Под изумлённым взглядом Джефри чудовище начало принимать очертания Герунда, ну, если и не совсем его, то кого-то очень похожего.
"Герунд" протянул руку и коснулся слуги.
- Все в порядке, Джефри, - сказал он наконец, выговаривая слова с видимым трудом. - Тебе нечего бояться. Никто не причинит тебе вреда. Возьми ключи, открой дверь камеры и пойдём к начальнику тюрьмы.
Побледнев, трясясь, как лист на ветру, Джефри все же кое-как собрался. Ключи, словно колокольчики, звенели в его руках. Он пробовал их один за другим, пытаясь открыть дверь. Наконец, он нашёл нужный ключ. Как лунатик, пошёл по коридору. Позади вплотную следовал псевдо-Герунд.
Никого не было в коридорах. Лишь у одного из поворотов дремал в кресле охранник, упёршись ногами в стену. Они не стали его беспокоить. Джефри открыл массивную зарешеченную дверь, которая вела в кабинет начальника тюрьмы. Они увидели балкон, который выходил на залив и горы.
На балконе, как всегда, попивая в одиночестве вино, в плетёном кресле сидел мужчина. Он был маленьким - и о, Боже! - бесконечно уставшим.
- Вы начальник тюрьмы? - спросил Герунд, ступая на балкон.
- Да, - ответил я.
Он долго и пристально рассматривал меня.
Впоследствии я мог сказать: он не был - что я говорю? - просто обыкновенным человеком. Он выглядел, как выглядел: эрзац настоящего человека. Но даже и в таком виде я узнал в нём Герунда Жиреса - по фотографиям, размноженным полицией.
- Присаживайтесь, пожалуйста, - предложил я. - Мне утомительно смотреть, как вы стоите.
Ни хозяин, ни слуга не пошевелились.
- Почему вы… э-э, освободили вашего слугу? - спросил я.
- Я привёл его сюда, - начал Герунд, - чтобы вы могли услышать то, что я собираюсь сказать. А также для того, чтобы вы поняли, что Джефри - отличный слуга и ничего плохого мне не сделал. Вот почему я хочу его освободить.
В голосе этого существа звучала нотка сострадания. Человек он или нет, - но он был тем, с кем я мог поговорить. Те люди, с которыми я имел дело, не умели сострадать.
- Я готов выслушать, - сказал я, подливая в бокал вина. - Как видите, мне особо нечем заняться. Слушать - гораздо приятнее, чем говорить.
Итак, Герунд начал рассказывать мне все, о чём сейчас я повествую вам. Или стараюсь сделать это, по мере своих способностей.
Джефри и я слушали молча; хотя, без сомнения, слуга мало что понимал из того, о чём говорил Герунд. Я же схватил достаточно для того, чтобы мой желудок покрылся изморозью.
Разве не копия работы Пальмиры лежит здесь, у меня под рукой?
В тишине, которая спустилась, когда Герунд закончил свой рассказ, мы могли различать отдалённый звон колоколов в Лигелусе и Прая, зазывающих на вечернюю молитву; он не принёс мне успокоения, а сильный, горячий ветер увёл его в сторону. Я уже знал наверняка, что падёт тьма, которую не освятит ни одна молитва.
- Итак, - промямлил я, прочищая горло, - как начальник тюрьмы первый пункт, который я должен предъявить вам, Герунд Жирес, - так я думаю, полагается вас называть, - это совершение убийства: по вашему собственному признанию, вы лишили жизни моего старшего надзирателя.
- Это было ошибкой, - отмахнулся Герунд. - Вы должны понять, что Я, который состоит из Дже Регарда, Сиро и Герунда Жиреса, не могу даже точно сказать, скольких рыб я поглотил, когда плыл из подводного города. Возможно, то же я сделал и с человеком. Но это не может быть смертью: мы - живые. Но ваш надзиратель не поддался поглощению. Как, впрочем, и Джефри, когда я коснулся его.
- Как вы думаете - почему? - жёстко спросил я.
На его лице заиграла улыбка. Я не мог смотреть на это.
- Мы скоро выясним это, - ответил он. - Мы не можем поглощать людей, которые не сознают себя как часть природного процесса. Бели они придерживаются мысли, что человек есть что-то отдельное, их клетки приходят в антагонизм с нашими, и поглощения не происходит.
- Вы хотите сказать, что вы можете… э-э, поглощать только интеллектуалов?
- Именно так. С животными - другое дело. Их сознание уже само по себе является природным процессом; в этом случае не возникает никаких препятствий.
По-моему, именно в данный момент Джефри скаканул с балкона в кусты. Он бодро вскочил на ноги, и мы увидели, как его массивная фигура быстро удаляется в сторону дороги.
- Если честно, то думаю, что я ничего не понял, - сказал я, в надежде выиграть время. - И я не считаю, что и сейчас что-либо понимаю.
Сказать по правде, я чувствовал себя таким разбитым, что, казалось, тюрьма водила вокруг нас хоровод. Этот псевдочеловек напугал меня гораздо больше, чем я думал, меня можно напугать. Ни жив, ни мёртв, я трясся от ледянящего кровь ужаса.
- Я ничего не понял относительно поглощения только интеллектуалов, - наугад сказал я.
На этот раз он даже не потрудился открыть для ответа рот.
- Интеллект подразумевает более полное осмысление происходящего. В настоящее время единственным интеллектуальным путём понимания, или осмысления, как вам будет угодно, является только одно - Галингва. Я могу освобождать клетки только тех, кто владеет этим соматическим инструментом. Тех, чьё биохимическое рабство уже деформировано им.
Случай с Дже Регардом высвободил способности, дремавшие в инкубационном периоде в каждом Галингва-говорящем по всей Галактике. В настоящее время и на Инисфаре предпринят громадный шаг, правда неожиданный, и все же это высшая точка использования Галингва.
- Таким образом, - подытожил я, чувствуя себя гораздо лучше, вникая в тонкости, - вы - следующий эволюционный шаг, как и предсказывал Пальмира в теории Параэволюции?
- Грубо говоря, да, - согласился он. - Я знаю, о чём говорит Пальмира. Каждая моя клеточка обладает своим особым даром, поэтому я не зависим от закрепощённой человеческой формы, которая оказывает губительное воздействие на все многоклеточные существа, жившие до меня.
Я покачал головой.
- По мне, это не прогресс, а регресс, - попытался атаковать я. - Человек - прежде всего сложный генный улей. Вы говорите, что можете существовать на уровне отдельных клеток. Но ведь единичные клетки - это всего лишь ранняя форма жизни.
- Все мои клетки - мыслящие, - подчеркнул он. - А это совершенно другое. Гены выстраиваются в клетки, а клетки - в генные ульи, называемые человеком, для того, чтобы развивать свои возможности, не человеческие. Идея развития человеческого бытия - просто антропоморфическая концепция. Теперь клетки покончили с этой формой, называемой человеком; он исчерпал свои возможности, а клетки призваны стать более высокой ступенью развития.
Пожалуй, на это утверждение трудно найти контраргумент. Поэтому я сидел тихо, потягивая вино и наблюдая, как увеличиваются тени, отбрасываемые горами и деревьями.
Внутри меня все ещё блуждал холод, но я уже не трясся.
- Вы что, не хотите ни о чём меня спросить? - поразился Герунд.
Интересно все же наблюдать, как удивляется чудовище.
- Нет, почему же. Мне хотелось бы знать только одно - вы счастливы?
Тишина - такая же, как тени, - простёрлась до самого горизонта.
- Я имел в виду, - продолжил я развивать свою мысль, - что, если бы я умел моделировать новые формы жизни, я бы попытался сделать что-то более счастливое, чем человек. Вообще-то мы, люди - загадочные существа, поскольку счастливые моменты нашей жизни приходятся на то время, когда мы к чему-либо стремимся; когда же цель достигнута - раз - и мы опять не находим себе места. В этом неудовлетворении - суть, данная Богом, ибо удовлетворение присуще только пасущейся скотине, которая, невзирая на последствия, поедает улиток вместе с травой. Но, чем разумнее человек, тем в большей степени подвержен он сомнениям; и наоборот: чем он глупее, тем быстрее он довольствуется тем, что имеет. Поэтому я спрашиваю вас ещё раз: вы счастливы?
- Да. И не один я; нас трое - Регард, Сиро и Герунд. Два последних в течение долгих лет боролись за то, чтобы слиться воедино - к чему и стремится все человечество, и, наконец, они нашли то, что искали - наиболее полная интеграция, более тесная, чем когда-либо существовавшая. То, что люди инстинктивно ищут, мы инстинктивно имеем. Мы - совершенство. Мы всегда будем счастливы - не важно, скольких людей мы ещё поглотим.
Стараясь говорить твёрдо, я сказал:
- Тогда начинайте поглощать меня. В конце концов вы сами этого желаете.
- Возможно, что все человеческие клетки подпадут под новый режим, - отвечал Герунд. - Но прежде всего необходимо, чтобы то, что должно произойти, люди приняли с тем, чтобы смягчить то, что уже смягчено Галингва. Все должны знать, что мы проводим процесс поглощения. А это - ваша задача, Вы - цивилизованный человек. Для начала, вы должны написать Пальмире о том, что произошло. Уверен, что он заинтересуется.
Он замолчал. К воротам тюрьмы подъезжали три машины. У Джефри всё-таки хватило интеллекта, чтобы обратиться в полицию.
- Предположим, что я не стану помогать вам? - спросил я. - Почему я должен подгонять процесс вымирания человека? Допустим также, что я ознакомил Галактический Совет с правдой, что позволит им разорвать весь остров на кусочки. Это проще всего - избавиться! - самое простое дело - разрушать.
Неожиданно вокруг нас появились бабочки. Много бабочек. Раздражённо отмахиваясь от них, я опрокинул бутылку с вином. Тысячи бабочек порхали, шурша, как бумагой, крыльями. Небо потемнело от них. Даже самое интенсивное размахивание руками не испугало насекомых.
- Что это? - лопотал Герунд.
Я впервые увидел, как он меняет форму, когда у него выросло что-то, чем он отмахивался от этих изящных, грациозных созданий. Меня затошнило. Я прилагал огромные усилия, чтобы держать себя в руках.
- Так эти существа сознают природу, - издевался я. - Вам следует наслаждаться представлением. Это бабочки - Притворные Леди - тысячами совершают миграции. Здесь они часто останавливаются. А этот горячий ветер, который мы называем "мармтан", приносит их с востока, через океан, с континента.
Я слышал, как люди уже бежали по лестнице. Они поступят надлежащим образом с этой тварью, чьи разумные речи так контрастировали с отталкивающим обликом.
Я продолжал, громко разглагольствуя, стараясь заглушить звук шагов и, по возможности, застать Герунда врасплох.
Собственно, не так уже и плохо для бабочек. Их так много, что они, вне всякого сомнения, съели бы большую часть своего провианта на континенте и умерли бы с голоду, если бы не ветер, который занёс их сюда. Прекрасный пример, когда Природа сама о себе заботится.
- Прекрасно! - эхом отозвался он.
Я едва различал его в ауре из порхающих крыльев.
Отряд спасателей уже врывался в соседнюю комнату. Они вломились на балкон с автоматами в руках - Джефри впереди.
- Вот он! - заорал я.
Но его не было.
Регард-Сиро-Герунд исчез.
Коснувшись Притворной Леди, он расплескался на тысячи частей, паря в потоках бриза, в полной безопасности - непобедимый, растаявший в скопище прекрасных насекомых.
Итак, я подошёл к тому, что представляет собой по сути не конец, а начало истории. Минуло десять лет с тех событий на острове Капверде.
Что я сделал? Ну… я ничего не сделал.
Я не писал Пальмире и не связывался с Галактическим Советом. Дня через два после случившегося мне удалось убедить себя в том, что "Герунд" ничего не сделал из того, что намеревался, или что он как-нибудь неправильно истолкует то, что происходило с ним. И все же, из года в год, я узнаю, что прирост человечества сокращается, и я думаю: "Ну и что! В любом случае они счастливы"; и я, как всегда, усаживаюсь в кресло здесь, на балконе, и пью вино, позволяя лёгкому бризу щекотать моё лицо.
В данной точке Инисфара, в этом климате, от меня больше ничего и не требуется.
И почему я должен волноваться из-за того, во что сам никогда не верил?
Если Природа издала закон, он не должен ничем заменяться: её узники никуда отсюда не сбегут - а все мы - её узники. Поэтому я сижу и пью.
Есть только один правильный путь, чтобы вымереть: с достоинством.
8. ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ МЕГАПОЛИСОВ
…секрет могущественного города
Скажите на милость, ну не смешно ли это?
Люди наконец-то освободились от зависимости машин с помощью универсального фило-соматического инструмента - Галингва, и что же? - оказались перед лицом ужасной опасности, за которую несёт ответственность сам Галингва.
Люди встретили опасность отнюдь не с тем смирением, с каким отнёсся к ней начальник тюрьмы.
Поставьте человека в экстремальную ситуацию, и вы узнаете его все положительные и негативные стороны.
Во всеоружии человечество вышло на поединок. Но всё-таки стоит отметить, что даже в этот критический момент нашлись люди, которые предвидели дальнейший исход событий и решили самоустраниться. Аргументы казались достаточно весомыми - неизбежность неизбежного.
Предложенной мотивировкой мы обязаны Чайзу Дайтреми, работавшему пятьсот лет спустя после Пальмиры, когда четверть населения Инисфара являла собой чувственные кланы, а вся сложная система межзвёздного сообщения была разинтегрирована.
"Дуалистическая Теория - религия наиболее просвещённых людей всей Галактики, - писал Чайз, - гласит, что Вселенная создана двумя схожими, но противостоящими силами: "То и Пла-то".
То создало нечувственное начало; Пла-то, пришедшее позднее, - чувственное. Обе силы - враждебны или, по крайней мере, безразличны друг другу.
Пла-то - все же менее мощная сила, так как чувственное начало должно всегда зависеть, до некоторой степени, от нечувственного.
Цели двух сил так же противоречивы, как и их природа. Человек может постигнуть То во всем его проявлении, поэтому его цели можно сформулировать словом "стойкость". Он должен стойко пройти через всё, что им же и создано, увековечив себя, как это собственно и произошло; но увековечивание его обусловлено притязаниями Пла-то.
Чувственные силы Пла-то - определённо слабее сил его соперника. С одной стороны, сама природа чувственности скоротечна, поскольку чувственность влечёт за собой развитие, которое, в свою очередь, приводит к упадку. Более того, чувственные единицы легко преодолеваются нечувственными: наводнениями, землетрясениями, взрывами звёзд. И не только преодолеваются, а уничтожаются, превращая их в нечувственные.
У Пла-то есть единственное средство обороны в отличие от широкого арсенала таковых у То.
Все во Вселенной конечно и небезгранично. Поэтому силы То не могут множиться. И наоборот: силы Пла-то - могут, поскольку жизнь и чувственность создаются из нечувственного, и, таким образом, сами умножаясь, они ослабляют врага. Человек есть один из наиболее верных инструментов Пла-то, ибо через него чувственность разносится с планеты на планету, не позволяя уйти в небытие".
Так говорил Чайз Дайтреми в своём пояснении к Дуалистической Теории.
Можно сказать, что все чувства проистекали в направлении добра, в то время, как триумф То возродил бы к жизни зло полного бесчувствия.
Вскоре многие из людей поняли, что эволюция чувственных кланов - ещё один - основной - шаг к победе над силами То; он представлялся подъёмом чувств: каждый маленький лучик, называемый человеком, мог стать тысячами и тысячами маленьких огней, зажжённых против тьмы То.
Дуалистическая Теория явилась первой Галактической религией.
На одном из основных миров Рольфа она была такой же холодной и непонятной для людей, как высокие горы Плутония.
Она признавала жизнь и конец жизни; она признавала прохладу ночи и саму ночь; она признавала краткость дня и его красоту. Она знала, что за весельем лежит покров чего-то очень жестокого, чтобы назвать это печалью; слишком величественного, чтобы именовать страданием. Это - вне плоти. Это воздух, который вдохнули, и через минуту он улетучился, но именно эта минута есть время для действий. Именно эта минута и есть истина.
Такова Галактическая религия - очень трудная для понимания и очень неудобная после того, как такое понимание пришло.
Именно по этой причине все люди обратились к ней. Она не признавала вечерней зари после смерти; не говорила о золотых голосах, лившихся отовсюду. Она не обещала наград за добродетель и наказания - за слабость. Никто не убирал её храмы цветами; никто не перекладывал её догматы на клавир возвышенной музыки.
И все же сердца людей расширялись и углублялись от её холодных истин.
Верующие не боялись говорить о том, что Дуалистическая Теория уделяет мало внимания самому человеку и его заслугам. Человек - песчинка в дороге Пла-то и чувственности. Первичной чувственной единицей выступала клетка. Теперь, когда клетка научилась быть собой, она составляла группу клеток, называемую Человеком, частью которого она так долго являлась, своим поведением напоминая самого человека, который когда-то давно отказался от племенной структуры, такой необходимой в его первобытные дни.
Поэтому верующие не могли, не имели права противиться тому пути, который, соглазно их вере, вёл к победе Пла-то,
И все же многие погибали по глупости или кончали жизнь самоубийством.
Придерживаясь или нет каких-то своих теорий, на практике они верили в Ренессанс человека, а более конкретно - в возрождение и выживание самих себя.
Пользоваться Галингва запрещалось.
Это означало ужесточение тесных уз, объединявших ранее многие планеты.
Даже Верная Война потеряла свои реалии и охватила пожаром многие регионы.
Вновь вводилась старая система космических путешествий, и Галактика, так же, как и сам человек, начала дезинтегрироваться на свои составные.
Развязалась война против клеток-завоевателей. Правда, в основном велись оборонительные действия. Одновременно развернулась религиозная борьба: неверующие ополчились против сторонников Дуалистической Теории, которые, как мы уже знаем, объединились, чтобы дать отпор тем, кого они считали невольными агентами То.
В конце концов верующие были перебиты чуть ли не до последнего человека.
Легионы, одолевшие их, не насчитывали и четверти первоначального состава; одетые в невероятные антибиотиковые доспехи, которые в определённой мере защищали от блуждающих клеток, они наполнили свой, и так уже запуганный мир, смертью.
На Инисфаре борьба развернулась с особой жестокостью и стихла только тогда, когда угроза самих клеток предстала вполне реальной.
Множество средств прошло апробацию против клеток, но наиболее эффективными признали аэроустьица, представлявшие собой нечто среднее между То и Пла-то.
Получувственные летающие твари, они состояли из Пирокатуса Двенадцать - податливого материала, подверженного воздействию импульсам человеческих мыслей.
Аэроустьица, размерами чуть меньше летающих желудочков, парили низко над поверхностью земли и океанов планеты, которые подвергались угрозе клеточной дезинтеграции, проглатывая блуждающие клетки, сдавливая и убивая их.
К органам неклеточного происхождения аэроустьица выработали иммунитет дезинтеграции.
На Инисфаре возник новый королевский Орден - Торжествующие Люди, который шёл вперёд, словно рыцари на битву с самим Сатаной. Аэроустьица сидели у них на плечах или беспокойно порхали над ними.