Университетский городок еще не наполнился оживленными толпами студентов, которые Десаи видел на голограммах, снятых до восстания. Бросалось в глаза то, что здесь было мало негуманоидов и, вероятно, еще меньше гуманоидов из других колоний. Но зато были сотни аэнеанцев. Почти никто из них не носил униформу: плащи с высоким воротником и капюшоном для преподавателей, которые могли одеваться поверх рабочего халата, студенческие пиджаки с эмблемами своих колледжей и, если они были землевладельцами, их Первых людей. (Под ними были туники, брюки и полуботинки, которые носили как девушки, так и юноши - по крайней мере, среди северян - за исключением торжественных случаев, когда женщины надевали античные юбки.) Десаи отметил также следы от погон на плечах у многих обитателей городка, напоминание о военных или морских соединениях, сейчас распущенных. "Следует ли мне это запретить?.. А что, если моему декрету никто не подчинится?"
Десаи почувствовал, как в нем поднимается волна гнева. О-о, вот пара молодых парней смеется шутке, там несколько юношей запускают воздушного змея, а вот идут парень с девушкой, держась за руки, рядом два пожилых человека ведут ученый разговор; но улыбок было очень мало, его шаги на вымощенном дворе звучали слишком громко.
Он приехал сюда с официальным визитом, предварительно предприняв усилия, чтобы узнать расположение отдельных зданий. Десаи не рассчитывал на радушный прием и поэтому старался не спрашивать дорогу, таким образом, сохраняя инкогнито. Не то, чтобы он боялся насилия, к тому же он полагал, что достаточно сдержан, чтобы отвечать на оскорбления, однако… Путь его проходил мимо лабораторий Рыбникова, библиотеки Пикенса, через площадь Ад-
зела к замку Борглунда, в котором располагались жилые помещения.
Южная башня, так было ему сказано. Десаи остановился, чтобы посмотреть, где стоит Вергилий. Спустя два года - свыше одного аэнеанского - он так и не научился ориентироваться в сторонах света. Компас на планете был ориентирован на восход солнца на востоке, и хотя двадцати пятиградусный наклон оси планеты несколько сбивал с толку, ему следовало бы уже привыкнуть к расположению созвездий. Он даже не приучил себя не смотреть прямо на этот маленький, но страшно яркий диск, который был солнцем Аэнеаса. Когда Десаи взглянул на него впервые, он испугался, что сетчатку глаз и ослеп навсегда. Вот и сейчас несколько мгновений он ничего не видел. А ведь ему следовало торопиться. Слишком много дел и проблем ждало его в офисе. И с каждым часом количество их нарастало. Придя в себя, Десаи вошел в башню.
Винтовая лестница в башне была довольно мрачной и крутой, Десаи споткнулся и сердце его учащенно забилось. Низкая гравитация не компенсировала по настоящему разряженный воздух. Он немного отдохнул на четвертой лестничной площадке перед тем, как подойти к дубовой двери и взяться за звонок.
Татьяна Тейн впустила его.
- Добрый день, - сказала она бесцветным голосом.
Десаи поклонился.
- Добрый день, леди. Вы очень добры ко мне, благодарю, что согласились на эту беседу.
- Разве у меня был выбор?
- Конечно.
- У меня его не было! Как не было тогда, когда ваши Разведывательные службы захватили меня для допроса. - Речь ее оставалась ровной. Нотка горечи, по крайней мере, выразила какое-то человеческое отношение.
- Вот почему я захотел увидеть вас в вашей квартире, мисс Тейн. Чтобы подчеркнуть добровольность. Я думаю, что тогда речь шла не об аресте. Просто офицер предположил, что вы будете сотрудничать, как законопослушный гражданин.
Десаи успел поймать себя на том, что хотел сказать "подданная Его Величества".
- Ну, я не хотела оскорбить вас, Комиссионер. Вы действительно пришли сюда без сопровождающих, как обещали?
- О, да. Кто бы обратил внимание на круглолицего человека с шоколадным цветом кожи в такой толстой мантии? Между прочим, куда я могу положить ее?
Татьяна указана на вешалку в прихожей. Планировка была неправдоподобно архаична. Несомненно, первые колонисты не имели свободных ресурсов, чтобы автоматизировать жилища, и с тех пор спартанский стиль оставался основой жизни. В квартире было еще и холодно, хотя молодая женщина была легко, если не сказать, просто одета.
Десаи внимательным взглядом окинул внешность собеседницы, стараясь хорошо запомнить на будущее. Она была высокая и стройная. Изогнутый нос на овальном лице, над карими глазами дугообразные брови, широкий рот с полными губами, лицо цвета слоновой кости, темные прямые волосы до плеч. Старая университетская семья, вспомнил он, занятая только своими профессиональными исследованиями, ей с детства предначертана карьера ученого. Немного застенчивая и начитанная, но не является тепличным растением; она совершает долгие пешие прогулки и еще более долгие верхом, проводит время в пустыне, не говоря о джунглях Дидо. Блестящий лингвист, имеет солидные успехи в изучении некоторых языков этой планеты. Ее интерес к земной классике, несомненно, повлиял на Ивара Фридериксона, и к истории… Хотя родство с Хуго Мак-Кормаком, наверно, сыграло большую роль, чем изучение земной истории. Кажется, у нее больше здравого смысла, чем у ее друга. Серьезная девушка, ценит юмор, но в целом, хорошая возлюбленная, о которой может мечтать любой мужчина.
Ее досье заняло бы немного места. Было слишком много более заметных аэнеанцев, которых следовало бы изучить повнимательнее. Мальчик Фридериксон тоже не внушал опасений, до тех пор, пока не выкинул этот трюк.
Татьяна провела Десаи в главную комнату своей небольшой квартиры. Выцветшие гобелены и исшарканный коврик вносили разнообразие в обстановку, не обремененную книжными полками, эйдофонитическим плеером, или специальной аппаратурой для логико-семантического анализа. Мебель была изношенной, но удобной, кожа и мягко обитое дерево. На письменном столе стояли фотографии ее родственников, а в середине, вызывающе, фотография Ивара. Сверху висели два прекрасных вида, один дидоанский, один Аэнеаса, снятые из космоса. Ее работа, ее дом.
Зазвучала трель. Она подошла к жердочке, на которой сидел крошечный пушистый местный мышонок.
- Ой, - сказала она. - Я забыла, сейчас время его кормить.
Она дала животному семян и приласкала. В ответ раздалась прекрасная мелодия.
- Как его зовут, могу я спросить? - задал вопрос Десаи.
Она была заметно удивлена.
- А что?.. Фрумиос Бандерснеч. Десаи отвесил долгий поклон.
- Извините меня, моя леди. Мне передали неверное впечатление о вас.
- Какое?
- Не имеет значения. Когда я был мальчиком на Рамануджане, у меня тоже был местный любимец, которого я называл Мнимая Черепаха… Скажите, пожалуйста, можно ли держать в доме мышонка, если там дети?
- Ну, это зависит от них. Они не должны быть с ним грубыми.
- Они не будут. Они никогда не дергали нашего кота за хвост, но недавно бедный зверь умер. Он не смог приспособиться к этой планете.
Она насторожилась.
- Аэнеас не всех новичков встречает благосклонно, Комиссионер. Садитесь и объясните цель своего визита.
Он нашел, что стул был слишком высок для его умеренного роста. Она опустилась на стул напротив.
легко, потому что была выше его на несколько сантиметров. Ему хотелось закурить, но просить разрешения он стеснялся.
- Что касается Ивара Фридериксона, - сказала Татьяна. - Я скажу вам то же, что говорила вашим агентам: я не была связана с подготовкой его акции и понятия не имею, где он может быть.
- Я видел запись этого интервью, мисс Тейн. - Десаи тщательно выбирал слова. - Я верю вам. Агенты тоже поверили. Никто не рекомендовал наркодопрос, ограничились одной гипнопробой.
- Ни один аэнеанский констебль не имеет права даже предложить такое.
- Но Аэнеас восставал и находится в оккупации,
- Десаи говорил самым мягким голосом. - Пусть он снова подтвердит свою верность, и он получит назад все свободы, которые имел ранее.
Видя, как в глазах ее появляется протест, он тихо добавил:
- Верность, о которой я говорю, не включает ничего унизительного, только несколько внешних знаков уважения к трону, чисто символических. Это верность к Императору, прежде всего, к его Пакту. В век, когда космические корабли могут заполнить все небо, а мятеж, фактически, унес уже тысячу жизней - это не так уж много, моя леди. Вот почему я прибыл сюда, а не из-за Ивара Фридериксона.
Вздрогнув, она проглотила комок в горле, прежде, чем выдавила из себя:
- И что, по-вашему, я могу сделать?
- Боюсь, что, скорее всего, ничего. И все же, даже возможность намека, подсказка, любая незначительная информация были бы весьма полезны. Что и привело меня к этому звонку с просьбой о конфиденциальной беседе. Я подчеркиваю "с просьбой". Вы можете не помогать, если сами добровольно этого не хотите.
- Что вы хотите? - прошептала она. - Я повторяю, что я не состою ни в какой революционной группе, и никогда не состояла, если не считать таковой мою службу в милиции во время борьбы за независимость, и я ровным счетом ничего не знаю о том, что происходит. - К ней вернулась гордость. - Но даже если бы знала, то я скорее убила бы себя, чем выдала его. Или предала его дело.
- Но вы не против, если мы просто поговорим о нем? О нем и о его деле?
- Как?.. - Вновь зазвучал тот же бесцветный голос.
- Моя леди, - сказал Десаи, подумав о том, насколько честно звучит его просьба. - Я чужой вашему народу. Я уже встречался с сотнями из вас лично, сам, а мои подчиненные встречались с тысячами. Однако все это приносит мало пользы, из-за взаимного непринятия и непонимания. Ваша история, литература, искусство могли бы многое разъяснить, но время, которое я могу посвятить им, очень ограничено, а выводы, сделанные подчиненными, назначенными для выполнения этой задачи, почти ничего не дают. Одним из основных препятствий к взаимопониманию является ваша гордость, ваш идеал опоры только на свои силы, ваше чувство уединения, которое заставляет вас неохотно открывать свою душу и даже души главных героев художественных произведений. Я знаю, что у вас нормальные человеческие эмоции; но как, на Аэнеасе, они обычно работают? Что значит чувствовать как вы, быть с вами?
Единственными здесь, с кем я мог бы найти хоть какие-то точки соприкосновения, являются, конечно, горожане из высшего класса. Предприниматели, представители исполнительных властей, новаторы-космополиты, которым много приходится иметь дело с самыми развитыми частями Империи.
- Скваттеры в Вебе, - презрительно произнесла она. - Да, у них легко найти сочувствие. Все, что угодно, ради выгоды.
- Вот сейчас и вы являетесь одной из тех, кто находится под впечатлением своих иллюзий, - с упреком сказал Десаи. - Правда, несомненно, часть из них является жалкими оппортунистами. Разве совсем нет таких среди землевладельцев и в университете? Разве вы не можете допустить того, что промышленник или финансист может честно верить в сотрудничество с Империей ради блага своего народа? У вас никогда не возникала мысль, что он может быть прав?
Десаи вздохнул.
- По крайней мере, признайте тот факт, что чем лучше мы, импи, понимаем вас, тем лучше вас же. Фактически, наше понимание друг друга, могло бы быть жизненно важным. Ну а, если уж быть откровенным, если бы я знал точно, (о чем смутно догадываюсь) значение в вашей культуре памятника Мак-Кормаку и вооруженным семействам, я мог бы убедить правительство сектора отменить свой приказ о его закрытии. Тогда мы не спровоцировали бы многих преступлений.
Боль исказила ее лицо.
- Может быть, - сказала она.
- Мои обязанности здесь, - сказал он ей, - во-первых, поддерживать Пакт, включая гражданское право и порядок; в конечном счете, обеспечить, чтобы они соблюдались, когда земные войска уйдут, в конце концов, домой. Но что следует сделать? Как? Следует ли нам, например, полностью пересмотреть основные структуры? Особенно, касательно того, чтобы отнять власть у землевладельцев, чей милитаризм сделал возможным восстание, и создать парламент, основанный на строго всеобщем избирательном праве? - Десаи наблюдал, как реагирует собеседница. Она становилась более открытой к нему. - Вы шокированы? Возмущены? Не верите себе, что такие катастрофические перемены возможны и принесут свои плоды?
Он наклонился вперед.
- Моя леди, - сказал он, - среди тех ужасов, с которыми я живу, есть убеждение. Оно основано на всей истории, которую я изучал, и на всем непосредственном опыте, которым я обладаю. Устрашающе просто развеять и смести побежденные и оккупированные народы. Это неоднократно приходило мне на ум. Иногда, два победителя с различными идеологиями делят побежденного между собой с целью "реформирования". И в последствии побежденный навсегда остается разделенным, а обе его половины еще более фанатично воспринимают идеологию победителей, чем они сами, тем самым став противниками друг друга.
Ему даже дурно стало от нехватки воздуха. Сделав глубокий вздох Десаи продолжил:
- Конечно, может быть и по-другому. Оккупация может быть снята раньше времени, или победитель недостаточно тщательно проведет преобразования… Б итоге получив постоянный источник волнений.
Так вот, моя леди, кое у кого в правительстве есть мнение, что сектор Альфа Круцио никогда не будет спокойным, пока Аэнеас не будет переделан по земному образцу. И таких немало.
Я же чувствую, что это не только не верно, но и смертельно опасно. Что бы ни говорили психодинамисты, я не верю в хорошие результаты радикальной хирургии на гордом и энергичном народе. В вас есть что-то уникальное и в основе своей - я чувствую это - хорошее и ценное для человечества.
Я хочу сделать минимальные, а не максимальные изменения. Пусть они ни к чему не приведут, кроме укрепления торговых связей с центральными звездами Империи, чтобы дать вам большую ставку в Пакте. Но мне это кажется необходимым. По крайней мере, в настоящее время. Я не знаю. Я тону в море сообщений и статистических данных, и когда я шел ко дну в очередной раз, я вспомнил старую-старую пословицу: "Позвольте мне писать песни для нации и мне не важно, кто может писать их законы".
Вы не могли бы помочь понять мне ваши песни?
Наступило молчание, продолжавшееся под завывающий ветер на улице, до тех пор, пока мышонок очень робко не напомнил о себе. Казалось, что это отвлекло Татьяну от ее мыслей. Она встряхнулась и сказала:
- То, о чем вы просите, является более близким знакомством, Комиссионер. Это дружба.
Он нервно засмеялся.
- Я не могу принять никаких возражений. К сожалению, у меня нет даже минимума времени для такой откровенной дискуссии, какой бы мне хотелось. Но если, о-о, если бы вы, молодые аэнеанцы, смогли побрататься с молодыми офицерами, техниками, работниками космоса. Вы бы узнали, что они хорошие люди, вы бы могли немного посочувствовать их одиночеству, а у них есть опыт общения с другими мирами, они могли бы поведать вам многое, о чем вы никогда не слышали…
- Не знаю, возможно ли это, - сказала Татьяна. - Во всяком случае, не с моей помощью. Сомневаюсь, что я могу быть полезной, когда ваши ищейки охотятся за моим любимым.
- Я думаю, что это еще одна тема, которую мы могли бы обсудить, - сказал Десаи. - Нет, не о том, где он может находиться, какие у него планы, нет, нет. Но как вызволить его из ловушки, которую он сам захлопнул. Ничто не сделало бы меня более счастливым, чем возможность даровать ему прощение. Не можем ли мы придумать способ?
Она бросила на него удивленный взгляд прежде, чем медленно произнесла:
- Хотелось бы верить, что вы имеете в виду именно это.
- Вне всякого сомнения, это я и имею в виду. И скажу вам почему. В конце концов, мы, импи, имеем своих агентов и информаторов, не говоря уже об особых средствах слежения. Мы не полностью слепы и глухи к событиям и течениям, скрывающимся за ними. Нельзя скрыть от людей тот факт, что Ивар Фридериксон, наследник Первого человека Илиона, возглавил новое, открытое и спланированное сопротивление. Его сообщники, которые были убиты, ранены, взяты в плен, рассматриваются вами, как мученики. О нем, в большинстве своем, шепчут, как о правом борце за свободу - правомочном короле, если хотите - который возвратится. - Улыбка Десаи могла бы показаться зловещей, если бы не его пухлые черты лица. - Заметьте отсутствие публичных заявлений его родственников, кроме формальных выражений сожаления о "несчастном инциденте". Мы, правительство, были достаточно осторожны, чтобы не давить на них. О-о, мы были осторожны!
Тягостная атмосфера была подобна вечному шуму для непривычного слуха. Он едва смог услышать то, что она произнесла:
- Что бы вы могли сделать… для него?
- Если он, безусловно, по своей собственной воле, заявил, что изменил свою точку зрения - не в отношении Империи, нет, просто признав, что на протяжении основного времени существования, Аэнеас жил под ее управлением неплохо, и это может
снова стать реальностью. Ну тогда, я думаю, его и его сообщников не только бы простили, но оккупационное правительство могло бы пойти на ряд уступок.
Осознание всего происходящего заставило Татьяну встать.
- Если вы предполагаете, что это предложение может выманить его из потайного…
- Нет! - сказал Десаи с ноткой нетерпения. - Это не то послание, с которым следует обратиться по радио. До этого следовало бы сделать кое-какие тайные приготовления, а иначе это действительно, выглядело бы, как предательство. Во всяком случае, я повторяю, что не думаю, что вы знаете, как его найти или что он в ближайшем будущем попытается наладить с вами связь.
Он вздохнул.
- Хоть это и возможно… Но, как я уже сказал, меня интересует другое. Я хочу понять, что движет им. Что движет всеми вами? Какие существуют возможности для компромисса? Как могут Аэнеас и Империя выпутаться из всей этой ситуации, которую они создали друг для друга?
Она рассматривала его примерно с секунду, а затем спросила:
- Вы не хотели бы пообедать?
Бутерброды и кофе были хорошими. Расположившись на ее кухоньке, которая была выполнена из витрилла, опирающегося на спины каменных драконов, можно было созерцать вид через площади, залы, башни, бойницы, вниз на Нова Рома, реку Флону и ее зеленый пояс, на коричневато-желтую дикую местность позади него.
Десаи вздохнул, ощутив запах из своей чашки, из-за отсутствия сигареты, которую он так и не осмелился закурить.
- Тогда Ивар парадоксален, - заметил он. - Судя по тому, что вы сказали, он скептически настроен к возможности стать боговдохновенным лордом своего глубоко религиозного народа.
- Что? - Он уже потерял счет тому, как часто сегодня заставлял изумляться девушку. - О-о, нет. Мы такими никогда не были. Мы ведь начинались с научной базы, если помните, и не в век благочестия.
Она запустила пальцы в волосы и, подумав с секунду, сказала: