9. НОЧЬ В ЛЕСУ
- Ли, а почему Ило называют "учитель"? И еще с таким пиететом. В каком смысле - учитель?
- В самом прямом: он может воспитывать детей.
- Помилуй, кто этого не может!
- О-о! В твое время так считали? Тогда все ясно…
Человек не знает своего будущего - и это, может быть, даже к лучшему. Вот Ли: неотвратимо близятся часы, когда она переживет горе и будет - прав Эоли - плакать. А сейчас ее голова лежит на плече любимого; она счастлива.
…Тогда, опустившись, они свернули крылья, шли лесными тропами, не спеша и отвлекаясь. Серо-белый венец корпуса Ило маячил над деревьями далеко впереди. Вечер был тихий и теплый, хотя темнело по-январски рано. Ли споткнулась о корень, ушибла палец. Пришлось сделать привал на продолговатом пятне мягкого мха под дубом.
В лесу стояла та глубокая тишина, которая бывает при переходе к ночи - когда земля будто сама к себе прислушивается. Шелестнули листки на ветке - и замерли. Стрекотнуло в траве насекомое - тоже стихло. В просветах между деревьями драгоценно сверкали звезды.
Ночь надвигалась темная, новолунная. Они видели только звезды да друг друга - слабо светящиеся силуэты на примятом мху. Какая-то птица со светлыми глазами и зобом утроилась на ветке над ними на ночлег.
У Берна было приподнятое настроение, впору заговорить стихами. "Вечны звезды над нами… вечен шелест листьев… вечна и ты, любовь!" Он тихо засмеялся.
- Тс-с… - Ли положила пальцы на его губы, приподнялась. - Слушай. Слышишь?
Сначала он не понял, что надо слушать. Притих, затаил дыхание - и услышал нарастающий со всех сторон шорох. Ему стало не по себе. Шорох был похож на движение множества насекомых в сухой листве, но какое-то спонтанное, крадущееся. Прошуршит - и прекратится. Справа, слева, вблизи, вдали…
- Это трава растет, - удивленно-уверенно заявила Ли. - Ну конечно! Она ведь под прошлогодними листьями. Каждый стебелек растет-растет, выпирает-выпирает, набирается сил… потом как наподдаст плечиком - и сдвинул с себя лист. Они и шуршат.
И она показала как - плечиком. Лицо ее фосфоресцировало, казалось похожим на негатив: светлые губы, мягко сияющие, будто струящие свет глаза, тепло рдеющие щеки. Когда-то Берн пугался такого - а сейчас ее лицо было для него только необычайно красивым и дорогим.
- С чего бы сейчас росла трава? Еще зима.
- Зим не бывает, только в горах и у полюсов. Уже давно весна И вообще времен года три: весна, лето, осень. Вы отстали от жизни. герр профессор!
- Не называй меня так!
- Хочу - и буду. Поговори со мной на своем старом языке, а?
- А… так из-за того ты и влюбилась в меня, как в диковинку?
- Чудачок! Я просто полюбила тебя, понимаешь? Какой ты есть. Со всем, что в тебе есть. Даже с… даже с твоей "ди люге". Ой, как ты это делаешь!
- Перестань, пожалуйста! - Берн рассердился: Ли в стремлении поддразнивать иногда заходила слишком далеко. - Во мне нет никакой "ди люге". С этим покончено. Да и тогда я так сказал не с умыслом. Понимаешь, истина для вас была бы слишком сложна, вы не поняли бы…
- Истина не бывает сложна. Это ты сам запутался.
- Нет, но понимаешь…
- Я все понимаю. Все-все-все! Гораздо больше, чем можно сказать. Вот… и вот…
Ее теплые губы коснулись его правого глаза, потом левого. Берн покорно и блаженно закрыл их. Ну конечно же, она все понимает и во всем права. Сейчас весна, волна жизни гонит из почвы траву, травинки сдвигают листья - плечиком. И Ли - как весна: бесконечно более наивная, чем он, и бесконечно более мудрая. Цельная натура, которую ИРЦ передает без поправок.
Вдруг он почувствовал какую-то перемену. Открыл глаза: девушка настороженно смотрела в глубь леса. Хотел спросить - но Ли прикрыла ему рот ладонью.
Тогда и он приподнялся, повернул голову: невдалеке, не далее сотни метров, между деревьев сновали серо светящиеся сутулые фигуры с руками до колен.
"Эхху?!"
Их было много - целая толпа сумеречных безобразных силуэтов. Из леса прибывали новые. Некоторые брели, переваливаясь на полусогнутых ногах, опустив руки почти до земли; другие цеплялись за ветки, опирались на невидимые дубины; третьи и вовсе, не выдержав искуса ходьбы, опускались на четвереньки.
Берн оцепенел, по спине и рукам разлился холод. "Что делать? Бежать?
Догонят, уже было. Забраться на дерево? Они лазают не хуже…"
Из толпы скрюченных привидений выдвинулся один, указующе махнул. В его фигуре и движениях было что-то знакомое. "Вождь! - понял Берн. - Тот, что убивал меня… а потом видел живого в лаборатории, спеленатый в кресле. Не приведи господи встретиться еще!" Племя дикарей поковыляло за вожаком в сторону Биоцентра. В сторону… уф! Берн облегченно расслабился.
- Они нас не заметили, они не видят в теплых лучах, прошептал он Ли. Лежи спокойно, не бойся.
- Они идут к Биоцентру!..
Только к двоим Эоли не относился, как к объектам наблюдений: к Ило и Ли. И обоих он потерял. Да не только их - все. Рухнули замыслы, сгорели в хлорном дыму достижения. Жизнь надо начинать с нуля, имея только опыт ошибок и поражений. Опыт неудачника.
Он лежал на траве лицом вниз. Не нужен ему ни комфорт, ни звездное небо.
Тошно и глядеть на звезды, далекие огненные громадины, подтверждения человеческого ничтожества.
…Но Ило, Ило! Все доказал, поставил на своем (не то, не на своем… а на чем? На страхе будущего?..) - и все же нельзя было так. Не прав он, за пределами логики не прав. Но - сделано.
(И как он покрылся в тот миг сыпью! От нервных мыслей, от чувства поражения?
Вот это да! Выходит, он давно держится на самоконтроле, на биологических знаниях - гальванизирует ими дряхлеющее тело. Проще было бы омолодиться в машине-матке, в его власти… но это не для него, совестливого! Не надо, не надо о нем так - я просто злюсь.)
…И "обратное зрение" не сладилось. А какие были надежды! Восхищался своим умением использовать обстоятельства: пугнул эхху убитым Алем. Ну, вышло что-то разок… так ведь обстоятельство-то уникальное, другое подобное и через тысячу лет не появится. На таких науку не сделаешь. И в подсознании Альдобиана таким способом не проник.
…Чем он пленил Ли? Что он знает о нынешних отношениях мужчин и женщин! Не будет у них ладу, не будет.
- Потому что ты этого не хочешь? Ли поднимет, возвысит его. Она нашего времени.
- Ли еще малышка.
- В том-то и дело, что нет. В этом ошибка: я считал ее наивной, опекал. А она - сильная, сама хочет опекать и заботиться. И нашла себе Аля. Ах, Ли!..
- "Ах, Ли"! И этим ты не прав: ищешь ошибки, умствуешь там, где надо просто любить. Как она. Она не нашла Аля - она полюбила.
Эоли поднялся на локтях, поглядел влево, на коттедж Ли, потом вправо, на жилище Аля. И там, и там было темно. Они в парке? Где бы ни были, но они теперь вместе. И счастливы.
"Это черт знает что! - Он сел, обхватил колени руками. - Аль из Земной эры, кое-как доведенной до человеческих кондиций, - и счастлив, счастливый соперник: А я, зная, умея, понимая несравнимо больше, в большей степени владея возможностями этого мира, - несчастлив. Чепуха какая-то! Что же мне: опроститься: поглупеть для душевного благополучия? Да гори оно синим огнем, не надо мне такого! Пусть на мою долю выпадет побольше другого счастья творчества, счастья Ило. А звезды?.."
И он растянулся в траве успокоенный, закинул руки за голову, смежил веки.
Спать. Завтра трудный день, ему отдуваться за Ило.
Эоли не знал, что в этот момент и Берн уже был несчастен.
- Они идут к Биоцентру! - повторила Ли горячим шепотом. - Надо предупредить.
Она попыталась подняться, но Берн с силой прижал ее:
- Лежи! - Он зачарованно следил за серым пятном удаляющегося во тьму стада.
- Ты что? - удивленно спросила девушка. - Нужно предупредить, там сейчас все спят! Почему у тебя дрожат руки?
- Пусть их предупредят датчики ИРЦ! - прошептал Берн. - Для чего-то ведь они натыканы везде. А мы не обойдемся, заметят… Да не поднимай ты голову! - зашипел он, наваливаясь на Ли.
Она все поняла.
- Пусти-и! - яростно вывернулась, вскочила - и светлой тенью понеслась между стволов и кустов к городку.
И раньше, чем ее силуэт затерялся в ночи, Берн осознал, что потерял Ли навсегда. И вообще все рухнуло.
…Сплоховал Альфред Берн, он же Альдобиан 42/256, ох, сплоховал! А он-то думал, что не боится смерти. Он и не боялся ее, когда, разуверившись в своей эпохе, готовил самоубийственный восемнадцатитысячелетний эксперимент; не боялся, даже хотел, когда столкнулся с обезьяноподобными и принял их за остатки человечества. А сейчас, когда обрел вторую молодость (лучше первой), любовь, счастье, захотелось - на миг, только на миг! - держаться за жизнь любой ценой. Миг, в который совершают предательства.
Исчезли серые пятна эхху и огибавшей их левой стороной Ли. Восстановилась глубокая тишина в лесу - с тем же подчеркивающим ее шорохом сухой листвы над растущей травой. А Берн сидел, опустив голову, тоскливо соображал, что делать дальше. Вернуться в городок? Там сейчас битва, свалка, погром. Чем он поможет? Да и совестно. Ох, совестно!..
Рядом блестела в свете звезд накидка Ли, а за ней у корней дуба биокрылья.
Но все это теперь было ни к чему.
10. ЖУТКАЯ НОЧНАЯ ДРАМА
Великий Эхху, сжимая дубину, вышел на поляну. За спиной густо дышали сородичи. Скудного света звезд было достаточно, чтобы различить контур Большой Халупы Безволосых, выступавшей над Деревьями. В той стороне и их хижины. Сейчас они без крыльев, он знает. Ночью они спят, как все твари.
Хоть и строят из себя. Они не лучше других, Безволосые. Даже у кабана на теле есть волосы, а у них… тьфу! Сейчас ночь, и они прячутся по хижинам.
Ничего не подозревают, не ждут. Великий вождь едва не загыгыкал от сладкого предвкушения: как ворвутся, как будут хрустеть кости Безволосых под ударами их дубин. Они будут кричать, молить о пощаде - и не будет пощады! Будет смерть, надругательство, разрушение. Он отплатит им за все страхи, унижения, беды - прошлые и будущие. Он, Великий Эхху, докажет силой то, что они никогда не докажут своими хитростями: превосходство. Страшно докажет, уаыа!
Коротким властным жестом он разделил племя: часть под водительст молодого Ди двинулась к городку правым краем поляны, остальные левым.
Запыхавшаяся Ли едва не наступила на спящего в траве Эоли. Растолкала его, выпустила пулеметной очередью:
- Племяэххудвижетсясюдауженаподходеяихобогналаоничтотозамышляют! - и только после этого перевела дыхание.
Биолог смотрел на ее светящееся - ярче обычного от разгорячившейся в беге крови - тело. Это было слишком прекрасно для сегодняшней действительности.
- А… ты мне не снишься? - спросил он. - Тогда я не буду просыпаться.
- Какое - снишься, какой сон! Через десять минут они будут здесь!
- Ага!.. - Эоли, не вставая с травы, впал в глубокую задумчивость; почесал макушку. - Эхху питают к нам враждебные чувства, даже собираются напасть… замечательно! Почему? Чего им не живется спокойно, как прежде?.. Это акт самоутверждения, понимаешь! Он поднял голову. - Постой, а где Аль?
- Он… он испугался, - девушка беспомощно развела руками остался в лесу.
- Вот как! - Эоли усмехнулся. - Старая истина: кто любит ласку, тот любит себя. Надо же… храбрец!
- Ты… ты не должен так о нем, не смеешь! - гневно и горько зазвенел голосок Ли. - Это я была… такой. А он - потому что я хотела. И он… они ведь его уже убивали! Ты бы, может, тоже испугался…
- Ну-ну, извини. - Эоли поднялся на ноги, взял ее за вздрагивающие плечи.
"Любит. И сейчас любит. Сама оскорблена его малодушием, а кто другой, так и слова не скажи". - Ты-то уж во всяком случае молодчина. Теперь слушай: сейчас я дам общий сигнал пробуждения, сообщу об опасных - хм! - гостях, изложу всем план действий. А ты пробеги между домиками: не спит ли кто еще в траве.
И высматривай, откуда появятся эхху. Заметишь - тихо ко мне. Все, одна нога здесь, другая там!
Девушка исчезла.
- Та-ак! - Биолог удовлетворенно потер руки. - Вот теперь-то у нас получится стресс, общее возбуждение, "обратное зрение" и чтение в душах. Добро пожаловать, эхху!
Через минуту музыкальные сигналы пробудили биологов во всех домиках. Из сферодатчиков на всех смотрело удлиненное лицо Эоли.
- Внимание всем! Через несколько минут на нас нападет племя эхху. Не теряя ни секунды, одевайтесь, заряжайте свои биокрылья, снаряжайтесь под речь, которую я сейчас произнесу, и не забывайте вникать в нее… Да, это уже племя, а не стадо. Потому что эхху больше не обезьяны - люди. Все аномалии их поведения объясняются этим. Мы… точнее, наши предки, совершали подобный переход от обезьян к людям, выходили в люди, можно сказать, добрый миллион лет. Нынче время другое, темп изменений мира и развития гуманоидов в нем задает цивилизация - вот и имеем новых коллег… да-да, партнеров по жизни на Земле, а в дальнейшем, вполне возможно, и в освоении новых миров. Нас не должно смущать, что пробудившиеся достоинство и рассудок эхху выражают себя пока что по дурному: в стремлении видеть в себе подобных конкурентов и противников, которых надо повергать, обманывать, истреблять. Так было и у наших предков… да, как вы знаете, и не только в каменном веке. Будем рассматривать это наравне с агрессивностью наших подростков, капризами детей. Итак, пусть подкрадываются, пусть нападают. Запасайтесь аппаратами звукозаписи, инфракрасной съемкой, различными датчиками - и все в воздух! Ни от чего не отгонять, не отпугивать: пусть проявят себя, ломая "игрушки".
Наше дело - наблюдение. Только оно!
- Эоли, почему командуешь ты? Это Ило поручил тебе операцию с эхху? Где он сам? - понеслись вопросы со сферодатчиков.
- Нет, - вздохнув, ответил биолог после паузы. - Ило нас покинул. Навсегда.
Да, покинул сегодня, четыре часа назад… А насчет эхху это я сам разобрался - и решил, что так будет правильно. Все за дело!
У Гобийского Биоцентра появился новый руководитель.
Великий Эхху подбирался к крайнему домику. Так и есть, темно, тихо, все спят. Ну, сейчас!.. В эту минуту возле входа появился силуэт Безволосого.
Судя по спокойным движениям, он ничего не подозревал. Вождь поднял дубинку и с боевым кличем "Эххур-рхо!", на который тотчас отозвались сородичи, опустил ее… на пустое место: в последний миг Безволосый легко взвился в воздух. Во тьме с шелестом развернулись его крылья.
Смутное беспокойство шевельнулось в мозгу вождя - но ярость и злоба вытеснили все. "Ах, так, значит, они не спят, пошли на обман, уаыа! Дурачить нас!"
Всюду появились Безволосые - летающие обманщики, трусы. Дикари выли, вращали дубинами, но никого пока не задели. Самки эхху вбегали в домики, громили и рвали там все, хватали яркие вещицы, ткани.
Безволосые вели себя странно: не защищали имущество, не падали, не бежали.
Они приближались к дикарям, делали непонятные движения, отпрыгивали, убегали и улетали; некоторые взлетали к самым вершинам деревьев и оттуда бесшумно пикировали, проносились над головами нападающих. Раззадоренные эхху подпрыгивали, кидали в них дубинами; другие громили хижины, но от гулких ударов стены их не разваливались, даже не трескал Великий Эхху с рычанием гонялся за Безволосыми, жаждал и крови. Он ничего не понимал. Вот один Летун-Нетопырь пролетел совсем близко. Вождь следил красными от злобы глазами и, когда тот развернулся над ним, что есть силы швырнул в него дубину. Попал! Но как-то не так: Безволосый подержал дубину в руках, кинул ему обратно, полетел дальше.
И тут Великий Эхху все понял, завыл от обиды. Безволосые не нападали и не защищались - они дразнились! Потешались над ними, могучими эхху, забавлялись, не принимали их всерьез. Не принимали их всерьез, ыауыа-а-а!
Истерическое буйство охватило всех дикарей: они кидались друг на друга, прыгали, катались по траве, выли, кусались. Вой и гам стоял над поляной.
- Ли, достаточно. Включай! - звонко скомандовал Эоли.
На поляне стало светло. Послышался ровный шум. Эхху затихли, прислушались - и дружно кинулись в лес. Шум воды - все сметающей страшной стихии! А вот и первые потоки ее, длинные языки, расстилающиеся над травой. Сейчас догонит, зальет, поглотит, уаыа!
Инфракрасный луч выделил в удирающем стаде Великого Эхху. Он почувствовал черный страх, какого не испытывал даже в грозу. Опасность была неотвратимой, гибельной. Он завизжал, прикрыл голову лапами, упал, потом на четвереньках быстро-быстро пополз в сторону от сородичей. Он спасется один!
11. БЕГСТВО
Заслышав вой и визг возвращающегося племени, Берн выломил дубину - для самозащиты. Но когда звуки приблизились, его нервы не выдержали. Профессор помчал на молодых ногах в глубину темного леса. По полуголому телу, по лицу и рукам встречные ветви размазывали росу, лепили на кожу листья. Между ног панически фурхнула птица. Опомнился Берн на полянке, когда вопли эхху утихли в стороне.
И тогда он, стоя в обнимку с деревом, успокаивая колотящееся сердце, понял: дикари сами спасались! Лицу стало так жарко, что тепловой свет от него озарил изломы на коре дерева. "Трус!.. Лжец, предатель и трус". Берн ткнулся лбом в ствол: что теперь делать, как жить?
…А он еще считал себя ровней им, самообольщался успехом консультаций, любовной победой, биджевым фондом. Все было гладко в комфортных условиях - а как только они посуровели, сразу обнаружилось, что и трансплантанта мало, и обновленного тела мало, что побуждения и поступки, естественные для них, для него - хождение по тонкой проволоке. И сорвался с первых шагов. Чего теперь стоят его "приобретения"!
Если он вернется, никто его не упрекнет. Старательно не подадут вида - как тогда, после вранья на всю планету. Что с него в конце концов возьмешь: он ведь из Земной эры, а возможности машины-матки не безграничны, психику она не изменит… Ах, как было бы хорошо, если бы по возвращении кто-нибудь (Ило, например) отчитал его. Или пусть бы неделю в Биоцентре расспрашивали с подначкой, прохаживались на его счет. Это было бы просто здорово, значило бы, что его признали своим. Они ведь не спускают друг другу и куда более скромных проступков.
Но этого не будет. И Ли внушат, что она не должна сердиться на него, потому что… и так далее; и она даже обрадованно всплеснет ладонями: "Ой, я так беспокоилась!"
Но постепенно и она, и другие отдалятся от него. Станут избегать молчаливо понятую неисцелимую второсортность человека, который в трудную минуту может подвести, Нет. Он не вернется - за опекой, за подачками. Что произошло, то произошло.
Но куда идти? "А если снова нарвусь на эхху? Или на зверей? - Берн стиснул зубы. - Ну-и пусть растерзают, так мне и надо! Вперед, куда глаза глядят - только не обратно".