"Виста" означает "открывшийся вид". Создатель науки висталогии всю жизнь потратил на то, чтобы выявить закономерности развития научных систем - приемы и методы, с помощью которых можно делать открытия в любой науке…
Шестеро ученых из экспериментальной группы разработали полный закон сохранения энергии, ведь Вселенная имеет и нематериальные измерения…
Материя существует в пространстве и времени, - говорим мы. Но только ли? Вселенная материальна, - говорим мы. Но только ли материя является содержанием мироздания? Персонажи повести "В пучину вод бросая мысль…" задают себе эти вопросы и не только отвечают на них, но еще и пытаются открыть законы природы, действующие в нашей реальной Вселенной, в которой существует не только материя, но и различные нематериальные субстанции. Полные формулировки всех природных законов должны учитывать наличие не только материальной, но и нематериальной составляющей мироздания.
Павел Амнуэль
В ПУЧИНУ ВОД БРОСАЯ МЫСЛЬ…
1
Раиса позвонила в половине седьмого - Фил уже не спал, но еще и не бодрствовал, переживал только что приключившийся сон, уплывавший из сознания, как таинственный бриг, окутанный сумраком утреннего тумана. Бывшая жена всегда звонила в такую рань - в ее Тьмутаракани был обеденный перерыв, и ей почему-то казалось, что полдень наступил на всей планете. Фил давно перестал напоминать Рае, что сон - необходимая работа, которую нужно доводить до конца, и что существует такое понятие, как часовые пояса, и если у нее в Благовещенске середина дня, то в Москве только начало. Впрочем, в глубине души он был уверен в том, что Рая и сама это прекрасно понимала, но ей хотелось поднять Фила с постели, сорвать ему утренний распорядок, в общем, сделать хоть мелкую, но гадость - она-то лучше кого бы то ни было знала, что, если утро для него начнется не так, как обычно, то он не сможет продуктивно работать и, значит, думать будет не о задачах по развитию фантазии, а о ней, своей бывшей, и о Максимке, по которому Фил действительно безумно скучал.
- Слушаю, - пробормотал он, - доброе утро.
- Утро! - с возмущением сказала Рая. - У людей уже обед скоро!
Хоть бы слово изменила в обычном своем приветствии…
- Что случилось? - спросил Фил.
- Ничего, я просто хотела посоветоваться. Максимка в последнее время стал капризный, сил нет, ну это естественно, без отца растет, а мать все время занята, так ты мне вот что скажи: как по-твоему, Максимке будет полезно, если отдать его в какой-нибудь кружок?
- Да, - твердо сказал Фил. - Непременно. Только не на танцы, это мы уже проходили.
Глупый разговор. Иногда ему казалось, что Раиса звонит вовсе не потому, что не может сама справиться с прихотями Максима, их дорогого сыночка, которому в день, когда они расстались, исполнилось два года. Нет, бывшей супруге почему-то было необходимо для поддержания морального тонуса общаться с Филиппом хотя бы два раза в неделю. Может, хотела, наконец, услышать в его голосе сожаление о том, что он так легко согласился на развод?
- Нет, конечно, не танцы, - сказала Рая. - Но вот рисование…
Минут десять они обсуждали достоинства и недостатки детского образования, а потом кто-то Раису позвал, и она, быстро попрощавшись, бросила трубку.
- Господи! - воскликнул Филипп, обращаясь к марсианскому пейзажу, висевшему в рамке на стене. - Почему я все время забываю выключать телефон на ночь?
И в это время аппарат зазвонил опять. "Не возьму, - подумал Фил, - обо всем мы уже поговорили, хватит". Но рука сама подняла трубку, и он сказал раздраженно:
- Послушай, ты же знаешь, что по утрам я работаю. Неужели тебе доставляет удовольствие выбивать меня из колеи?
- Ох… - тихо простонал в трубке низкий женский голос. - Простите… Я не хотела… Это Филипп, да? Филипп?
- Да, - сказал он сердито, - это Филипп…
- Филипп, Лизочка умерла.
- Что? - Филу показалось, что он не расслышал. Может, она сказала "Риточка"?
- Лизочка умерла, - повторила Дина Игоревна - теперь он узнал голос, это была Лизина мама, щуплая женщина, похожая на тростник, низкий голос совершенно не вязался с ее немощным на вид телом, а слова, которые она только что произнесла, не имели никакого смысла. Что она хотела сказать на самом деле?
То, что сказала. Филипп проснулся окончательно и только после этого поверил.
- Когда?
- Ночью… Вечером… Вчера.
- Но мы же вчера были… Я проводил Лизу домой… Что случилось?
- Врачи говорят - инфаркт.
- Чушь! - вырвалось у Фила. Странный это был разговор, а может, обычный - кто-то уже смирился со смертью любимого человека, а кто-то еще не впустил в сознание и отгораживается барьером, будто отвергающим словом можно изменить случившееся.
- Простите, Дина Игоревна, - сказал он. - Я сейчас приду. Через минуту.
Лиза жила в трех кварталах - Филипп в четырнадцатой башне, она в восьмой, с магазином готовой одежды на первом этаже. Можно было проехать на троллейбусе две остановки, но Филу это даже в голову не пришло - очнулся он от временного отсутствия в этом мире, когда нажимал в лифте на кнопку пятого этажа.
Дверь в Лизину квартиру была распахнута настежь, в прихожей толпились какие-то люди, в большой комнате, где Фил с Лизой и ее родителями еще вчера пили чай с кизиловым вареньем, чинно сидели на стульях и диване соседи, Дина Игоревна и Олег Александрович, Лизин отец, стояли у окна, взявшись за руки, смотрели друг на друга и, похоже, находились сейчас не здесь, а в другом мире, где их дочь была живой. Чья-то рука легла ему на плечо, Фил обернулся и увидел Вадима Борисовича Гущина.
- Вам тоже позвонили? - пробормотал он, не найдя что сказать.
На глупые вопросы Вадим Борисович не отвечал никогда. Он привычно провел правой ладонью по лысине и сказал тихо:
- Пройдемте на кухню, я вам объясню…
На кухне никого не было, только свистел на плите большой пузатый чайник, вчера из него Дина Игоревна разливала чай, а Фил с Лизой сидели на диване и тихо обсуждали проблему защиты от мирового терроризма. Они продолжали говорить об этом и потом, когда, выпив чаю с вареньем, отправились якобы в кино, а на самом деле бродили по бульварам и дошли аж до Самотеки, откуда потом добирались домой на метро и троллейбусе, и Лиза спросила, когда они прощались у подъезда:
- А какой фильм мы смотрели? Мама обязательно поинтересуется.
- Почему не сказать, что мы просто гуляли? - возмутился Фил.
- Потому что маме не нравится, когда мы вечерами бродим по городу, ты же знаешь. Она беспокоится.
Это действительно было так. Дина Игоревна выходила из дома только в дневные часы - в ближайший магазин или в сад, где сидели ее подруги-пенсионерки. По вечерам (она была почему-то в этом уверена) улицы отдавались на откуп бандитам из солнцевской или кунцевской группировок - так однажды сказали по телевизору, и следовательно, так было на самом деле. В кино - пожалуйста. В кино много порядочных людей, это недалеко от дома, там хотя бы милиция рядом…
Гущин закрыл дверь в коридорчик, выключил газ под чайником и заговорил тихим монотонным голосом, который почему-то сразу привел Филиппа в чувство:
- В половине одиннадцатого вечера Елизавета Олеговна пожаловалась матери на резкую боль в груди. Отец в это время уже лег спать, его будить не стали, мать дала дочери валидол. Однако боль не прекратилась, и буквально минуту спустя Елизавета Олеговна потеряла сознание. Тогда мать разбудила отца и вызвала "скорую". Машина прибыла через двадцать три минуты, и врач констатировал смерть. Предварительный диагноз - острая сердечная недостаточность.
- Дина Игоревна сказала - инфаркт, - пробормотал Филипп.
- Я узнал о трагедии в час ночи, - продолжал Гущин, не обращая внимания на замечание Фила. - Мне позвонили из больницы, вы же знаете, что…
Об этом он мог и не напоминать. У каждого из членов группы была всегда при себе магнитная карточка с указанием имени, отчества, фамилии, даты рождения, домашнего адреса и, самое главное, - с номером телефона, по которому обязательно нужно было позвонить, если с обладателем карточки произойдет несчастный случай или иное происшествие, лишившее указанного обладателя возможности самому сделать нужный звонок.
- Я прибыл на место в два десять - раньше просто не успевал. К сожалению, ничем помочь уже было нельзя, а то я бы поднял лучшие силы…
- Мы были с Лизой весь вечер, - сказал Фил. - Она чувствовала себя прекрасно.
- Вы ходили в кино?
- Кино?.. Это вам Дина Игоревна сказала? Нет, мы гуляли. Обсуждали кое-какие идеи. В десять Лиза пошла домой, а я… Я тоже, только не сразу. Когда, вы говорите, она?..
- В двадцать два тридцать…
- Я сидел на скамейке перед подъездом, - сказал Фил.
- Здесь, внизу?
- Нет, у своего дома. Я ничего не знал, а она… Если бы мы были вместе еще полчаса…
- Вряд ли это что-нибудь изменило бы, - вздохнул Гущин. - Окончательное заключение патологоанатома еще не готово, но предварительно мне сказали, что смерть Елизаветы Олеговны вызвана естественной причиной.
- Никто Лизу не отравил, вы это хотите сказать? - Филипп упорно не смотрел на Гущина, он не хотел видеть этого человека.
- Никто Елизавету Олеговну не отравил, - повторил Гущин. - Это однозначно. Я хочу сказать, что изменений в режиме работы группы не ожидается. Подумайте сами, кого можно найти на замену. Вы-то лучше знаете свой контингент…
Неужели он полагал, что именно это сейчас беспокоило Фила больше всего?
А что он должен был понимать? Он знал о том, как изменились в последнее время их с Лизой отношения? Гущин не мог знать об этом, потому что даже Лиза не знала - догадывалась, наверно, женщины легко об этом догадываются, но не подают вида, пока мужчина не решится на что-то определенное, а Фил не решался, он так и не решился, и теперь это не имело никакого значения. Ни для Гущина, ни для самого Филиппа, ни для остальных. Единственное, что важно: группа должна работать в обычном режиме.
- Вадим Борисович, - сказал Фил, - я хочу поговорить с врачом, который… ну, с этим…
Он не мог заставить себя произнести вслух название профессии.
- С патологоанатомом? - понял Гущин и странно замолчал. Филиппу ничего не оставалось, как поднять наконец взгляд и посмотреть этому человеку в лицо. Гущин смотрел изучающе, во взгляде его не было печали, приличествующей случаю, - спокойный взгляд, будто разговор шел не о Лизе и не о смерти, а о новом компьютере, затребованном Общественной лабораторией передовых направлений науки. Лабораторией, ни для кого на самом деле не существовавшей.
- Я закурю, можно? - проговорил Гущин и вытащил из кармана пачку "Мальборо". - Ради Бога, говорите с кем угодно, если это поможет вам справиться… Лев Бенционович его зовут. Канович. Могу дать телефон, сошлитесь на меня, он ответит на ваши вопросы. Если вы знаете, о чем спрашивать.
Фил не знал, о чем спрашивать патологоанатома, изучавшего тело женщины, с которой он собирался быть вместе всю оставшуюся жизнь. Возможно, хотел спросить, нашел ли врач у Лизы душу.
- Спасибо, - сказал Фил.
2
С лысым мужчиной, которого Филипп прежде не видел и который представился дядей Сережей, они съездили в похоронное бюро и договорились обо всем - точнее, договаривался Лизин родственник, большой, судя по всему, дока по части похоронных приготовлений, а Фил присутствовал, хотя на самом деле находился в другом месте и вообще не сегодня.
К вечеру Фил обнаружил себя сидящим у кухонного стола в своей квартире - он решительно не помнил, когда вернулся домой, голова гудела, как морская раковина, в которой гулял злой, наполненный острыми песчинками, ветер с дальних островов, а в комнате, которую Филипп еще при Рае сделал своим кабинетом, надрывно и безостановочно звонил телефон. Насчитав двадцать три звонка, он заставил себя пойти и поднять трубку.
- Вы вернулись, Филипп Викторович? - Фил не сразу узнал голос Кронина, звучавший глухо и издалека. - Вы были у Елиза… У Дины Игоревны и Олега Александровича?
- Да, - сказал он устало. - Откуда вы узнали, Николай Евгеньевич?
- Звонил Вадим Борисович, сообщил эту ужасную новость и просил перезвонить всем, кроме вас, потому что вы, по его словам, уже знаете и делаете все возможное, чтобы облегчить родителям Елизаветы Олеговны хлопоты, связанные с организацией похорон.
Кронин в своем репертуаре - длинные и правильные, будто заранее продуманные и записанные на бумаге фразы. Но как же он, должно быть, беспокоился, если в первые мгновения разговора не мог связно произнести два предложения?
- Когда похороны? - спросил Кронин.
- Послезавтра. В три часа.
- Это, конечно, большая трагедия для всех нас, но нужно сделать все возможное, чтобы случившееся не отразилось на работе.
- Конечно…
- Я предлагаю собраться у меня на следующий день после похорон - следовательно, в четверг, в обычное время, то есть в девятнадцать часов, - и обсудить сложившуюся чрезвычайную ситуацию, если, конечно, вы будете в состоянии приехать, поскольку только ваше, Филипп Викторович, участие в похоронах Елизаветы Олеговны допустимо нашими правилами.
Будто существовали какие-то правила, связанные с похоронами кого-нибудь из шестерки… Фил слушал Кронина с нараставшим раздражением, хотя и понимал прекрасно, что канцелярские обороты речи ровно ничего не говорили на самом деле об истинном душевном состоянии добрейшего и мудрого Николая Евгеньевича. Каждый справляется со своей бедой так, как способен - у Кронина был свой способ и, возможно, для него лично единственно возможный. Три года назад, когда погиб Гарик и умерла Клара, Николай Евгеньевич вывел себя из состояния душевного ступора, заставив складывать и произносить длинные и занудные тексты, отвлекавшие его от мыслей о самоубийстве. С тех пор это стало его второй натурой. То ли он просто привык к созданному им самим стилю общения, то ли до сих пор вынужден был прибегать к нему, потому что так и не обрел ни покоя, ни уверенности в том, что стоит жить на этом свете. Из чего следовало, кстати, что любимая им висталогия никогда не была для Кронина чем-то большим, нежели увлекательной, но, по сути, не принципиально важной для жизни работой.
- Да, - сказал Фил. - Я согласен с вами.
- Филипп Викторович, - голос Кронина дрогнул, - я вот что хотел сказать… Как бы ни сложились жизненные обстоятельства, нужно не терять собственного мироощущения, которое легко сломать, но практически невозможно воссоздать заново, потому что перерождаешься уже другим человеком, а это ведет к последствиям, во-первых, непредсказуемым, а во-вторых, нежелательным для тех людей, которые вас окружают и которые не повинны в изменении ваших обстоятельств. Вы меня понимаете?
- Да, - повторил Фил. - Конечно. Я в порядке, Николай Евгеньевич. Не беспокойтесь.
3
Часы показывали двадцать-семнадцать. Время не позднее, но Филипп не знал, какой телефон дал ему Гущин - рабочий или домашний. Впрочем, эта деталь его не интересовала. Два прошедших дня оказались самыми мучительными в жизни Фила, почти все время он проводил с Лизиными родителями и возвращался домой в полном отупении - почему-то лишь сегодня, в вечер перед похоронами, он вспомнил о собственной просьбе и отыскал в кармане пиджака помятый листок с номером телефона, записанным четким почерком Гущина.
- Канович слушает, - протяжно объявил оперный бас, будто не на телефонный звонок отвечал, а распевался перед исполнением партии Мефистофеля.
- Лев Бенционович, здравствуйте, извините, что так поздно…
- Двадцать часов девятнадцать минут - это поздно, по вашему мнению? - удивленно пропел Мефистофель.
- Ну… - смешался Филипп. - Моя фамилия Сокольский, ваш телефон мне дал Вадим Борисович Гущин.
На мгновение промелькнула мысль, что не знает Канович никакого Гущина, пропоет сейчас прощальную-походную и не станет разговаривать.
- Сокольский, как же, я ждал вашего звонка, - заявил Канович, перейдя с кантилены на речитатив. - Вадим Борисович просил меня оказать вам всяческое содействие и ответить на вопросы. Вас интересуют обстоятельства кончины Елизаветы Олеговны Мартыновой?
- Да.
- Неудобно говорить об этом по телефону. Подъезжайте, так будет лучше.
- Куда?
- Как куда? - удивился Канович. - Сюда, конечно. Вы не знаете, куда звоните?
- Я не…
- Восьмой корпус Третьей градской больницы. Жду в течение часа.
Филу понадобилось сорок две минуты.
Врач оказался похож на известного баскетболиста Сабониса. Впрочем, Филиппа настолько поразил рост Кановича, что подсознание дорисовало и другие общие черты, которых на самом деле не было - вряд ли он сумел бы узнать Сабониса среди его коллег по баскетбольной площадке.
- Сюда, пожалуйста, - пригласил Канович в кабинет, более похожий на приемную государственного чиновника.
- Вы, - спросил он, - видимо, родственник Мартыновой?
Филипп неопределенно пожал плечами и задал заготовленный вопрос:
- Неужели в двадцать семь лет человек может погибнуть от инфаркта?
- Медицине известны случаи, когда инфаркт сердца наступал и у более молодых людей, - пожал плечами патологоанатом. - В данном конкретном случае могу сказать, что болезнь протекала чрезвычайно нестандартно. Поражена не только передняя стенка сердца - собственно, место разрыва, - но и ткани грудины. Если говорить, не используя медицинскую терминологию… у вас ведь нет специального образования?
- Нет, - пробормотал Фил.
- Тогда я постараюсь… Обычно при инфарктах происходит разрыв одной из внутренних или внешних сердечных стенок, ткань при правильном лечении срастается, в некоторых случаях показано оперативное вмешательство. Но у Мартыновой, кроме разрыва сердечной стенки, произошло омертвление и разрыв еще нескольких кубических сантиметров тканей, расположенных между сердцем и кожей на левой груди. Очень необычно, очень! Я, конечно, иссек образцы и успел провести кое-какие лабораторные исследования. Предварительно могу сказать: речь идет о чрезвычайно быстром, я бы даже сказал, взрывном старении и гибели клеток. Синдром Вернера. Вы меня понимаете?
- Нет, - нахмурился Фил.
- Ну… вы правы в том, что инфаркты обычно поражают людей гораздо более старшего возраста. Организм изнашивается, структура тканей в теле старика отличается от структуры молодой ткани. Изучая сердце, легкие или даже просто мышечную ткань, можно - приблизительно, конечно, но достаточно уверенно - определить возраст человека. Так вот: если бы я не производил лично патологоанатомическое исследование тела Мартыновой, а имел дело только с образцами, взятыми для анализа, то вывод мой был бы однозначен: этому человеку исполнилось лет восемьдесят, не меньше.
- Лизе было двадцать семь…
- Конечно! Молодая женщина, но внутренняя структура нескольких кубических сантиметров ее тела, расположенных, как я уже вам сказал, между сердцем и грудиной, соответствует возрасту человека восьмидесяти лет.
- Старость…
- Именно. И область локализации этих, как вы выразились, старых клеток захватила переднюю стенку сердца, что и привело к неминуемому инфаркту.
- Не понимаю. Старые клетки? Почему?