- Нет-нет, не бойся, - быстро успокоил его Джоранум. - Этого мы не допустим. Мы только возьмем твои слова. Разыщем какого-нибудь другого далийца. И еще по одному жителю из каждого сектора. Пусть говорят каждый на своем диалекте, но слова будут у всех одни и те же: "Я не хочу, чтобы робот правил Империей".
- А что, - встрял Намарти, - если Демерзель докажет, что он - не робот?
- Да что ты? - отмахнулся Джоранум. - Как он сумеет доказать? Это психологически невозможно. О чем ты говоришь? Чтобы великий Демерзель, человек, стоящий за троном, человек, в чьих руках столько лет были все ниточки, тянущиеся к престолу Клеона I, который еще его отцу служил, взял да и спустился с заоблачных высот и оправдывался перед народом, доказывая, что он - человек? Для него это окажется ничуть не лучше, чем на самом деле быть роботом. Итак, Дж. Д., злодей у нас в руках, и этим мы обязаны вот этому замечательному юноше.
Рейч покраснел.
- Рейч - тебя же Рейч зовут? - спросил Джоранум. - Как только наша партия добьется желаемого положения, мы не забудем о тебе. Отношение к Далю, твоей родине, будет подобающим, и ты займешь важный пост среди нас. Когда-нибудь, Рейч, в один прекрасный день, ты станешь в Дале самым главным, и тебе не придется сожалеть о содеянном. Кстати, ты, случаем, не сожалеешь?
- Ни капельки! - с. жаром воскликнул Рейч.
- В таком случае можешь спокойно отправляться к отцу. Уверь его в том, что мы не желаем ему зла, что мы его высоко ценим. Как ты это узнал и откуда - говори, что тебе вздумается. А если сумеешь выяснить еще что-нибудь полезное для нас, в особенности насчет психоистории, дай нам знать.
- Конечно. А вы честно сделаете так, что в Дале станет лучше, чем теперь?
- Совершенно честно. Клянусь. Равенство для всех секторов, мой мальчик. У нас будет новая Империя, а все зло - все эти привилегии и неравенство - асе это мы сотрем в порошок.
- Этого мне и надо, - сжал кулаки Рейч и довольно улыбнулся.
19
Император Галактики Клеон размашисто, поспешно шагал вдоль колоннады, что вела из его личных покоев в Малом Дворце, в здание, где проживали многочисленные правительственные чиновники. Здание примыкало к Императорскому Дворцу, то бишь к сердцу и мозговому центру Империи. За ним следом семенили кто-то из его личных секретарей и телохранители. Лица у всех были обескураженные. Император не должен был сам ходить к кому бы то ни было! Кто бы то ни был - должны были сами ходить к Императору! Ну ладно, сам пошел, но как он мог столь откровенно демонстрировать поспешность, давать выход переполнявшим его чувствам?! Разве можно? Он же Император и, значит, больше - символ Империи, чем просто человек!
А сейчас он вел себя в точности, как простой человек. Всех, кто попадался ему по пути, отталкивал в сторону правой рукой. А в его левой руке была зажата светящаяся голограмма.
- Где премьер-министр? - спрашивал он грозным, гремящим голосом, совсем не таким, каким обычно разговаривал во время приемов и аудиенций. - Где он?
А высшие чиновники растерянно расступались, бормотали что-то невнятное. Император сердито шел дальше, оставляя у приближенных впечатление, будто им снится страшный сон.
Наконец он добрался до кабинета Демерзеля и, переведя дыхание, заорал, то есть буквально заорал:
- Демерзель!!!
Демерзель удивленно взглянул на Императора и быстро встал, поскольку сидеть в присутствии Императора позволялось только тогда, если Император разрешал сесть.
- Сир?
Император швырнул голограмму на письменный стол Демерзеля и прошипел:
- Что это такое? Отвечай!
Демерзель посмотрел на то, что швырнул Император. Прекрасная голограмма - красивая, живая. Казалось, еще чуть-чуть, и услышишь те слова, что произносил хорошенький мальчик лет десяти, хотя на самом деле они были написаны внизу: "Я не хочу, чтобы Империей правил робот".
- Я такую тоже получил, сир, - спокойно отозвался Демерзель.
- Кто еще?
- У меня такое впечатление, сир, что эта птичка уже облетела весь Трентор. Это листовка, не иначе.
- Да, но ты видишь, там висит чей-то портрет на стене. Приглядись, про кого толкует этот паршивец. Не ты ли это?
- Сходство потрясающее, сир.
- Так, может, я не ошибаюсь, и у этой "птички", как ты выразился, одно на уме: обвинить тебя в том, что ты - робот?
- Похоже, на уме у нее именно это, сир.
- Поправь меня, если я ошибаюсь, но ведь роботы - это вымышленные механические человекоподобные существа, упоминания о которых встречаются в романах ужасов и детских сказочках?
- Для микогенцев, сир, одним из догматов их религии является то, что роботы…
- Меня не интересуют микогенцы и догматы их религии. Почему тебя обвиняют в том, что ты - робот?
- Это всего-навсего метафора, сир, я уверен. Хотят изобразить меня в виде человека бессердечного, мышление которого подобно работе вычислительной машины.
- Маловато будет, Демерзель, Меня не проведешь. - Клеон снова указал пальцем на голограмму. - Нет, Демерзель, они пытаются убедить народ в том, что ты - действительно робот.
- Вряд ли сможем что-то поделать, сир, если люди решат поверить в это.
- Мы не можем этого позволить. Тут речь идет о твоей гордости. Более того, речь идет о гордости Императора. Ведь получается, что это я - я! - взял себе в премьер-министры механического человечка! Это невыносимо. Послушай, Демерзель, существуют ли законы, которые карали бы за оскорбление чести и достоинства имперских чиновников?
- Да, сир, существуют, довольно-таки суровые, восходящие к великому Своду Законов Абурамиса.
- А оскорбление чести и достоинства Императора, если не ошибаюсь, приравнивается к уголовному преступлению?
- И наказуется смертью, сир. Все верно.
- Так вот. Унизили и оскорбили не только тебя, но и меня, и тот, кто это сделал, должен быть казнен, Конечно, за всем этим стоит Джоранум.
- Несомненно, сир, но доказать это будет довольно нелегко.
- Чушь? У меня достаточно доказательств. Я хочу, чтобы его казнили.
- Беда в том, сир, что у применения законов о чести и достоинстве нет прецедентов. По крайней мере, в нашем столетии не было.
- Потому-то у нас в жизни все наперекосяк, а Империя содрогается до основания. Законы в книгах записаны? Вот и задействуй их.
- Подумайте, сир, будет ли это мудро, - негромко проговорил Демерзель. - Вы тогда будете выглядеть тираном и деспотом. Ваше правление до сих пор блистало добротой и умеренностью…
- Вот-вот, и сам видишь, к чему это привело. Лучше пусть меня боятся за перемену в моем характере, чем любят - вот так любят.
- И все же я настойчиво рекомендую вам, сир, не прибегать к таким мерам. Это может стать искрой, от которой возгорится пламя восстания.
- Ну а ты-то что делать собираешься в таком случае? Что, выйдешь к пароду и скажешь: "Посмотрите на меня. Я - не робот"?
- Нет, сир, я такого делать не стану, поскольку это унизительно для меня и более того - для вас.
- И что же?
- Пока не знаю, сир. Я еще не успел обдумать.
- Не успел обдумать? Немедленно свяжись с Селдоном.
- Что тут непонятного в моем приказе? Немедленно свяжись с Селдоном.
- Вы хотите, чтобы я пригласил его во дворец, сир?
- Нет, это слишком долго. Думаю, ты сумеешь наладить линию секретной связи - секретной, слышишь, чтобы она не прослушивалась!
- Да, сир, безусловно.
- Так давай же. Быстрее!
20
Селдону недоставало самообладания Демерзеля, ведь он был из плоти и крови. Этот вызов в кабинет, внезапное потрескивание защитного поля - все это говорило, что происходит нечто совершенно необычное.
Он полагал, что увидит на голографическом экране какого-нибудь высокопоставленного чиновника, который предварит его секретную, непрослушиваемую связь с Демерзелем. Судя по тому, как быстро распространялись слухи о том, что Демерзель - робот, меньшего и ждать было нечего.
Но и большего Селдон никак не ожидал, а потому, когда в его кабинете появился (пусть даже в виде голографического изображения) не кто иной, как Его Императорское Величество собственной персоной, Селдон опустился на стул, широко раскрыл рот, и, как пи пытался встать, у него этого не получалось.
Клеон знаком повелел Селдону сидеть.
- Вы, видимо, знаете о том, что происходит, Селдон? - сказал Император.
- Вы насчет разговоров о роботе, сир?
- Именно об этом. Что можно предпринять? Селдон, несмотря на разрешение сидеть, все-таки с трудом поднялся.
- Дело обстоит гораздо хуже, сир. Джоранум поднимает бунты по всему Трентору под флагом этих самых разговоров. По крайней мере, так говорят в новостях.
- Да? А вот я этого пока не знаю. Нет, конечно, зачем Императору знать правду?
- Императору не стоит волноваться, сир. Я уверен, что премьер-министр…
- Премьер-министр не делает ровным счетом ничего, даже меня не информирует. Я обращаюсь к вам и вашей психоистории. Скажите, что мне делать?
- Сир?
- Я с вами в игрушки играть не собираюсь, Селдон. Вы восемь лет работали над психоисторией. Премьер-министр утверждает, что мне не стоит принимать юридических мер к Джорануму. Но что же мне тогда делать?
- Ничего, сир, - прошептал Селдон.
- Вы ничего не можете мне посоветовать?
- Нет, сир. Я не о том. Я о том, что вам не следует ничего делать. Ничего! Премьер-министр совершенно прав, что отговаривает вас от юридических мер, От этого будет только хуже.
- Замечательно. А лучше от чего будет?
- Будет лучше, если вы не будете делать ровным счетом ничего. Пусть правительство позволит Джорануму делать то, что ему вздумается.
- И что это даст?
Селдон, стараясь скрыть отчаяние, негромко ответил:
- Скоро будет видно.
Император вдруг просиял. Куда девались злость и негодование!
- А-га! - сказал он заговорщицки. - Я понял! Ситуация у вас в руках!
- Сир, я не говорил, что…
- И не надо. Не надо ничего говорить. Я уже наслушался. Значит, так, ситуация у вас в руках, но мне нужны результаты. На моей стороне по-прежнему императорская гвардия и вооруженные силы. Они останутся мне верны, и, если дело дойдет до серьезных беспорядков, я не растеряюсь. Но для начала я дам вам шанс.
Изображение вспыхнуло и исчезло, а Селдон еще долго сидел, глядя на экран.
Впервые с того самого злосчастного момента, когда восемь лет назад он обмолвился о психоистории, он вынужден был столкнуться с неразрешимой задачей: от него требовали то, чего у него не было.
А было-то всего - дикие, неоформленные, призрачные мысли да то, что Юго Амариль называл интуицией.
21
За два дня Джоранум покорил Трентор. Где-то он бывал сам, куда-то выезжали его помощники. Как Гэри сказал Дорс, кампания была проведена прямо-таки по-военному.
- Ему бы родиться пораньше, - заметил он, - и вышел бы из него отличный адмирал. Балда, разменивается на политику.
- Разменивается? - удивилась Дорс. - При такой прыти он через неделю станет премьер-министром! Есть сообщения о том, что кое-какие гарнизоны переходят на его сторону.
- Все это скоро кончится, Дорс, - покачал головой Селдон.
- Что "это"? Триумф Джоранума или Империи?
- Триумф Джоранума. История с роботом, конечно, наделала жуткого шума, в особенности - эта листовка, но стоит немного поразмыслить весьма трезво, хладнокровно, и люди поймут, как нелепо это обвинение.
- Но, Гэри, мне-то ты можешь не лгать. Зачем ты-то притворяешься, что это все нелепо? И как только Джоранум мог узнать о том, что Демерзель - робот?
- А, ты про это? Рейч ему рассказал.
- Рейч?!
- Да. Он отлично справился с порученным делом и вернулся с обещанием Джоранума сделать его в один прекрасный день главой правительства Даля. Конечно, ему поверили. Я знал, что так и будет.
- То есть ты сказал Рейчу, что Демерзель - робот, и велел передать это Джорануму? - в ужасе спросила Дорс.
- Нет, этого я сделать не мог. Ты понимаешь, я ведь не мог сказать Рейчу да и кому бы то ни было, что Демерзель - робот. Рейчу я, как мог, старательно внушил, что Демерзель - не робот. А вот Джорануму он должен был сказать, что тот - робот. Так что у Рейча - самая твердая убежденность, что Джорануму он солгал.
- Но зачем, Гэри. Почему?
- Не из-за психоистории, я тебе честно скажу. Ты не уподобляйся, пожалуйста, Императору и не считай меня волшебником. Я только и хотел, чтобы Джоранум поверил, будто Демерзель - робот. Он ведь микогенец по рождению, так что его детство и юность наверняка прошли под флагом легенд о роботах. Значит, ему было бы легче поверить в такое, и он легко поверил да еще и решил, что народ поверит вместе с ним.
- Разве он не ошибся?
- В каком-то смысле - да. Когда пройдет первый шок, люди опомнятся и поймут, что все это - безумная выдумка, ну, если не поймут, то, по крайней мере, так подумают. Я убедил Демерзеля дать интервью по субэфирному головидению, которое будет передано на ключевые планеты Империи и в каждый из секторов Трентора. Он должен будет говорить о чем угодно, только ни словом не упоминать о роботах. Поддерживать эти разговоры сейчас смерти подобно. Люди будут слушать во все уши, но ничего не услышат о роботах. А потом, в самом конце, ему будет задан сакраментальный вопрос насчет листовки. Ему же надо будет только расхохотаться в ответ.
- Расхохотаться? Никогда не видела, чтобы Демерзель смеялся. Он и улыбается-то редко.
- На этот раз придется, Дорс. Ведь это - единственное, чего никто не ожидает от робота. Ты же видела роботов в фантастических фильмах? Там они всегда суровы, бесчувственны, бесчеловечны - такими их и представляет себе большинство людей. Так что Демерзелю и нужно будет единственное: расхохотаться, И вот еще что… Помнишь Протуберанца Четырнадцатого - правителя Микогена, верховного жреца тамошней религии?
- Еще бы. Суровый, бесчувственный, бесчеловечный. Он тоже никогда не смеялся.
- И на этот раз не рассмеется. Понимаешь, я проделал уйму работы в отношении Джоранума с того самого злосчастного дня, когда схлестнулся с его приспешниками на поле. Я знаю теперь его настоящее имя. Знаю, где он родился, кто были его родители, в какой школе он учился в детстве - и все эти документально подтвержденные сведения я отправил Протуберанцу Четырнадцатому. А я не думаю, чтобы Протуберанец жаловал Отступников.
- Но ты вроде бы говорил, что дискриминация тебе противна.
- Противна. Но я ведь не передал эту информацию на головидение, а все сообщил именно тому, кому и должен был сообщить, то бишь Протуберанцу Четырнадцатому.
- Вот он и начнет кампанию по дискриминации.
- Ничего у него не выйдет. Никто на Тренторе не обратит никакого внимания на Протуберанца - что бы он ни говорил.
- И что же тогда из этого выйдет?
- Увидим, Дорс, увидим. У меня нет результатов психоисторического анализа ситуации. Я даже не знаю, возможен ли такой анализ в принципе. Просто надеюсь, что ход моих мыслей верен.
22
Эдо Демерзель рассмеялся.
И не в первый раз. Они втроем - он, Гэри Селдон и Дорс Венабили, сидели в экранированной комнате, и ему то и дело по сигналу Гэри нужно было хохотать. Когда он откидывался на спинку кресла и оглушительно, раскатисто хохотал, Селдон качал головой.
- Нет, неубедительно. Не верю, - повторял он снова и снова.
Тогда Демерзель улыбнулся и рассмеялся, как смеялся бы человек, задетый за живое. Селдон недовольно поморщился.
- Ну и работенка… Я понимаю: рассказывать тебе анекдоты бесполезно. Ты можешь решить эту задачу только умом. Тебе нужно просто запомнить звучание смеха.
- А может, фонограмму пустить? - предложила Дорс.
- Нет! Это не будет Демерзель. Тогда мы все превратимся в компанию идиотов. Нет-нет, так не пойдет. Попробуй еще разок, Демерзель.
Демерзель попробовал, и Селдон наконец удовлетворился.
- Отлично. Запомни этот звук и воспроизведешь его, когда тебе зададут вопрос. Выглядеть ты должен искренне удивленным. Невозможно смеяться с каменным лицом. Улыбнись - ну, немножко, совсем капельку. Попробуй вот так рот скривить, Вот-вот. Совсем неплохо. А можешь увлажнить глаза?
- Что это такое - "увлажнить"? - возмущенно вмешалась Дорс. - Никто не "увлажняет" глаза. Это всего-навсего образное выражение.
- Не только, - возразил Селдон. - Бывает так, что человек не плачет, но глаза его увлажняются - от грусти, от радости, и вполне достаточно, чтобы оператор поймал отражение света от этих набежавших на глаза слез, вот и все.
- Нет, ты что, действительно ждешь, что Демерзель зальется слезами?
А Демерзель совершенно спокойно сказал:
- Это вовсе не трудно. Мои глаза время от времени производят слезы - для того чтобы очищать глаза. Но слез бывает немного. Правда, я могу попробовать представить, что в глаз попала соринка, ну, или еще что-нибудь в таком роде.
- Попробуй, - согласился Селдон. - От этого не умирают.
И вот настал день трансляции интервью с премьер-министром по субэфирному головидению. Демерзель сначала выступил с речью и говорил в обычной своей манере - холодно, сдержанно, информативно, без всякой патетики. Люди в миллионах миров во все глаза смотрели и во все уши слушали, что говорит Демерзель, но не слышали ни слова о роботах. Наконец речь подошла к концу, и Демерзель объявил, что готов ответить на вопросы.
Ждать ему долго не пришлось, Первый же вопрос оказался тем самым, сакраментальным:
- Господин премьер-министр, вы - робот?
Демерзель несколько мгновений спокойно смотрел на тележурналиста. А потом улыбнулся, плечи его слегка затряслись, и он расхохотался. Смех его не был громким, оглушительным, но так искренне мог смеяться только тот, кому подобное предположение показалось донельзя потешным и нелепым. Смех премьер-министра звучал так заразительно, что многомиллионная аудитория замерла, а затем принялась хохотать вместе с ним.
Демерзель дождался, пока стихнет смех в студии, и, утерев набежавшие на глаза слезы, спросил у журналиста:
- Ответить? Вы хотите, чтобы я ответил на этот вопрос?
Улыбка еще не сошла с его лица, когда экран погас.
23
- Уверен, - сказал Селдон, - наша затея сработала. Конечно, обратная реакция наступит не мгновенно. На это потребуется время. Но уже сейчас общественное мнение меняется в нужном направлении. На самом деле я кое-что понял уже тогда, на университетском поле, когда прервал выступление Намарти. Аудитория была у него в руках до тех пор, покуда я не вмешался и не противопоставил свой пыл их численному преимуществу. Аудитория тут же переметнулась на мою сторону.
- И ты думаешь, что теперешняя ситуация аналогична той?