25
Возле двери отец Юрий остановился. Брат Борис, что еще вчера не подпускал его к пределу, покорно топал следом. Псы. От этой мысли возникло ощущение брезгливости. Поганые псы. Откуда это раболепие в них… в нас… Отец Юрий вспомнил вчерашние страхи, лицемерную улыбку, которую приходилось натягивать на лицо. От осознания собственной причастности к этой шакальей стае на душе стало еще гаже.
– Открывай, – распорядился он.
Брат Борис покорно повернул ключ в замочной скважине. Старая металлическая дверь, кое-где подернувшаяся ржавчиной, со скрипом пошла в сторону. Изнутри потянуло холодом и сыростью.
Отец Юрий ступил внутрь. Сощурился, привыкая к полумраку. Мужика в замшевой куртке, что ткнул ему записку, он увидел сразу.
– Эту бумагу передал человек по имени Сед? – начал он без предисловий.
Тот, что в замшевой куртке, поднялся и сделал пару шагов навстречу.
– Да, – кивнул он. – А вы, стало быть, отец Юрий. Значит, я не ошибся.
– Не ошибся, – отец Юрий оставался серьезным. – Только это не имеет значения. Человек по имени Сед просил передать что-то на словах?
Мужик в замшевой куртке напрягся. На лице его проступили желваки. Раболепия, к которому Юрий уже успел привыкнуть и которое повергало его в тоску, на лице "замшевого" не было и в помине. Это отчего-то взбесило отца Юрия еще больше.
– Может быть, поговорим об этом в более подходящем месте? – спросил замшевый, глядя исподлобья.
– Не вижу более подходящего места для заключенных, приговоренных к смерти, – пожал плечами Юрий.
Возникла пауза. Громко и нелепо хохотнул бывший наместник. Молча таращились на него девки. Замшевый зло поигрывал желваками. Только его приятель с испанской бородкой с любопытством поглядывал то на замшевого, то на наместника, то на самого Юрия.
– Мне показалось? Или кто-то обещал нам жизнь и свободу? – жестко проговорил замшевый.
– Я ничего не обещал, – покачал головой Юрий. – Кроме того, пойми меня правильно, как тебя…
– Вячеслав, – проскрежетал зубами замшевый.
– Так вот, Слава, никакой личной неприязни, просто если Сед завтра не появится, то я вряд ли смогу удержать ситуацию в руках. Сейчас святое братство растеряно и ничего не соображает, потому идет за тем, кто громче крикнет, – за мной. А как кто-то начнет думать своей головой? Что тогда? Нет, сознание надо держать коллективным. И туманить чем-то пьянящим. Либо идеей, лозунгом, либо кровью. Идеи и лозунги закончились, теперь надо добавить что-то материальное.
Вячеслав стиснул кулаки. Юрий отметил это и ощутил зародившееся внутри торжество. Он не сделает из этого замшевого раболепного шакала, он просто раздавит его.
– А если Сэд придет, как и обещал?
Это грубое "Сэд" резануло по ушам. Юрий скривился.
– О чем это вы? – встрял мужик с испанской бородкой.
– О том, – злорадно отозвалась одна из девок, наряженная в камуфляж. – О том, что наш друг Сэди, попросил беспредельщика записочку этому протестанту передать, потому как они на пару с Сэдиком хотели негра мочкануть. Беспредельщик по доброте душевной согласился, а теперь нас мочканут вместе с негром. Потому что в основании новой Церкви костей невинных младенцев не хватает.
– Даже если Сед, – нарочито мягко произнес Юрий, – приедет, как обещал, вы умрете раньше.
Слава снова стиснул зубы, желваки прокатились по скулам туда и обратно, а затем вперед метнулся кулак. Юрий отпрыгнул. Первый удар пронесся мимо, второй должен был достичь цели, но руку замшевого перехватил брат Борис.
Юрий поспешно двинулся к двери. Хотелось побыстрее выбраться из этой сырой полуподвальной коморки.
– Отпусти его, – буркнул на ходу Борису. – Не надо калечить того, кто завтра умрет во славу Господа. Грязная и избитая жертва не будет угодна Богу.
26
– Сука! – прорычал Вячеслав, когда дверь за Святым отцом захлопнулась.
– Не, – усмехнулся Анри. – Вроде кобель.
Жанна улыбнулась французу. Эл дернула ее за рукав.
– Как вы можете веселиться? Нас всех убьют скоро, а вы…
– А что, теперь повеситься? – хмыкнул француз. – А что наш африканский великоросс скажет? Ты чего умолк, святейшество?
Негр поднялся на ноги, утерся своей тряпицей и посмотрел на Вячеслава.
– Значит, это ты мне свинью подложил?
Слава был тих и серьезен. Когда заговорил, голос звучал зло:
– Это не моя война.
– Тогда зачем? – полюбопытствовал негр.
– Меня просил об этом человек, который со мной хлеб ломал. Я просто обещал ему передать клочок бумаги.
– Просто передал? – ядовито поинтересовался негр. – Теперь со мной разделишь баланду.
– Оптимист, – фыркнул из своего угла Анри. – Я вот сильно сомневаюсь, что нас станут кормить.
– Это не моя война, – тупо повторил Вячеслав.
– Теперь твоя, – покачал головой наместник. – Не станешь воевать – сдохнешь.
– Предлагаете бежать через окошко? – залюбопытничала Жанна. – Или позвать охрану и стукнуть чем-то тяжелым по голове?
Слава поглядел на автоматчицу, потом на негра.
– Сколько той охраны?
– Думаю, не больше десяти человек. Скорее меньше, – серьезно ответил наместник. – Только зачем бить тяжелым, когда можно просто поговорить.
Он подошел к двери и забарабанил кулаком по металлу.
– Братья! К вам обращаюсь, хоть и отвергнут вами.
Фраза прозвучала чрезмерно пафасно. Вячеслав поморщился. Если на такой призыв кто-то и придет, то только чтобы поиздеваться над убогим. Однако, к удивлению его, долго стучать свергнутому наместнику не пришлось. Вскоре в дверях зашевелился ключ и на пороге появился серьезный до тошноты брат Борис, чуть не сломавший Славе руку.
– Что еще? – нарочито грубо спросил монах. Однако в глазах молодого священника горела надежда. Надежда на то, что все случившееся – недоразумение, что сейчас ему все растолкуют и все станет как раньше.
Слава поперхнулся от такого открытия, закашлялся. Негр тоже понял прекрасно, в чем слабость охранника. А может, и не понял, а с самого начала знал. Кто их разберет, этих "детей солнца".
27
О чем они беседовали, ни Слава, ни Анри, ни девушки так никогда и не узнали. Наместник говорил горячо, с таким надрывом, что Слава и сам почти поверил в Господа и народ Божий. Негр кидал фразы, имевшие мало смысла, но несущие море эмоций. И очень скоро брат Борис сам увел бывшего наместника подальше от чужих ушей, оставив пришлых запертыми вчетвером.
– Не нравится мне это, – заметила Жанна. – Как ни поверни, а мы оказываемся с краю. Либо мы нужны – и нас пользуют, либо не нужны – и нас в расход пускают.
– Расслабься, – Анри повалился прямо на пол, закинул руки за голову и вытянулся во весь рост. – До завтра доживем. Если этот гипнотизер черножопый монахранистам…
– Кому? – не сдержалась Эл.
– Монахам из охраны, – любезно пояснил Анри. – Так вот, если он им смогет мозги запудрить, то поживем и подольше, а там, глядишь, Сэд появится.
– Сэд, может, и появится, только он по другую сторону баррикады, – мрачно буркнул Слава. – Он этого толстого скота поддерживает.
Анри повернулся на бок и приподнялся на локте.
– А кстати, дядька, что там за история с этим байкером и толстым монахом-революционером?
– Да какая там история, – отмахнулся Слава. – Сэд попросил записку передать, они вроде вместе революцию затеяли, подпольщики долбанные. Я и передал. Все.
– Мог бы и предупредить, – пожурил Анри.
– Зачем? – не понял Вячеслав.
– Совсем дурной, беспредельщик? – выпучился француз. – Мы ведь не чужие люди. Путешествуем вроде вместе… Нет? Или ты считаешь, что остальных общие проблемы не касаются.
– Почему? – пожал плечами тот. – Жанна знала.
Француз одним движение поднялся на ноги. Поглядел на автоматчицу, та слегка кивнула. Анри демонстративно повернулся к Эл:
– Нет, ты видела? Нас тут за людей не считают. Дискриминация какая-то.
– Хватит уже, – поморщился Слава. – Мы в дерьме по уши, а он все шутит.
Анри сверху вниз посмотрел на беспредельщика, произнес торжественно:
– По этому поводу вторично предлагаю показательно повеситься. Кстати, представь себе рожу этого толстяка… Как бишь его? Отец Юрий? Вот заходит этот Юрий утром вести нас на казнь, а мы висим здесь в рядок синие, обгадившиеся, с языками наружу. Мертвые, но злорадно улыбающиеся и фиги показываем окостенелыми пальцами. Вот он, поди, разозлится-то.
Жанна заулыбалась. Даже Эл тихонько хихикнула. Только Вячеслав продолжал зло играть желваками. Он хотел ответить, но в замочной скважине завозился ключ.
Дверь отворилась. Вошел негр, за его спиной мелькнула фигура монаха, не брата Бориса, другого. Монах поспешно закрыл дверь. Запер. По коридору с той стороны зашаркали уставшие шаги.
– Ну что, ваше высокопреосвященство? – дурашливо спросил Анри. – Кто нас казнит? Ваш толстяк-повстанец или вы сами снизойдете?
– Никто вас не казнит пока, – устало отмахнулся наместник. – Завтра утром, когда придет этот жирный ублюдок, мы нейтрализуем его здесь. Охрана помогать не станет ни нам, ни ему. Так что там уж кто кого. Если справимся с новой верхушкой, они помогут.
– Кхе, – нарочито кашлянула автоматчица. – Как-то гнило у вас тут все. Каждый сам по себе, и никого за власть или там за идею. А воплей-то было…
– Люди верят в Господа, – устало покачал головой негр. – Только им трудно следовать заповедям и идти к Господу самостоятельно. Им нужен проводник. Этот проводник – я. Посредник между богом и людьми. Бог ведь никогда сам ни с кем не общается. Вспомните Писание… то ангелы Божии, то сын Божий, то пророки, то бредовые сновидения, но никогда ни к кому Бог не является сам. Нужен посредник.
– А сам посредник верит в Господа? – ехидно спросил Анри.
Наместник уселся возле стены и устало прикрыл глаза.
– Смотря в каком смысле. В том смысле, в котором верят они… Зачем? – ответил он спустя время. – Да и как можно верить в то, что создаешь сам?
Он открыл глаза и оглядел сокамерников.
– Завтра наверху нас будет ждать оружие. То, что отняли у вас и пара винтовок. Я не хочу крови, но, возможно, договориться не удастся, тогда…
Негр замолчал и снова закрыл глаза.
– Вы обещаете помочь?
– Я обещаю помочь выйти из этой камеры, – холодно сказал Слава. – Потом мы уедем. Другой помощи не жди.
– И на том спасибо, – тихо пробормотал свергнутый правитель. – А теперь заглохните и дайте спать.
28
Брат Борис отпер дверь и отступил на шаг в сторону. Отец Юрий посмотрел на него покровительственно. Сатрап. Все они теперь перед ним двери открывают. Псы. Господи, как же это противно. Хотя в этом противном было что-то греющее душу. Был триумф.
– Чего стоишь? Открывай, – распорядился он.
Брат Борис поспешно распахнул тяжелую металлическую створку. Отец Юрий шагнул в полумрак.
– Поднимаемся и выходим, дети дьявола, – говорил он не для заключенных, а для охраны. – Настал час расплаты. Братья ждут вас, дабы свершить суд.
– Настал час расплаты, – весело кивнул сидящий под окном француз. – Дождались наконец.
Он поднялся на ноги и медленно, безобидно улыбаясь, двинулся на святого отца. Спустя пару шагов его отстранил наместник. Этот надвигался без улыбки, с угрозой. В стороне стоял замшевый, наблюдая за всем этим с пренебрежением.
Юрий попятился, спиной натолкнулся на что-то твердое. Первая мысль была, что это широкая грудь брата Бориса. Юрий обернулся и с ужасом понял, что это никакой не брат Борис, а запертая дверь.
Ужас ледяной волной прокатился по спине, замер где-то глубоко в груди, заставляя неистово колотиться сердце. Не успев еще сообразить, что происходит, отец Юрий со страшной силой замолотил по металлу двери.
– Охрана!!! Откройте!!! – Голос его зазвучал страшно. Так кричит загнанный в угол и чующий скорую гибель зверь: зло, бессильно, отчаянно, вкладывая всю любовь к жизни и всю ненависть к смерти и тем, кто ее несет, в этот последний крик.
Где-то за спиной взвизгнула одна из девок. Обливаясь холодным потом, отец Юрий попытался развернуться, защититься. Но не успел…
Что-то резко сдавило шею, потащило в сторону. Он попытался освободиться. Почему-то человек, которого душат, всегда пытается освободить горло, вместо того чтобы попытаться нейтрализовать нападающего.
Когда эта мысль метнулась в голове, сил сопротивляться уже не было. В глазах потемнело. Он вытаращил их, пытаясь разглядеть хоть что-то в этой темноте, но темнота только сгустилась…
Хрустнуло. Негр отпустил толстого монаха, и тот, словно мешок с картошкой, безвольно повалился на пол. Тихо взвизгнула Эл. Настоятель сплюнул.
– Скотина какая, – пробормотал под нос и выдерживая некий заданный ритм, постучал по металлической двери.
Створка распахнулась почти мгновенно. Открывший дверь монах бледной тенью метнулся в сторону, пропуская недавних смертников.
29
Первым из камеры выскочил наместник. Слава поспешил следом, краем глаза отмечая, что спутники не отстают. Несколько скачков, поворот. Наместник замер, нос к носу столкнувшись с братом Борисом. Тот отшатнулся. Глаза очумелые, словно наткнулся на что-то, чего ждал, но во что до самого последнего момента не верил.
– Куда? – коротко спросил наместник.
– Оружие на втором этаже, ваше святейшество, – поспешно отчитался брат Борис. – Возле балкона. Там пожарный щит и ящик с песком. Вот в этом ящике…
– Балкон выходит на ту же сторону, что и выход?
– Да, Ваше Свя…
– Что на улице?
– Отец Юрий собрал почти все братство. Братья ждут, когда он выведет вас и чужаков, чтобы…
Наместник отпихнул монаха и быстрым шагом пошел наверх. Не оборачиваясь, бросил:
– Держите дверь. Заприте покрепче и держите на мушке, чтобы никто сюда не вошел.
– Я не стану стрелять в братьев, ваше святейшество, – голос монаха был непреклонен.
Негр остановился и поглядел на брата Бориса с новым чувством:
– Я попытаюсь убедить братьев наших, попробую наставить их на путь истины, – необычайно мягко произнес наместник.
Брат Борис растерянно кивнул.
– Держи дверь, – быстро распорядился негр. – Во имя Господа нашего.
Слава двинулся за наместником. Тот взял довольно резвый темп. Пока бежали по лестнице, перед Славиным носом только полы рясы мелькали. На втором этаже его святейшество на мгновение замер, оглядываясь. И выбрав направление, не оборачиваясь, двинулся по коридору. В конце коридора светилась прямоугольником балконная дверь. Рядом на стене и вправду висел пожарный щит, на котором сохранился только ободранный призыв в случае пожара звонить 01 и конусообразное мятое ведерко, сохранившее поверх ржавчины лохматые остатки красной краски. Рядом стоял красный выцветший деревянный ящик, перекрывавший дверь.
Негр откинул крышку, выхватил винтовку, взвесил в руке, словно примеряясь. Рука наместника дернулась к ручке балконной двери. Он рванул дверь на себя, створка уперлась в ящик.
– Помогите, – наместник не просил, а отдавал распоряжения.
Слава и Анри молча подхватили ящик с одной стороны, сам его святейшество уцепился за другой край. Освобожденная от подпиравшего ее ящика дверь распахнулась на удивление легко. Слава уже ковырялся в ящике, раздавал оружие. Негр шагнул в дверной проем, оглянулся.
Жанна с автоматом наперевес дернулась было следом, но наместник остановил ее движением руки.
– Ждите здесь – я попытаюсь убедить их.
В дверном проеме фигура наместника показалась вырезанным из черной бумаги силуэтом. Он вышел на довольно широкий балкон, уперся рукой в ограждение и заговорил.
– Братья мои!
Снизу раздались вопли, угрожающий рокот. "Сейчас они его", – подумалось Славе. Но наместник продолжал говорить, голос его звучал ровно и уверенно, и внизу затихли. Слушали.
А негр продолжал говорить что-то бессвязно, но мастерски играя интонациями, жонглируя словами. Он говорил нависая над толпой, опершись рукой на балконную загородку, словно на трибуну. И только Славе и стоящему рядом Анри было видно, как вторая рука его за загородкой судорожно сжимает черное тело винтовки.
30
Наместник возвышался теперь словно черный утес. Смотрел на собравшихся внизу покровительственно. Голос его тоже звучал так, словно взрослый дядя без всякого менторства объяснял несмышленым детям элементарные вещи.
– Остановитесь! Что вы делаете? Разве этому учил вас Господь? Господь учил добру. А вы! Вы погрязли в ненависти, в пороках. Ненависть переполнила чашу, ненависть хлещет из вас. Мне стыдно за вас пред Господом.
Святые отцы стояли, раскрыв рты, превратившись в толпу. Толпа слушала, внимала. Кто-то все же не удержался от выкрика:
– Кто ты, чтобы говорить нам о боге?
– Я тот, кто вел вас к Богу, – громоподобно произнес наместник. Здесь, где не было хитрой акустики, это далось ему через силу, но все же голос его прозвучал внушительно. – Я говорил вам о Боге, нес слово Божие. Но Господь наш не говорит открыто, он облекает мысль в метафору. И мне больно, что вы поняли слова Божии буквально. Поняли не как люди Господа, но как скоты, против коих боритесь. В нашем мире поселился диавол. Он говорил устами главного человека в стране, когда тот объявил, что власти не стало. И люди пошли на поводу у диавола, повели себя как низкие скоты. Погрязли в ненависти и пороках. Сейчас, когда людям дали выплеснуть агрессию, дали вволю исторгнуть из себя все дьявольское, пора. Пора думать о мире, о добре. Я призываю вас к этому.
Он задохнулся, сорвав остатки голоса. Внизу установилась гробовая тишина. Братство Святой Церкви уже снова было готово пойти на все за своим наместником. Как ему это удалось? Как человек, который несет такую бредятину, может добиться такого доверия? В чем хитрость?
Вдалеке послышался рев моторов. Слава поглядел на вырывавшуюся из леса тропинку. Там на опушке показался первый байк. За ним еще и еще. Люди на мотоциклах, в кожаных куртках, с немыслимыми прическами на головах и обрезами в руках.
– Они пришли! – крикнул кто-то снизу. В толпе началась паника. Кто-то метался, не зная, что делать, другие, напротив, доставали оружие.
Наместник чертыхнулся и вскинул винтовку. Положив ствол на край ограждения, он присел и прицелился. Вячеслав, стоявший позади, шагнул на балкон, взял негра за плечо:
– Стой!
Тот непонимающе покосился на Славу.
– А как же добро? Как же переполненная ненавистью чаша?
Негр отпихнул Вячеслава в сторону.
– Не будь идиотом, тебе не идет.
Рядом появились француз, Эл и автоматчица. Они стояли рядом и смотрели на наместника. Смотрели, как он ловит в прицел приближающуюся фигурку, как плавно нажимает спуск. Винтовка ударила в плечо отдачей. Один из мотоциклистов повалился на бок, заваливая байк. Наместник передернул затвор, выплевывая гильзу.
– Добро должно быть с кулаками. – Он сплюнул и снова принялся целиться.