А потом пришел Томский, сказал, что нужен инвалид-доброволец. Я согласился. Может потому, что никто на Базе не думал остаться в живых. Или оттого, что мне надоело каждую ночь мучительно и страшно умирать в лапах эланских палачей. Я тебе шахматы свои оставил.
- Да тебя пальцем никто не тронул, - вдруг выкрикнул Константин.
- Посмотрел бы ты на тот ужас, который вы творили.
- А я на Гало был… Видел, что вы сделали… Вас нужно живьем жарить.
- Не ссорьтесь, господа, - оборвал их эланский адмирал. - Все по справедливости. Я приказал захватить санитарный корабль. Мои подчиненные увлеклись. Единственный выживший поместил в протезе бомбу с нервно - паралитическим газом и отомстил за себя и своих товарищей. На мой взгляд - вполне справедливо.
- Он был парламентером, - сердито бросил молодой каперанг.
- Константо, ты же помнишь, сколько раз мы сами нарушали… - сказал адмирал. - Да я и не мучился вовсе. Бомба взорвалась на расстоянии шага. Я умер мгновенно.
- Но вся наша эскадра… Если бы не твоя гибель, контр-адмирал Антонио Боко не стал бы так явно обнаруживать ударные астероиды.
- Что ж… Мои поздравления вечному спутнику моей племянницы. Светлая голова и горячее сердце, для которого нет слова "невозможно". Он бы мог далеко пойти. Жаль, что он не родился эланцем.
- Но я ведь не умер, - с удивлением возразил Конечников.
И тут же все заволокло тьмой.
- Федор, ты не умрешь, - раздался чудесный, полный уверенности, силы и сострадания голос Дарьи Дреминой, вернее великой княжны Александры. - Для меня ты совершил невозможное, и я сделаю все, для того, чтобы ты жил. Нуль-циклон прошел. Сейчас подвезут бокс для транспортировки тяжелораненых. Тебя будут лечить в лучшем госпитале Обитаемого Пространства. Я найду тебя.
"Наденьте на него мой медальон" - приказала великая княжна.
- Ваше Высочество, вам не кажется, что это слишком? - скорее утверждая, чем, спрашивая, сказал "особист".
- Полковник Томский! - оборвала его Александра. - Не кажется ли вам, что вы забываетесь?!
- Как прикажете, Ваше Высочество, - шипя от злобы, ответил "особист".
* * *
Комментарий 9.
Вечер четвертого дня.
17 Апреля 10564 по н.с. 19 ч.02 мин. Единого времени. Искусственная реальность "Мир небесных грез".
- Я же говорил тебе, дуре, - не выдержал Управитель, останавливая запись.
- Что ты мне говорил, умный Пастушонок? - внешне ласково и заботливо, но с убийственной иронией спросила Рогнеда.
- Что это плохая идея, - остывая, ответил Андрей.
- Ты бы сам разработал теорию мобильного боя? - поинтересовалась Живая Богиня.
- Как показали дальнейшие события, не сильно это и помогло.
- Глупый ты, - также ласково улыбаясь, сказала она. - Без этого не было бы спецгруппы 5, не было бы Черного Патруля. А значит, не разговаривали бы мы здесь и сейчас.
- Мы бы не стали организовывать все то безобразие, за которое теперь проклинают Оскара Стара.
- Еще не так давно все знали вариант правды, который обвинял нас в произошедшем, - заметила Управительница.
- А разве это не так? - с улыбкой превосходства поинтересовался Управитель.
- Нет, милый мой, - ответила Рогнеда. - Это все внешнее проявление процесса. Только так мы могли повернуть накопленную многовековую агрессию от внутривидовой наружу. Мы спасли людей от самоистребления, от ПКДР-3 и таранных ударов зомби - камикадзе по обитаемым мирам.
- Это что, ты хочешь сказать, что на нас должны молиться и благословлять? - иронически поинтересовался Живой Бог.
- Конечно, - без тени улыбки ответила Рогнеда. - Я вообще удивлена, что ты думаешь иначе. Как можно жить, считая, что воруешь и гадишь. Хотя, ты и есть пакостник. Ведь это ты испортил полевые стабилизаторы его кресла. Обиделся, что твое величество послали.
- Я, пожалуй, пойду. У меня дела, - буркнул, нахмурясь Живой Бог. - А ты читай. Найдешь массу интересного.
- Хорошо, Андрей, - с видом послушной ученицы ответила Рогнеда.
Живой Бог вышел из павильона под темнеющее небо и зашагал к своему кораблю.
Рогнеда подождала, пока Пастушонок не уберется, и отправилась ужинать.
Она был раздражена и нескоро успокоилась. Ей стоило больших усилий не греметь посудой и сосредоточится на процессе приема пищи.
Наскоро поев и завершив трапезу парой бокалов красного вина, Живая Богиня достала из тумбочки пачку сигарет с тернавью, залезла в постель, закурила и снова принялась за чтение.
* * *
продолжение.
Конечников почувствовал, как ему приподнимают голову. Тело пронзила острая боль… Пространство рубки исчезло. Он снова оказался среди мертвых.
- Тедо, ты нас всех задерживаешь, - устало сказала Лара.
- В смысле? - поинтересовался Конечников.
Он посмотрел на девушку и увидел, какие страшные, черные тени опустились ей на лицо. Предчувствие близкой разлуки коснулось Федора. Пусть он и негодовал тому, как мертвая эланка вторгалась в его жизнь, в глубине души он был рад таким встречам.
Конечников окинул взглядом остальных и увидел, какими серыми, стертыми стали их лица.
- Я вас задерживаю? Чем?! - поражаясь своей догадке, почти выкрикнул он.
- Крок, ты только не пугайся, - произнес Гут. - Всему приходит конец… Мы ведь друзья. Поверь, что я желаю тебе добра. Пойдем, покажу, - предложил Авраам, выходя из-за стола.
Конечников поднялся. За ним встала Лара. Они подвели его к высокому, от пола до потолка окну напротив камина и развели занавески.
Вместо окна был проем в невероятно громадный, темный зал. Конечников заглянул и застыл в ужасе.
Пол оканчивался пустотой. Пропасть была неширокой, но уходила вниз насколько мог видеть глаз, сходясь в тонкую, едва различимую черточку. Оттуда, с громадной глубины поднимались красные отблески подземного огня лавового моря. Где-то высоко угадывалось слабое пятнышко идущего сверху света.
Почти все пространство занимала широкая, уходящая далеко вверх лестница.
На ее ступенях стояли мрачные, черные статуи. Как показалось Конечникову, они были сделаны из обгорелых и обугленных древесных стволов. Конечников сделал еще половину шажка, чтобы рассмотреть получше то, что ждало его внутри, как вдруг по рядам прошелестело - "Идет".
Тысячи, десятки, сотни тысяч, миллионы глаз, горящих как угольки в костре, повернулись к нему. Скрюченные конечности с душераздирающим скрипом развернулись, приходя в движение. "Убийца! Убийца идет!" - трескуче прошелестело, пронеслось над рядами мертвых тел. Конечников попятился.
Лара и Авраам проворно задернули шторы.
- Ты видел? - спросил Авраам. - Они все там. Все 500 миллионов. Они ждут. Без нас тебе не пройти к свету. Ты не представляешь, как тяжело нам всем тут быть и сколько сил мы теряем каждое мгновение.
- Тедо, зря ты прячешься в свою разбитую плоть, - продолжила Лара. - Знай, если ты не умрешь сейчас, когда-то тебе все равно придется пройти этот путь. И убитые тобой дождутся этого момента. Но нас не будет рядом. Пойдем со мной сейчас, милый? Мы все обязаны тебе. Мы все любим тебя и хотим помочь… Позволь нам провести тебя по этому последнему, страшному отрезку…
- А как же я предстану перед Господом, нераскаявшийся, черный убийца? - вдруг вырвалось у Конечникова.
- Ему все равно. А ты все осознаешь там.
- Что я должен осознать? - со страхом спросил он.
Все отвернулись.
- Что я должен осознать? Что я должен осознать? - кричал Конечников, поворачиваясь к каждому. Мертвецы прятали лица.
- Гут, собака черная. Ты ведь мне друг… Скажи, скажи то, что я не знаю. Ну что тебе стоит скотина… Мы ведь друзьями были, из одного котелка ели, вместе на линкоры ходили. Это же какой тварью надо быть, чтобы знать и не сказать… В лицо мне смотри, черномазый, - он схватил Авраама за голову и с силой повернул лицом к себе.
Раздался хруст, и мертвая глиняная голова осталась в руках Конечникова. Обезглавленное тело упало, разлетелось на куски со звуком бьющихся черепков. Федор, не очень понимая, что делает, аккуратно положил отломанную голову на пол. В комнате осталась только Лара. Конечников двинулся к ней.
- Не спрашивай милый, я не могу сказать тебе, произнесла девушка, отчаянно размазывая по лицу слезы.
- Как меня учил мой дед, лишь грешники не могут подняться к небу, - он задумался. - Значит, я буду жить, и буду жить до тех пор, пока не исправлю все свои окаянства.
- Нет! - прокричала Лара. - Дурак упрямый!!!
За стеклами вдруг ослепительно - ярко полыхнула молния. Куст небесного огня возник и пропал в темном заоконном пространстве. Пророкотал гром.
Конечников с трудом разлепил непослушные веки. Перед глазами мелькали какие-то белые и синие пятна. От пятна побольше, донесся голос, который мог принадлежать только крупному, холеному мужчине, привыкшему следить за физической формой и здоровьем.
- Жанна Аркадьевна, группа наблюдения обнаружила пару кораблей по 850–900 тысяч метрических тонн каждый. Это тяжелые эланские крейсера. Шансов уйти, практически нет. Радист бьет "SOS", но надежды мало. Прикажите медсестрам раздать лежачим больным таблетки для эвтаназии.
- А я? - вдруг спросила она.
- Мне было хорошо с тобой… Прощай.
Светлые пятна слились в одно, раздался звук поцелуя. Потом Конечников услышал сдавленное всхлипывание и цоканье каблучков по керамике пола.
- Внимание! Говорит главный врач мобильного госпиталя. Наш корабль преследуют крейсера противника. Прошу всех, кто в состоянии держать оружие собраться у арсенала. Лежачие больные могут получить таблетки легкой смерти у медперсонала. Прошу, однако, вдумчиво подойти к выбору момента ухода из жизни. Есть надежда, что в самый последний момент подоспеет помощь.
Щелкнул тумблер, передача прекратилась.
Конечников вновь услышал звук шагов.
- А ты чего здесь? - спросил врач.
- Вы меня сами поставили на пост у больного, Сергей Витальевич.
- Да, это правда, - ответил он. - Иди Карина в арсенал… Этот капитан все равно не жилец.
- А если его…
- Ну, положи рядом с губами пару таблеток. Захочет, дотянется. И выключи дисплей.
Конечников услышал, как из-под купола жизнеобеспечения с шипением вышла гелиево-кислородная смесь. На серую, казенную наволочку шлепнулись таблетки. Шурша фольгой, рядом упал пустой блистер. Купол снова закрылся, и автоматика сердито загудела, восстанавливая оптимальный состав внутренней среды.
- Не копайся, Карина, - донеслось из коридора.
Примерно через десять минут корабль сильно встряхнуло взрывом. Защелкали выстрелы, затопали кованые сапоги боевых скафандров эланских десантников. Донеслись приглушенные стоны и вопли. Скоро все было кончено.
Снова в коридоре застучали подковы эланских сапог. Враги шли размашисто, не боясь. Лязг металла о металл раздался очень близко. Замер. Федор подумал, что главное сейчас не выдать себя, иначе сбудутся его самые страшные кошмары, которые одолевали его после Гало в ожидании суда.
- Пабло, - раздался грубый, прокуренный голос. - Они все отравились. Они отравили даже этого…
Федор понял, что говорят о нем.
- Пойдем, Фило. По радио передали, что сюда летит три десятка деметрианских "хундачо", под завязку нагруженных ракетами.
Эланцы заторопились. Шаги стихли. Что-то вдали хлопнуло и зашипело. Конечников понял, что с пробоины, через которую вражеские десантники проникли на корабль, снята полевая заплата. Аппаратура бокса загудела. На мгновение Конечникову показалось, что тело стало легче.
Он страстно захотел видеть. Он открыл глаза, заставляя включиться зрение. Через несколько минут ему это удалось.
Ординаторская освещалось лишь парой аварийных ламп с автономным питанием. Он понял, что эланцы перед уходом подорвали распределительные панели энергосистемы. В полутемном пространстве, медленно переворачиваясь, плыли столы и стулья, книги, папки с историями болезней. Пролетел стакан с недопитым чаем, превращенный космическим холодом в коричневый лед.
Медленно вращаясь, в ординаторскую влетел обезглавленный труп медсестры в залитом кровью халате. В паре с ней, удерживаемый ремнем оружия, двигался армейский ручной массомет калибра 50 мм, чью рукоять продолжала сжимать отрубленная кисть.
Конечников заставлял себя не закрывать глаза, чтобы не терять связи с реальностью.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем на стенах запрыгали желтые пятна прожекторов. Сначала из дверного проема выглянул ствол, потом в ординаторской показался десантник с оружием наизготовку. Он знаками показал товарищам, что все чисто.
В этот момент, сознание Конечникова мягко поплыло, и он снова оказался один в темной гостиной дома Лары. Неумолимая сила медленно, почти незаметно, пододвигала его к проему, за которым ждали злобные мертвецы. Так продолжалось очень долго.
Вдруг в открытые глаза ударил свет.
- Подожди, а ведь этот живой, у него зрачки на свет реагируют.
- Брось, - ответил другой голос. - Показалось.
- Да нет же, смотри.
Две смутно различимые фигуры наклонились над ним, и яркий луч ударил в глаза.
- Вправду живой, - удивленно сказал второй голос. - Медиков вызывай, срочно.
Темная рука того, кто нашел Конечникова первым, протянулась к пульту.
- Что ты делаешь? - сердито спросил второй. - Нечем заняться?
- Нет, я видел, так медики дисплей включали.
Конечников услышал писк прибора и записанный на электронные чипы голос: "Внимание, состояние больного критическое, остаток дыхательной смеси 200 литров. Внимание…"
Запись была заглушена криком одного из людей:
- Центральная! Центральная! Нашли раненого. Состояние критическое.
- Четвертый, не говори ерунды. Твоя задача, подготовить транспорт к буксировке, - ответил холодный начальственный голос.
- Нет, правда.
- Он что, пустотой дышать научился?
- Блядь, центральная, в боксе он. Автоматика ругается, говорит - дыхательной смеси почти не осталось.
Конечников вдруг понял, что он точно умеет читать мысли, потому, что сквозь вакуум звук не проходит.
Его куда-то понесли. Мозг не слишком хорошо отображал происходящее. Перед глазами прыгали пятна.
Бокс загудел короткими тревожными гудками. Воздух перестал поступать под купол. Каждый последующий вдох давал все меньше и меньше кислорода. Конечников понял, что умирает и никакая сила ему теперь не поможет.
Побежали путаные неотображенные мысли. Федор вспомнил слова Стрелкина о том, что он счастливый человек у которого сбылись все детские мечты. Но тутже он осознал, что лучше бы он выбрал себе что-либо менее романтично-глупое, чем спасти красивую девушку, победить врага и умереть.
Сознание померкло.
Конец 10 главы.
Конец 1 части.
Часть 2
ДРУГАЯ ЖИЗНЬ
Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки?
О. Мандельштам (доисторический автор)
Глава 11
ЧЕТЫРЕ БЕЛЫХ СТЕНЫ
Серый, неживой предрассветный полумрак сменился красноватыми лучами светила, которое выглянуло из-за горизонта, быстро, деловито, влетело над лесами, садами и парками, разгоняя остатки ночи. Поднявшись над окутанной испарениями поверхностью, звезда засверкала в полную силу, заливая теплом и светом пространство под ней. Купол неба приобрел привычный зелено-голубой оттенок, в нем наметились легкие облачка.
Федор не спал, сидя у окна. Он не обращал внимания на окружающее великолепие, глядя внутрь себя.
Память снова в мельчайших деталях воспроизводила сон, из-за которого он второй час не мог уснуть.
В этом сне Конечников видел себя парящим над Амальгамой, вернее над залитой полуденным солнцем середины лета Окружной долиной. Где-то сбоку, словно клык, выступала огромная туша горы Хованка, покрытая лесом и украшенная залихватски нахлобученной снежной шапкой.
Внизу мелькнули крыши поселковых выселок. Федор приземлился у дома.
- Есть кто живой? - крикнул он, входя.
- Проходи, внучек, - отозвался голос изнутри.
"Дед", - пронеслось в голове Конечникова. Сразу нахлынули воспоминания: радость, боль, стыд и сожаление.
- Ну, проходи, чего стоишь? - нетерпеливо крикнул старик.
Конечников собрался с духом и распахнул дверь.
В дому почти ничего не изменилось. Лишь выгорели занавески на окнах и вышоркался деревянный пол. Федор прошел в горницу. Дед, как обычно, сидел за столом у окна, и что-то записывал в книгу летописи, макая перо в глиняную чернильницу.
- Здорово, Федечка, - сказал он поднимаясь.
Лицо старика озарила улыбка.
- Здравствуй, деда.
Они обнялись. Конечников отметил, как высох его дед, которого он запомнил пожилым, но еще крепким мужчиной.
- А что ты хотел, 20 лет прошло, - сказал дед, отвечая на его мысли.
Внезапно Федор вспомнил, каким ловким и молодым был старик, во времена, когда ему было лет 12–13.
Память вернула пронзительную синеву неба с редкими белыми облачками, яркий солнечный свет, плотный, словно проходящий насквозь, согревающий, дающий силу.
Они поднялись на Хованку, к самой границе вечных снегов, чтобы зачерпнуть из Гремячки, пока не реки, а всего лишь ручейка молодильной воды. Конечников снова увидел деда веселым и крепким.
Дед стоял на коротких лыжах-снегоступах, воткнув опорные палки в наст и улыбаясь жадными глотками пил из стеклянной бутыли студеную воду Гремячки. Временами он прерывался, чтобы посмотреть, как играет солнце в живительной, молодильной влаге. Потом дед снова зачерпнул из ручья, заткнул бутыль и сунул ее в рюкзак.
- Бабе Дуне, - сказал он. - А не будет пить, я себе молодую найду.
Дед поднялся на палках и ринулся по склону вниз с криком - "Догоняй, Федя".
- Ты меня таким помнишь? Спасибо, - сказал старик.
Его плечи вдруг расширились, под рубашкой заиграли крепкие мускулы, а на лице разгладились морщины.
- Как ты это сделал? - ошеломленно спросил Конечников.
- Как, как… - дед махнул рукой. - Ты как хочешь меня, так и видишь. Ведь это твоя сонная греза.
- Сонная греза? Я сплю?
- Спишь. Только ты ведь и наяву между небом и землей болтаешься. И жить не можешь, и помереть не хочешь. Совсем как я недавно. Чуть меня не прибили ироды.
- Кто?
- Да какие-то, вроде тебя, космонауты. Прилетели на большой овальной штуке. Занятной такой. У нее были башенки, прозрачные сверху. Из них большие ружья торчали. По три в ряд в каждой.
- Эланская десантная лодья?
- Наверное, Федечка. Это ты у нас образованный. Мы неученые.
- А говорили они как? Во что одеты были?