- Это по-испански: "Не суй нос не в свое дело", - ответил я как можно спокойнее. В метро я с горечью подумал, каким богатым в наше время надо быть, чтобы купить себе право побыть с кем-нибудь наедине.
Настроение у меня не улучшилось и на следующий день, когда я утром явился на работу. Только благодаря такту Эстер я не вспылил в первые же несколько минут. К счастью, в этот день не было заседания правления. Передав мне на просмотр утреннюю почту и бумаги, скопившиеся за ночь, Эстер благоразумно удалилась. А когда появилась вновь, в руках у нее была чашка кофе - настоящего ароматного кофе из настоящих кофейных зерен, выращенных на плантациях.
- Смотрительница дамской туалетной комнаты тайком варит нам кофе, - пояснила Эстер. - Она не позволяет выносить его: боится, что об этом узнают в отделе Кофиеста. Но так как вы теперь большое начальство…
Я поблагодарил Эстер и, передав ей пленку с записью беседы с Джеком О’Ши, принялся за дела.
Прежде всего предстояло выбрать участок для испытаний, и тут, конечно, не обошлось без стычки с Мэттом Ренстедом. Он заведует Отделом рынков, и нам бы следовало работать вместе. Однако особого желания сотрудничать он не выказывал. Пока я вставлял в проектор карту Южной Калифорнии, Мэтт и двое его безликих помощников курили, стряхивая пепел прямо на ковер.
Я обвел указкой участок, предназначавшийся для испытаний и размещения контрольных пунктов.
- На территории от Сан-Диего до Тихуаны и в доброй половине населенных пунктов вокруг Лос-Анджелеса и Монтеррея будут контрольные пункты. Остальная часть Калифорнии и Мексики к северу от Лос-Анджелеса станет районом испытаний нашей рекламы. По-моему, тебе не худо побывать там, Мэтт. В качестве штаб-квартиры предлагаю контору фирмы в Сан-Диего. Ее возглавляет Тернер, он парень смышленый.
Ренстед заворчал:
- Ни снежинки за год. Ни за какие деньги не продашь там и одного пальто, даже если пообещаешь красивую девушку в придачу. Черт побери, почему ты не предоставишь заниматься рынками тому, кто в этом кое-что смыслит? Неужели ты не понимаешь, что климат сведет на нет все налги усилия?..
Младший из помощников Ренстеда, словно отштампованный из жести, попытался было поддакнуть своему патрону, но я тут же оборвал его. С Ренстедом я вынужден считаться, ибо он свое дело знает. Но Венера поручена мне, и я был намерен сам ею заниматься. Поэтому мой ответ прозвучал довольно резко:
- Местный и общий доход, возрастной состав и плотность населения, особенности его психического склада, здоровье, распределение дохода по возрастным группам, смертность и ее причины - все это дело десятое. Мэтт, Калифорния и Мексика самим Богом созданы для испытаний нашей рекламы. Лучше места не сыщешь - на небольшой территории с населением около ста миллионов представлена в миниатюре вся Северная Америка. Менять свой план я не намерен - испытания будем проводить здесь, - Я сделал особое ударение на слове "свой".
- Ничего не получится. Климат решает все. Ясно каждому, - упорствовал Мэтт.
- Я не каждый. Я человек, отвечающий за это дело.
Ренстед погасил окурок и встал.
- Поговорим с Фаулером, - сказал он и вышел.
Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Выходя, я услышал, как старший из помощников Ренстеда по телефону предупреждает секретаря Шокена о нашем приходе. Ренстед неплохо вышколил своих ребят, и вместо того, чтобы обдумать, как получше изложить дело Фаулеру, я стал размышлять над тем, что и мне не мешало бы также приструнить своих.
У Фаулера проверенный метод разрешать конфликты между сотрудниками. Он применил его и сейчас. Как только мы вошли, он радостно воскликнул:
- Вот хорошо, что вы здесь! Как раз вы оба мне и нужны. Мэтт, выручай старика! На этот раз дело с Американским институтом гинекологии. Они утверждают, будто наша реклама противозачаточных средств наносит им ущерб, если мы не прекратим ее, грозятся переметнуться к Таунтону. Правда, Доход от них не ахти какой, но у меня есть сведения, что сам Таунтон подбивает их на это. - И он принялся объяснять нам запутанные взаимоотношения с АИГ. Я слушал без всякого интереса. В результате нашей кампании "Дети наверняка", оплачиваемой институтом, рождаемость выросла по меньшей мере на двадцать процентов. Казалось, после этого институт должен был бы стать нашим постоянным клиентом. Ренстед тоже так считал. Он прямо заявил:
- У них нет оснований затевать судебный процесс. Ведь рекламируем же мы одновременно спиртные напитки и средства от алкоголизма. Какого черта они суют нос в чужие дела? Кроме того, какое это имеет отношение к Отделу рынков?
Фаулер довольно ухмыльнулся.
- В том-то и дело, - довольно проворковал он. - Мы спутаем им карты. Они рассчитывают получить ответ обычным порядком - через финансовые органы. А мы напустим на них тебя. Засыпь их таблицами, диаграммами, статистическими данными и докажи, что наш антиберемин в конечном счете не спасает от детей, только дает возможность повременить немного. Словом, докажи, что институт остается при прежнем интересе. Это будет хорошей пощечиной Таунтону. Адвокатов лишат практики за то, что они ведут дела конкурирующих фирм, и кое-кому это влетит в копеечку. Надо им сразу дать понять, что с нами этот номер не пройдет. Пресечь все их попытки в самом начале. Надеюсь, ты не подведешь старика, а, Мэтт?
- О, черт, конечно, - проворчал Ренстед. - Ну, а как же Венера?
- Венера? - Фаулер подмигнул мне. - Обойдешься на время без Мэтта?
- Обойдусь совсем, - сказал я. - За этим я и пришел. Мэтт испугался Южной Калифорнии.
Ренстед уронил сигарету на ковер и не поднял ее; нейлоновый ворс, курчавясь, заплавился.
- Какого черта!.. - раздраженно начал было Мэтт.
- Спокойно, - заметил Фаулер. - Твоя точка зрения, Мэтт?
Ренстед метнул в мою сторону злобный взгляд.
- Я только сказал, что Южная Калифорния не годится. В чем разница между Венерой и Землей? Прежде всего в температуре. Для рекламы надо выбирать район с умеренно-континентальным климатом. Жителя Новой Англии еще можно соблазнить жарким климатом Венеры, но жителя Тихуаны - никогда. Ему и без того до смерти надоела дьявольская жара Мексики и Калифорнии.
- Гм, - промычал Фаулер, - Знаешь, Мэтт, это надо обсудить, а ты будешь по горло занят, дело с институтом не терпит. Подбери себе на время хорошего заместителя по делам Венеры. Мы завтра же обсудим все на заседании правления. А сейчас, - он взглянул на часы, - сенатор Дантон ждет меня уже целых семь минут. Решено? Тебя это устраивает?
Разумеется, Мэтта это нисколько не устраивало. Зато я весь день был в отличнейшем настроении. Дела шли хорошо. Обработав мою беседу с Джеком О’Ши и другие материалы, Отдел идей дал предложения. Тут были планы создания на Венере новых отраслей промышленности - например, изготовление сувениров из органических веществ, которые мы в шутку именовали "атмосферой" Венеры, - и планы на более отдаленное будущее - добыча чистого железа, абсолютно чистого, без примесей, какое невозможно ни найти, ни получить на такой "кислородной" планете, как Земля. Лаборатории неплохо заплатят нам за это. Отдел идей, правда, не сам придумал, а раскопал в архивах занятную вещь - так называемую установку Хилша. Без дополнительных источников энергии, используя горячие смерчи на Венере, она сможет охлаждать воздух в домах первых поселенцев. Это простейшее изобретение пролежало без движения с 1943 года. До сих пор никто не мог найти ему применение, да и не мудрено, - на Земле не приходилось иметь дело с ветрами такой силы.
Трэси Колльер, сотрудник Отдела идей, которому было поручено осуществлять связь с Отделом Венеры, попытался изложить мне свою мысль об использовании азотного катализатора. Рассеянно слушая его, я время от времени кивал головой, но из всего сказанного уяснил только одно, - если по поверхности Венеры рассеять платину и вызвать непрерывные мощные электрические разряды, то можно получить искусственный "снегопад" из окиси азота и "дождь" из углеводорода; это очистит атмосферу Венеры от формальдегида и аммиака.
- А не дороговато ли обойдется? - осторожно спросил я.
- Все в нашей власти, - сказал он. - Ведь платина давно не находит применения. Истратите грамм - результатов прождете миллион лет. Истратите больше - скорее добьетесь своего.
Так я толком ничего и не понял, но, видимо, идея была великолепной. Похлопав Колльера по плечу, я велел ему действовать дальше.
Однако в Отделе промышленной антропологии я столкнулся с неожиданным препятствием.
Бен Уинстон жаловался:
- Нельзя запихнуть людей, словно сардины, в жестяные коробки и заставить их там париться. Американцы привыкли к определенному образу жизни. Кому охота переться куда-то за пятьдесят миллионов миль, только чтобы проторчать весь остаток жизни в закупоренном бараке? Это противно человеческой натуре, Митч! Не лучше ли остаться на Земле? Здесь столько простора: коридоры, эскалаторы, улицы, крыши домов, гуляй сколько влезет!
Я начал было возражать, но это ни к чему не привело. Бен стал объяснять мне, что такое американский образ жизни: он подвел меня к окну и показал бесконечную гладь крыш, где каждый американец может прогуливаться на свежем воздухе без всяких там громоздких кислородных масок, заправив в нос всего лишь простые пылеулавливатели. В конце концов я не выдержал.
- Но кто-то должен полететь на Венеру! Почему же люди расхватывают книги Джека О’Ши? Почему избиратель без возражений голосует за миллиардные ассигнования на строительство ракет? Видит Бог, я не хочу тыкать тебя носом, но вот что тебе стоило бы сделать: изучи всех читателей Джека О’Ши, всех, кто по нескольку раз смотрит его передачи по телевидению, кто раньше других приходит на его лекции, а после толпится в коридорах и спорит. О’Ши у нас на жалованье. Выжми из него все, что можешь. Разузнай хорошенько о колониях на Луне - что за люди их населяют. Тогда мы будем знать, на кого рассчитывать нашу рекламу. Возражения есть? - Возражений не последовало.
Эстер превзошла себя, составляя расписание моего первого рабочего дня в новой роли, и я успел переговорить со всеми заведующими отделов.
Однако она не могла прочесть за меня всю корреспонденцию, и к концу дня у меня на столе выросла солидная кипа бумаг. Эстер вызвалась остаться после работы, но она едва ли могла мне помочь. Я разрешил ей принести мне бутерброд и еще одну чашку кофе и отпустил домой.
Когда я закончил последнее письмо, шел уже двенадцатый час. По пути домой я завернул в ночное кафе на пятнадцатом этаже - мрачную комнатушку без окон, где подавали кофе, отдававший дрожжами, из которых оно и было приготовлено, и бутерброды с ветчиной, по вкусу напоминавшей сою. Однако я постарался не думать об этом. Как потом оказалось, настоящие неприятности ждали меня впереди. Не успел я открыть дверь своей квартиры, как вдруг послышалось щелканье, а затем выстрел. Пуля ударилась в дверь над моей головой. Вскрикнув, я пригнулся. За окном мелькнула тень человека с пистолетом в руке, раскачивающегося на веревочной лестнице, которую относило куда-то в сторону.
Я был настолько неосторожен, что подбежал к окну и высунулся из него. Раскрыв рот от удивления, я провожал глазами удалявшийся вертолет. С него свисала веревочная лестница, на которой болтался человек. В это время я, должно быть, представлял собой отличную мишень, если бы только ему снова вздумалось в меня прицелиться. Но, к счастью, это было невозможно.
Удивляясь собственной выдержке, я подошел к телефону и набрал номер Муниципальной корпорации по обеспечению безопасности граждан.
- Вы наш клиент, сэр? - спросил меня женский голос.
- Да, черт побери, да. Целых шесть лет. Пришлите человека! Пришлите отряд!
- Одну минуточку, мистер Кортн… Мистер Митчел Кортней, не так ли? Литературный работник высшей категории?
- Нет, - ядовито ответил я. - Теперь я мишень для стрельбы. Не будете ли вы так любезны сейчас же выслать вашего агента, пока тот, кто только что стрелял в меня, не вздумал проделать это еще раз!
- Простите, мистер Кортней, вы как будто сказали, что вы литературный работник высшей категории? - вежливо и невозмутимо уточнял голос.
Я заскрежетал зубами.
- Да, да, высшей категории!
- Благодарю вас, сэр. У меня в руках ваша карточка. Очень сожалею, но у вас задолженность по взносам. Вам, должно быть, известно, что для служащих высшей категории, учитывая острую конкурентную борьбу, у нас установлены особые расценки… - И она назвала мне цифру, от которой каждый волосок на моей голове встал дыбом.
Однако я сдержался - она была всего лишь простым исполнителем.
- Благодарю, - сказал я мрачно и повесил трубку. Через справочную-автомат я связался еще с двумя-тремя детективными агентствами, но везде получил отказ. Наконец какой-то частный детектив сонным голосом дал согласие приехать, заломив неслыханную цену.
Он явился через полчаса, и я уплатил ему его гонорар. Но он лишь извел меня глупыми вопросами и поисками несуществующих отпечатков пальцев. Наконец он ушел, заявив, что займется этим делом.
Я лег спать, так и не разрешив мучивший меня вопрос: кому понадобилось стрелять в меня, скромного служащего рекламной конторы?
4
На следующий день, мобилизовав всю свою храбрость, я направился к Фаулеру Шокену. Мне было необходимо получить ответ, и никто, кроме Фаулера, не мог его дать. Он мог, конечно, вышвырнуть меня за дверь, однако попытаться все же стоило.
Но, кажется, момент для этого я выбрал явно неудачный. Только я приблизился к двери кабинета, как она с треском отворилась, и из нее выскочила Тильда Матис. Лицо ее странно подергивалось. Она уставилась на меня, но, готов поклясться, она меня не узнала.
- Переделать заново! - исступленно взвизгнула она. - Работаю как каторжная на эту старую крысу, и что же? Переделайте! Текст хорош, но ему, видите ли, нужен отличный! Переделайте! Вы только послушайте! "Пусть текст засверкает, заискрится! Мне нужна теплота человеческих чувств, восторг, трепет и печаль вашего нежного женского сердечка!" И все это извольте уложить в пятнадцать слов! Я покажу ему пятнадцать слов! - всхлипнула она и промчалась мимо. - Медоточивый ханжа и кривляка, мелочный придира, пустозвон несчастный, кровожадный спрут, старый…
С шумом захлопнувшаяся дверь помешала расслышать последний из эпитетов, о чем я очень пожалел, ибо не сомневался, что на этот раз Тильди подобрала самый подходящий.
Я откашлялся и, постучавшись, вошел к Шокену. В улыбке, с которой он меня встретил, не было и намека на только что разыгравшуюся сцену. Розовое лицо Фаулера и его безмятежный взгляд, казалось, вообще исключали что-либо подобное. Однако я не забыл, что вчера в меня стреляли.
- Я всего на одну минутку, Фаулер, - начал я. - Скажите, вы в последнее время не вели грубую игру с фирмой "Таунтон"?
- Я всегда играю грубо. Грубо, но чисто, - ухмыльнулся он.
- Я имею в виду очень грубую и очень грязную игру. Например, вы, случайно, не собирались подстрелить кого-нибудь из ее сотрудников?
- Ну, знаешь ли, Митч!
- Я спрашиваю потому, что вчера в меня стреляли с вертолета, - упрямо продолжал я. - Не представляю, кто бы это мог сделать - разве только Таунтон.
- Таунтон исключается, - категорически сказал Шокен.
Я собрался с духом.
- Фаулер, - произнес я, - скажите честно, вы не получали предупреждения? Возможно, я перехожу дозволенные границы, но я должен знать правду. Речь идет не только обо мне. Речь идет о проекте "Венера".
Румяные, словно яблоки, щеки Фаулера побледнели. По его глазам я понял, что моя карьера и положение служащего высшей категории висят сейчас на волоске.
- Митч, я сделал тебя сотрудником высшей категории прежде всего потому, что считал - ты способен взять на себя такую ответственность. Мне нужно не только умение работать. Работать ты умеешь, я знаю. Но мне казалось, что ты знаешь и кодекс нашей профессии.
Однако я не сдавался.
- Да, сэр.
Шокен сел и закурил сигарету "Старр". После умело рассчитанного секундного колебания он пододвинул ко мне пачку.
- Митч, ты еще молокосос, стал служащим высшей категории совсем недавно. Но в твоих руках теперь немалая власть. Твои несколько слов - и через недели или месяцы судьба полумиллиона потребителей, мужчин и женщин, может полностью измениться. Это власть, Митч, безграничная власть. Ты знаешь старинную поговорку: власть возвышает. Безграничная власть возвышает безгранично.
- Да, сэр, - снова сказал я. Что-что, а все старинные пословицы и поговорки были мне хорошо известны. Теперь я не сомневался, что он ответит на мой вопрос.
- Ах, Митч, - вздохнул Шокен, мечтательно размахивая сигаретой, - у нас есть права, есть обязанности, но не обходится и без профессиональных неприятностей. Одно немыслимо без другого. Без острой конкурентной борьбы и соперничества вся наша система утратила бы равновесие и полетела вверх тормашками.
- Фаулер, - опасливо прервал я его. - Вы же знаете, я не жалуюсь на систему. Она действует, и это все, что от нее требуется. Знаю, что и конкуренция необходима. И вполне согласен, что мы должны свято блюсти кодекс торговли, даже если Таунтон и затевает что-то против нас. Знаю, что об этом надо помалкивать, иначе вместо того, чтобы работать, заведующие отделами только и будут заботиться о безопасности собственной персоны. Но проект "Венера" у меня в голове, Фаулер. Так мне удобней. Если я стану все записывать, когда же мне работать?
- Разумеется, - согласился он.
- Но, допустим, вы получили предупреждение и, допустим, Таунтон решил первым убрать меня, что будет с проектом "Венера"?
- Ты прав, - согласился Фаулер. - Хорошо, я тебе отвечу. Я не получал предупреждения.
- Спасибо, Фаулер, - воскликнул я искренне. - Однако в меня стреляли. А затем этот случай на аэродроме - может быть, вовсе не случайность. Как вы считаете, Таунтон способен действовать без предупреждения?
- Я не давал ему повода, а ни с того, ни с сего он не решится. Он падок на дешевку, методы его нечестны, но правила игры он знает. Убийство в результате коммерческой конкуренции - это преступление. Убийство без предупреждения - грубейшее нарушение кодекса торговли. А может, ты приударил за чужой женой, Митч?
- Нет, я веду примерный образ жизни. Все это просто непонятно. Должно быть, какая-то ошибка. Мне повезло, что этот парень оказался никудышным стрелком.
- Очень рад за тебя, Митч. А теперь займемся делами. Ты виделся с Джеком О’Ши? - Моя история больше не интересовала его.
- Да. Он приезжает сегодня. Будем работать вместе.
- Прекрасно. Если умело взяться, кое-что от его славы перепадет и нам. Пошевели-ка мозгами, Митч. Не мне тебя учить.
Я понял, что аудиенция окончена.