– Ладно, не стану читать нотации. Голова на плечах у тебя есть, пообвыкнешься маленько – сама поймешь. А пока поздравляю тебя с первым днем кошмара. У меня обход, и ты идешь со мной. Держи планшет. Да, и прикажи своему зверю остаться здесь, в палатах он лишний.
После того, как старшая медсестра хирургического отделения госпожа Марина Дельфин, строгая сухая женщина лет пятидесяти, выдала Карина белый халат и врачебный колпак, она с госпожой Томарой отправилась по палатам.
– Доброе утро, господин Тари, – приветствовала Томара лежащего на высокой постели пожилого мужчину с седыми волосами. Его левую руку обхватывал овальный кокон капельницы. – Как самочувствие?
– Нормально, – буркнул тот. – И чего я согласился под нож лечь, а, госпожа Томара? Кажется, я бы приплатил еще столько же, лишь бы вырваться отсюда целым и невредимым. Вам, врачам, лишь бы кусочек-другой от пациента оттяпать, иначе себя счастливыми не чувствуете. Да здоров я, здоров!
– А вот это мы сейчас и выясним, – усмехнулась в ответ Томара, поигрывая портативным диагностом. – Господин Тари, познакомься – это госпожа Карина, наш новый интерн. С сегодняшнего дня она тебя курирует, заботится о тебе, лелеет и холит. Сейчас она нам и расскажет, здоров ты или нет. Карина, пожалуйста, обследуй господина Тари и поставь диагноз.
– Я? – ошарашенно захлопала глазами девушка.
– Ну не я же! – фыркнула хирург. – У меня история болезни есть, я все и так знаю. Давай-давай, не тяни.
Карина тихо втянула воздух сквозь зубы. Она ожидала чего угодно, только не такого. Но выхода не оставалось, и она робко приблизилась к кровати.
Выяснилось, что мужчину в течение долгого времени мучили боли за грудиной. Лечащий врач диагностировал стенокардию, но применяемые им коронаролитики положение не исправили. Наоборот, с течением времени больному становилось все хуже и хуже. Боли из эпизодических превратились в постоянные и начали усиливаться. Появилась сильная изжога, началась отрыжка из желудка, появился "симптом утренней зарядки" – усиление боли при наклонах вперед.
Выяснив это, Карина заколебалась. Изжога и отрыжка – явно что-то, связанное с желудочно-кишечным трактом, но что? Язва? Возможно, но не факт. А если они не имеют отношения к делу и просто наложились на общую картину?
– Эндоскопия? – спросила она. – Можно взглянуть на результаты?
– Правильно мыслишь, – одобрила Томара. – Вот, смотри.
Она передала девушке планшет, на который уже вывела видеозапись эндоскопии. Просмотрев ее, Карина обратила внимание на множественные эрозии нижней трети пищевода, что явно свидетельствовало о постоянном забросе туда желудочного содержимого. Очевидно, это и являлось причиной постоянных болей. Эрозии казались явно не свежими – хорошо просматривались рубцовый стеноз и стриктуры пищевода. Карина покусала губу. Что делать – очевидно: процесс застарелый, грозит перфорацией… Но само по себе удаление пораженного участка пищевода ничего не даст, если не ликвидировать причину. В чем же причина забросов? Она покопалась в памяти, но мысленно махнула рукой и сдалась.
– Рубцовый стеноз пищевода, – вслух констатировала она. – Требуется резекция, пока еще не поздно.
– И причина? – поинтересовалась Томара.
– Не знаю, – вздохнула Карина.
– А если посмотреть на рентгеновское исследование? – Томара опять протянула ей планшет со снимком.
Карина вгляделась в картинку. Что-то явно не так. Желудок на снимке находился как-то слишком высоко, куда выше, чем нужно. Его верхняя часть оказалась аж в заднем средостении. Как такое может случиться? Она быстро взглянула на мужчину через эффектор – его желудок находился там, где ему и положено быть. Но… Только сейчас она обратила внимание, что верхняя часть кровати заметно приподнята.
– Грыжа? – неуверенно предположила она.
– Именно! – кивнула Томара. – Молодец, Карина, не зря тебе хорошие оценки ставили. Застарелая скользящая грыжа пищеводного отверстия. Если бы правильный диагноз поставили раньше, то и вмешательства бы не потребовалось, хватило бы консервативного лечения. А так лекарства только ухудшили ситуацию. Но симптомы действительно очень походили на стенокардию, так что лечащего врача судить трудно. Сейчас, господин Тари, увы, придется делать операцию. И госпожа Карина, как видишь, со мной согласна.
– Мясники вы все, – проворчал мужчина. – Ну, режьте, если так хочется. Насмерть только не зарежьте.
– Ни в коем случае, – серьезно ответила Томара. – Операция достаточно тяжелая, но прогноз благоприятный. Мы удалим тебе пораженный участок пищевода и зафиксируем желудок. Ты выздоровеешь, господин, и через пару периодов сможешь вернуться к работе. Операция назначена на завтрашнее утро, а пока мы как следует тебя прокапаем. У тебя плохой баланс натрия в организме, нужно его восстановить…
В следующей палате тихо попискивал сердечный монитор. В ней стоял густой лекарственный запах, сквозь который пробивалась неприятная вонь, задернутые шторы почти не пропускали внутрь дневной свет. Пациентка, полная женщина лет тридцати, то ли спала, то ли была без сознания. Над ней склонился мужчина в белом халате поверх пуловера и узких брюк, который протирал ей влажной губкой лицо. Он выглядел как-то странно, но лишь секунд через пять Карина сообразила, что это чоки. И не слишком новый – его движения выглядели угловато-механическими, а лицо оставалось бесстрастным и почти неподвижным. При виде Томары он отложил губку, выпрямился и застыл, как манекен.
– Доброе утро, госпожа Томара и сопровождающая госпожа, – ровно произнес он. – Текущий статус моей хозяйки за ночь не изменился. Температура на четыре десятых градуса выше нормы. Отмечаются нарушения сердечных и мозговых ритмов в допустимых рамках. Оснований для запроса экстренной помощи за ночь не наблюдалось.
– Доброе утро, Сайдзай, – поздоровалась в ответ Томара. – Сопровождающая меня персона – госпожа Карина Мураций, младший интерн. С сегодняшнего дня она курирует твою хозяйку вместе со мной.
– Информация принята к сведению, – сообщил чоки. – Новая персона добавлена в общий список со статусом временного опекуна. Доброе утро, госпожа Карина. Рад знакомству, прошу благосклонности.
Томара подошла к кровати и откинула простыню. Из живота женщины выходили трубки дренажей, подсоединенные к блестящему аппарату и спускающиеся в закупоренные емкости под кроватью.
– Вот, пожалуйста, – с горечью произнесла хирург. – Очередная жертва моды. Ты на таких еще насмотришься. Типичная ситуация: богатая легковерная дамочка, ни на йоту не верящая в возможности традиционной медицины. Лечилась от своих мигреней у гомеопата. В один прекрасный день у нее начались сильные боли в животе, и гомеопат два дня пичкал ее своими горошинами и каплями. Когда ее привезли к нам, она была уже без сознания, на грани комы. Прободение синуса и каловый перитонит. Я с ней четыре часа возилась. И прогноз неблагоприятный.
Куратор вздохнула, но тут же снова напустила на себя строгий вид.
– Так, отставим лирику. Карина, можешь по внешнему виду определить, что именно у нее сделано?
– Да. Вот это двуствольная сигмостома, правильно? И автоматический дренаж брюшной полости стоит – мы такой аппарат проходили, это "Кобер". Только нам говорили, что он уже почти не применяется, потому что морально устарел.
– Ну, что имеем, тем и пользуемся, – хмыкнула хирург. – Это в частных клиниках всякий ультрамодерн стоит, а у нас больница государственная, оборудование меняют, только когда совсем уже ремонту не подлежит. Расскажи-ка мне о различиях в подходах к колостомированию на восходящей и нисходящей ободочной кишке, а заодно и на поперечине…
Обход продолжался два часа, и к его концу Карина изрядно взмокла: по крайней мере половину времени она отвечала на вопросы, словно на экзамене. Абсцесс печени, выпадение прямой кишки, камни в желчном пузыре, ненароком проглоченная пуговица с острыми краями, изрядно травмировавшая пищевод и желудок и лишь чудом не зацепившая аорту, острая непроходимость кишечника, даже синдром отсутствия пульса… Часть пациентов уже прооперировали Томара и другие хирурги, часть только готовилась к операции. Сразу после обхода Томара передала девушку в распоряжение старшей медсестры, и та немедленно пристроила ее к делу – вместе с процедурными медсестрами заниматься перевязками и ставить клизмы с катетерами. После того, как эта работа кончилась, куратор дала Карине доступ к своему терминалу, объяснила, как найти в больничном хранилище нужные учебники, после чего ушла на лекцию в университет, отправив Карину наблюдать за операцией по устранению стеноза почечной артерии.
Операция девушку не впечатлила: доктор Кай, пожилой опытный хирург, управлявшийся с робоманипуляторами и лапароскопом, казалось, лучше, чем с собственными руками, справился с обходным шунтированием менее чем за полчаса. Умом Карина понимала, что на самом деле простота являлась лишь кажущейся, и что только высокое мастерство хирурга позволила произвести операцию с молниеносной скоростью, но впечатлиться этим так и не смогла. Она лишь тихо позавидовала хирургу: о таком профессионализме она могла лишь мечтать. Хотя, если подумать, можно впечатлиться и уровнем современной техники. Еще лет десять-пятнадцать назад, как она помнила из обзорных курсов, эту операцию в основном делали открытым способом, так что пациент валялся в кровати не один период. А теперь он на третий день своими ногами уходит домой…
После того, как Карина понаблюдала за операцией, перекусила и на первый раз перелистала учебники, снова появилась Томара. Осведомившись о том, как прошла операция, она начала было объяснять, какие разделы учебников следует просмотреть в первую очередь, когда зажужжал ее пелефон.
– Да… – сказала она. – Здравствуй… Нет, не очень. Что-то срочное?… Хорошо, через пять минут подойду, – она сбросила вызов. – Карина, звонил господин Умай. Он терапевт, хочет проконсультироваться насчет одного своего больного. Пойдем, посмотрим, в чем дело.
Терапия оказалась совсем рядом – в соседнем корпусе, через переход. Приемная, в которой находился доктор Умай, располагалась на первом этаже. Доктор разговаривал с молодым парнем возраста Карины или немного старше. У парня были огненно-рыжие волосы, карие глаза и пухлые губы на не по сезону усыпанном веснушками лице. Обнаженный до пояса, он лежал на медицинской кушетке, облепленный электродами диагноста. Карина невольно залюбовалась его сильным красивым телом.
Увидев Карину с Томарой, парень слегка нахмурился.
– Добрый день, Томара, – кивнул доктор вошедшим. – У меня тут определенные затруднения возникли. Похоже, лечащий врач паренька совершенно зря к нам отправил. Какие-то совершенно необоснованные подозрения. Конечно, хронический кашель – плохо, да и кровь в мокроте ничего хорошего не означает, но трагедии здесь особой нет. Мне кажется, в больнице ему делать нечего, вполне можно и дома полечиться. Будь добра, посмотри свежим взглядом.
Он протянул Томаре планшет с историей болезни.
– Вот как? – равнодушно спросила хирург, принимая планшет. – Ну, давай посмотрим…
Она быстро побежала взглядом по страницам, ненадолго задерживаясь на снимках.
– Цитология, гистология? – спросила она.
– Там дальше, в самом конце.
Пролистав историю болезни, и отложив планшет, Томара взяла в руки диагност.
– Ну, молодой господин, – сказал она профессионально-небрежным тоном, – давай мы тебя немного пощупаем. Я действительно ничего такого не вижу, но положено, сам понимаешь.
– Мне не сложно, госпожа, – блеснул улыбкой расслабившийся парень. Он слегка подмигнул Карине, и та невольно улыбнулась ему в ответ. – Меня уже столько раз щупали, что я как-то даже привык.
Томара зачем-то передвинула на другие места электроды диагноста, и они с доктором Умаем склонились над экранчиком, изредка перебрасываясь лаконичными тихими фразами. Карина из любопытства подошла поближе и тоже взглянула на экран, но ничего не поняла. Диагност рисовал какие-то графики, часть которых походила на кардиограмму, а часть не походила вообще ни на что. Похоже, Томара зондировала окрестности сердца, но методы, которые она применяла, Карина не опознала. Она вообще ни разу не видела, чтобы с диагностом работали таким образом, и значок текущей программы обследования, помигивавший в верхнем левом углу, она не распознала. Тогда она отступила к столу и взяла в руки оставленный на нем планшет.
Несколько секунд она недоуменно изучала результаты томографии. Внезапно ее сердце дало перебой. Она уже видела такую картину! Только один раз, но видела. Этого не может быть. Наверняка она ошибается, наверняка просто не может толком интерпретировать увиденное. Ну да, конечно. Наверняка она все перепутала… Осторожно отложив планшет, она повернулась к парню, терпеливо глядящему в потолок, и взглянула на него через эффектор.
Нет.
Она не ошиблась.
Она знала эту картину. Эти черные сгустки и точки, которые она видела через свой сканер, она помнила слишком хорошо. Конечно, на препаратах они специальным образом окрашены, но ее сканер, похоже, не нуждается в окраске. Он прекрасно отличает раковые ткани от нормальных и самостоятельно.
Но в этом месте?! Такие большие узлы?! Нет! Такого не должно быть! Она наверняка ошибается! Ведь ему всего двадцать пять, а это случается только у стариков!…
– Госпожа Томара, – произнесла она, надеясь, что ее голос не слишком дрожит. – Мне что-то нехорошо. Можно, я пока побуду в коридоре?
Куратор обернулась к ней, бросила короткий взгляд на ее лицо и кивнула:
– Подожди в кресле в приемном покое. Я почти закончила. Ну, господин Мири, я склонна согласиться с доктором Умаем. Не вижу ничего такого, с чем стоило бы возиться хирургу. Эти боли вполне могут объясняться вялотекущим воспалением, связанным с обильным курением…
Пять минут спустя госпожа Томара вышла в приемный покой. Карина, скорчившаяся в кресле и зябко обхватившая себя руками, подняла на нее отчаянный взгляд. Хирург посмотрела на нее и вздохнула.
– Рак левого бронха, да? – тихо спросила девушка.
Томара кивнула.
– Да, Карина. Плоскоклеточный неорогевающий рак, третья стадия. Абсолютно неоперабельный случай. Процесс слишком запущен – метастазы в лимфоузлах средостения, огромный опухолевый конгломерат… Ни химиотерапия, ни рентген, ни операция не помогут. Ему осталось максимум полгода. Скорее, меньше.
– Но ведь так несправедливо! Он ведь еще молодой! – почти выкрикнула Карина. – Ведь легочный рак обычно возникает после пятидесяти!
– Тихо! – резко оборвала ее куратор. – Не устраивай истерику. Он может услышать. Пойдем, Карина, поговорим у себя.
Карина послушно встала из кресла и поплелась за Томарой. Ее била крупная дрожь. Так нечестно! Он умрет, и никто – никто! – не сможет ничего поделать. У нее перед глазами стояла веселая улыбка на фоне веснушек, и глаза, карие глаза, казалось, с упреком глядели на нее. Я умру, говорил этот взгляд, а ты останешься жить. Почему так?
И другой взгляд глаз, небесно-голубых, сначала растерянных, а потом смертельно-пустых, снова всплыл перед ее внутренним взором. Тот охранник в Институте, которого она убила – он тоже был примерно такого же возраста, немного младше. Тогда у нее не оставалось выбора, а сейчас – возможности помочь, но результат один: смертная тьма, окутывающая этих ребят…
В ординаторской Томара усадила ее за стол и сама села напротив.
– Да, Карина, – произнесла она после тяжелой паузы, – именно так оно и бывает. Жаль, что на тебя навалилось такое в первый же день, но ничего не поделаешь. Мы не волшебники, и наши возможности ограничены. Мы далеко не всегда можем помочь. И в нашей работе ты обречена на то, чтобы мириться со смертью. Она всегда ходит рядом, и не так уж и редко мы оказываемся бессильны. Я теряла пациентов и знаю, что такое хотеть помочь и не иметь возможности.
Она вздохнула.
– К этому нельзя привыкнуть. С этим нельзя смириться. Но этому нельзя позволить сломать тебя. Надо думать не о тех, кого ты потеряла, а о тех, кому помогла. Понимаешь?
– Да, госпожа Томара, – тихо сказала Карина. – Но ведь он такой молодой…
– Жизнь – игра в кости, Карина. Вероятность мала, но она есть всегда. Людям свойственно умирать, и с этим ничего нельзя поделать. По крайней мере, пока. Знаешь, пожалуй, хватит с тебя на сегодня. Иди-ка ты домой, передохни и расслабься.
– У меня еще нет дома, я пока в отеле живу, – помотала головой Карина. – Я сегодня иду к агенту по недвижимости, чтобы он мне наемную квартиру подобрал.
– Тем более. Если у него найдутся готовые варианты, тебе придется помотаться по городу. Так что иди. И не терзай себя понапрасну. Этот мальчик… он не твоя забота. За него найдется, кому переживать. Давай, топай. Все на сегодня.
– Да, госпожа Томара, – покорно согласилась девушка. Она поднялась из-за стола. Забытый Парс тихо пискнул из-под стула, и она подхватила его на руки и зарылась лицом в густую теплую шерсть. Томара сочувственно наблюдала за ней.
– Кстати, так и быть, можешь приносить его с собой, – сказала она. – Думаю, вреда от него не будет. Только в процедурных ему делать нечего.
– Спасибо, госпожа Томара, – поблагодарила девушка. Она медленно натянула куртку, подхватила пакет с уличной обувью и, поклонившись на прощание, вышла. Хирург задумчиво смотрела ей вслед. Хорошая девочка, но слишком впечатлительная. Впрочем, после пятого курса у нее должен иметься богатый опыт вскрытия трупов, а слишком впечатлительные особы такого не переживают. Так что еще обвыкнется…
Она взяла со стола планшет, в который списала историю болезни Мири, и перелистала ее еще раз, задержавшись на объемной реконструкции томограммы. Она повертела схему так и сяк, подкрашивая и выделяя разные участки. Нет, безнадежно. Даже если удалить основной конгломерат пораженных лимфоузлов вместе с пораженным участком пищевода, слишком много узлов в окружающих тканях. Все вычистить невозможно. Оперировать – только усугублять агонию, превращая и без того невеселый остаток жизни парня в невыносимый кошмар. Нецелесообразно. Ох уж это проклятое слово – "нецелесообразно"! Словно не о живом человеке речь идет, а о куске мяса… Если бы как-то выжечь все узлы, не травмируя окружающие ткани! Она со злостью швырнула стило на стол, но тут же обругала себя. Легко, выходит, поучать других? Самой бы взять себя в руки для начала…
Но все-таки – каким образом студентка-пятикурсница умудрилась с одного взгляда на томограмму диагностировать рак бронха?
Тот же день. Масария, городской оперный театр
– …и очень прошу, девушки, посерьезнее, посерьезнее!
Руководитель хора поднялся из-за синтезатора и демонстративно щелкнул выключателем. Это послужило сигналом. Стоящие полукругом девицы, перешептывающиеся и перехихикивающиеся, задвигались, разбиваясь на группки. Яна с наслаждением потянулась, несколько раз наклонилась, достав ладонями пол, и встряхнулась, словно кошка. Денек выдался тяжелый, и репетиция далась ей нелегко.
– Эй, Яни! – окликнула ее Нисана. Яна обернулась и в очередной раз позавидовала ярко-голубой копне волос подруги. Может, и в самом деле так же перекраситься?
– Чего? – спросила она.
– Ты чем сегодня заниматься собираешься? Мы с девчатами собираемся в кафе закатиться. Не хочешь присоединиться?
Яна заколебалась, потом отрицательно качнула головой.