– Да. Это наследие Камы – богини любви, – подтвердил Шива и добавил: – В Индии много веков назад даже существовал обычай воспроизводить потомство с помощью священнослужителей храмов. Под чтение мантр в удалённой части обители жрец осуществлял обряд оплодотворения над желающей родить ребёнка женщиной. Причём обряд этот считался священным и целомудренным.
– Типа непорочного зачатия, – не удержался я.
Еве моя сальная шутка не понравилась.
Стена воды преградила нам путь из грота. Словно мы находились в пещере за водопадом. Вся равнина, просматриваемая с высоты на сотни километров сквозь дождевую завесу, была затянута чёрными тучами, гремели раскаты грома, и зигзаги молний внезапно вспыхивали в разных местах этого печального пейзажа.
– Выше подниматься опасно. Скала скользкая, – предостерёг Кун.
Но Еву буйство стихии только заводило. Безудержность Вики проснулась в ней. Она выскользнула из грота на открытую площадку и сразу промокла с головы до пят. Из красавицы-принцессы сразу превратилась в мокрого заморыша. Как пьяная она кружилась по площадке, подставляя восторженное лицо под дождевые струи.
– Буря! Пусть сильнее грянет буря! – кричала она небесам.
"Моисей включил в программу ее гипнотического образования и творчество пролетарского писателя Горького", – отметил я про себя.
Ева оступилась и, падая в лужу, машинально выбросила вперёд руку. Дикий крик заглушил шум тропического ливня. Шива, Кун и я бросились к ней. Она безуспешно пыталась подняться из лужи, опираясь на скользкие камни здоровой рукой. Её другая кисть тряпкой свисала вниз.
Травматолог диагностировал перелом запястья.
– Чтобы получить такую травму, надо было упасть с большой высоты. У неё очень хрупкие кости. Как у ребёнка, – недоумевал док, рассматривая рентгеновский снимок.
На место перелома он наложил гипс и перебинтовал ей руку. Ева стойко перенесла все манипуляции эскулапа.
– В нашей больнице плохие условия. Не для европейцев. Я подробно распишу весь курс лечения. В вашем отеле есть врач и медсестра. Они прекрасно со всем справятся. Но через две недели нужно будет подъехать сюда на повторный рентген. Мы должны убедиться, что кости срастаются правильно.
Я поблагодарил доктора и заплатил за лечение.
Ева попросила купить ей планшет и смартфон.
– У меня всё равно постельный режим. Займусь хоть самообразованием, – мотивировала она свою просьбу.
В воскресенье экскурсоводы пришли навестить её. Я специально заказал для них пропуск в администрации отеля, ведь местных жителей к нам не пускали. Ева очень обрадовалась им, поздоровалась и свободно заговорила с каждым на его родном языке. Ни гости, ни я ничего понять не могли. Как за неделю европейке удалось в совершенстве овладеть двумя абсолютно разными азиатскими языками, в головах простых смертных не укладывалось. Прощаясь, они крепко жали мне руку и твердили, что Ева уникум.
– Ты поразила всех своими способностями, – поздравил я Еву и спросил: – Но как тебе это удалось? На изучение китайского языка у многих уходит вся жизнь. Индусы разных народностей предпочитают общаться меж собой на английском, потому что не могут выучить родственный язык.
– Сама не знаю, – рассмеялась она, глядя на мою удивлённую физиономию. – Получилось как-то. Наверное, после комы во мне проснулся вундеркинд, а может, и экстрасенс?
– А о чём вы так долго говорили?
– Ты что, Адам, ревнуешь меня?
– Нет. Просто интересно. Они оба вышли такие счастливые, я бы даже сказал, окрылённые.
– Мы завершили беседу о религии. Их противоречия оказались надуманными. На самом деле в индуизме и буддизме больше общего, чем различий.
– Ты и восточную философию успела изучить?!
На мои восклицания относительно её феноменальных способностей Ева перестала обращать внимание.
– Ну, во-первых, Шива принёс окончательные извинения по поводу своих заигрываний со мной. На скале он рассказывал нам о тантризме. Но в индуизме не менее развито другое течение – аскетизм, к которому, кстати, и принадлежит наш друг. Бог Шива – гроза демонов и покровитель аскетов.
– Что же он тогда к тебе приставал?
– Я ему сильно понравилась, и он потерял контроль над собой. Но теперь вернулся на свой жизненный путь.
– А китаец? Он хоть и рассыпается в извинениях, но тоже украдкой бросает на тебя плотоядные взгляды.
– Ты жуткий ревнивец, Адам. Но я всё равно тебя люблю. Настолько сильно, что даже не могу представить прикосновения к себе других мужчин. Я же плоть твоя и принадлежу только тебе.
Она погладила здоровой рукой мою лысеющую голову.
– Четыре благородные истины буддизма гласят: привязанность к существованию есть страдание; причина страдания – жажда наслаждения, существования и гибели; избавиться от страдания можно, лишь бесследно уничтожив жажду наслаждения; страдания прекратятся, когда исчезнут желания. И главная заслуга Будды: он разработал специальный путь уничтожения желаний – восьмеричный путь, ведущий в нирвану. Только что наш друг Кун решил отправиться в это нелёгкое путешествие.
Буддистское сообщество Шри-Ланки признало просветлённость паломника из Китая, и очень скоро Кун сделал карьеру на этом поприще. Его знания учений Конфуция и Лао Цзы легли недостающими пазлами в многообразной мозаике буддистского мироустройства. И вскоре он стал одним из главных священнослужителей в храме Зуба Будды.
Евина рука скоро зажила. Кости срослись быстро. Как у ребёнка. И мы начали готовиться к свадьбе. У меня даже в мыслях не было как-то отсрочить это событие.
На торжество, естественно, пригласили наших местных друзей. Кун пришёл постриженным наголо в красном монашеском одеянии. Он сильно похудел, осунулся, больше не смеялся по малейшему поводу, был задумчив и сосредоточен, но какое-то внутреннее свечение исходило от него. Шива в белом саронге выглядел неестественно и держался скованно. Может быть, стеснялся своей жены. Её чёрное, как у негритянки, лицо сильно выделялось на фоне светлого праздничного сари, а выпиравший из-под него живот весьма контрастировал с её болезненной худобой.
Наши свадебные наряды практически ничем не отличались от одеяний Шивы и его жены. Саронг и сари. Тот же цвет – белый. Разве что ткань дороже. В руках у невесты – букет из орхидей. Мы выходим из номера, и за нами сразу выстраивается процессия. Девушки в розовых сари бросают нам под ноги лепестки роз и поют торжественные песни. Ева наверняка понимает их содержание, все здешние языки и наречия ей известны, но для меня это просто мелодичные звуки. Юноши в длинных до пола розовых юбках, красных, расшитых золотом камзолах и ярких тюрбанах бьют в висящие у них на шеях вытянутые, как дыни, барабаны.
Уединённая беседка среди пальм на самом краю обрыва украшена белыми и розовыми лотосами. В середине специальный помост драпирован разноцветными тканями. Седой бородатый брахман подаёт большие медные чаши: одну – невесте, другую – мне. В каждой – листья бетеля. По традиции мы должны обменяться ими семь раз. Мы исполняем обычай. Теперь высшие силы охраняют наш союз и любовь на семь поколений вперёд.
После обмена кольцами Ева поит меня водой, а я кормлю её рисом, сваренным в кокосовом молоке. Потом наоборот. Брахман связывает наши мизинцы золотой нитью и, молясь, поливает её водой из серебряного кувшина. Отныне мы муж и жена.
От удара мечом одного из барабанщиков кокосовый орех раскалывается пополам. Брызги молока орошают мой саронг и сари Евы. Значит, будут у нас здоровые дети. Барабанщики изо всех сил колотят по своим дыням. Девушки извиваются в танце. Брахман протягивает Еве украшенную цветами масляную лампу, а мне коробок длинных спичек. Огонь нашей надежды и удачи зажжён.
На слоне, покрытом позолоченной попоной, мы проезжаем по пляжу. Отовсюду слышатся поздравления на разных языках. Многие отдыхающие снимают нашу свадьбу на камеру.
– Ритуал – это хорошо, это красиво. Когда у человека нет ритуала, он подобен крысе, одно только тело, – бормочет довольный монах.
Затем застолье в отдельном зале ресторана. Кроме Шивы и Куна мы пригласили еще травматолога, гостиничного доктора с медсестрой и управляющего отелем. Надо же кому-то поедать двухярусный торт и прочие деликатесы.
Китаец поднимает первым тост за молодожёнов.
– Союз опыта и молодости – это очень хорошо. Отцом Конфуция был семидесятилетний старец, а матерью – семнадцатилетняя девушка.
Обидеться мне не позволила Ева.
– Спокойно, милый, – шепнула она мне на ухо. – Я-то знаю, что тебе далеко не семьдесят, а чуть-чуть за тридцать. Но Кун прав: я рожу тебе пророка.
Стемнело. Приглашённые артисты устроили на открытой эстраде при свете факелов концерт. Танцы, песни, хождение по горящим углям и битому стеклу – чего только в программе не было! Последним вышел на сцену Шива. По собственной инициативе.
– Дорогие мои друзья Адам и Ева! В день вашей свадьбы я хочу подарить вам этот древний тамильский танец.
Ничего подобного я прежде не видел. Он извивался как змея, кружился как волчок. Его руки и ноги мелькали настолько быстро, словно их было по меньшей мере десяток. Уже и факелы догорели, а Шива продолжал вертеться в бесконечном танце при свете большой луны.
– Скажи, Адам, а тебе ничего не напоминает этот снимок?
Просматривая свадебные фотографии, Ева остановилась на танце нашего друга.
– Что-то до боли знакомое, – напряг я свою память, но так и не вспомнил.
– А вот что! – жена перелистнула страницу на планшете и показала мне найденное в Интернете изображение металлической статуи.
– Точно! Они же здесь продаются в каждой лавке! – ударил я себя кулаком по лбу.
– Эта статуя называется "Танцующий Шива". Видишь, он внутри огненного круга. Считается, что в этом огне сжигаются все желания. В своем танце Шива разрушает и одновременно создаёт мир заново. Пока он танцует, мир жив.
– Удивительное сходство! Да, непростой подарок сделал нам на свадьбу этот парень.
– Божественный подарок.
Танцуй, Шива, танцуй. Воин и бог. Водитель и гид. Гроза демонов и покровитель аскетов. Может быть, тебе удастся воскресить в новом мире свою любовь – Парвати? Или, сполна исполнив законы варны, в следующем рождении ты станешь брахманом? Ты, боявшийся, что твои дети станут изгоями, сам стал изгоем. Танцуй, Шива, танцуй. Над тобой нет судей. Только ты сам себе судья. Ибо ты, воин Шива, и есть бог Шива. Танцуй, Шива, танцуй.
Глава 2. Разорванное время
Иных богов не надо славить:
Они как равные с тобой,
И, осторожною рукой,
Позволено их переставить.Осип Мандельштам
– Я беременна.
Торжественная улыбка светится на её лице.
– Не может быть! – вскрикиваю я.
Ева испуганно пятится назад. Её глаза наполняются слезами.
– Ты разве не рад? – она не находит нужных слов, настолько ошеломлена моей реакцией.
До меня, наконец, доходит, как я напугал её своим криком. Господи, что она могла про меня подумать!
Пытаюсь успокоить её и себя:
– Ты меня неправильно поняла, дорогая. Я рад, конечно, рад. Я тоже хочу детей. Но сейчас, понимаешь, не время. Ты ещё очень слаба после болезни. Доктор категорически запретил тебе рожать в ближайшие два года.
– Какой такой доктор? Что за ерунду ты говоришь, Адам? Мне идёт третий десяток. Я молодая, здоровая женщина. Когда мне рожать, если не сейчас?
Я начинаю юлить:
– Ты его не знаешь. Он лечил тебя, когда ты была в коме. А твоей беременности сколько недель?
– Четыре! Но учти, аборт я делать не буду. Я не хочу остаться бездетной на всю жизнь, как твоя Эльза!
Чёрт дернул меня откровенничать с ней о предыдущей жизни. Ей же лапшу на уши уже не навесишь, она не та наивная девочка из клиники Коломбо, а настоящая ходячая энциклопедия, живой супермегакомпьютер в юбке.
Хлопнув дверью, Ева выбежала из комнаты.
Дрожащими пальцами я набираю номер Моисея.
– Здравствуйте, коллега. Извините за беспокойство, но возникли форс-мажорные обстоятельства. Ева забеременела.
Психиатр не сдерживает эмоции и отпускает крепкое ругательство в мой адрес.
– Я же просил вас предохраняться. Вы же не мальчик.
– А я и предохранялся. Но так получилось.
– Разве вы не понимаете, что нельзя ей пока рожать. Плод просто разорвёт кости её таза. Я сейчас дома в отпуске. Но вас приму. Немедленно вылетайте. Возьмёте билеты, сообщите номер рейса. Я встречу вас в Тель-Авиве.
Ева взрыхляла клумбу. Земля всегда действовала на неё благотворно. За месяц нашего проживания на вилле она превратила прилегающую территорию в цветущий сад. Даже капризные орхидеи расцвели у неё не в оранжерее, а под открытым небом. Что уж говорить о других цветах! К чему бы она ни притрагивалась, всё моментально начинало расти, цвести, благоухать. Лотосы раскрывались перед ней даже ночью. Ананасы вызревали за день, словно она поливала их живой водой. Больные собаки и кошки собирались перед нашей калиткой по утрам со всей округи. С каждой тварью Ева возилась, как с малым дитём, кормила, лечила, ласкала, и к вечеру они разбегались по домам здоровые и счастливые. Она научилась заклинать змей и гипнотизировать крокодилов. Слоны слушались её лучше своих погонщиков. Скорпионы весело трещали гремучими хвостами на её ладони, даже не помышляя об укусах. Ей был известен закон джунглей: мы с тобой одной крови, ты и я. Всё живое тянулось к ней, как к воде и солнцу, и неизменно получало заботу и тепло.
Я не переставал удивляться её способностям, а когда спрашивал, откуда они у неё, она всегда отвечала одно:
– Бог есть любовь.
И вот этой животворящей силе, этому сильнейшему материнскому началу мне предстояло нанести, может быть, непоправимый урон.
Я присел рядом и обнял за плечи.
– Любимая, нам надо лететь в Израиль.
Она никак не отреагировала на мои слова, а продолжала копаться в земле маленькой лопаткой.
– Ты же хотела совершить паломничество на Святую землю.
– Но не с такой целью, – задумчиво произнесла Ева, а потом спросила: – Неужели это так серьёзно?
– Более чем. Доктор сам тебе всё объяснит. Собирайся, любимая. Нам надо ехать в аэропорт.
Она выпрямилась, обвела взглядом сад, словно прощалась с ним навсегда, и, не проронив больше ни слова, пошла в дом собирать чемодан.
Что только ни делал хозяин виллы, чтобы спасти наследие Евы, но все его усилия были напрасны. Первыми увяли орхидеи, а через день засох весь сад. Словно знойный ветер пустыни точечно опалил этот клочок тропической природы. На пляже стая диких собак загрызла бродягу. Змеи и скорпионы устремились в человеческие жилища. Крокодилы в реке пожирали друг друга. Слоны сбрасывали с себя погонщиков и отказывались от пищи.
– Восхитительно! Неподражаемо! Вы настоящий ангел, Ева! – Моисей не мог налюбоваться на своё творение, бесцеремонно разглядывая мою жену со всех сторон.
Она лишь ответила на приветствие из вежливости, а потом большую часть пути до Иерусалима молчала, пытаясь разглядеть контуры песчаных гор, пролетающих в ночи. О нашей жизни на Цейлоне Моисею, сидевшему за рулём "Гелентвагена", рассказывал я. Не обошёл вниманием и уникальные способности Евы.
– Нечто подобное я предполагал, – согласно кивал головой доктор.
– Что вы такое могли предполагать? – дерзко спросила женщина.
– Понимаете, голубушка, для вывода вас из комы я использовал совершенно новую методику, эдакую смесь гипноза и лекарственных препаратов. Моей задачей было активировать клетки вашего головного мозга. Получилось. Вы пришли в сознание, но нейроны активны по-прежнему, в гораздо большей степени, чем у остальных людей.
– Что ж, спасибо за этот дар. А я-то думаю, откуда мне знаком ваш голос? Но почему мне нельзя рожать?
Моисей быстро нашёл ответ и на этот вопрос, видать, готовился к нему.
– Побочное действие некоторых препаратов, которыми пичкали вас все эти годы, – чрезвычайно низкий уровень кальция в вашем организме. Вспомните, как вы сломали руку на скале? Другому бы ничего не было, вывих в крайнем случае, а у вас – перелом. Ваш скелет сейчас хрупок, как у семилетней девочки. Вам самой, как воздух, нужен кальций, много кальция. А ребёнку – тоже. Вы не сможете выносить нормальный плод. А если и сможете, то роды убьют вас. Я предупреждал об этом Адама, но он отнёсся к моим предостережениям слишком легкомысленно.
Ева обдумывала услышанное.
– Теперь тебе моя реакция понятна? – спросил я жену. – Извини, что не предупредил тебя раньше. Ты была такой счастливой, не хотелось будить болезненное прошлое.
– Неужели у меня нет выбора? – задала она вопрос Моисею.
Тот отрицательно покачал подбородком.
– Бетель или кокос? – произнёс я.
– Причём здесь жвачка? От неё чернеют зубы, – недоумевал док.
Зато жена поняла всё прекрасно и, расплакавшись, обняла меня.
– Бетель, дорогой. Конечно, бетель.
Я прижал её, содрогающуюся в рыданиях, к себе крепче и, поглаживая по рассыпавшимся волосам, приговаривал:
– Успокойся, родная. Всё будет хорошо. Сохранив бетель, мы ещё столько кокосов вырастим!
А Моисею я объяснил, что по ланкийскому обычаю бетель означает счастливое супружество, а кокос – здоровое потомство, и поведал об обрядах, совершённых на нашей свадьбе.
Мне снился кошмар. Словно я проваливаюсь в какой-то бездонный колодец и долго-долго лечу в нём. Вокруг меня кружит Шива на вороном коне и протяжно дудит в завитой рог. Млечный путь выворачивается наизнанку и становится непроницаемым саваном. Чернота пожирает звёзды. Но где-то далеко внизу брезжит свет.
Запах печёного теста возвращает меня в явь. Я лежу на кровати в гостевой спальне Моисея. Подушка под головой мокра от пота. И Евы нет рядом. Но ароматы детства, когда бабушка по воскресеньям пекла пирожки, пробиваются через закрытую дверь, и я успокаиваюсь.
– Доброе утро! – приветствует меня пожилая грузная дама в цветастом халате, колдующая у плиты.
– Доброе, – бормочу я спросонья в ответ.
И только сейчас замечаю Еву и Моисея, сидящих за круглым столом, устланным белой скатертью, откуда доносится аромат свежеиспечённой сдобы.
– Долго спите, молодой человек. Все уже вас заждались. Пора завтракать, – хозяин любезно выдвигает мне стул.
Я прошу разрешения умыться и исчезаю ненадолго.
Хозяйка присела за стол и разливает по чашкам душистый кофе.
– Познакомься, Адам. Это моя жена – Сара.
– Очень приятно.
– А это мой друг из Америки, дорогая, о котором я тебе рассказывал.
– Ваша жена – чудо, Адам, – говорит хозяйка.
– Тётя Сара научила меня готовить оладьи из мацы с йогуртовым соусом и яблочную халу. Попробуй, дорогой, как это вкусно.
Я никогда не задавался вопросом, сколько лет Моисею. Он всегда выглядел стройным и подтянутым, в его глазах горел огонь. И только сейчас, познакомившись с его пожилой, морщинистой супругой, я понял, что он тоже старик.