- Вот именно. Я обнаружил ваше имя в связи с одним расследованием и надеялся, что вы не откажетесь ответить на несколько вопросов.
- Идет.
- Ваша фирма выпустила комплект чертежей чего-то вроде ночлежки, пристроенной к существующему дому. Вы помните такой проект?
- Мы все время выпускаем чертежи, - сказал он. - Назовите заказчика.
- Мейнард Стенхант.
Он пробежал пальцами по клавишам и глянул на монитор.
- Нет. Среди наших клиентов он не значится.
- Попробуйте Пэнси Гринлиф. Я нашел эти чертежи у нее в комнате.
Он бросил на меня странный взгляд, потом обратился к компьютеру.
- Нет. Извините. Должно быть, вы спутали фирму.
- Никого по фамилии Стенхант? Его жену зовут Челеста.
- Совсем никого. Очень жаль.
Пока мне не везло, но я не собирался сдаваться. Мне необходимо было разговорить Бэйзуэйта и потянуть время.
- Ладно, - сказал я. - Начнем сначала. Давайте проверим ваш профессиональный опыт. Позвольте, я опишу вам помещение: восемь двухъярусных коек у стены, и на каждую койку приходится меньше трех футов. Это помещение расположено над чем-то вроде клубного зала, прижавшегося к комфортабельному современному дому в богатом районе. Для чего это может предназначаться?
- Я… право, я не могу сказать.
- Животные, - предположил я. - Так мне кажется. Обращенные животные. Может, это предназначено для их прислуги.
- У нас есть овца, - сказал он. - Мы соорудили ей комнату на задах дома. Но она предпочитает спать на полу, свернувшись клубочком.
- У кого овца?
- У моей семьи. Я хотел сказать только, что животные - даже обращенные - вряд ли будут спать на двухъярусных койках.
Мне удалось заинтриговать Бэйзуэйта, но, в общем, вся архитектурная линия следствия оказалась пустой тратой времени. Возможно, тот, кто делал чертежи, если они вообще означают хоть что-то, просто украл штамп Коппермайнера и Бэйзуэйта. Может, мне стоило поспрашивать секретаршу.
- О’кей, - сказал я. - Логично. Но для кого тогда эти койки? Обратите внимание, шестнадцать штук. Многовато народа для одной комнаты.
- Напоминает детей, - сказал он.
- Детей?
- Верно.
- Каких еще детей? Детей больше нет. Они теперь все башкунчики. Кстати, какого роста башкунчик?
- Как раз впору для ваших коек, - ответил Бэйзуэйт.
- Боже праведный.
- Простите?
- Я сказал: Боже праведный, Кол. Я просто ощущаю себя дураком. В этом деле присутствуют башкунчики, по крайней мере один, так что я мог бы и сам догадаться. Вы здорово помогли мне.
Бэйзуэйт был весь улыбка. Он помог частному инквизитору в расследовании, что подняло ему настроение. Теперь ему будет что рассказать приятелям. Это было не хуже, чем заполучить нового клиента. Я еще раз пожал ему руку и встал. Вот и все.
Почти. Должно быть, я вообще не люблю хеппи-эндов, ибо что-то остановило меня, не успел я дойти до двери. Я повернулся, и улыбка снова обозначилась на лице Бэйзуэйта, но не мгновенно. В предшествующую этому секунду я успел увидеть то, что сменило ее, и это мне не понравилось.
Я тоже изобразил улыбку, вполне сопоставимую с бэйзуэйтовой, но от двери отошел.
- Да, вспомнил, - произнес я. - Попробуйте поискать в списке ваших клиентов еще одно имя.
- Стреляйте, - улыбнулся он, сложил руку пистолетиком и нажал на воображаемый спусковой крючок.
- Денни Фонеблюм.
Имя обладало волшебной силой. Стоило только его упомянуть, оно обрывало беседу. При виде моей лицензии лицо Бэйзуэйта скисло, теперь же оно превратилось в напряженную маску с приклеенной улыбкой. Он положил руку на клавиши и отстучал имя.
- Нет таких.
Я подошел поближе, чтобы видеть монитор.
- Вы неверно набрали. Не "ФонеНблюм". Одно "эн".
На этот раз я внимательно следил за его руками, и он знал это. На экране высветились имя и известный мне адрес в холмах. Черт, я мог так и уйти из офиса, не догадавшись об этой связи.
- Какое совпадение, - произнес я. - Должно быть, он и заказывал эти синьки. Наверное, у него застопорилось что-то со строительством, вот вы и забыли. Но имя осталось в ваших списках Кстати, что вы делаете с этими именами?
- Просто храним их на всякий случай, - неуверенно сказал он.
- К счастью, для меня. Давайте-ка посмотрим, не хранятся ли у вас и чертежи, ладно?
Тут я заметил в нем некоторую перемену. До сих пор наш разговор напоминал беседу двух бесплотных душ. И вдруг мы вернулись в свои тела и оценивающе посмотрели друг на друга. Я был не выше Бэйзуэйта, хотя на несколько фунтов тяжелее. Не то чтобы мы готовы были броситься друг на друга, и все же физический аспект начал играть некоторую роль в происходящем.
- Я не уверен… - осторожно произнес он.
- Давайте посмотрим. - Я обошел его стол и положил пальцы на клавиатуру, для чего мне пришлось слегка отодвинуть его плечом. - Индекс, - объявлял я вслух команды. - Клиент. Файл. Фонеблюм.
На экране появился набор чертежей.
- Вот. - Я отступил на шаг от компьютера. - Вы предположили, что такой проект предназначен для башкунчиков. Это похоже на мое описание?
- Да.
- Вы чертили это?
- Мы чертим тысячи проектов…
- Ладно, ладно. Вы помните Фонеблюма?
- Нет, - слишком быстро, слишком твердо.
- Что, если я скажу, что эти чертежи найдены в руке убитого человека?
Бэйзуэйт тяжело дышал.
- Я отвечу, что хотел бы связаться с Отделом прежде, чем скажу что-нибудь еще. Я не силен в вопросах и ответах.
- Ладно, это я придумал. Успокойтесь, - рассмеялся я. - Мало кто силен в этом, так что не переживайте.
Я сообразил, что ничего, собственно, не узнал. Чертежи я видел и раньше, разве что связь подтвердилась. Выкручивание рук Бэйзуэйту не даст мне больше ничего. А если приспичит покрутить еще, я всегда смогу вернуться. Никуда он не денется.
Я достал из кармана визитную карточку.
- Позвоните мне прежде, чем будете звонить в Отдел. Я работаю, пытаясь вытащить парня из морозильника, и принимаю любую помощь. Если вы или ваш партнер вспомните что-то…
Я положил карточку на стол и забрал свою лицензию. Бэйзуэйт взял карточку и убрал ее в ящик стола. Его лицо ничего не выражало.
Я вышел, поклонился секретарше и прошел через пещеру из литого стекла к выходу. Отсветы полуденного солнца на хаотичных стенах офиса почти нравились мне - туманные, расплывчатые, словно какой-то подводный сон. Я вышел в коридор и вызвал лифт.
Бульдог подогнал мне машину, я выехал на солнце и остановил ее на соседней улице. Я достал из бардачка зеркальце и принял пару понюшек свежего порошка, первые сегодня. Как результат, в моей памяти всплыли события двух последних дней: кенгуру под дождем, Моргенлендер у меня в офисе и - главное - Энгьюин в баре "Вистамонта". Порошок должен был бы отвлечь меня, но, наоборот, только обострил чувство беспокойства.
Было в этом деле что-то недоброе. Оно заполнило всю мою жизнь, хуже того, оно свилось в тугой клубок, к которому непонятно, с какой стороны подступаться. На этом деле я лишился большей части моей кармы, а мой клиент уже лежал замороженный. Я подумал о Челесте Стенхант и Кэтрин Телепромптер и решил, что в придачу я утратил чувство реальности.
С этой радостной мыслью я убрал зеркальце, захлопнул бардачок и тронул машину с места. Пора проведать башкунчиков. Точнее, одного конкретного башкунчика.
Глава 20
Телеграф-авеню в Окленде представляет собой свалку, а, если и имеются исключения, беби-бар на Двадцать третьей улице к ним никак не принадлежит. Бар занимал первый этаж заброшенного отеля. Фасад - когда-то благородный темный кирпич - был настолько изъеден эрозией, что напоминал археологические раскопки. Окна второго этажа были заколочены жестяными листами, а в витрине собственно бара громоздились с незапамятного Рождества запыленные картонные Санта-Клаусы. Должно быть, башкунчики спали наверху, когда не имели желания возвращаться домой к родителям, - а судя по тому, что я наблюдал на Кренберри-стрит, они редко имели такое желание. Я рассчитывал застать в баре Барри Гринлифа и надеялся, что он окажется достаточно трезвым для разговора. Если Барри похож на тех башкунчиков, с которыми мне приходилось иметь дело раньше, основным его занятием должно являться беспробудное пьянство с целью противопоставить что-то неприятным побочным эффектам эволюционной терапии. Пить в беби-баре обычно начинают с раннего утра.
За исключением мерцающих огоньков в окне и скрипучих звуков музыки, признаков жизни в доме не наблюдалось. Впрочем, по сравнению с окружением и это казалось чуть ли не гостеприимным. Я ступил в тень входа и подергал дверь. Она была заперта. Я подергал сильнее, дверь приоткрылась, и из-за нее выглянул башкунчик, на лысой голове которого плясали зайчики огней бара. На нем был красный джемпер с вышитой на груди желтой рыбкой. За ухом красовалась сигарета.
- Покажь документ, - пропищал он.
- Что?
- Документ, приятель. Возраст у тебя не наш.
Я показал ему лицензию. Башкунчик взял ее, закрыл дверь, и я услышал, как он громыхнул щеколдой.
Прошло минуты две, и до меня дошло, что я только что отдал тот самый клочок бумаги, из-за которого минувшей ночью дрался с инквизитором. Я несколько раз постучал в дверь кулаком, потом врезал ногой.
Я уже собирался высадить дверь плечом, когда она снова приоткрылась. В щель высунулся другой башкунчик со словами: "А ну прекрати".
Я ухватился за край двери и, оттолкнув его, вошел в бар.
Навстречу мне повернулся ряд лысых голов за стойкой, еще несколько группок кучковались за столиками. Помещение кишмя кишело башкунчиками. В жизни не видел столько сразу. Если честно, я надеялся, что их вообще меньше. Интерьер бара, как и витрина, был украшен запыленными реликвиями древнего праздника, явно унаследованными от предыдущего владельца заведения; красномордый ирландец с кружкой пива, подмигивающий Санта-Клаус в санях, запряженных мрачным оленем, и флаг Нью-Йорка с надписью "2008! Выпей у Эла!". Неоновые надписи тоже были покрыты толстым слоем пыли, а та, что находилась на стене за стойкой, мигала, словно машина "скорой помощи". В задней комнате грохотала музыка.
Я огляделся в поисках башкунчика, забравшего мою лицензию, но его здесь не было, а, если он и был, я не мог углядеть его в толпе. Тот, которого я уронил, входя, уже поднялся на ноги и, проскочив мимо меня, словно мимо неодушевленного столба, исчез в задней комнате. Я подошел к стойке и сел. Нельзя сказать, чтобы беседа в комнате до сих пор была оживленной, теперь она окончательно стихла.
- Виски с содовой, - произнес я.
Башкунчик за стойкой подошел ко мне по грубо сколоченному помосту.
- Нечего тебе здесь делать, - ворчливо заметил он, неодобрительно вскинув бровь.
- Если раньше и нечего было, теперь есть, - сказал я. - Один из вас, детки, забрал мою лицензию. Она мне нужна.
- Что еще за лицензия?
- Частного инквизитора.
Теперь нас слушала уже вся комната. Я слышал за спиной топот множества маленьких ног. Я прикинул перспективы конфронтации с полной комнатой башкунчиков, цепляющихся мне за ноги и лезущих мне на спину, и решил, что этого лучше избежать. В мозгу всплыли воспоминания о пираньях.
- Спрашивальщик, - произнес бармен. - Вот забавно. Нам не нужна ваша лицензия, мистер Инквизитор. Несите ее куда-нибудь в другое место. Нам не нужна лицензия, чтобы задавать вопросы. Мы задаем их, когда и где хотим. - Малец ухмыльнулся, и его глаза блеснули из-под лысого лба.
- Поздравляю, - сказал я. - Великое достижение.
Ответа не последовало. Я достал очередную сотню Энгьюина, порвал пополам и убрал половину в карман рубахи, но медленно, чтобы все могли как следует разглядеть. Потом вытер лоб рукавом и небрежно закинул ногу на ногу.
- Это за три вещи, - объявил я. - Я хочу получить свою лицензию, и я хочу переговорить с парнем по имени Барри Гринлиф. - Я выдержал паузу. - И я заказал виски с содовой. Тогда получите вторую половину.
Похоже, я произвел впечатление. Бармен отвернулся и принялся готовить мне питье. Пара башкунчиков за моей спиной беспокойно нырнули в заднюю комнату. Сквозь музыку оттуда донесся негромкий спор.
На стойке передо мной возник стакан, я взял его и потянул содержимое сквозь зубы. Не то чтобы плохо, но и не хорошо. Виски было настоящее, но вместо содовой что-то вроде шампуня для посуды. Я выпил половину, потом поставил стакан обратно на стойку. Передо мной появился бармен и взял половину купюры. Я пошарил в кармане, чтобы убедиться, что вторая половина еще у меня, потом допил виски, постаравшись, чтобы оно не попадало мне на язык.
Из задней комнаты появился еще один башкунчик и целенаправленно двинулся в мою сторону. Он был завернут в простыню, заколотую на плече наподобие римской тоги, наряд дополняли высокие сандалии на босу ногу и пластиковые электронные часы. Он взгромоздился на тумбу рядом со мной и положил руки на стойку, сцепив пальцы. Посидев так с минуту, он повернулся ко мне, полез рукой под свою простыню, достал мою лицензию и придвинул по стойке к моей руке, провезя ее при этом по луже пролитого питья. Я взял лицензию и молча убрал в карман.
- Барри наверху, - сообщил башкунчик. - Вы хотите забрать его?
Его голос был высокий и капризный - если подумать, вполне детский. Правда, дыхание его отдавало спиртным. Несмотря на это, а также несмотря на сто одеяние - а может, и из-за него, - я решил, что говорю с беби-боссом.
- Нет, - ответил я. - Я только хочу задать ему несколько вопросов.
- Он не хочет спускаться.
- Я сам поднимусь.
- Что вам нужно?
Мне в голову пришла идея.
- Я работаю на юриста по делам наследства. Барри могут оторваться уйма кармы, дом и наличные. Если его это не интересует, он может подписать отказ, тогда все отойдет его маленькой сестричке. Она кошка.
- Дайте подумать.
- Мне некогда. Если Барри здесь нет…
- Он наверху. Давайте деньги.
- Отведи меня наверх.
Подошел бармен и показал башкунчику в тоге половину сотенной.
- Отведи его наверх, - сказал он. - Пусть Барри сам решает.
Башкунчик посмотрел на свои часы, потом на меня и кивнул, будто время имело значение для его решения. Впрочем, может, и имело.
- О’кей, - сказал он. - Пошли.
Он слез с тумбы, поправил свою тогу и быстрым шагом направился куда-то в глубь дома. Я пошел следом.
Башкунчики превратили заднюю комнату в темную, вонючую гостиную. Они сидели там в кружок, передавая друг другу через низкий стол огромную дымящуюся трубку. Одну из ножек стола заменяло полено. На стене висело, покосившись, радио, из которого неслась прерываемая треском помех музыка. Я чуть не закашлялся от ядовитого дыма трубки.
- У меня покер: три вопроса, два ответа, - произнес один.
- Колпак - это матерчатый конус с вышивкой, - последовал ответ.
При нашем появлении разговор смолк, и они окинули меня равнодушными взглядами. Я не понимал смысла их разговора. Впрочем, это меня не касалось. Башкунчик в тоге провел меня через служебную дверь с другой стороны комнаты, и стоило ему закрыть ее за нами, как разговор возобновился.
Мы оказались в бывшем вестибюле гостиницы. Окна здесь тоже были заколочены, но сквозь щели проникало достаточно света, чтобы я понял: то, что я принял сначала за мох под ногами, было просто прогнившим ковром, а то, что казалось падающим на плечи дождем, на поверку было клочьями паутины. Я пришел сюда лет на десять раньше, чем это превратится в настоящие мох и дождь. Я остановился перед лифтом, но башкунчик пошел дальше, на лестницу. Или лифт не работал, или башкунчики просто не доставали до кнопок.
В комнате на втором этаже сидело четверо башкунчиков, и среди них тот, в джемпере с рыбкой, что забрал мою лицензию. Двое смахивали на девочек. Я вошел. Тот, что лежал на кровати, поднял голову и посмотрел на меня, и я сразу же узнал его: я видел его в дни наблюдения за домом на Кренберри-стрит.
На мгновение мне показалось, что его голова покрыта волосами, потом я увидел, что это коротко остриженный женский парик. Меня не проведешь. Под париком Барри Гринлиф был таким же лысым, как и все остальные башкунчики.
Никто не проронил ни слова. Я изо всех сил старался найти в его чертах сходство с Пэнси Гринлиф, Мейнардом Стенхантом и прочими замешанными в дело лицами. Безуспешно. Вдобавок, эволюционная терапия начисто стерла индивидуальные различия.
Остальные башкунчики сидели в круг у кровати Барри и подвинулись, освобождая мне место. Барри повернулся, положив голову на руку, и парик съехал ему на ухо. Сесть было некуда, если не считать пола, и по зрелом размышлении я остался стоять.
- Привет, Барри, - сказал я. - Меня зовут Конрад Меткалф. Я работаю на твоего дядю Ортона.
- Какого дядю? Я не знаю такого, - его голос был негромкий, но недовольный.
- Ортона Энгьюина, брата Пэнси…
- Ладно, ладно. Что вам нужно?
- Я исследую вашу генеалогию, не хватает только нескольких ветвей. Кто твой отец, Барри?
- У меня нет отца.
- Это Мейнард Стенхант?
- Мой отец - доктор Теодор Тустренд. Изобретатель эволюционной терапии. Он наш общий отец. - Он повернулся к своей маленькой аудитории. - Кто ваш отец?
- Доктор Тустренд, - откликнулся один из башкунчиков.
- Видите? Он отец нам всем.
- Сегодня утром я был у архитектора, - сказал я. - Он начертил дом для башкунчиков на Кренберри-стрит. Кто-то заплатил ему за это, и я не думаю, что это доктор Тустренд.
- Валяйте дальше, - сказал Барри. - Куда вы клоните?
- Кто-то заботится о тебе, Барри. Кто-то надеется, что ты вернешься домой, и готов тратить уйму денег, чтобы тебе там понравилось. Я знал Мейнарда Стенханта. У него много денег, но он не подходит. Вряд ли он стал бы тратить их все на тебя.
Барри сделал вид, будто зевает.
- Кто твой отец, Барри?
- Архитектор, наверное. А вы как считаете?
- Чем больше я приглядываюсь, тем более отчетливо вижу связь между Денни Фонеблюмом и домом на Кренберри-стрит. На чертежах его имя, не Стенханта. Считается, что Пэнси работала на него, но никто не говорит, как именно работала. Возможно, родила от толстяка ребенка - это мне так кажется. Родила ему сына и получила в награду дом и пожизненный запас запрещенного зелья и шприцев.
Произнося эти слова, я относился к ним только как к теории, однако она выглядела убедительно. Достаточно убедительно, чтобы копать в этом направлении. Вряд ли ребенок подтвердит мне ее. Интересно только, знает ли он что-нибудь вообще.
- Вы же и так знаете ответ, - сказал Барри. - Зачем вам я?
- Ты член семьи, Барри. Это не лучшая семья, и ты можешь не хотеть иметь с ней ничего общего, но это ничего не меняет. Ты находишься в самом центре всей этой истории. От тебя ничего не требуется, и все же ты участник игры. Когда я узнаю все получше, я вернусь. На всякий случай вот мой телефон.
Я протянул ему одну из своих визиток. Он взял ее не глядя и сунул под матрас.