался врач. - Они привыкли, a вы… вы с самого начала перешли на биторонное управление?
- Да, - ответил пилот, внимательно наблюдая за птицами. - Я не притронулся к штурвалу. Я думал, что смогу в случае необходимости… ну, вы понимаете… А потом увидел, что он (пилот так и сказал - "он") принимает решения быстрее меня. На секунду, на полсекунды, на мгновение - но быстрее. И еще… как бы это сказать… увереннее. Словно он уже не раз проходил через это - и все знает.
- Он знает, - сказал врач, поднимая воротник плаща. - Вы… застегните куртку. После урагана погода устанавливается не сразу. Да… В "Синей птице" есть частица человеческой души. Большой человеческой души. Маркс говорил о машинах: овеществленная сила знания. Тридцать семь полетов к Юпитеру…
- Тридцать семь, - повторил пилот. - Теперь он уйдет в тридцать восьмой. Без меня. Когда смерч приближался к машине, я подумал, что можно сжать электрограммы. Как при киносъемке: запись вести замедленно, а проецировать с обычной скоростью. Мысль быстрее движения руки, но мы можем создать нечто еще более быстрое, чем мысль.
- Генеральный Конструктор для этого и пригласил вас, - сказал врач. - Он знал, что так будет. Скоро закончится монтаж новой машины. Это… для вас.
Пилот посмотрел на "Синюю птицу":
- Неужели нельзя создать машину, которая не потребует от летчика такого напряжения?
- Нет, - ответил врач. - Нельзя. Вот, скажем, "Синяя птица". Сейчас это рекордная машина. Полет на ней невозможен без предельного напряжения физических и духовных сил. Пройдет лет десять, машину усовершенствуют - и летать на ней сможет каждый. Но к этому времени она уже не будет рекордной. Появятся новые машины. Они предъявят летчику еще более суровые требования. Генеральный Конструктор знал, что ему никогда не придется летать на настоящих машинах. "Синюю птицу" невозможно удержать в руках. С ней может справиться только человеческая мысль.
Они долго молчали. Потом пилот, все еще глядя на "Синюю птицу", произнес:
- Овеществленная сила знания… Да, это так, Хорошо сказано.
Врач улыбнулся:
- Это поэзия.
- Да, это поэзия, - согласился пилот.