- Да, даже в граните. Французский учёный Арман Готье произвёл ряд очень интересных опытов и выяснил, что один килограмм гранита, раскалённого докрасна, выделяет десять граммов воды и такое количество газов, которое раз в шесть или семь превышает объём этого гранита. Следовательно, один кубический метр гранита, весящий две тысячи шестьсот шестьдесят четыре килограмма, даст двадцать шесть тысяч шестьсот сорок граммов воды, а один кубический километр - двадцать шесть миллионов сорок тысяч тонн, или больше двадцати шести миллионов кубических метров воды. Одновременно из того же кубического километра гранита выделится около семи миллиардов кубических метров газов, а по другим расчётам - даже втрое больше. Чтобы ты мог легче представить себе, что значат эти цифры, вспомни, что за весь 1933 год в СССР было добыто нефти двадцать семь миллионов тонн, а если возьмёшь карандаш и подсчитаешь, то увидишь, что из воды, заключающейся в одном кубическом километре гранита, может образоваться озеро длиной в два с половиной километра, шириной в километр и глубиной в десять метров. В таком озере могли бы свободно плавать настоящие морские пароходы.
- Столько воды в граните?! В граните?! - поражался Володя. - Просто не верится, Никита Евсеевич!
- Приходится верить, Володя, - улыбнулся Мареев и, посмотрев на часы, добавил: - Ну, мне пора. Надо сменить Михаила. Как подвигаются дела с моделью?
- Да я её уже наполовину сделал!
- Когда кончишь, обязательно устроим торжественный пуск вашей маленькой подземной термоэлектростанции. А чем вы будете охлаждать первый спай?
- Жидким кислородом.
Мареев поморщился.
- Жидким кислородом? - переспросил он. - Гм… А может быть, можно чем-нибудь другим? Ну, например, жидким водородом? У нас его довольно много.
- Я думаю, можно, Никита Евсеевич, только это потребует перерасчётов. А почему не воспользоваться кислородом?
- Да так, знаешь… - уклончиво ответил Мареев, - надо поберечь кислород… Ну, занимайся своим делом.
Володя остался один в "мастерской", как он называл свой столик в верхней камере, который ему уступили для большого дела, заинтересовавшего всё население снаряда. Володя решил изготовить действуюшую модель термоэлектростанции. Сам Брусков чрезвычайно увлёкся затеей Володи: модель дала бы ему возможность ещё раз на практике проверить конструкцию термостанции. Володя с жаром принялся за эту работу, постоянно пользуясь консультацией взрослых членов экспедиции. Он успел уже на "отлично" закончить курс ознакомления со снарядом и его механизмами. Освободившееся время он отдавал теперь своей модели.
Оставив Володю, Мареев спустился в буровую камеру, где Брусков сидел за столом, внося последние записи в вахтенный журнал.
- Это ты, Никита? - спросил он, не отрываясь от работы. - Что же это значит наконец? Геотермический градиент совсем не возрастает с глубиной, как ты предполагал. Вот уже целую тысячу метров температура равномерно увеличивается на один градус через каждые тридцать три метра спуска, и этот проклятый градиент совсем не обнаруживает склонности увеличиваться с глубиной.
- Откровенно говоря, мне трудно объяснить этот факт, - сказал Мареев. - Возрастание температуры на один градус должно с глубиной замедлиться. Это твёрдо установившееся среди геологов мнение, и до глубины в девять тысяч сто метров это мнение целиком подтверждалось: если возле шахты "Гигант" в верхних слоях земли геотермический градиент равнялся, в среднем, тридцати с половиной метрам, то на девятом километре температура окружающей нас породы поднималась на один градус уже через каждые тридцать три метра. Значит, геотермический градиент с глубиной действительно возрастал. Теперь он должен был бы, по моим расчётам, равняться примерно тридцати четырём метрам, и почему он остановился - непонятно. Такой глубины, на которой мы сейчас находимся, никто никогда не достигал ни посредством орудий и инструментов, ни тем более лично. Мы впервые получили возможность произвести проверку. И вот оказывается, что на большой сравнительно глубине, на протяжении почти тысячи метров, геотермический градиент остается без изменений! Это любого геолога может озадачить. Неужели закон возрастания будет нами опровергнут?
- Если тебя тревожит только это, то я могу спокойно спать. - Брусков поднялся со стула и потянулся. - Устал я сегодня. Ну, сдаю вахту.
- Принимаю, - ответил Мареев.
В середине вахты Мареев отметил первый скачок стрелки пирометра: через тридцать три метра пути стрелка продвинулась с 301,3 градуса до 302,5 градуса. Когда Малевская пришла сменить Мареева, вычисления показали, что на глубине в десять тысяч двести метров геотермический градиент равен тридцати двум метрам.
- А, поздравляю! - отметила это Малевская, принимая вахту. - Пирометр начал наконец проявлять признаки жизни.
- Мне кажется, что он слишком резко скачет и совсем не в ту сторону, куда надо.
- Что ты хочешь сказать?
- Только то, что на глубине в десять тысяч метров геотермический градиент не возрастает, как это было до девяти тысяч метров, а понижается. Значит, на этой глубине рост температуры не только не замедляется, но, наоборот, даже ускоряется… Это уж совсем странно.
- Ах, вот что! Ну, эти две десятых градуса ещё ничего не доказывают… Подождём, что дальше будет.
Однако с каждой сотней метров спуска температура неуклонно возрастала всё в большей и большей степени.
Снаряд вышел из толщи гранита и на глубине в десять тысяч пятьсот метров вступил в диорит - вулканическую породу, довольно близкую к граниту, но менее кислую. Продвижение снаряда шло спокойно, без задержек и неожиданностей.
Лишь время от времени у Мареева и Малевской возникала тревога при взгляде на график геотермического градиента: температура породы неуклонно и стишком быстро возрастала, а геотермический градиент всё больше снижался. При выходе из диорита, на глубине в одиннадцать тысяч семьсот метров, он равнялся уже тридцати одному и двум десятым метра, а температура породы поднялась до трёхсот семидесяти градусов вместо расчётных трехсот пятидесяти.
Под диоритом оказался габбро - тяжёлая массивно-кристаллическая основная порода, родственная базальту. С первых же метров прохождения габбро кран образцов и киноаппарат обнаружили его значительную трещиноватость, причём трещины были заполнены рудными месторождениями, очевидно, эманационного происхождения. Среди них встречались жилы и апофизы, заполненные золотыми, вольфрамовыми, молибденовыми и оловянными рудами. Здесь таились огромные запасы ценнейших элементов и металлов, так редко встречающихся в поверхностных слоях земной коры.
Володя к этому времени закончил модель подземной термоэлектростанции. При первых же пробах возникший в батареях электрический ток зажёг маленькие лампочки.
В день, намеченный для официального демонстрирования модели, на экране телевизора присутствовали Цейтлин, родители Володи и пионеры школьного отряда, Володины приятели - Коля и Митя.
Когда на батареях загорелась гирлянда крохотных электрических лампочек и маленький мотор завертел шкивы, шпиндель и патрон небольшого токарного станка, громкое "ура" в снаряде слилось с криками "браво, Володя", которые неслись с экрана телевизора.
Потом был устроен торжественный обед, на котором произносились тосты в честь Володи. Брусков настойчиво указывал на блестящую будущность Володи как электротехника, а Мареев дипломатично предлагал ему бороться за овладение богатствами и силами земли. Володя краснел, смеялся и в конце концов заявил, что он хочет всю жизнь проникать в глубины земли и строить там электрические станции, а потом добраться и до центра земли.
- И это будет по-настоящему, а не вроде сказки, как у Жюля Верна! - кричал он. - Жюль Верн писал для тех, которые далее не знают, что такое геотермический градиент!
- А ты уже знаешь? - смеялся Брусков.
- Знаю! - категорически заявил Володя. - Не могут люди бесконечно спускаться в глубь земли, не имея ни скафандров, ни снаряда! Что, неправда? - продолжал он победоносно. - Да они на третьем же километре задохнулись бы от газовых… этих… ну, как их… да, от газовых эманаций, а на четвёртом километре сварились бы в юных водах…
- Ювенильных, Володька! Ювенильных! - хохотала Малевская.
- Так это же всё равно! - отмахнулся в азарте Володя. - А на пятом километре они совсем сгорели бы в страшной жаре… Правда, Никита Евсеевич?
- Похоже на правду, - улыбнулся Мареев.
- А вот жюльверновские герои, - поддразнивал Брусков, - не только не задохнулись, не сварились и не изжарились, но совершенно целёхонькие, правда, довольно потные, поднялись на плоту в кипящей воде через кратер вулкана Стромболи во время извержения…
- Ну, это уж совсем нелепо! - заявил Володя. - Как это может быть? Ведь во время вулканических извержений не вода выходит из кратера, а страшно горячий пар, лава же имеет температуру в тысячу двести, даже тысячу пятьсот градусов. Тут не только человек, но и гранит расплавится! Ведь так, Никита Евсеевич?
- Это всё правильно, Володя, но зачем ты так взъелся на старика? Я его раньше любил и теперь люблю. И многие крупные учёные любят вспоминать Жюля Верна… А ты его разве не любишь читать?
- Нет… отчего же… очень люблю… Но только, когда говоришь о научных вещах, то надо говорить если не одну настоящую научную правду, то чтобы хоть было похоже на правду… Он же ведь знал о геотермическом градиенте, а писал так, как будто его и не существовало… И все ребята читают его книги и могут поверить, что в самом деле нет подземного жара.
- Ох, уж этот геотермический градиент! - вздохнул Мареев. - Как за время твоей вахты? Продолжает понижаться? - обратился он к Малевской.
- Да, температура растёт всё быстрее и быстрее.
Мареев озабоченно покачал головой, и это настроение сразу передалось всем сидящим за столом.
- Чем это объяснить? - говорил Мареев. - Сколько ещё будет длиться прогрессирующее нарастание температуры?
- Не проходит ли где-нибудь недалеко от нашего пути трещина с поднимающимися по ней из глубины раскалёнными газами? - спросила Малевская, принимаясь вместе с Володей убирать со стола.
- Но ведь боковые киноаппараты ничего не показывают, - заметил Брусков.
- Это неважно, - возразила Малевская. - Такие газы могут за сотни тысяч, а может быть, миллионы лет прогреть толщу породы гораздо больше, чем на сто метров.
- Но температура непрерывно и всё большими скачками повышается, - сказал Мареев. - Следовательно, по мере спуска мы должны приближаться к трещине, если она тянется где-то под нами, перпендикулярно к линии нашего спуска.
- Может быть, и так, - согласилась Малевская.
- Никита Евсеевич! - раздался голос Володи из-под лестницы, ведущей в верхнюю камеру; там находился электроаппарат для мытья посуды, и Володя пропускал сейчас через него грязные тарелки. - Никита Евсеевич, а может быть, мы приближаемся к магме?
Мареев резко откинулся на спинку стула и, нахмурив брови, острыми глазами посмотрел на Володю, беззаботно возвращавшегося к столу. По лицам Малевской и Брускова пробежала тень, как будто Володя своим вопросом затронул тему, которой тщательно избегали взрослые члены экспедиции.
Мареев хотел было ответить…
Внезапный крик вырвался одновременно из всех уст: разом погасли лампы, замолкли моторы и остановился буровой аппарат.
Густая тьма слилась с немой тишиной и наполнила каюту.
Снаряд застыл на месте - слепой, безмолвный, безжизненный.
Глава четырнадцатая
СНАРЯД БЕЗ ЭНЕРГИИ
После минутного молчания из темноты послышался полный недоумения голос Малевской:
- Что это значит?
В непривычной, странной, как будто мёртвой тишине голос прозвучал слишком громко, как в пустой бочке, и тревожно отозвался в сердцах.
- Сейчас узнаем, - спокойно ответил Мареев. - Михаил, переключи осветительную сеть на аккумуляторы и проверь резервный фидер.
Брусков ощупью направился к своему гамаку и протянул руку к полочке, прикреплённой над ним. Но в то же мгновенье он стиснул зубы и отдёрнул руку: она слишком дрожала.
- Что ты замешкался, Михаил? - нетерпеливо спросил Мареев.
- Куда-то фонарик запропастился… Нашёл!.. Всё в порядке… Володька, пойдём со мной, ювенильный мальчик!
Яркий клинок света полоснул сверху вниз, справа налево и рассёк тьму.
Тем временем Мареев и Малевская отыскали свои фонарики и, освещая ими дорогу, спустились в буровую камеру, чтобы осмотреть моторы.
Через несколько минут вспыхнули все лампы, и помещения снаряда вновь приняли свой прежний вид. Но чего-то не хватало: прекратился шум моторов, тихий скрежет бурового аппарата и шорох породы за стеной. Казалось, из снаряда ушла жизнь.
Мареев подошёл к микрофону:
- Михаил! Оставь только по одной лампе в каждом помещении снаряда… Надо экономить энергию аккумуляторов.
Потом обратился к Малевской:
- Продолжай, Нина, осмотр моторов, а я поговорю с поверхностью. Возможно, что авария произошла у них…
Он поднялся в шаровую каюту.
Но прежде чем Мареев вошёл в неё, послышалось:
- Алло! Снаряд! Алло! Говорит дежурный инженер Денисов… Никита Евсеевич, включите экран!
- Включаю, - ответил Мареев, подходя к телевизору.
На экране появилось встревоженное лицо дежурного инженера электростанции шахты "Гигант", снабжавшей снаряд электроэнергией.
- Что у вас случилось, Никита Евсеевич? - спросил он. - Наши приборы показывают замыкание…
- Да… Ток перестал поступать в снаряд.
- Не повреждена ли внутренняя проводка? Как ввод? Понизительная подстанция? - в голосе инженера слышалось всевозрастающее волнение.
- Ещё неизвестно, Александр Сергеевич, - ответил Мареев. - Сейчас Брусков примется за осмотр.
- Пожалуйста, Никита Евсеевич, немедленно сообщите мне результаты. Меня это очень беспокоит… Только бы не фидера…
- Да, это было бы самое худшее… Но пока ещё рано волноваться. До свидания, Александр Сергеевич!
Едва Мареев отошёл от микрофона, из верхней камеры спустился Брусков. Он был необычайно бледен. Приблизившись к Марееву, он глухо, прерывающимся голосом сказал:
- Никита… Ввод в исправности… и основные… внутренние провода - тоже…
- Ты твёрдо убеждён в этом?
- Да…
- Может быть, на барабанах что-нибудь случилось?
- Маловероятно…
- Значит?…
- Фидер… Оба… И резервный тоже… - Брусков едва шевелил посиневшими губами.
- Не волнуйся, Михаил, - мягко сказал Мареев, положив ему руку на плечо. - Это, конечно, самое серьёзное, что могло случиться с нами… Но прежде всего - спокойствие… Возьми себя в руки, Мишук…
Он крепко сжал его плечо.
- Конечно, Никита, - слабо улыбнулся Брусков, - это так… Первый момент… Всё в порядке…
- Ну, и отлично! Первым делом, нужно проверить целость фидеров на барабанах. Может быть, провод повреждён именно на них.
- Это не трудно сделать. Я переключу моторы на аккумуляторы через барабаны.
- Ага! Правильно…
В это время из буровой камеры показалась Малевская.
Она сразу поняла серьёзность положения. Если фидера оборвались, снаряд не сможет получать электроэнергию с поверхности.
- Что вы решили? - спросила она коротко.
- Сначала проверим провода на барабанах. Если они в целости - посоветуемся… Проблема не лёгкая.
В молчании все трое поднялись в верхнюю камеру. При их появлении Володя вылез из-за ящика с батареей.
- Там всё в исправности, - сказал он, стряхивая пыль со своего комбинезона.
- Надо, Володя, соединить аккумуляторы с проводами на барабане.
Через несколько минут все помещения снаряда наполнились гудением моторов. За стеной послышался шорох, верхние части колонн давления еле заметно продвинулись в отверстие потолка. Снаряд тронулся с места.
Вдруг Мареев громко крикнул:
- Стоп! Стоп!
Брусков сейчас же выключил моторы и посмотрел на Мареева. Тот стоял, запрокинув голову, и рукой показывал на потолок.
- Что такое, Никита? - в один голос спросили Малевская и Брусков.
Мареев опустил голову и провёл рукой по лбу.
- Барабан не разворачивался, а фидер, я ясно видел, пополз вниз, в снаряд…
Несколько секунд Брусков и Малевская стояли неподвижно, не сводя глаз с Мареева.
- Ну, теперь сомнений больше нет, - произнёс наконец Брусков. - Фидера оборваны где-то там, наверху, и мы, так сказать, на мели…
- К сожалению, это верно.
В полном молчании они спустились в шаровую каюту. Малевская принялась приводить в порядок киноснимки, полученные за последние сутки. Володя открыл учебник и углубился в чтение. Брусков сидел возле него и, сняв с головы берет, сосредоточенно расправлял кисточку на нем. Мареев ходил по каюте, заложив руки за спину, напряжённо думая о чём-то.
- Как это могло случиться? - прервала Малевская общее молчание. - Ведь шланги с проводами на всём пути от поверхности находятся среди измельченной породы… Может быть, барабан заело и шланги из-за этого где-то оборвались?
- За барабаны я ручаюсь, - возразил Брусков.
- Вероятнее всего, - сказал Мареев, продолжая ходить по каюте, - колонны давления прижали к фидерам несколько маленьких, но острых обломков породы и перерезали их… А может быть, от краёв трещины отломились острые осколки, а колонны помогли им повредить фидера…
- Как ни болела, лишь бы умерла… - отозвался Брусков.
- Ну, не торопись хоронить. Мы ещё поборемся.
- Эту пословицу я применил к фидерам, а не к нам. Я и не думаю сдаваться… И вот моё предложение. Пока в наших аккумуляторах ещё сохранилась полная зарядка, используем их и вернёмся на поверхность. Выбросим всё лишнее, облегчим снаряд и поведём его по проложенной трассе наверх.
- Не годится, Михаил! - резко ответил Мареев, останавливаясь перед Брусковым. - Я принимаю лишь те предложения, которые дают возможность двигаться вниз!.. Только вниз! Это во-первых. А во-вторых, как бы ты ни облегчал снаряд, тяжесть его останется огромной, и он сможет подниматься на поверхность не перпендикулярно, а только по наклонной плоскости, по гипотенузе. Это составит около семнадцати километров. Тут уж никакие аккумуляторы не помогут.
- Тогда я не знаю, что предложить…
- Да я тебя и не тороплю, - усмехнулся Мареев. - Ввиду исключительных обстоятельств моя канцелярия будет производить приём предложений круглые сутки. Так что можешь спокойно подумать…