Мама - Гравицкий Алексей Андреевич 27 стр.


Не потому, что выступление это полностью дискредитировало США, государственную политику и Белый дом. В конце концов, от всего можно откреститься. Не потому, что президент России говорил о том, что взрыв американской базы вовсе не был террористическим актом или несчастным случаем, а всего лишь явился ответом на захватнические действия со стороны США, которые велись много лет. Не потому, что русский пригрозил повторными взрывами, не потому, что несколько государств Европы и часть стран третьего мира тут же выдали Америке ноту протеста. А потому, что все это случилось сразу. И ко всему прочему встречаться сейчас Джорджу предстояло не с изученным чуть не лучше собственной жены стариком, а с новым президентом – или человеком, который посмел себя таковым провозгласить на весь мир.

И как и о чем говорить с этим молодым злым мужчиной в странной военной форме и с фанатичным блеском в глазах, Джордж не имел ни малейшего представления.

А вертолет тем временем неспешно шел на посадку. Роксвелл поглядел вниз. На крыше огромного небоскреба с белоснежными стенами и зеркальными окнами сверкала белым кругом посадочная площадка.

Американцев уже встречали. Возле площадки стояло четверо военных в черной как смоль форме.

16

Американец лопотал на своем американском английском и пучил на Вячеслава непонимающие глаза. Выглядело это довольно комично и, наверное, вызвало бы улыбку, если бы не продолжалось больше часа. А столь продолжительное повторение пусть самого забавного зрелища кому хочешь начнет действовать на нервы.

Слава с каменным лицом дослушал посла, покачивая головой в такт незнакомым словам, словно китайский болван. Когда штатовец замолк, он повернулся к Юлии Владимировне.

– Что он сказал?

– Он говорит, – скороговоркой забормотала Юля. – Что Белый дом примет к рассмотрению вопрос о мирном урегулировании конфликта, возникшего из-за новых требований новой власти России к действиям вооруженных сил США на территории…

– Он это уже четыре раза говорил, – сердито перебил Слава. – Еще что-то?

– Еще говорит, что… впрочем, ничего нового. Все тоже, что уже говорил.

Слава повернулся к американскому визитеру и поглядел на него с той покровительственностью, с какой добрый "дядя Степа-милиционер" поглядел бы на показательно отчитываемого пионера.

– Ты не втыкаешь, да? – ласково произнес он.

– Так и переводить? – бесстрастно поинтересовалась Юлия.

– Как хочешь, – отмахнулся Слава. – Можешь литературно обработать то, что я говорю.

Американец вопросительно поглядел на Юлию. Та быстро перевела сказанное. Несчастный посол распахнул рот и повернулся обратно к вождю Новой России. Вячеслав заговорил вкрадчиво, так разговаривал бы даже не с ребенком – ребенок понимает смысл слов – а с собакой.

– Ты не понимаешь, что я тебе говорю, дядя? – еще раз спросил Вячеслав, и Юля скороговоркой выдала перевод. – Тогда будем говорить жестче. Если в течение двадцати четырех часов оставшиеся военные базы США на территории России не будут полностью ликвидированы… Не законсервированы, а полностью ликвидированы, я ликвидирую их самостоятельно.

Американец что-то вскрикнул. Слава поглядел на Юлию.

– Он спрашивает, как вы себе представляете подобную ликвидацию?

– Если буду ликвидировать я, то очень хорошо представляю. Если вы… Как вам будет угодно. Можете эвакуировать людей, можете вывозить оружие и содержимое складов, можете… Да это ваши трудности, в конце концов. Действуйте по своему разумению, у вас осталось двадцать три часа пятьдесят пять минут.

Американец выглядел убитым и растерянным. Что-то буркнул себе под нос.

– Вы шутите? – перевела Юля.

– Отнюдь, – хищно оскалился Вячеслав. – У вас осталось на еще одну минуту меньше. Не будем тратить ваше время.

Американец выслушал перевод, тяжело поднялся со стула и направился к выходу. На полпути обернулся было сказать что-то, но, наткнувшись на холодный взгляд русского, лишь рукой махнул.

Когда за ним закрылась дверь, Вячеслав повернулся к Юлии.

– Значит так, из города его не выпускать. В город никого не впускать. Мне нужна конференц-связь со всеми подчиняющимися нам населенными пунктами. Подготовь пульт.

– Хорошо, – кивнула Юлия.

– Все, что мы тут с ним наговорили, хорошо запомнила?

Женщина снова кивнула.

– Значит, выступишь от моего имени с нашим требованием и предупреждением на всеобщее телеобозрение. И еще…

Слава замолчал на секунду.

– Да, – поторопила она.

– Проверь готовность наших спецгрупп. Как только закончится инструктаж, отправляй по точкам. Две группы, которые остаются здесь, как только будут готовы, сразу же ко мне.

Юлия съежилась, став похожей на старую промокшую ворону.

– Вы помните о своем обещании?

– Да, но ты мне еще нужна. Иди.

Она вышла тихо, и он остался один.

17

Полковник больше не появлялся, и просить передать хоть какую-то весточку жене не было никакой возможности. Оставалось надеяться только, что начальство и само состоит не из идиотов и догадается успокоить родственников, рассказав им какую-то подходящую байку про долг перед родиной и службу пропавших среди ночи офицеров.

Про Ирку Сергеев, впрочем, скоро вспоминать перестал. Точнее сказать, не совсем перестал, просто мысли о жене отошли на второй план, когда мрачный и холодный, как глыба льда, инструктор начал демонстрировать оружие, с которым им придется работать.

Капитан предполагал, что это окажется что-то особое, но и подумать не мог о том, что в его руки когда-нибудь попадет такое. Вспомнились странные речи мужика на трибуне, который предупреждал о муках совести. Тогда его спич показался наивным: какому солдату надо объяснять, что он идет убивать? Какому солдату надо объяснять, что тот, кто перед ним, – враг. В первую очередь враг, а человек даже не в последнюю, а и того дальше.

Когда хмурый инструктор начал сухо объяснять принципы работы нового оружия и бесстрастным голосом выплескивать на инструктируемых офицеров технические характеристики, Сергеев тут же вспомнил слова того мужика на трибуне. И тут же подумал об Ирке и посмотрел на напарника.

Юрка Дружинин, лейтенант, которого поставили с ним в связке, выглядел растерянно. Высоченный белобрысый детина, он сейчас смотрелся сущим пацаном. На простоватом лице непонимание, в серых глазах пустота, только хлопают бесцветные ресницы. Юрка поглядел на Сергеева, и тот окончательно взял себя в руки. В конце концов, у такого оружия и такой войны есть свои преимущества. Ты не видишь, кого убиваешь, не знаешь, сколько уничтожил. Не смотришь в глаза умирающих, не глядишь на корчащуюся смерть. Просто нажал кнопку – и все. Потом узнал, что где-то не стало города. А какого города? Его не видно, раньше ты знал, что он где-то там есть, теперь знаешь, что его где-то там не стало. И, возможно, ты имеешь к этому какое-то отношение. А возможно, и нет. Ты же даже не знаешь, куда целишься. Вышел на точку, вскинул тубус, из которого вылетит ракета, поглядел на встроенный компьютер и понял, что компьютер за тебя уже прицеливается. Надо только чуть повернуться и угол подправить, чтобы цель с прицелом совпала. А потом – нажать кнопку, и все.

Инструктаж длился около пяти часов, затем их развели по парам. Больше, кроме Юрки и инструкторов, Сергеев никого не видел. Их покормили и повезли куда-то в машине с тонированными стеклами. Везли, впрочем, недолго.

Здание, а точнее комплекс зданий, где они оказались, было обнесено высоким бетонным забором. По верхнему краю шла в четыре ряда колючая проволока. Не дав осмотреться, их проводили в невзрачного вида корпус. Потом шла череда каких-то лифтов и коридоров, дверей и лестничных пролетов. Все это настолько быстро промелькнуло перед глазами, что Сергеев вряд ли смог бы найти дорогу обратно с первого раза без посторонней помощи.

Когда очередной коридор уперся в пару дверей, их разделили. Сергеева пропустили в правую дверь. Прежде чем за ним захлопнулась дверь, капитан успел отметить, что Юрку впихнули в левую дверь.

За дверью оказалась маленькая комнатка. Здесь было удивительно уютно и сумрачно. В комнате не было ничего лишнего, только стол, стул и кресло с высокой кожаной спинкой. Кресло, впрочем, занял седой мужчина с печальными, все понимающими глазами.

Сергеев принял приглашение и сел за стол напротив седого дядьки. Беседа с психологом заняла еще около четырех часов. Когда седой психолог с тоскливым пониманием в глазах решил, что общения достаточно, капитана вывели в коридор и проводили на этаж ниже.

Зал, в котором его оставили в одиночестве, был просторным, светлым и практически полностью пустым. Только стояла пара скамеек, на одной из которых примостился Сергеев, да пара столов и ящик в дальнем углу. На ящике была намалевана какая-то символика и значилось крупным черным шрифтом: "ЗАКАЗ № 7324-КН-43-ЛТА-82".

Вскоре привели Юрку. Дружинин выглядел уставшим, но держался довольно бодро, хотя все так же хлопал бесцветными ресницами. Вид у него был такой, словно он спал и все силился понять когда же закончится этот странный сон.

Следом за Юркой появился очередной инструктор с парой крепких мужиков. Крепыши вскрыли коробку и вышли. А инструктор извлек из коробки страшное оружие и передал его Сергееву.

Сперва обоих, и капитана и Юрку, что шел в их связке на подстраховке, заставили собирать и разбирать оружие. Потом показывали, как в случае чего наладить встроенный компьютер. Затем выдали болванку, имитирующую смертоносный заряд и дали возможность потренироваться в обращении с оружием.

Когда тренировка закончилась, их покормили второй раз. Достаточно скромно. Настолько скромно, что Сергеев не почувствовал себя сытым, но почувствовал усталость. Сейчас самое время было дать им часа четыре на сон, но лишних четырех часов, видимо, не было.

После еды их снова погнали в зал, где прошел последний, судя по всему, инструктаж. Затем в обратном порядке промелькнули лифты, лестницы, двери и коридоры, запоминать порядок которых Сергеев уже и не пытался. На улице была ночь. Его и Юрку проводили до все той же тонированной машины, усадили в салон и, не прощаясь, хлопнули дверцами.

Сергеев откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза.

– Куда нас теперь? – тихо спросил Юрка.

Капитан не ответил, только передернул плечами, не поднимая век. А в следующую секунду уже провалился в сон. Проснулся он оттого, что машина остановилась.

Резко распрямившись Сергеев ткнул локтем в бок закимарившего Дружинина. Юрка подскочил, не соображая еще ничего со сна, вылупился в темноту. Тихо щелкнул замок, распахнулась дверца.

– Выходи строиться, – вяло позвали снаружи.

Капитан вылез из салона и с замиранием понял, что вновь оказался в подземном гараже Дома Правительства.

18

Вячеслав смотрел на двоих молодых офицеров и не испытывал никаких эмоций. Так в детстве играя с соседским мальчишкой в солдатиков, он смотрел на нелюбимые игрушки. Двое пареньков выстраивали из строительного набора укрепления, расставляли на позиции бойцов и начинали бой. В первую очередь в игре погибали нелюбимые солдатики, те, которые маленькому Славе не нравились. Он смотрел на них без жалости, но с сожалением. Понимая, что это боевая единица, с которой придется расстаться, а когда расстанешься, станешь на эту единицу слабее. Но, с другой стороны, на то и война, на то и бойцы.

Сейчас Слава видел перед собой двух живых людей, однако воспринимал их почему-то как игрушечных солдатиков. Он даже подумал, что такое отношение страшно уже само по себе, даже попытался задуматься, когда и почему он стал столь жестоким и безразличным. Но думать об этом было лень, а "страшная мысль" отчего-то даже не напугала.

– Доброй ночи, – поприветствовал он офицеров и повернулся к Сергееву. – А тебя я помню. Это ведь ты тогда командовал, когда здесь в подземке григорянцевских братков отстреливали. Как тебя зовут, капитан?

– Сергеев, – кивнул тот.

– Сергеев, – Вячеслав усмехнулся. – Уже и имя потерял, капитан Сергеев?

Капитан пожал плечами:

– Зачем вам мое имя? Вы и фамилию через пять минут не вспомните. Мы же для вас не люди. Нет, я без обид и претензий. Просто это в самом деле так. Хотите имен? Вон Юрка сидит, его лучше запомните.

– Хорошо, запомню, – пообещал Слава и поглядел в серые глаза с бесцветными ресницами. Продолжил без паузы – Знаете, почему вы здесь? Вы остаетесь в резерве.

На лице капитана мелькнуло радостное удивление.

– То есть в Белом городе?

– Нет, – покачал головой Вячеслав. – В России.

– Какая Россия? – фыркнул Сергеев. – Кончилась Россия.

Вячеслав поглядел на офицера. Слишком серьезен, чтобы говорить банальности, пошлости или шутить. Значит, говорит от души. Что ж, и нелюбимые солдатики могут быть интересными и иметь свою прелесть.

Слава встал, прошел к бару и вытащил бутылку коньяка. Местного, со странным названием "Московский". Прихватив бутылку и пару стаканов, вернулся за стол.

– Скажи капитан, ты доволен жизнью? – Он свернул пробку и плесканул в стакан. – Коньяк будешь?

– Нет.

– Что "нет"? Нет, не доволен? Или нет, не будешь?

– И то и другое.

– Угу.

Слава поглядел на второго офицера. Юрка. Бесцветные ресницы, испуганное лицо… нет, не испуганное, растерянное. И серые глаза. Надо запомнить, раз обещал. Он повел бутылкой в сторону Юры, предлагая алкоголя. Парень неопределенно замотал головой. Вячеслав молча плеснул во второй стакан и решительно придвинул к растерянному Юрику.

– Вся беда в том, что люди всегда недовольны жизнью. Как бы ни хороша была жизнь, все равно найдется что-то, что раздражает и портит эту самую жизнь. Только у одного жизнь дерьмо, потому что три дня не жрал и денег нет и крыши над головой, а у другого – потому что ноготь сломался и меланхолия с утра беспричинная. Мне тоже жизнь не нравится. И я хочу ее изменить. Может быть, кому-то не понравится то, что мы сейчас делаем, но кому-то же это обязательно понравится. Россия не кончилась, капитан. Россия – это мы с тобой. Это ты, это я, это пацан вот этот, – Вячеслав повернулся к Юре и приказал. – Пей!

Лейтенант присосался к стакану, нервно задергался кадык.

– У меня был друг. Русский француз. Представляешь? И такое бывает, – продолжил он смакуя коньяк. – Так он вообще был против территориального разделения. И я бы тоже был против, хоть в знак солидарности с мертвым другом, но тут ведь как…

Слава пригубил коньяк. Капитан подался вперед, ожидая продолжения.

– Тут ситуация такая, сложная. Я против территориальной розни, я хочу, чтобы везде был один единый мир. Но я не хочу, чтобы везде была Америка. Ты ведь тоже предпочел бы, чтобы везде была Россия?

Сергеев кивнул. Юрик сидел с пустым стаканом и такими же пустыми глазами смотрел на капитана и странного мужика, который поставил себя выше гаранта конституции Юлии Владимировны.

– Вот потому тебе придется поработать. Причем не где-то там, а здесь, в России. Я дам вам координаты цели и координаты позиции. Это американская база, находится она в Воронеже. Помнишь, что такое Воронеж, или?

– Помню, – кивнул капитан.

– Молодец. Вот эта база должна быть эвакуирована в ближайшие десять часов. Если этого не случится, то я дам тебе знать и ты нажмешь на кнопочку на своей новой пушке. Вас же уже проинструктировали. И эту супербазуку выдали.

– Нам не…

– Выдали, выдали, – перебил Вячеслав. – Она у вас в багажнике сюда приехала. Та самая, с которой вы на учениях работали. Я хочу, чтоб ты понял, капитан, мне это не нравится, но надо, надо убрать Америку, пока она нас не убрала. Она нас пыталась пятнадцать лет изничтожить. Ей это удалось почти. Вот даже ты решил, что России нет. Но Россия-то есть. И будет. И чтоб Россия была, надо, чтоб Америки не стало. Понимаешь? Уберем границы и создадим единое государство. Мир во всем мире. Миру мир, войне писюк.

Юрик хихикнул.

– Идите с богом, капитан. И я рассчитываю на вас. На тебя, на него, – Слава кивнул на Юрика. – Вся Россия на вас рассчитывает. Когда скажу кнопку нажать, нажмешь. И не думай, что там, в Воронеже, мирные жители остались, свои остались. Их там нет. Я знаю. Знаешь, как американцы свои базы здесь строили? Жгли все на хер напалмом и отстреливали тех, кто выжить пытался. А потом сверху пожарища базу свою. Знаешь, почему? Партизанских войн боятся. И правильно делают.

Он еще говорил что-то, а мысли уплывали все дальше. А капитан кивал и Юрик смотрел преданно, хоть и не понимал не хрена. А потом они ушли.

Слава залпом выпил коньяк – страшная гадость. И коньяк, и ситуация. И Россия, и Америка. Все – говно. Чем Россия отличается от Штатов? Тем что своя. А дай волю, поведет себя точно так же. Сперва рулили Советы, полмира зубами скрежетало. Теперь рулят Штаты, и это тоже далеко не всех устраивает. Любая империя должна рухнуть. Не существует бессмертных империй, как и бессмертных людей. И любая империя кого-то радует, а кого-то напрягает. Любая сила действует так, что кого-то толкает вперед, и он доволен, а кого-то отталкивает в сторону, и он, естественно, не радуется такому повороту.

А по сути любая империя – дрянь. Любая сила – дрянь, потому что сразу на контрасте возникает бессилие. И это бессилие начинают гнобить. Сильные одеваются в белое. Сильные называют себя светом, а все остальное – тьмой. И начинают бороться против тьмы, не разглядывая, есть там что-то хорошее, нет ли. Начинают давить все и вся, не потому что это плохо, а потому что это по-другому, иначе.

Как давным-давно любили говорить в некоторых учреждениях: "положено" и "не положено". Так положено, и мы будем так делать, а так не положено. Кем положено? Кем не положено? Вячеславу всегда хотелось положить болт на это "положено – не положено". Но те, которые руководствовались этим принципом, отчего-то имели силу. Не большую силу, но неистребимую. Как муравьи. Можно легко задавить одного, двух, десять, сто, но всех все одно не передавишь. Почему имеют силу мелкие сошки? Махонькие начальнички? Потому что чувствуют свою крохотную ответственность, чуют свое крохотное величие и пыжатся, и стараются следить за исполнением этих самых "положено – не положено".

Давить гадов. Тех, кто ни хрена не видит вокруг, потому что силен. И тех, кто подлизавшись к этой силе катится на волне, двигая вперед психологию "положено-не положено". И тех, кто против этой силы и отлетает, сметенный ею с дороги. Почему? Потому что, если вектор изменится, эти, что сейчас против, окажутся за. А те, что сейчас на гребне волны, полетят в стороны, волной сметаемые. Человеки одинаковы. Хапнуть побольше, почувствовать силу – и вперед, как бык на красный цвет. Ни хера не вижу, ни хера не слышу… говорить с кем-то? Вот еще, вы все в дерьме, я в белом фраке. Ни хера никому не скажу. Быдло.

Вспомнился старый анекдот про Маугли, который вихрем пронесся по джунглям, разметав подремывающих после обеда джунглевых обитателей. И все умилялись: Балу, Багира, Каа – дескать, вот он каков, человеческий детеныш. Лишь несчастный шакал Табаки, говорящих правду всегда рисуют в не лучшем свете, высказался от души. "Человеческий детеныш, человеческий детеныш… Быдло, блядь!"

Назад Дальше