7 СВЕЖИЕ РАНЫ И СТАРЫЕ ШРАМЫ
Лошади побаивались Кантаки, так что Бинабик на серой волчице ехал далеко впереди остальных, потайным фонарем освещая путь в кромешной тьме. Маленький караван двигался вдоль подножия холмов, и дрожащий свет прыгал перед ними, как болотный огонек.
Луна съежилась от холода в своем облачном гнезде, и движение отряда было медленным и осторожным. Подчиняясь спокойному, встряхивающему ритму мерного шага лошади, Саймон несколько раз чуть не заснул, но его будили тонкие пальцы, царапающие лицо, - низко свисающие ветки деревьев. Разговоров почти не было. Время от времени кто-нибудь из мужчин шепотом подбадривал своего коня, или Бинабик вполголоса предупреждал едущих следом о каком-то препятствии; но если бы не эти звуки да приглушенное постукивание копыт, они вполне бы сошли за серую, бестелесную толпу затерянных душ.
Когда лунный свет наконец просочился через прорезь в небесном потолке, незадолго до рассвета, они остановились и разбили лагерь. Когда они привязывали верховых и вьючных лошадей, пар их дыхания казался в лунном блеске серебристо-серыми облаками. Огня разжигать не стали. Этельберт караулил первым; остальные, завернувшись в тяжелые плащи, устроились на влажной земле, чтобы урвать хоть час спокойного сна.
Проснулся Саймон под серым небом, напоминающим жидкую кашицу. Его нос и уши, судя по всему, каким-то волшебным образом превратились в кусочки льда. Он скорчился у маленького костра, пережевывая хлеб и твердый сыр, который выделил ему Бинабик, рядом сел Слудиг. Щеки молодого риммера раскраснелись и заблестели от свежего ветра.
- Очень похоже на раннюю весну моей родины, - улыбнулся он, нанизывая горбушку хлеба на длинное лезвие своего ножа и протягивая ее к огню. - Это быстро сделает из тебя мужчину, вот увидишь.
- Я надеюсь, что есть и другие способы стать мужчиной, кроме превращения в ледышку, - проворчал Саймон, растирая руки.
- Ты еще можешь убить копьем медведя, - сказал Слудиг. - Это мы тоже делаем.
Саймон не мог понять, шутит он или нет.
Бинабик, отослав Кантаку охотиться, подошел к ним и сел, скрестив ноги.
- Ну что, вы два, готовы к очень тяжелой езде сегодня? - спросил он. Саймон не ответил, потому что рот его был набит хлебом; когда промолчал и Слудиг, юноша посмотрел на него. Риммер не мигая смотрел в огонь, его сжатые губы вытянулись в совершенно прямую линию. Молчание становилось тягостным.
Саймон быстро проглотил хлеб.
- Я думаю, да, Бинабик, - сказал он поспешно. - А нам далеко ехать?
Бинабик жизнерадостно улыбнулся, как будто не было ничего естественнее молчания риммера:
- Мы поедем так далеко, как будем желать.
- А мы знаем, куда направляемся?
- Частью, друг Саймон, - Бинабик вытащил из костра тонкий прутик и принялся чертить на сырой земле. - Здесь находится Наглимунд, - сказал он, рисуя грубый кружок. Потом он провел зубчатую линию от правого края круга наверх. - Это Вальдхельм. Этот крестик - нахождение нас здесь, - он сделал отметку недалеко от круга. Потом быстро очертил большой овал у дальнего конца гор, несколько меньших колец, разбросанных у его края, и нечто, что казалось новой линией холмов далеко позади.
- Итак, - сказал он, опустившись на корточки возле исчерченного куска земли, - уже очень скоро мы будем подходить к этому озеру, - он указал на большой овал, - которое именовывают Дрорсхоллх.
Слудиг, явно против своего желания, наклонился вперед, чтобы посмотреть, и выпрямился.
- Дроршульвен - Озеро Молота Дрора. - Он нахмурился и еще раз наклонился вперед, ткнув пальцем в западный край озера. - Здесь Вественби - земли одного изменника. Сторфота. Хотелось бы мне пройти через нее ночью. - Он вытер хлебные крошки со своего кинжала и поднял его, ловя слабый отблеск огня.
- Но, тем не менее, мы не будем идти туда, - твердо сказал Бинабик, - и твое отмщение должно ожидать. Мы идем мимо Рульнира к Хетстеду, около которого местополагается аббатство святого Скенди, а потом, с большой вероятностью, вверх, через северную равнину к горам. И никаких остановок до этого для перерезывания глоток. - Он ткнул прутиком в ряд закругленных фигур за озером.
- Это потому, что вы, тролли, не понимаете долга чести, - с горечью сказал Слудиг, бросив на Бинабика хмурый взгляд из-под белобрысых бровей.
- Слудиг, - умоляюще простонал Саймон, но Бинабик не стал отвечать на колкость риммера.
- У нас имеется задача, которую мы имеем должность выполнять, - сказал он спокойно. - Изгримнур, твой герцог, тоже хочет этого, и его желание невыполнимо путем перерезания глоток глубокой ночью. И отсутствие чести у тролля здесь не играет роли, Слудиг.
Риммер долго пристально смотрел на Бинабика, потом тряхнул головой.
- Ты прав. - К удивлению Саймона, угрюмость исчезла из его голоса. - Я зол, и мои слова были необдуманными. - Он встал и пошел туда, где Гримрик и Хейстен снова навьючивали лошадей. Направляясь к ним, он несколько раз передернул плечами, как будто стряхивая с них что-то. Саймон и тролль провожали его взглядами.
- Он извинился, - сказал Саймон.
- Все риммеры не такие, как этот фанатик Айнскалдир, - ответил его друг. - Но также все тролли тоже не есть Бинабик.
Это был очень длинный дневной переход вдоль края гор под прикрытием деревьев. Когда они наконец сделали остановку для вечерней трапезы, Саймон в полной мере осознал справедливость предупреждения Хейстена: хотя лошади шли медленно и путь их лежал по мягкому грунту, его ноги болели так, словно он провел весь день на каком-то ужасном орудии пыток. Хейстен не без улыбки объяснил ему, что ночью все тело одеревенеет, а утром будет еще хуже; после этого замечания стражник предложил ему как следует глотнуть из винного меха. Когда Саймон в конце концов свернулся клубком между горбатых, обросших мхом корней почти лишенного листьев дуба, он чувствовал себя немного лучше, хотя от выпитого вина ему слышались в шуме ветра грустные голоса, тянувшие странные песни.
Проснувшись утром, он обнаружил, что все, о чем говорил Хейстен, подтвердилось в десятикратном размере, а с неба, кружась, падает снег, покрывая одинокий Вальдхельм, холмы и путников белым пуховым покрывалом. Но даже дрожа в слабом солнечном свете этого странного ювена, он все еще слышал голоса ветра, и речь их была понятна ему. Они издевались над календарями и смеялись над путниками, которые осмелились войти по своей воле в белое царство новой зимы.
***
Принцесса Мириамель не сводила полных ужаса глаз с открывшейся картины. То, что еще утром казалось разгулом ярких красок и черного дыма, теперь во всей своей неприглядности предстало перед нею и Кадрахом, застывшим на склоне горы, возвышавшейся над Иннискриком. Это был гобелен смерти, сотканный из плоти, металла и исковерканной земли.
- Милостивая Элисия, - задохнулась она, осаживая испуганную лошадь. - Что здесь произошло? Неужели это дело рук моего отца?
Маленький круглый человек прищурился. Губы его шевелились в том, что принцесса приняла за безмолвную молитву.
- Большая часть мертвых - эрнистирийцы, моя леди, - сказал он наконец. - А остальные, как я думаю, риммеры, - он нахмурился, когда вспугнутые вороны все разом взмыли вверх, словно выводок мух, покружились и снова опустились на землю. - Похоже, что битва или только ее заключительная часть отодвинулась на запад.
Глаза Мириамели наполнились слезами, она подняла руку, чтобы смахнуть их.
- Уцелевшие, наверное, ушли к Эрнисадарку, к Тайгу. Что же случилось? Неужели же все обезумели?
- Все уже были безумны, моя леди, - сказал Кадрах со странной грустной улыбкой. - Дело просто в том, что времена обнаружили это в них.
Первые полтора дня они ехали очень быстро и гнали лошадей леди Воршевы, насколько у них хватало дыхания. Потом они пересекли реку Гринвуд у ее верхней развилки, примерно в двадцати пяти лигах к юго-западу от Наглимунда, и замедлили шаг, давая лошадям отдохнуть на случай, если им снова придется спешить.
Мириамель хорошо ездила, в мужском стиле, соответствовавшем одежде, которую она носила теперь. Это были те самые камзол и штаны, в которых она бежала из Хейхолта. Ее остриженные волосы снова были выкрашены в черный цвет; впрочем, они были почти не видны под дорожным капюшоном, защищавшим от холода и скрывавшим ее лицо. Брат Кадрах в грязной серой одежде путешественника привлекал внимание не более, чем принцесса. Да и в любом случае на речной дороге было немного других путников в такое ненастье и в такие опасные времена. Принцесса начинала чувствовать уверенность, что ее побег благополучно удался.
С середины вчерашнего дня они ехали по торговой дороге над широкой вздувшейся рекой. В ушах у них звучали трубы, пронзительные медные голоса которых перекрывали даже стоны тяжелого от дождя ветра. Сначала это пугало, вызывая видение мстительного отряда ее отца или дяди, мчавшегося за ними по пятам, но скоро стало ясно, что они с Кадрахом подходят к источнику шума, а не удаляются от него. А этим утром они увидели первые знаки близкой битвы: одинокие столбы черного дыма на чистом небе.
***
- Разве мы ничего не можем сделать? - спросила Мириамель, спешившись и встав рядом со своей испуганно фыркающей лошадью. Но если не считать тут и там прыгающих птиц, сцена внизу была так же неподвижна, как если бы она была вырезана из серого и красного камня.
- А что мы могли бы сделать, моя леди? - спросил Кадрах, все еще сидя в седле, и сделал глоток из бурдюка с вином.
- Я не знаю. Вы же священник! Разве вы не обязаны произнести маису за их души?
- За чьи именно души, принцесса? Души языческих крестьян или добрых эйдонитов из Риммергарда, которые нанесли им визит? - его горькие слова, казалось, повисли в воздухе, как черный дым битвы.
Мириамель повернулась и посмотрела на маленького человека, глаза которого были так непохожи на глаза шутливого спутника последних дней. Рассказывая множество забавных историй и распевая зрнистирийские дорожные и застольные песни, он прямо-таки светился весельем. Теперь он выглядел как человек, который смакует страшное исполнение сомнительного пророчества.
- Не все эрнистирийцы язычники, - сказала она, рассердившись на его странное настроение. - Вы сами эйдонитский монах!
- И что же мне спуститься вниз и спросить, кто здесь язычник, а кто нет? - он махнул пухлой рукой в сторону страшной бойни. - Нет, моя леди, все, что еще можно сделать, сделают за нас падальщики. - Он тронул лошадь каблуками и отъехал чуть-чуть вперед.
Мириамель стояла и смотрела вниз, прижимаясь щекой к шее лошади.
- Верующий человек не смог бы безучастно смотреть на такую сцену! - крикнула она ему вслед. - Даже это красное чудовище Прейратс!
При упоминании советника короля Кадрах вздрогнул и сгорбился, как от удара в спину. Потом он отъехал еще на несколько шагов и некоторое время молчал.
- Поехали, леди, - кинул он наконец через плечо. - Мы должны спуститься по этому склону. Здесь мы чересчур на виду. Не все падальщики крылаты, некоторые ходят на двух ногах.
Принцесса молча пожала плечами, вскочила в седло и последовала за монахом вниз, по безлесому склону, идущему вдоль кровавого Иннискрика. Глаза ее были сухими.
***
Этой ночью в долине над плоской белой поверхностью озера Дроршульвен Саймону опять приснилось колесо.
Снова он был совершенно беспомощен, его мотало, как старую тряпичную куклу, поднятую на огромный обод колеса. Холодный ветер колотил его, осколки льда ранили его лицо, когда его тащило в мглистую морозную тьму. На вершине медленного тяжеловесного поворота он увидел в темноте странное сияние, светящуюся вертикальную полосу, тянувшуюся из непроглядной тьмы наверху в такую же мрачную глубину внизу. Это было белое дерево, чей широкий ствол и тонкие ветви сияли, словно наполненные звездным светом. Он пытался освободиться от хватки колеса и броситься навстречу манящей белизне, но зловещее колесо не выпускало его. Последним невероятным усилием он все-таки вырвался и прыгнул. Он летел вниз, через море сверкающих листьев, как будто по звездному небу; он громко молил благословенного Узириса спасти его, он молил о Божьей помощи, но ничьи руки не подхватили его, когда он, словно свинцовый груз, вспарывал небесный свод…
***
Гульнир, городок у восточного края медленно замерзающего озера, был свободен даже от привидений. Наполовину похороненный под тяжелыми снегами, с домами, крыши с которых сорвало ветром и градом, он лежал под темными равнодушными небесами, как скелет умершего от голода лося.
- Неужели вороны Скали так быстро уничтожили жизнь по всему свету? - широко раскрыв глаза, спросил Слудиг.
- Похоже, что все убежали, когда ударил последний мороз, - сказал Гримрик, туго стягивая плащ под узким подбородком. - Слишком здесь холодно и слишком далеко от последних свободных и безопасных дорог.
- С очень большой вероятностью в Хетстеде будет то же самое, - сказал Бинабик, заставляя Кантаку снова подняться вверх по склону. - Очень хорошо, что мы не имели плана по дороге прибавлять что-нибудь к нашим запасам.
Здесь, у дальнего края озера, горы постепенно сглаживались, и северный Альдхорт вытянул свою огромную руку, чтобы прикрыть их последние низкие склоны. Он отличался от той южной части леса, которую видел Саймон, и не только ковром снега, покрывавшим лесную почву и заглушавшим звук их шагов. Деревья здесь были прямыми и высокими, темно-зеленые сосны и ели - колонны в белых одеяниях, образующие широкие тенистые коридоры. Всадники двигались по белому лабиринту, а снег сыпался сверху, словно пепел веков.
***
- Здесь кто-то есть, брат Кадрах, - шепнула Мириамель. Она протянула руку. - Вот там! Видите, как блестит металл?
Кадрах опустил мех с вином и посмотрел. В уголках его рта застыли лиловато-красные капельки. Он нахмурился и прищурился, как будто для того, чтобы успокоить капризного ребенка. Через мгновение он нахмурился еще больше.
- Боже милостивый, вы правы, принцесса, - прошептал он, осаживая лошадь. - Что-то там есть, это точно. - Он передал ей поводья и соскочил на густую зеленую траву. Жестом приказав ей сохранять тишину, монах прокрался вперед, укрываясь за широким древесным стволом. На расстоянии примерно ста шагов от блестящее предмета он вытянул шею, чтобы рассмотреть его, и стал похож на ребенка, играющего в прятки. Через некоторое время он повернулся к девушке и кивнул. Мириамель подъехала к нему, ведя в поводу лошадь Кадраха.
Это был человек, полуприслонившийся к извилистым корням дуба. Его доспехи все еще блестели в нескольких местах, несмотря на чудовищные удары, видимо, нанесенные по ним. В траве рядом с ним лежала рукоять разбитого меча, сломанное древко и зеленое знамя с геральдическим изображением Белого Оленя Эрнистира.
- Элисия, Матерь Божья, - ахнула подбежавшая Мириамель. - Он еще жив?
Кадрах привязал лошадей к одному из дугообразных корней дуба и подошел к ней.
- Не похоже.
- Но он жив, - сказала принцесса. - Слушайте… он дышит.
Монах встал на колени, чтобы посмотреть на человека, чье слабое дыхание действительно доносилось из разбитого шлема. Кадрах поднял маску под крылатым гребнем и открыл бледное усатое лицо в пятнах засохшей крови.
- Небесные псы! - выдохнул Кадрах. - Это Артпреас, граф Куимна.
- Вы знаете его? - спросила Мириамель, роясь в седельной сумке в поисках меха с водой. Она нашла его и смочила водой кусок ткани.
- Правда, я знаю его, - сказал Кадрах и указал на двух птиц, вышитых на порванной накидке. - Он сеньор Куимна, который около Над Муллаха, вот он кто. Его эмблема - два полевых жаворонка.
Мириамель смачивала лицо Артпреаса, монах тем временем исследовал окровавленные проломы в его доспехах. Ресницы рыцаря затрепетали.
- Он сейчас очнется, - сказала принцесса, резко вздохнув. - Кадрах, мне кажется, он будет жить.
- Недолго, леди, - тихо сказал маленький человек. - У него в животе рана шириной с мою руку. Позвольте мне сказать ему последние слова, и он умрет спокойно.
Граф застонал, и струйка крови потекла из уголка его рта. Мириамель заботливо вытерла ее. Артпреас медленно открыл глаза.
- И гундейн слуит, ма конналбен… - пробормотал он на эрнистирийском. Потом рыцарь слабо кашлянул, и кровь снова показалась у него на губах. - Ты хороший… парень. Они… взяли Оленя?
- Что это значит? - шепнула принцесса. Кадрах показал на разорванное знамя, лежащее на траве у руки графа.
- Вы спасли его, граф Артпреас, - сказала она, склонившись к нему. - Оно в безопасности. Что случилось?
- Вороны Скали… они были повсюду. - Долгий кашель, и глаза рыцаря открылись шире. - Ах, мои храбрые друзья… убиты, все убиты… порублены, как, как… - Из груди Артпреаса вырвалось полное боли сухое рыдание. Взор его устремился в небо, как бы следя за медленным движением облаков.
- А где король? - спросил он наконец. - Где наш храбрый старый король? Эти гойрахи северяне, да сгноит их Бриниох, окружили его. Бриниох на ферт уб… уй строцини…
- Король? - прошептала Мириамель. - Он, должно быть, говорит о Луте.
Взгляд графа внезапно остановился на Кадрахе, и глаза его блеснули, словно какая-то радость зажгла их.
- Падреик? - спросил он и положил дрожащую окровавленную руку на запястье монаха. Кадрах вздрогнул и хотел отодвинуться, но глаза его, казалось, источали странное сияние.
- Это ты, Падреик-фейр? Ты… вернулся…
Потом рыцарь резко вытянулся и мучительно закашлялся. Изо рта его хлынул фонтан крови. Секундой позже глаза его закатились под темные веки.
- Мертв, - сказал Кадрах, и жесткие нотки звучали в его голосе. - Да спасет его Узирис, да успокоит Господь его душу. - Он начертал знак древа над окровавленной грудью Артпреаса и встал.
- Он назвал вас Падреик, - сказала Мириамель, отсутствующим взглядом глядя на покрасневшую тряпку.
- Он перепутал меня с кем-то, - ответил монах. - Умирающий человек искал старого друга. Пойдемте. У нас нет лопат, чтобы вырыть могилу, но давайте, по крайней мере, наберем камней" чтобы закрыть его. Он был… мне говорили, что он хороший человек.
Кадрах повернулся и пошел прочь. Принцесса бережно стянула железную перчатку с руки Артпреаса и завернула ее в разорванное зеленое знамя.
- Пожалуйста, придите и окажите мне помощь, моя леди, - позвал Кадрах. - Мы не можем себе позволить терять здесь много времени.
- Я иду, - ответила она, укладывая сверток в свою седельную сумку. - Столько времени мы можем потратить.