Это в самом деле была одноместная разведочная - такими оснащают звездолеты, как теплоходы моторными шлюпками. Она повидала виды, эта ракета. Передняя часть была вся изъедена метеорной пылью. Под оспинами и окалиной не сразу удалось найти опознавательные символы: три звездочки треугольником, а под ними "1Р-9/12". На "Тризвездии" их и было двенадцать.
Внутри был полный разгром. Даже не то слово "разгром": оттуда было удалено все: кресло, приборные доски, рычаги, пульт управления, переборки, баллоны с воздухом, контейнеры с водой и пищей; обивка содрана, кабели сняты. Но сделано это было умело, с толком: переборки обрезаны у самых стен, оставшиеся провода схемы управления спаяны и кратчайшим путем протянуты к курсовому автомату. Проделавший это хорошо знал, может быть, сам конструировал такие ракеты. Нетронутым остался только отсек аннигиляторного двигателя, сделанный из нейтрида. Топливные бункеры были пусты.
Это была первая и последняя весть о Пятой экспедиции. Разведракете типа 1Р удалось невозможное - совершить межзвездный перелет. По скорости и времени рассчитали дистанцию: как раз от Омега-Эридана… Исследователи изучали внутренность пустой ракеты сантиметр за сантиметром. Наконец, нашли в трех местах заклеенные кусочки магнитной пленки. Десятилетия полета с такой скоростью, воздействия перегрева и полей сделали свое - шорохи, трески, гулы почти начисто смазали человеческую речь. Дешифровщики из Центра дальней связи ухватились за это "почти". Месяц они просеивали шумы, выделяли из них логическими фильтрами размытые гармоники смысла. С каждой пленкой работала отдельная группа в полном неведении о результатах у остальных. Собрались, сопоставили. Текст совпал с точностью до порядка слов… ИРЦ, - возвысил голос Ило, - показать крупно пьедестал!
Фигура астронавта ушла вверх. В шар вплыл округлый цоколь: блок ракеты 1Р-9/12. По нему шли огненные строки:
"У Тризвездия Омега-Эридана в плоскости вращения белого карлика плотный астероидный пояс антивещества. Звездолет погиб. Измените систему метеорной защиты".
Алый свет литер озарял лица малышей.
- И все. Ни одного лишнего слова, - помолчав, продолжал Ило. - Ни единого слова о себе. Почему? Не хватило времени? Вряд ли. Скорее, просто показалось мелким, сообщив главное - об открытии, опасности и беде, - дополнять это необязательными сведениями о своей особе. Выделять себя среди всех погибших.
- А… что там произошло? - спросил Эри. Дед в раздумье повел плечами.
- "Измените систему метеорной защиты". Эти четыре слова немного проливают свет, позволяют что-то предположить… Вы видели хроники о Залежи в Тризвездии, видели этот широченный диск астероидов вокруг белого карлика Омега-Эридана, ныне Звезды Неизвестного. Он похож на соединенные вместе кольца Сатурна, только гораздо обширнее. Две других звезды - Омега-2 и Омега-3 - красная и желтая - подсвечивают с разных сторон это галактическое Эльдорадо. Необыкновенное зрелище. И на внешнем краю астероидного поля, где оно расплывается, комья антивещества мельчают, осталась громадная "дыра", вмятина пустоты с поперечником в тысячу километров. Это место аннигиляции звездолета.
Наверное, все было, как обычно: звездолет повис на удаленной от центральной звезды орбите, разведракету 1Р-9/12 послали искать - поскольку там нет планет - астероид покрупнее для развертывания базы. Наверно, локаторы звездолета заблаговременно и на предельной дистанции засекли метеоры, траектории которых могли пересечься с кораблем. Это не опасность, система аннигилятной защиты срабатывает автоматически: выстреливает самонаводящейся пушкой в метеорные тела миллиграммовые пульки из антисвинца. Легкая вспышка в ста километрах от корабля обращает метеор в пар и излучение, в ничто. Но эти метеоры сами были из антивещества…
Ведомая Неизвестным 1Р-9 отлетела достаточно далеко, аннигиляционный взрыв звездолета ее не задел. Только вспышка, затмившая свет трех звезд, дала знать разведчику, что он остался один. Секунды - и ничего нет: ни корабля, ни сотни, без малого, товарищей, ни даже обломков. Если Неизвестный и не понял сам, то спектроанализаторы ракеты объяснили ему, что представляет собой астероидный пояс у белого карлика…
- А дальше? - тихо спросил Ло.
- Дальше его действия были подчинены одной цели: отправить сообщение.
Направить его в Солнечную, там перехватят. Главное было - топливо. Аннигилят состоит из равных количеств вещества и антивещества, вот и надо, чтобы и того и другого было побольше. Не так уж и трудно отправить в плавильный бункер "Вещество" перед камерой сгорания все лишние предметы в ракете - они теперь все были лишние, кроме курсового автомата. Не так уж и трудно было ему упростить схему управления: только форсированный разгон и движение по. прямой… Но самое трудное, невероятно трудное - наполнить бункер антивещества!
Это более всего и убедило, что у Тризвездия есть такая залежь: ведь на своей заправке 1Р никогда не достигла бы скорости 150 мегаметров в секунду - куда!
Значит, Неизвестный собирал астероиды там. Как? Есть у ракеты минимальные технические средства для такого, для подзаправки в космосе: нейтридный манипулятор, засасывающий магнитный смерчик… Но один, в невесомости, в условиях, когда первое неточное движение наверняка окажется и последним… это был труд!
После этого ему осталось включить двигатель на режим нарастающего ускорения, выверить последний раз траекторию, чтобы далекая звезда Солнце находилась в перекрестии курсового фотоэлемента… - Ило замолк.
- И- выброситься? - хрипло спросил Эри.
- Нет. Он не мог выброситься, это сбило бы ракету с курса. Да и… - Дед поколебался, стоит ли такое говорить детям, - его тело, десятки килограммов дефицитного там вещества, тоже должно было войти в топливный баланс. Должно, не мог он, подчищая все, упустить из виду себя. И он вошел в плавильный бункер. Там есть переходный отсек с двумя герметичными люками. Когда он открыл внутренний, реле безопасности захлопнуло за ним внешний, сбросило его вниз.
Ило замолк. Молчали и дети. Берн рассматривал памятник в шаре: так вот почему астронавт стоит лицом к огню.
- А кто же он был? - спросила Ия. - Неужели не удалось установить - по голосу, по признакам каким-то?
- Слышали только голос дешифрующей машины, - ответил Ило. - А признаки - какие признаки! Все участники звездных экспедиций отлично водят разведракеты. Для них обязательно участие в конструировании и сборке звездолета и основных его машин - это принцип надежности через человека.
- Даже не узнали по записи: мужчина это был или женщина?
- Человек это был, - сказал Ило. - Человек. Ночь пришла на "лапуту". Тьма внизу была расцвечена огнями дорог, вышек, зданий. Тьма вверху была как отражение, хотя огни в ней светили куда мощнее: они казались подобны земным только потому, что находились гораздо дальше. Одни, космосстроевские, в тысячах километров, другие, звездные, и вовсе пылали в десятках и сотнях парсек отсюда. Но и к тем, и к другим летели сейчас люди.
Берн увидел дополнительные отсветы, дрожавшие в и без того блестящих глазах Ии и Ни. Девочкам было очень жаль Неизвестного. Других из Пятой тоже, но не так: они погибли мгновенно, не осознав, что случилось. А этого, который остался один в звездной пустыне, в равнодушно уничтожающем все мире, и не мог да ошибиться, пока не сделал все, - было жаль до слез.
Ило искоса смотрел на Эри. Тот, полуотвернувшись, жмурил глаза: это он сейчас входил в плавильный бункер ракеты, это е бил в лицо нестерпимый тысячеградусный жар… Пусть неизвестный, но он!
Старый биолог улыбнулся тепло и чуть иронично.
14. ИЛО И БЕРН
В минувшем апреле ему исполнилось 182 года. Он и сам чувствовал, что зажился сверх всякого приличия. Не нужно столько - тем более ему, знающему жизнь достаточно полно, чтобы держаться за нее. Да и вообще, если человек настолько не понимает жизнь и свое место в ней, что и после ста лет цепляется за нее, смакует биологическое существование, - зачем он жил?
Человек часть ноосферы, часть разумного мира - и важно почувствовать момент освобождения, за которым мир далее может развиваться без нее. Тянуть дальше - значит, паразитировать, заедать чужой век. Такое - не для него.
Оправдание избыточной жизни Ило видел в неоконченных делах - в тех, в которых мир без него еще не обходился. Помыслы и действия биолога были подчинены одному: закругляться. Заканчивать старое, не брать на себя новое - освобождаться.
Но жизнь все не отпускала. Вот, подкинула Альдобиана, надо держать его при себе. Должны же пробудиться в древнем профессоре хоть намеки на память Дана, должны! Астр прав: если не он, так кто?
…Не отпускали - хотя это было без толку, зря - мысли о загубленной Биоколонизации. Их возбуждали путешествия с "орлами", перелеты. Паря в воздушных потоках над зелено-голубым миром - с водами, тучными нивами, теплым ветром, - он невольно подумывал, что и на других планетах могло быть так. Даже одна усиливающая проект идея пришла к нему в таких размышлениях-полетах, что посредством тех же микробиологических операций можно образовать на планетах залежи нефти, горючих сланцев, слои плотного угля, даже километровые пузыри газа. Не для прежнего бездарного расходования на топливо (хотя и это не помешает там как НЗ - солнца-то все-таки искусственные!); это была бы сырьевая база для производства полимеров, синтетических материалов, даже пищи. Куда как важно было бы для строительства новых цивилизаций.
Разгорячась в мыслях, он продумывал методику, отвечал на возможные вопросы Эоли, сотрудников, даже Приемочной Комиссии… а потом спохватывался со стыдом и болью. Нет проекта Биоколонизации как не было; другими делами заняты сотрудники, другие опыты ведут они на Полигоне. Есть лишь его бессмысленное умствование, старческое невладение мыслью. Раньше он мыслями владел так же уверенно, как и телом.
Потом снова мечтал, планировал - жило в нем это, жило! Однажды даже запросил у ИРЦ обзор проектов и идей по освоению далеких планет. Просмотрел - и проникся гордыней: не было ничего в обзоре и близкого к Биоколонизации, не было, черт побери!.. А затем спохватывался, стыдил и смирял себя.
Малыши не были проблемой, возня с ними была отдыхом и возвращением к истокам. Ило щедро отдавал им то, что знал и умел и что они могли сейчас принять. Исчезновение его будет для "орлов", конечно, еще большим огорчением, нежели расставание с "гуигнгн-мами"… Ну ничего.:::::::::::::::::::::::::::
- Ило, а какое у тебя прежде было имя, нормальное? Тот взглянул удивленно.
Профессор поправился:
- Я не так сказал, не нормальное… Конечно же, нынешнее индексовое, которое дает информацию о человеке, нормально и разумно. Ну… стихийное, которое родители дали. Тоже на "И"?
Старый биолог молча глядел перед собой: то ли вспоминал, то ли всматривался в дали своего прошлого.
- Совершенно верно, на "И", - улыбнулся он Берну своей простецкой улыбкой. - Иваном звали. А в детстве и вовсе Ванюшкой.:::::::::::::::::::::::::::
- Неужели ничего нельзя поделать? Вы так много знаете о человеческом организме! Освободиться от устарелой информации в мозгу, очистить память тела, повысить его выразительность, - можно это?
- Можно. Только бессмысленно. Лишней информации в человеке нет. Все накопленное им в жизни плюс унаследованное - это и есть его личность.
Устранять, очищать - значит, уничтожать личность. Чем это отличается от смерти?
- Значит, идея бессмертия - вздор?
- И да, и нет. Есть два типа бессмертия: бессмертие камня, его можно достичь анабиозом, мгновенным замораживанием, и бессмертие волны. Цену первому ты знаешь сам. Второе подобно бегу волны по воде: волна движется, вода остается - забывание-вытеснение старой информации по мере накопления новой. Это тоже самообман. Не бывает бесконечного в конечном, невозможно это! Ило помолчал, добавил:
- Поддерживать функционирование живой плоти неопределенно долго в принципе можно. Только это не будет бессмертие личности. Личность есть выразительная цельность. А всякая цельность - конечна.:::::::::::::::::::::::::::
- В чем смысл жизни?
- Все в том же, в служении идее освобождения человечества.
Ило по неведению польстил Берну, предположив, что и он служил этой идее.
Профессор, впрочем, слышал о ней.
- М-м… И каким же образом?
- В твое время преобладало освобождение людей от произвола стихий и от порабощения другими людьми. Потом - по закону отрицания - пришлось не однажды освобождаться и от первоначальных "освободителей": от порабощающего влияния собственности и техники, от чрезмерной власти людей над людьми, от денег и получаемых с помощью их преимуществ… от многого. Кроме того, во все времена шло освобождение через познание, через понимание места разумных существ в планетных и космических процессах - через постижение истинного смысла вещей. Такое познание превращает людей из слепых орудий природы в соратника-напарника естественных процессов, а затем в руководителя их.
- А сейчас?
- Это последнее: освобождение через познание и накопление возможностей - энергетических и информационных.
- Но… уверенность, что владеешь возможностями, дает реализация их?
- Не всякая. Экспериментальная реализация - да. Использование - трата, но с непременным приобретением новых возможностей, более обширных, чем израсходованные, - тоже. Понимаешь, это тонкая штука - реализация, в ней должны отсутствовать порабощающие стимулы "преуспеть", "не упустить выгоду или наслаждение", "урвать свое"… Тебе это может показаться странным, но уверенное владение возможностями приносит людям больше счастья - светлого, спокойного, - чем древнее стремление к максимальному удовлетворению потребностей, стремление наполнить бездонную бочку.
- Да, когда знаешь, к чему это привело, ясно, насколько недалек был тот животный принцип.
- Целым является человечество. Бионосфера планеты. Материальные же потребности индивидуумов должны удовлетворяться в той мере, в какой удовлетворяются "потребности" клеток организма: в самый раз для нормального жизнедействия. Больше оптимума так же вредно, как и меньше его. Не знаю, воображают ли клетки, что обеспечение делается ради их выдающихся качеств, - но разумному существу лучше бы понимать все, как есть.
- Собственно, в здоровых человеческих коллективах так и было, - заметил Берн.
- Да, но много ли их было в истории - здоровых?.. Есть и еще смысл жизни, самый простой: распространяться. Вид "гомо сапиенс" распространился по планете и в окрестном космосе, теперь надо - дальше.
Они вели эти неторопливые беседы в разных местах и в разное время: поздними вечерами на крылечке коттеджа под звездами, уложив спать малышей, или над речным обрывом, любуясь стеклянной, зелено освещенной луной гладью воды, или днем, наблюдая игры "орлов".
Новый разговор начал Берн:
- Не возвышенные идеалы определяют развитие человечества, не стремление освобождаться, владеть возможностями. История человечества - это история кризисов и их преодоления. Схема одна: благодаря недальновидности и эгоизму людей накапливается исподволь какой-то скверный фактор, потом - переход количества в качество - и он проявляется бедами, потрясениями. Значительная часть людей разоряется, гибнет, дичает; уцелевшие напрягают силы для борьбы со стихиями и между собой - больше, как правило, между собой, чем со стихиями. Лучшие из них напрягают умы, ищут выход… и находят его в новшествах. Начинается подъем, общество развивается, люди множатся, распространяются, заселяют новые территории. Но в силу тех же извечных причин: недалекости и эгоизма - опять накапливаются "тихие" факторы. И цикл повторяется.
Первыми были кризисы чрезмерного истребления дичи и безумного поедания всех съедобных плодов, корней… всего, что родила земля, - полудикими первобытными племенами. Множество племен вымерло, уцелевшие додумались до скотоводства и земледелия. Развились на этом, увлеклись - и начали новый цикл: истребление лесов переложным землепользованием, а пастбищ, лугов, степей - чрезмерным выпасом размножившихся стад, кои подчищали все до травинки. Этот кризис породил пустыни Средней Азии и Северной Африки, погубил древние цивилизации… И так далее, через средневековые моры, кризисы скученности и антисанитарии в городах, через войны и восстания (каждое - кризис от накопившегося фактора), через кризисы товарного перепроизводства, через разрушения среды обитания - до последнего Потепления. Схема одна, и главное в ней, что все из благих намерений…
Можно ли считать такой путь развития разумным?
- В среднем - да, - сказал Ило. - Ведь каждая новая ступень в конечном счете оказывается выше предыдущих.
- А если бы не было спадов, разрушительных провалов - на сколько бы они были выше? Какой был бы взлет! Неужели нельзя плавней, устойчивей, смотреть далеко вперед?.. Вот и сейчас хорошо, стабильность, тишь да гладь - а можно ли поручиться, что в мире, в людях не накапливается новый "тихий" фактор, который, когда придет время, сразу и громко заявит о себе?.. На стадиях спада неконтролируемо выделяется накопленная энергия - а ее все больше.
Ило выслушал профессора с большим интересом. Тот и сам, окончив, подивился: высказанное оформилось в уме его как-то вдруг. Собственно, начальные суждения были близки к тому, что он говорил еще Нимайеру, подо что подгонял гипотезу Морозова. Но в конце он - он, Берн, отрицавший человечество! - верил в возможность бескризисного развития, хотел этого, досадовал, что такого еще нет, даже мысленно представил, какой получился бы при этом звездный рывок человечества, подумал будто и не он.
- Кризисы недостаточной разумности, - задумчиво молвил Ило. - Все верно: деятельность, не продуманная до конца, в итоге оказывается замаскированной стихией. Возможно, в этих срывах природа, естественное течение явлений, осаживает нас - торопливых? Может, надо, пока не спланировали все до крайних пределов бытия, сдерживать наращивание мощи, смирять творческие порывы? Или как-то иначе дозировать: меньше изменять природу, больше приноравливаться к ней, а?
- Понимаешь, не так все просто, - покрутил головой Берн. - Если сдерживать энергетику, реализацию возможностей преобразования природы… да еще начать приноравливаться к ней до идеального согласия, то разумная жизнь может замереть. Даже повернуть вспять, как… как у этих…
- У кого - у этих? - с любопытством взглянул на него Ило.
- У кого? Ну, как же… - Профессор растерянно потер лоб: действительно, у кого? Что это он понес? Что-то мелькнуло в уме - и исчезло.
- Да, что-то я не так. Не обращай внимания.
Ило отвел удивленный взгляд.
Разговор прекратился, но весь вечер Берн был под впечатлением обмолвки.
Отходя ко сну, он допросил себя: "Так у кого все-таки у "этих"? О ком я?" - "А о тех, - ответил он себя, - о тех самых, из памяти Дана". И его пробрал холод.