– Раз не сделала сразу, не сделает и потом, – хмыкнул Дзинтон. – Ты помнишь, что я тебе сказал тогда? Она не агрессивна, пока явно не спровоцирована. Давай, капитан, решайся. А то я себя последней сволочью чувствую.
Внезапно Саматте страшно захотелось спать. Видимо, сыграла бессонница последней ночи. Надо найти гостиницу подешевле и завалиться дрыхнуть. А может, ну его к лешему? Парень, кажется, предлагает от чистого сердца. Заодно можно еще раз пощупать стены на предмет текучести, а стекла – упругости.
– Хорошо, – вяло кивнул он. – Бесплатная комната и дешевая кормежка – отказываться не стану. Надолго не стесню. Отыщу новую работу и сразу съеду.
– Договорились, – кивнул Дзинтон. – Госпожа, счет, пожалуйста.
Уже на улице, шагая позади Дзинтона, Саматта негромко спросил:
– А что, госпожа Эхира на самом деле обо мне высокого мнения?
– Да, – коротко откликнулся его спутник.
– Что-то я не заметил по нашим встречам, – хмыкнул бывший капитан. – Я бы сказал, что она на меня как на лягушку смотрела.
– А ты всегда говоришь то, что думаешь, Саматта? – искоса глянул на него Дзинтон. – Сомневаюсь что-то. Но если тебя интересуют ее точные слова, то она сказала следующее: "как ни странно, но у парня есть мозги и еще не до конца окаменело сердце – и он не законченная мразь, в отличие от большинства сотрудников охраны".
– И это называется "высокое мнение"?!
– Ну, если учесть, что про директора Джоя она сказала, что помочь ему может только пуля между глаз, то да. – И Дзинтон негромко рассмеялся. – Гордись, капитан. Оказывается, есть на свете люди, полагающие, что для тебя не все еще потеряно.
– Я тронут, – буркнул Саматта. И замолчал окончательно.
Солнце уже начинало клониться к закату. Карина с ногами забралась на скамеечку во дворе отеля и, обхватив себя руками за коленки, бездумно наслаждалась теплом и покоем. Казалось, что вся прежняя жизнь – детский дом, бегство, Институт – никогда не существовали, оставшись на страницах старой страшной книги, чей переплет захлопнулся раз и навсегда. Из распахнутого окна кухни доносился дробный стук ножа – Яна с Палеком, дежурившие сегодня по кухне, под руководством Цукки что-то строгали для вечернего салата, оторвавшись от игры в "сто сорок четыре". Игра лежала тут же, на скамейке. Девочка покосилась на нее сонно хмыкнула. Она, в отличие от друзей, так и не смогла проникнуться ее прелестью. Рисунки на фишках мельтешили в глазах, и отличить их друг от друга казалось решительно невозможным.
Скрипнула, растворяясь, калитка. Встрепенувшись, Карина опустила босые пятки на траву – и замерла, пораженная. Вслед за Дзинтоном во дворик вошел высокий широкоплечий мужчина с каштановыми волосами, расплющенным носом и небольшим шрамом под левым глазом. Это он! Тот самый солдат, что вчера чуть не убил ее и всех остальных! Но папа… разве папа сам не понимает?
– Карина! – громко и весело сказал папа. – У нас гость. Познакомься с господином Саматтой – он поживет у нас несколько дней, пока не найдет себе новую работу взамен старой.
Глубокая напряженная тишина стала ему ответом. Только Цукка, выглянув в окно кухни, негромко охнула. Позади нее возникли пораженные мордочки Яны с Палеком.
– Он же… он же… вчера… – выдавила из себя Карина. Она вскочила на ноги и теперь медленно отступала к входной двери. – Он хотел стрелять…
– Да, он приходил сюда вчера, – согласно кивнул Дзинтон. – И еще вчера он работал на Институт. А сегодня он на Институт уже не работает, и не в последнюю очередь потому, что не стал стрелять в вас вчера. За то, что он вас не убил, его уволил. Теперь ему негде ночевать. По-моему, он заслуживает снисхождения, как вы думаете?
– Дзинтон, ты уверен, что он не опасен? – встревоженно спросила Цукка. Она сжимала кухонный нож так, словно готовилась броситься с ним в последнюю и отчаянную атаку.
– Опасен? Интересный вопрос, Цукка. Уверена ли ты, что я не опасен? Или Карина? Или Яна? Да и Палек, уверен, способен при случае преподнести сюрприз-другой, – Дзинтон пожал плечами. – Вопрос не в том, опасен ли человек. Вопрос в том, что как он уживается с окружающими. Господин Саматта, ты хотел что-то сказать?
Саматта поперхнулся. Он уже страшно жалел, что согласился прийти сюда. Что вдруг на него нашло? Впрочем, ничего страшного. Четыре версты в одну сторону – крюк невеликий. Он еще успеет вернуться в город и подыскать гостиницу, поужинать и завалиться спать пораньше. Сказать что-то? Да ничего он не хочет сказать!
Девочка-девиант, Карина, смотрела на него огромными черными глазами. Она медленно подошла к нему вплотную.
– Я помню тебя, – с ненавистью произнесла она. – Я умею видеть сквозь зеркала. Я видела тебя, когда в меня стреляли шариками. Ты стоял и смотрел…
– А что я мог сделать? – внезапно Саматта почувствовал, что полностью опустошен. Он не хотел ничего говорить, ему нужно просто повернуться и уйти – но слова против воли слетали с его губ. – Что я мог сделать, Карина? Даже если бы я свернул шею лаборанту, меня тут же пристрелили бы самого. Я всего лишь командир охранного спецотряда, и моих людей допускали во внутренние помещения лабораторий.
Девочка все с той же ненавистью смотрела на него, и Саматта снова почувствовал давящее ощущение на висках.
– Тебя привел папа, – тихо сказала она, – и поэтому я не стану тебя бить. Но держись от меня подальше, понял?!
Внезапно утоптанная земля по обе стороны от Саматты ухнула и дрогнула, выбросив в воздух два столба пыли, словно пораженная ударами двух тяжелых молотов. Карина отвернулась и выбежала в калитку, ведущую в сад. Выскочившая на крыльцо Цукка испуганно прижала ладони к губам. Саматта стоял как оплеванный.
– Прошу извинения за невольное вторжение, – сухо произнес он. – Приношу также свои глубочайшие извинения за вчерашнее и не надеюсь на прощение. Мы больше не увидимся…
Он осекся, потому что Дзинтон положил ему на плечо руку.
– Не надо, капитан, – сказал он. – Прошлое умирает медленно, но, тем не менее, умирает. Ты гость здесь и волен оставаться, пока хочешь. Во всяком случае, сегодня ты ночуешь у нас.
Он посмотрел на Цукку.
– В мире и так слишком много страха и ненависти. Здесь им не место. Давайте оставим их за порогом, договорились? Цу, будь так добра, покажи господину Саматте свободные комнаты на втором этаже – пусть выбирает любую. Я пойду поговорю с Кариной.
Он хлопнул Саматту по спине и быстро вышел в садовую калитку. Капитан остался стоять, глупо приоткрыв рот.
Первой в себя пришла Цукка.
– Господин Саматта, прошу простить нашу невежливость, – она сошла с крылечка и, приблизившись на три шага, поклонилась, сложив руки перед грудью. – Мы… твое появление оказалось для нас несколько… неожиданным.
– Оно и для меня оказалось несколько неожиданным, – проворчал капитан. – Я прошу понять, что мое вчерашнее поведение объяснялось неверными исходными данными. Снова приношу глубочайшие извинения…
– Неверными исходными данными?
Цукка взглянула в глаза капитану, и тот вдруг понял, что эта юная девушка прелестна. Прелестна, несмотря на неновое платье, отсутствие косметики, растрепанные волосы и жирный след на щеке. Что-то сладко защемило в сердце. Окстись, дурак, сердито сказал он себе. Что на тебя нашло? Да она младше тебя раза в два! Кончай пялиться, это невежливо. Вдруг он с удивлением заметил, что щеки девушки медленно покрываются румянцем смущения.
– Э-э… неважно, господин Саматта. Меня зовут Цукка. Это Палек и Яна… – Она кивнула в сторону окна, из которого выглядывали лица детей.
– Я знаю Яну, – капитан вежливо поклонился детям. – Госпожа Яна, приношу свои извинения тебе отдельно. Мои действия были непростительны. Могу ли я надеяться искупить их?
Яна испуганно кивнула. Похоже, с ней редко говорили с такой формальной вежливостью, как со взрослой, и она просто не знала, как реагировать. Чтобы не смущать девочку еще больше, капитан поспешно отвернулся.
– Госпожа Цукка, могу ли я попросить тебя показать мне мою комнату? – вежливо спросил он, глядя поверх ее головы.
– А… да, конечно, – поспешно кивнула девушка. – У нас много свободных комнат, и ты можешь выбрать любую, господин…
– Просто Саматта, без формальностей, – быстро сказал капитан. – Прошу тебя, госпожа Цукка, мне непривычно такое обращение.
– Мне тоже, – девушка несмело улыбнулась. – Тогда я – просто Цукка. Пойдем, Саматта, я покажу тебе дом.
Когда мужчина и девушка скрылись в доме, Палек взглянул на Яну. По каким-то мелким, почти невидимым признакам он понял, что ее невидимые руки сейчас напряжены и готовы действовать.
– Почему Дзинтон привел его сюда? – озадаченно спросил мальчик. – Ведь он – солдат из Института. А вдруг он шпион?
Яна потупилась.
– Не знаю, – прошептала она. – Но Дзинтон сказал, что он там больше не работает. А раз он сказал, значит, правда. Он ведь никогда не ошибается.
– И все равно он хотел нас убить, – хмуро сказал Палек. – Только Дзинтон его и выгнал.
Яна кивнула.
– Вчера выгнал, – почти по-взрослому вздохнула она, – а сегодня привел. Я думаю, что Дзинтон знает, что делает. И, Палек…
– Что?
– Я знаю, что он был солдатом в Институте. Но я не боюсь его. Он… ему действительно стыдно, я вижу.
– Не боишься? – поразился Палек. – Да ты словно цунами перед собой увидела!
– Я от неожиданности, – пояснила девочка. – А потом я поняла, что он и в самом деле жалеет, что хотел в нас стрелять. И вчера тоже… вчера он тоже жалел, когда Карина плакала. Может, он действительно хороший человек.
– А ты уверена, что он не притворяется? – Палек с подозрением уставился на подружку.
– Не знаю, – дернула та плечиком. – Давай закончим салат крошить, а то мне уже надоело на кухне возиться. Я хочу игру доиграть. Я у тебя почти выиграла.
– Выиграла? – возмутился мальчик. – Да это я у тебя выиграю! Спорим?
– А вот ничего подобного! – Яна показала ему язык. – Давай закончим быстрее, и я тебе покажу…
09.06.843, древодень
Тихий стук в дверь заставил Цукку встрепенуться. Она подняла голову от учебника, за которым сидела уже полчаса, и откликнулась:
– Входи, Дзи.
Дзинтон мягко проскользнул в дверь в своей обычной кошачьей манере.
– Привет, Цу, – сказал он, водружая на стол стопку бумажных книг. – У меня для тебя подарок.
– Что?… – девушка взяла в руки верхнюю. – "Интегральное исчисление. Курс для поступающих на естественнонаучные факультеты". Ой…
– У меня есть знакомый преподаватель университета, – объяснил Демиург, присаживаясь на край кровати. – Я спросил у него, какие учебники он может порекомендовать для девушки, твердо намеренной поступить на физический факультет, и он радостно завалил меня целой грудой макулатуры. Лет десять назад университетская библиотека, переходящая на электронные издания, списала огромное количество бумажных книжек. Частью их выбросили, частью раздали желающим. Этот преподаватель, как тот хомяк, утащил в свою нору десятка четыре томов и с тех пор не знает, что с ними делать. Ты бы видела, как он обрадовался, что они кому-то понадобились! Жаль, что он химик, а то ты могла бы с ним позаниматься.
Он пощелкал по переплетам пальцем.
– Я бегло просмотрел содержание и сравнил его с программами прошлогодних экзаменов. Корреляция почти стопроцентная. И написано очень внятно и по делу, в отличие от некоторых пособий. В общем, штудируй. И не забывай – подготовительные курсы начнутся менее чем через три периода. Семьдесят дней пролетят быстро, и лучше записаться заранее.
– Ой-ей… – тихо пробормотала Цукка, листая оглавление "Курса физики". – Я, конечно, еще на вступительных экзаменах поняла, что тупая как пробка. Но эта книжка меня в данном факте окончательно убедила. Да в моем учебнике и половины нет! Дзи, скажи, а у вас, инопланетян, нет какого-нибудь способа закачивать знания прямо в башку? Ну, чтобы ночью положить учебник под подушку, а утром встать, зная его наизусть?
– Нет, Цу, – Дзинтон с неожиданной серьезностью покачал головой. – У нас нет методов, подходящих для людей.
– А как вы учитесь? – заинтересованно спросила девушка. – Расскажи, а?
– Ну… – Дзинтон задумался. – Если на пальцах, то у нас достаточно сложная и запутанная система. Видишь ли, вопрос не только в том, как запоминать, но и в том, как работать с уже запомненным. Помнишь, я говорил тебе, сколько мне лет?
– Да. Около миллиона. Знаешь, не верится как-то.
– Хорошо, что не верится, – рассмеялся Демиург, – а то бы от шока со мной разговаривать нормально не смогла бы. Не верь и дальше. Я почему вспомнил о возрасте – с течением времени в памяти накапливается огромное количество информации. Даже у простого человека воспоминаний много, а у нас с нашей синтетической… машинной памятью их просто море. Мы ничего никогда не забываем. Но мы когда-то являлись людьми, такими как ты, и наш разум просто не приспособлен для работы с такими объемами информации, неважно, новой или старой. Пришлось выдумывать костыли и подпорки. Основной механизм – ассоциативная память. Активный набор знаний, с которыми мы можем работать свободно, очень велик, но не многим превосходит аналогичный набор в памяти развитого эрудированного человека. Для остального же у нас есть Архив. Вернее, два Архива. Первый – общий, в который имеют доступ все Демиурги. Невообразимых размеров свалка самой разной информации, большую часть которой никто не касался уже не одну сотню тысяч, а то и миллионы лет. Второй – персональный, в нем хранятся данные, которые мы по разным причинам не хотим обнародовать: интимные воспоминания, журналы по текущим делам, все такое. А наша активная память содержит индекс данных, позволяющий быстро искать нужные данные по той или иной схеме классификации, а также особые ассоциативные механизмы, быстро вытаскивающие на поверхность знания, тем или иным способом подходящие к ситуации. Я тебя не запутал?
– Да нет, все понятно, – Цукка задумчиво накрутила на палец прядь волос. – Но звучит так, словно вы какие-то компьютеры…
– Мы и есть компьютеры, Цу – наполовину как минимум. Когда мы еще оставались людьми, у каждого из нас имелся компаньон-искин, искусственный интеллект. Когда мы пользовались биологическими телами, эти искины тоже использовали человекообразные тела киборгов – чоки, совсем как те, что начали появляться у вас сейчас. Когда мы перевели свои психоматрицы… свои сознания на энергетические носители, искины разделили их с нами. Мысленные каналы связи позволили очень тесно интегрировать наши сознания, и с течением времени сотрудничество превратилось в симбиоз, а потом – и просто во взаимное растворение. Сейчас уже практически невозможно определить, какая часть в нас от человека, а какая – от искина. Теперь ты понимаешь, почему не можешь воспользоваться нашими способами усвоения информации?
– Пока я понимаю только, что попала в фантастический роман, – хмыкнула девушка. – Дзи… скажи, и все-таки – почему ты с нами возишься? Со мной, с детьми? Зачем мы тебе? Ну ладно, Яна с Кариной – необычные дети, но я? Ты ведь тратишь кучу сил и времени, не говоря уже про деньги, на то, чтобы за шиворот втащить меня, ничем не выдающуюся девчонку с улицы, в университет. Если тебе нужна нянька для детей, мог бы найти профессиональную гувернантку, которой я и в подметки не гожусь…
– Сейчас я, предполагается, должен тебя похвалить и утешить, расписав какая ты необыкновенно талантливая, что достойна внимания великого божества вроде меня! – рассмеялся Демиург. – Цу, вот тебе совет: никогда не занимайся самоуничижением, тем более – вслух. Оно лишь означает, что ты настолько не уверена в себе, что хочешь опереться на других. Но что, если другие вдруг откажут тебе в поддержке?
Он щелкнул пальцами в воздухе.
– Помнишь ту женщину в ресторане, которая нам скандал устроила на пустом месте? Такой скандал – логическое завершение мысленного самоуничижения. Она настолько презирает саму себя, что все время такими вот мелкими якобы победами пытается доказать себе свою значимость. И подсознательное понимание, что это вовсе не победы, заставляет ее чувствовать себя еще хуже. Цу, ты – это ты, и мнение окружающих для тебя всего лишь сотрясение воздуха. Ты настолько же ценна, насколько ценен любой другой человек на земле, не больше и не меньше.
– И что же мне, вообще никого не слушать? – недоверчиво спросила девушка, нахмурившись.
– Почему же? Слушай и принимай к сведенью, но держи в уме – никто из окружающих не знает тебя лучше, чем ты сама. И если ты считаешь себя значимой для кого-то, так оно и есть. А что ты живешь в убогой обшарпанной комнатенке и сама готовишь себе еду, ничуть не умаляет твой значимости по сравнению с промышленником, тратящим по десять миллионов в год только на карманные расходы и живущим в особняке в пять раз больше нашего отеля.
– Красиво говоришь, – вздохнула Цукка. – Только вот промышленник – это промышленник, а я – это я, простая девушка с улицы…
– Да, оно так, – с непроницаемым лицом кивнул Дзинтон. – Ты права. Ты простая девушка с улицы, не представляющая из себя ничего особенного. Таких тысячи и тысячи. Умница, но не гений, симпатичная, но не писаная красавица.
Цукка посмотрела на него, ощущая, что ее лицо вытягивается против воли.
– Вот видишь? – весело рассмеялся Дзинтон. – Ты все-таки продолжила самоуничижаться в тайной надежде, что я как друг тебя похвалю, потешив твое самолюбие. А я взял да и не похвалил, да еще и добил окончательно. Видишь, как опасно полагаться на чужую поддержку? Цу, я еще раз повторяю: ты такая, какой чувствуешь себя сама. Если ты всерьез считаешь себя ничего не значащей пустышкой, значит, ты такая и есть. Но если ты хочешь что-то из себя представлять, то для начала заставь поверить в свою значимость себя саму.
– Педагог… – вздохнула девушка. – Связалась же я со старым занудным инопланетянином!
– Я, между прочим, самый молодой, – подмигнул Дзинтон. – Ты еще не сталкивалась с по-настоящему старыми и занудными инопланетянами типа Харлама. Он, к слову, один из старейших Демиургов, он работал с самим Ройко Джонсоном – легендарным ученым нашего прошлого. Он выдающийся специалист по пространственной физике и заведующий так называемым Институтом изучения мироздания – группой ученых-пуристов, пытающихся утверждать примат чистого разума. Одно время я работал у него ассистентом – и сбежал, не выдержав постоянных нотаций на тему, как надо жить. И не только я. А когда в результате моих исследований изобрели Игру, он вообще со мной насмерть разругался. Вот он зануда так зануда!
– А что такое "игра"? – полюбопытствовала девушка, чувствуя, что голова начинает медленно, но неотвратимо распухать.
– А вот это тема другого разговора. – Дзинтон встал с кровати. – Пока переваривай то, что я уже рассказал. И вот еще что. На тот случай, если тебя еще не смутила необычная тишина в окрестностях, информирую, что дети тайком сбежали к морю купаться…
Цукка, ойкнув, захлопнула учебник и вскочила на ноги.
– Ну, крокодилы… – пробормотала она. – Договаривались же, что меня спросят, если соберутся от отеля далеко отходить!