Токасия вздохнула. Даже если землекопы отыщут остальные детали этой транской машины, она едва ли будет работать. Повреждения слишком велики: даже если удастся собрать ее заново, все равно останется проблема – разбитый драгоценный камень, источник ее силы. Из подобных камней, найденных за время раскопок, целыми и сохранившими работоспособность оказалась лишь пара пригоршней. Эти камни сияли всеми цветами радуги, от них работали старинные транские устройства. Самые большие кристаллы ученая отсылала домой в Аргив для дальнейшего изучения и в качестве платы за разного рода услуги, прежде всего за поставки припасов и инструментов.
На угол стола легла тень, и Токасия подскочила от неожиданности. Она была настолько увлечена камнем, что не заметила, как в палатку кто-то вошел. Археолог подняла глаза и увидела Лоран. Токасия подумала, сколько же времени девушка простояла здесь, ожидая, пока на нее обратят внимание.
Лоран была из знатной семьи, и Токасия считала ее своей лучшей ученицей: правда, учитывая нынешний уровень ее учеников, это была не бог весть какая похвала. В самом начале своей карьеры Токасия была вынуждена обратиться за финансовой поддержкой к благородным семействам Пенрегона; те были только рады предоставить помощь – в обмен на возможность отправлять к Токасии своих упрямых и своевольных детей. В пустыне археолог вручала им в руки лопаты и отправляла в раскоп, где на палящем полуденном солнце из юных голов без остатка выветривалась вся блажь, еще недавно доводившая их родителей до исступления.
"По правде сказать, – думала Токасия, – большинство отправляемых ко мне девушек и молодых людей провинились лишь в том, что вели себя именно так, как это свойственно девушкам и молодым людям их возраста". Родители чаще всего просто искали предлог отослать их подальше от дома. Как только дети попадали в раскоп, выяснялось, что их интерес к прошлому варьируется от минимального до нулевого. Но они и сами были рады оказаться вдали от пронафталиненных и обнесенных каменными стенами особняков Пенрегона, его мелочных интриг, составлявших основное занятие столичной знати, и, самое главное, от родителей. Токасия поручала им дела сообразно их способностям. Одни надзирали за землекопами-фалладжи, другие помогали очищать и заносить в каталог устройства, которые те выкапывали, третьи дежурили у катапульт с картечью, которые защищали лагерь от пустынных кочевников и птиц рух. Молодые люди и девушки приезжали, какое-то время работали, а затем отправлялись домой, увозя с собой достаточно историй, чтобы произвести впечатление на друзей, и достаточно зрелости, чтобы успокоить родителей.
Лишь немногим, таким как Лоран, хватало ума, мудрости и смелости вернуться к Токасии еще раз. Девушка работала на раскопках уже третий сезон, за это время она порядком повзрослела и расцвела женственностью и красотой. Токасия знала – недалек тот день, когда бальные наряды и приемы станут интересовать ее гораздо больше, нежели транские машины, но пока Лоран была с ней. Токасия радовалась, что по крайней мере этим летом она помогает ей вести учет, организовывать работу и командовать землекопами.
Токасия моргнула, нацепила на нос очки и вопросительна подняла бровь. Лоран никогда не заговаривала первой, Токасия всячески пыталась отучить ее от этой привычки.
Выдержав паузу, гостья тихо сказала:
– Прибыл караван из Аргива.
Токасия кивнула. С самого утра ученая заметила приближающееся с востока облако пыли, но она думала, что повозки Блая доберутся до лагеря никак не раньше середины дня. Похоже, старый караванщик наконец-то разорился на новых животных, так как его старые зубры, судя по всему, передохли. Слова Лоран означали, что торговец въехал в ворота, и Токасии следовало его встретить, дабы защитить своих учеников от обычного в случае ее отсутствия потока брани и оскорблений.
Лоран не двигалась с места. Токасия сказала:
– Я буду, как только освобожусь. И мне плевать, если Блаю это не понравится.
Лоран сжала губы, кивнула и вышла. Токасия снова вздохнула. Через два-три года торговцы вроде Блая будут вытягиваться по струнке от одного взгляда Лоран, но сейчас она, как и большинство учеников, боялась пустынного караванщика как огня.
Токасия проводила Лоран взглядом. На той была рабочая рубаха кремового цвета, в каких ходили все ученицы, но волосы девушка отпустила длиннее, чем полагалось по столичной моде. У нее были темные и густые волосы, что большинству ее соотечественников казалось необычным. "Печать пустыни", – говорила аргивская знать, вовсе не желая сделать комплимент, – это был скорее тонкий намек на то, что где-то в корнях фамильного древа скрывается пустынный варвар. Может быть, потому-то Лоран и возвращалась сюда каждое лето – навряд ли ее принуждали к этому родители. Когда Токасия в последний раз была в Пенрегоне, мать Лоран вполне недвусмысленно заявила, что ее дочери пора прекратить заниматься глупостями вроде раскапывания всяких металлических штук, погребенных в песке.
Токасия оглядела лагерь и грубую стену, окружающую гряду холмов. Эти низкие, пологие холмы, изрезанные пересохшими руслами, оказались крайне богатыми на транские машины. Укрепление скорее отмечало границы территории, нежели служило настоящей защитой, впрочем, для отражения нападений мелких грабителей его вполне хватало. Стены представляли собой каменный вал, на противоположных концах которого были установлены две заряженные мелким гравием катапульты, предназначенные для того, чтобы отгонять птиц рух. Из-за жары работа внутри стен обычно продвигалась медленно. Один из курганов, тот, где откопали череп су-чи, казался особенно любопытным, поэтому его разметили для дальнейших исследований – он был весь истыкан столбиками с натянутыми веревками. Неторопливые онулеты медленно двигались навстречу повозкам, ими правили будущие главы знатных родов, которые пока забавлялись тем, что хлестали огромных белокожих зверей кнутами.
Когда ворота захлопнулись за последней повозкой, с передней соскочила необъятная человеческая фигура с воздетыми к небу руками. Блай, казалось, получал удовольствие от того, что наводит на учеников страх – в Пенрегоне все было иначе: перед их родителями ему приходилось кланяться, и порой ниже, чем хотелось.
Токасия улыбнулась, представив Блая в аргивской столице. Шляпа в руке, слегка наклоненная голова, сбивчивая речь – еще бы, ведь ему нужно объяснить, что он хочет, не прибегая к грязным ругательствам. Видимо, он тоже был из тех, кто лучше всего чувствует себя в пустыне.
Археолог пригладила руками свои короткие седеющие волосы, машинально пытаясь расчесать несуществующие колтуны. В юности у нее были длинные волосы, почти такие же темные и пышные, как у Лоран. Может, и среди ее предков затесался какой-нибудь варвар из пустыни. Впрочем, в старости все похожи, независимо от происхождения, и теперь, когда Токасия жила в пустыне, короткие волосы казались ей благом – за ними было легче ухаживать.
Археолог нежно похлопала по черепу из синего металла, поднялась со складного кресла и протянула руку к своей трости – обломку какого-то неизвестного транского механизма из дерева и блестящей стали. Токасия именовала этот предмет тростью – инструментом, просто облегчающим передвижение по пересеченной местности, а не костылем, без которого и шагу нельзя ступить. Однако боль в суставах, посещавшая ее каждое утро – а утра в пустыне ранние и прохладные, – свидетельствовала скорее об обратном.
Спускаясь со своего "насеста", Токасия передвигала ноги подчеркнуто медленно. Блай, конечно, будет бушевать и ворчать, но плохое настроение еще ни разу не помешало ему торговаться. Транские машины и другое добро, ожидавшие его здесь, стоили сил и времени, потраченных на долгое и трудное путешествие по пескам.
Поэтому когда Токасия добралась до повозок, ее совершенно не удивило, что вокруг караванщика собралась плотная толпа учеников и надсмотрщиков. Удивило ее поведение самого Блая – перед ним стояли два незнакомых ей юноши, совсем еще мальчики, и торговец поносил их на чем свет стоит.
Первый был темноволос и коренаст. Всякий раз, когда Блай разражался воплями, он вздрагивал, едва выглядывая из-за спины второго паренька, светловолосого и худого. Он стоял гордо, широко расправив плечи, и принимал ярость купца на себя.
– Обманщики! Мошенники! Лжецы! – ревел Блай.
"Ребятам лет по десять, – решила Токасия. – Максимум по двенадцать". Именно в этом возрасте знатные семьи обычно впервые посылают своих детей в лагерь Токасии. Но это были не ее ученики, а до следующего сезона новобранцев не ожидалось. Сбоку, чуть поодаль, стояла Лоран. На ее лице одновременно отражались ужас перед происходящим и радость, оттого что Блай решил выместить свое недовольство не на ней, а на ком-то другом.
– Меня не обманешь! А ну быстро на разгрузку, щенки! – прошипел купец.
Темноволосый мальчик сжал кулаки и шагнул вперед. Не сводя глаз с караванщика, светловолосый протянул руку и удержал друга.
– Сударь, – спокойно, но громко, так, чтобы все слышали, сказал он, – у нас был уговор. Мы отрабатываем проезд сюда. Мы уже здесь, так что мы не намерены больше работать на вас.
Лицо торговца побагровело.
– Уговор был работать до конца поездки. Поездка не окончена: нам еще ехать обратно в Пенрегон.
– Но тогда нам придется возвращаться сюда самим! – взорвался коренастый, рванувшись вперед.
– Блай, что здесь происходит? – спросила Токасия.
Купец мгновенно повернулся к археологу и, прищурившись, уставился на нее, как будто только что ее заметил.
– Личные дела, госпожа Токасия. Ничего больше.
Тощий шагнул вперед:
– Вы учительница Токасия?
– Мы не закончили, – начал Блай, но Токасия подняла руку и ответила:
– Да, это я.
– Меня зовут Урза, – сказал мальчик. – А это мой брат, Мишра.
Тот, что покрепче, кивнул, а худой вытащил из-под рубахи помятый конверт. Печать – знакомый оттиск герба известного благородного семейства – была в целости и сохранности, но письмо, похоже, проделало весь путь у мальчика на груди. При виде письма Блай аж присвистнул. Было ясно, что ничего подобного он не ожидал и что такой поворот событий совершенно не входит в его планы.
Токасия пристально посмотрела на ребят, потом смерила подозрительным взглядом караванщика. Сорвав сургуч, она вскрыла письмо. Незнакомый почерк был четким и аккуратным – работа писца, но подпись, пусть сделанную нетвердой рукой, Токасия узнала сразу.
Никто не решался нарушить тишину, пока археолог читала письмо, только купец и мальчик, которого только что назвали Мишрой, нетерпеливо переминались с ноги на ногу, ожидая первой же возможности снова начать спор. Юный Урза стоял неподвижно, как каменное изваяние, скрестив руки на груди.
Токасия сложила письмо и задумчиво произнесла:
– Вот оно что. – Затем она обратилась к мальчикам: – Берите свои вещи. Лоран проводит вас в ваш новый дом. – На удивленный взгляд Блая археолог ответила: – Эти двое остаются со мной. Отныне они мои ученики.
– Но они должны отработать, – завелся торговец, – дорогу обратно! Ты хочешь сказать, что я должен позволить этим молокососам нарушить уговор, и все из-за какого-то вшивого письма!
Токасия не стала прерывать купца. Меж тем мальчики вынули из повозки пару небольших мешков и размашистым шагом направились следом за хрупкой Лоран. Дождавшись, пока они пройдут сквозь толпу, а та, в свою очередь, разделится на группы и займется разгрузкой каравана, археолог прервала бурную речь Блая:
– Уговор был о том, что они отрабатывают дорогу, – резко и твердо сказала она. – Как только они въехали в ворота, дорога закончилась. Они останутся здесь. Ты хорошо меня понял?
В ее голосе звенел металл, а Блай знал, что, если Токасия говорит таким тоном, давить на нее бесполезно. Отчаявшись, он сделал глубокий вдох и усилием воли заставил себя успокоиться.
Токасия сунула ему в лицо письмо:
– Э то от их отца. От него уже много лет не было вестей. Что тебе о нем известно?
Заикаясь, Блай пробормотал:
– Е-ему с-совсем плохо. Он недавно снова женился, на какой-то мегере. Сущая ведьма, из благородной семьи, у нее свои дети. Месяц назад он серьезно заболел, мы еще были в Пенрегоне. Кто его знает, может, он уже умер.
– Верно, может быть, он уже умер, – мрачно сказала Токасия, – а может быть, попросту слишком болен, чтобы позаботиться о сыновьях. Ты не знал о письме?
Купец замялся и опустил глаза.
– Нет, ты не знал, – продолжала Токасия. – Если бы ты знал, то не пытался бы столько запросить с детей. "Дорога туда и обратно", ничего не скажешь! Я-то тебя хорошо знаю, готова поклясться, что эти двое трудились до седьмого пота, под стать твоим зубрам, и не поручусь, что им не пришлось еще хуже. А все потому, что ты знал – раз письма нет, они могут говорить мне что угодно, я все равно не поверю!
– Их мачеха, она сущий зверь, – смущенно принялся объяснять Блай. – Хотела от них избавиться, но не дала с собой ни гроша. Не хотела тратить семейные деньги, ведь они скорее всего уже у нее кармане.
– Поэтому ты нанял мальчиков за стол и проезд, заставлял их гнуть спину, как рабов, а потом попытался оставить их у себя, зная, что о них теперь некому позаботиться, – сказала Токасия. – Это отвратительно! Забудь о несчастных детях, займись-ка разгрузкой и не сомневайся – я все проверю по списку, будь спокоен. А потом мы загрузим твои повозки. Несмотря на то что ты известный скандалист, я приготовила тебе пару вещей, за которые ты выручишь неплохие деньги.
Токасия собиралась еще прочитать Блаю нотацию, но тут прибежала Лоран:
– Госпожа Токасия, новые мальчики!
Токасия кинула на ученицу хмурый взгляд. Девушка заговорила с ней первой – судя по всему, дело серьезное.
– Что случилось?
– Они подрались, – сказала Лорана. – С Рихло и парой других ребят.
Токасия что-то тихо пробормотала. Блай фыркнул.
– Если хотите, я заберу их обратно, ваше высокоученое превосходительство, – сказал он.
Ученая смерила караванщика испепеляющим взглядом. Обернувшись к Лоран, она сказала:
– Возьми Ахмаля и пару землекопов, пусть разнимут их. А потом отведи их ко мне в палатку. – Лоран застыла в нерешительности, и Токасия едва удержалась, чтобы не топнуть ногой. – Живо!
Девушка со всех ног побежала прочь. Глядя ей вслед, Блай сказал:
– Прошу прощения, госпожа, но мне кажется, что с этой парочкой будет масса хлопот. Готов поклясться, от них будет больше убытков, чем прибыли.
– Сдается мне, так оно и будет, – проворчала ученая. – С их отцом тоже было ой как непросто.
– Значит, вы все-таки оставляете их? – спросил караванщик, удрученно качая головой.
Токасия вздохнула:
– Да. У меня старый долг перед их отцом.
– Немалый должок, как я погляжу, – сказал Блай. – Что же он вам подарил?
– Всего лишь свободу, – сказала Токасия и, не дожидаясь ответа, направилась к себе в палатку.
Блай смотрел в спину Токасии, пока та взбиралась на холм. Может, ему и почудилось, но теперь она выглядела еще более старой и хрупкой, чем несколько мгновений назад. Тут он услышал лошадиное ржание у повозок, и эта мысль мигом вылетела у него из головы.
– Негодяй! – заорал он на погонщика, с головой погрузившись в привычную работу. – Ты что, никогда товаров не возил? Это же хрупкие вещи! Держи их как новорожденного ребенка твоей сестры, иначе нам не заплатят!
Холм показался Токасии круче, чем на пути вниз. Когда она добралась до вершины, мальчики уже ждали ее вместе с Ахмалем и Лоран.
Предводитель землекопов кивнул Токасии. На фалладжи – так назывался язык жителей пустыни – он произнес:
– За меньшим нужен глаз да глаз. Мы его еле оттащили. Дрался, будто у него сотня зубов и две дюжины кулаков. Такой маленький, а сколько ярости. А старший разбил Рихло нос, но ничего не сломал.
Токасия ответила на том же языке:
– Рихло заслужил свой разбитый нос. Скажи ему, что до конца месяца он отправляется дежурить на кухню. И перенеси вещи ребят в бараки Хавака.
Ахмаль кивнул и вышел из палатки. Лоран не собиралась уходить, но Токасия отослала ее присмотреть за Блаем.
Археолог обошла вокруг стола и поставила трость в цилиндрической формы футляр – когда-то он был передней конечностью онулета. Ученая оперлась руками о столешницу и посмотрела на мальчиков. После драки от их парадных рубах остались лохмотья, а Урзе кто-то оторвал карманы. У Мишры под глазом красовался синяк, лица обоих были в ссадинах.
Токасия вздохнула и опустилась на стул. Мальчики в смущении переминались с ноги на ногу.
– Пятнадцать минут, – сказала пожилая женщина. – Пятнадцать минут, а вы уже подрались. Новый рекорд.
Оба мальчика в один голос принялись извиняться. Урза начал размеренно:
– Я хотел бы принести извинения за всех, кто был замешан в…
Мишра забубнил:
– Прощу прощения, но мы тут ни при чем, это все…
– Тихо! – Токасия так сильно стукнула по столу, что череп су-чи подпрыгнул, а инкрустированная столешница лишилась еще одной полированной раковины. Мальчики сразу же замолчали и продолжили переминаться с ноги на ногу.
Токасия откинулась на спинку складного стула.
– Что случилось?
Братья переглянулись, словно каждый хотел предоставить другому возможность давать объяснения. Наконец Урза заговорил:
– Один из старших мальчиков толкнул моего брата. Я остановил его, – твердо, с уверенностью в голосе сказал он. – Большой мальчик с рыжими волосами и веснушками.
– Это я уже знаю, – сказала Токасия и обратилась к Мишре: – А почему Рихло полез к тебе?
– Просто так, – сказал Мишра. Урза раскрыл было рот, но Токасия подняла руку, и тот не сказал ни слова. Немного помявшись, Мишра продолжил: – Он сказал, что я сижу на его кровати.
– А ты сидел? – спросила ученая. Мишра пожал плечами:
– Наверное. – Сглотнув, он обиженно выпалил: – Нечего ему было меня обзывать!
– Рихло обзывается и дразнится при каждом удобном случае. Вам следует привыкнуть к этому, если вы хотите здесь остаться, – сказала Токасия и повернулась к Урзе: – Ты старший брат, не так ли?
– Да, – решительно сказал Урза. Мишра со значением кашлянул, на что Урза скорчил недовольную гримасу и добавил: – Ну, на самом деле мы с Мишрой родились в один год, я в первый, а Мишра в последний день. Так что я старше его во все дни года, кроме последнего.
– В последний день года мы равны! – пропел Мишра, ужасно довольный тем, что старший брат сказал все как надо.
Токасия вынула из кармана письмо.
– Ты понимаешь, что это означает?
Братья снова переглянулись. Токасия чувствовала, что они общаются на каком-то тайном языке, доступном лишь им одним.
– Не совсем, – наконец ответил Урза.
– Ваш отец – мой большой давний друг, я многим ему обязана, – сказала Токасия. – Он хочет, чтобы я за вами приглядывала и заботилась о вас – на тот случай, если с ним что-нибудь приключится. Это означает, что на некоторое, возможно, длительное время вы останетесь здесь. Кроме того, вы будете работать вместе со мной и моими учениками. Если вас это не устраивает, я могу отослать вас обратно с Блаем, но, честно говоря, не знаю, какой прием ждет вас в Пенрегоне.
Братья переглянулись снова, и на этот раз первым заговорил Мишра:
– Чем вы занимаетесь?