Глядя на него с прежним лукавством, Гео сказал:
- Арташес, само собой, был царь молодец, только ты и впрямь тут ни при чем, совсем-совсем в другом дело. Имя "Арт" происходит от французского слова "артист", а оно - от латинского "арс", что означает "искусство"… - Он еще поглядел на взволнованного мастера и проникновенно заключил: - Даже если я это сию минуту придумал, все равно это правда. Потому что ты действительно артист и поднял свое ремесло на высоту искусства.
Много комплиментов доводилось выслушивать Арту, в том числе и содержащие только что произнесенные высокие слова. Но никому до сих пор не приходило в голову подобное этимологическое обоснование. Как и остальные 99,99 процента жителей города, мастер обладал чутким чувством юмора и отлично понял шутку. И все же сердце дрогнуло от благодарности, и не в одних словах было дело.
Лишь несколько секунд - зато почти осязаемо! - соприкасались их взгляды, и за ничтожно малый временной отрезок Арт понял то, о чем не умели, не в силах были за долгие годы рассказать тысячи звукокристаллов, каждый микрон которых был до отказа набит историями о космических путешествиях и путешественниках. Поблекли красочные описания фантастических коллизий; смешны и наивны стали дерзкие попытки проникнуть в загадки иных миров, прояснить их неземную сущность; заведомо неправдоподобными, мертворожденными сделались необычайные приключения, подвиги, а главное, сверхчеловеческие качества звездных героев - тех, о которых уже рассказал ему авточтец, и тех, что пока ждали своего часа в ячейках фонобиблиотеки… Славный парень, по сути мальчишка еще (ведь вдвое младше!), стоял перед ним - стоял, поскольку, когда волнение подняло хозяина из кресла, гость тоже вскочил. Светлые волосы, золотистая кожа удлиненного лица, высокий, глаза голубые. "Должно быть, его предки с Запада, - подумал Арт, - с побережья… Ну да разве это важно? Кажется, я понял…"
Стереотелевидение часто показывало космонавтов, и каждый раз, хотя давно пора было привыкнуть, он взбудоражено говорил жене:
- Ты замечаешь, замечаешь?! Они, как бы это сказать… Они совсем не такие, как все люди! Есть в них что-то такое, такое…
Не находя слов, раздраженно замолкал. Добрая Роза, блестя повлажневшими глазами-черносливами, охотно соглашалась:
- Твоя правда, Артюша-джан, как всегда, твоя правда! Они совсем на простых людей не похожи… Я говорю, они красивые, как наши мальчики, ангелочки прямо.
- При чем "ангелочки", при чем наши мальчики?! Наши небось спокойную работу себе выбрали, аг-ро-но-ма-ми станут, - презрительно смаковал постылое слово энтузиаст космонавтики.
Роза привычно с готовностью всхлипывала, и он торопился ее утешить:
- Я, конечно, ничего не говорю - всякий труд почетный, если нужный. Только понимаешь…
Арт замыкался в себе - сам толком не знал, что так нестерпимо требует выражения.
Сегодня, впервые в жизни лицом к лицу встретившись с космолетчиком, он, казалось, наконец понял.
Космонавтов в мире были тысячи, и все непохожие, потому что - личности. Вместе с тем их объединяло нечто общее, позволяющее о любом, пусть мимолетно возникшем в калейдоскопе лиц, с уверенностью сказать: звездолетчик! Причина была бесконечно таинственна и столь же проста: каждый - даже на Луну еще не слетавший, не говоря уже о Марсе, Венере и запредельных мирах, - хотя бы неделю пробывший в Пространстве, на всю оставшуюся жизнь сохранял в облике отпечаток неземного. Несправедливо было бы упрекать Арта в неспособности выразить это словами - никто не умел, и сами космонавты тоже. А увиденное при встрече с Гео оформилось в сознании мастера следующим образом: "Они все - смотрят не так, как остальные люди, потому что знают то, чего мы не знаем". Сапожник был чрезвычайно (хотя и несколько односторонне) начитанным человеком, понятия вроде "вечности" естественно существовали в его лексическом фонде. Тем не менее он с трепетом услышал торжественно прозвучавшее в мозгу: "Наверное, они чувствуют Вечность… хоть немного".
Движимый смятением и признательностью, Арт сказал:
- Твое имя красивее моего. Ты - Георгий, а это значит Победитель. У французов Победитель - Виктор, а у нас - Георгий… Тебе чего, Розочка?
Он не сразу заметил, что супруга успела переодеться в шикарное платье, вышитое лунами и звездами. Лебедушкой вплыв в мастерскую, хозяйка пропела:
- Не хотите ли пока еще мацони? Или гость предпочитает кофе?
- Только мацони, - не ломаясь, заявил Гео, - с детства обожаю.
Невольно шевельнувшаяся в душе мастера, натурального Отелло по темпераменту, ревность - "Ишь вырядилась!" - пристыжено стушевалась.
- Неси мацони! - распорядился хозяин; внушительно добавил: - И серьезно подумай об обеде.
- Спасибо, что напомнил! - сверкнула Роза дивными очами, на минутку забыв, как она боится мужа.
Звезды и луны скрылись за дверью. Мужчины обменялись солидарными улыбками, и Арт, хитро косясь на Гео, осведомился:
- Так что тебе требуется, космолетчик-джан? Надеюсь, не байковые шлепанцы?..
Начальник не получил своего заказа в назначенный срок. Это было первое пятно в безупречной профессиональной биографии сапожника. Он бы и с обоими заказами справился, но, опять же впервые в жизни, почти уже достроив ботинки для космонавта, безжалостно выбросил их в мусоропровод и начал все сначала. Розе было ведено:
- Скажи этому, чтобы день-два подождал. Мол, у мастера - клиент поважнее… Так и передай, смотри, слово в слово!
Проявив незаурядную изобретательность, жена вывернула ситуацию наизнанку, с выражением искренней печали уведомила должностное лицо о возникших, с одной стороны огорчительных, с другой - весьма для последнего лестных, обстоятельствах:
- Мой Арт уже совсем-совсем построил вашу уважаемую обувь, и вдруг ему не понравилось… Сейчас не покладая рук трудится над новым, простите за выражение, вариантом. Он такой требовательный к себе!
Начальник удалился, исполненный удовлетворения.
- Слово в слово передала? - не оборачиваясь, проверил сапожник.
- А как же иначе? - оскорбилась Роза, не опасавшаяся дальнейшего расследования.
…Как рассказать о работе над ботинками для космонавта? А как рассказать о радостной муке поэта, слагающего песнь Любви и Мечте, о бездумном вдохновении, с которым ласточка строит гнездо, о светлом страдании хирурга, взрезывающего живую плоть ради спасения Жизни, о счастливой боли женщины, готовящейся стать матерью?.. Если кому-либо такие параллели покажутся кощунственными, значит, он не испытывал упоения трудом, сколь бы нехитрым, на поверхностный взгляд, тот ни был. Ибо наряду с человеческими деяниями, включенными в Книгу Бытия, этой высокой чести, без сомнения, заслуживает и двухдневный творческий взлет сапожника Арта.
Он не слушал на этот раз космических историй, а сам, склонясь над рабочим столом - тук-так, так-тук! - без посредничества фантастов, с каждым новым стежком и вбитой шпилькой все более приближался к звездам.
Он не пытался на этот раз воображать себя дерзким, сильным, бесстрашным первопроходцем неизученных миров, не стремился проникнуть в чувства и мысли горячо любимых героев - выдуманных писателями и реальных, не мечтал шагнуть вслед за ними, вместе с ними на песок, камни, зеленые луга чужих далеких планет. Арт понимал, что не его удел даже мысленно приобщиться к такому. Мало того, на протяжении двух колдовских дней (с шести утра до одиннадцати ночи, короткий перерыв на обед) мастер не вспоминал о том космосе, какой представлялся ему прежде.
Гео, его космолетчик, как живой стоял перед Артом: светлые прямые густые волосы, развернутые высоко над полом плечи, юношески чуточку пухлогубый рот - нетерпеливое ожидание повода для улыбки заранее приподняло уголки, - прямо глядящие глаза, которым неожиданную строгость придают зоркая профессиональная острота взгляда, и еще в лице то, неопределимое, общее для них, видевших звезды не сквозь мутную завесу атмосферной оболочки, а в первозданной яркой лучезарности и чистоте… Мастер работал для Гео, во имя Гео - и неотступно думал о нем.
Уже в начале дня пришло потрясшее все Артово существо открытие: да ведь в этих построенных им ботинках космолетчик, очень возможно, ступит на поверхность какой-нибудь иной планеты! Первым из людей шагнет в неведомое как те, из кристаллокниг… Он вернулся в действительность, презрительно усмехнулся: что "те", какие такие "те"?! Недоверчиво оглядел заготовку, старый-престарый, острее бритвы, нож, сточенный на две трети, свои руки - и сделал следующий шаг в осмыслении происходящего. Да ведь всему этому, мягкому, податливому, сладостно-остро пахнущему кожей (заменитель в точности имитировал и запах), предстоит вскорости стать обувью, у которой высочайшее предназначение: с ненавязчивой ладностью обнимая ноги космолетчика Гео, надежно, безотказно - уж он, мастер, не подведет! - защищать его от раскаленного песка, острых камней, длинных колючих шипов черт знает каких растений, ядовитых укусов разных мелких неземных гадов и прочих непредвиденных, непрогнозируемых опасностей… Арт поежился от тревожного предчувствия. Раньше, упиваясь чудесными приключениями неустрашимых межгалактических одиссеев, он, понятное дело, переживал за них, и еще как!.. Реальность будущих ботинок преобразила природу его восприятия. Мучительно отрезвев, Арт понял: не то он представлял, не то… И внезапно ужаснувшийся, негодующий на себя, возмущенный собою - явственно увидел внутренним зрением, об обладании которым не подозревал, страшное:
Гео, ясноглазый, чистолицый, добро улыбающийся, по- юношески простодушно в лицо ему смотрящий, умирает. Мастер не знал - как, отчего. Он лишь видел: мертвеет овальное лицо, под серым налетом тускнеют, останавливаются, слепнут зрачки, застывает мальчишеская улыбка - и Гео, безжизненный, опрокидывается навзничь… Впоследствии, со временем бледнея, жуткое видение возвращалось еще и еще, вплоть до финала этой необыкновенной истории. Оно почти всегда врывалось в ошеломленное сознание несколько видоизменившимся, но одно повторялось каждый раз - медлительное падение навзничь, и каждый раз Арт видел себя на месте космонавта, и ощущал в сердце холод и пустоту.
Испытав это впервые, он долго не мог вернуться к работе. Однако справился с собой, и больше кошмарные сны наяву были не в силах ему мешать.
Обувшись в обновку, Гео по настоянию сапожника несколько раз прошелся по куполообразной мастерской и даже трижды высоко подпрыгнул, а потом долго усиленно шевелил всеми пальцами. Он приблизился к мастеру вплотную и возмущенно спросил:
- Послушай, дорогой, что это такое?
- Что "это", что "это"? - испуганно засуетился Арт.
- Как что? Где ботинки? Где они, я тебя спрашиваю?
Сильнейшее переутомление, несомненно, пагубно отразилось на сообразительности мастера.
- Да вот же… - ткнул он пальцем.
- Неужели? - Космонавт недоуменно разглядывал ноги. - Почему же я их не чувствую? - И, прежде чем до Арта "дошло", крепко его обнял. - В жизни таких не носил. Поверишь? Летать хочется!
От полноты счастья мастер слова не мог вымолвить. А Гео сказал с чувством:
- Не знаю, как тебя благодарить.
В тот день сапожник Арт обогатился новым знанием. Оказывается, прекрасная необычность космолетчиков, возвышающая их над остальными людьми, состоит, кроме силы, бесстрашия, ловкости, мужества и т. д., еще в одном свойстве совершенном благородстве ума и души. Ибо Гео понял: предложи он мастеру деньги - оскорбит смертельно.
- Живи, сынок… - только и сказал Арт. И вздохнул.
Позднее, безуспешно пытаясь подвести научный фундамент под беспрецедентное происшествие на планете Скалистая, специалисты дотошно проанализировали, в частности, характер переживаний сапожника, имевших место от момента появления в мастерской Розы ("К тебе пришел сам…") до торжественного и трогательного акта вручения космонавту чудесных ботинок. Была установлена такая последовательность смены Артовых эмоций: а) естественное раздражение; б) негодование ("Этот самый "сам", который пришел…"); в) недоверчивая радость; г) безграничное счастье при виде настоящего космолетчика; д) разнообразные чувства, испытанные за время общения с Гео и, по-видимому, не связанные напрямую с существом проблемы; е) озабоченность, быстро трансформировавшаяся в пугающее сознание громадной ответственности перед лицом взятой на себя задачи; ж) доминирующее над всем остальным стремление как можно лучше выполнить почетный заказ… Дальше формулировки становятся расплывчаты, и, надо полагать, это закономерно, потому что о чем таком особенном может думать сапожник, поглощенный привычным трудом?.. Однако следует отдать должное ученым мужам. Они не упустили из виду "космическую направленность" его хобби, отметили между прочим: "…и, учитывая данное обстоятельство, считать логичным стремление исследуемого объекта (не исключено - подсознательное) проявить особый профессионализм в рассматриваемом случае…"
Что касается самого Арта, то, изо всех сил желая удовлетворить любознательность своих мучителей, он страшно нервничал и потому подчас противоречил себе, а иногда и вовсе нес околесицу, о чем красноречиво свидетельствует отрывок фонограммы его опроса:
" - Вы испытывали в процессе работы что-либо, выходящее за рамки вашего будничного психофизиологического состояния?
- Как не испытывать, профессор-джан! Наушники не надевал, и очень мешал шум на улице. Женщины кричат, дети пищат, конка звенит… Злился очень.
- По-нятно… Напрашивается вывод, что звуковые помехи, раздражающе воздействуя на вашу нервную систему, заставляли вас в этой экстремальной ситуации непривычно мобилизовываться, более сосредоточенно вникать в детали производственного процесса…
- При чем тут "заставляли"? Да если такая ерунда - бабы, крики - может делу повредить, то какой я буду Мастер?!
- Вы же сами сказали…
- Ничего я не сказал! Спросили - ответил, вот и все.
- Простите, но… Разве есть разница между "сказал" и "ответил"?
- Еще какая! Если воспитанного человека о чем-нибудь спрашивают, он должен ответить, хочет или не хочет. А "сказал" значит сам полез, хотя никто не просил. Я что - выскочка какой- нибудь, чтобы лезть, когда не просят?
- При чем тут?!.. Простите еще раз, однако достаточно ли ясной представляется вам… э-э… связь между вашим последним - безусловно справедливым и оригинальным - высказыванием и существом рассматриваемой проблемы?
- Мое дело сапоги тачать. Проблемы - ваша забота.
- О господи… Может, будет целесообразным вернуться к нашей беседе завтра?
- Это как пожелаете. Не хватает, чтобы я вас учил, как поступать. У нас говорят: "Не учи ученого…"
- Хорошо-хорошо! Итак, если вы не против, встретимся завтра?
- Сапожник Арт гостям всегда душевно рад!" Неожиданная напевная ритмичность и тем паче рифмованность последней реплики исследуемого несколько развеселили серьезных товарищей ученых - и только. Лишь один из них, жизнерадостный скептик, человек иронического склада ума, подумал: а не морочит ли им голову хитрый ремесленник, не маскирует ли под "непонятливостью" упрямое нежелание поделиться чем-то важным, ревниво от всех скрываемым, возможно заветным?.. Он поделился своей гипотезой с коллегами, но те единогласно отвергли ее как изначально несостоятельную. Кто был прав - не столь уж существенно. Главное и глубоко огорчительное заключалось в том, что ни завтра, ни послезавтра, ни в обозримом будущем попытки объяснить природу невероятного случая особенностями психофизиологического состояния мастера Арта в процессе создания ботинок для космолетчика Гео результатов не дали. "Как и следовало ожидать", - с удовлетворением констатировали заведомо критически настроенные в отношении этой версии. Они принадлежали к числу наиболее здраво мыслящих ученых, то есть к большинству; большинство же, как известно, не ошибается.
А на Скалистой - шестой из освоенной землянами за пределами Солнечной системы планет, названной в соответствии с характером рельефа, - произошло следующее.
Космонавт Гео осуществлял рядовое восхождение на не менее рядовой трехтысячник; всего-то надо было снять показания прибора. Скафандра не требовалось (условия точь-в-точь земные), базовый лагерь лежал на высоте два с половиной километра, а пятьсот метров вверх-вниз - пустяк для квалифицированного альпиниста, для Гео же, скалолаза-мастера, подобное, с позволения сказать, "восхождение" все равно, что нам на седьмой этаж подняться, правда, без лифта.
Молодой человек был в превосходном настроении - оттого, что экспедиция открыла еще один ранее неведомый мир, и погода стояла хорошая, и накануне пришла нуль-телеграмма от любимой девушки, и вообще все было замечательно. Сердце билось ровно и сильно, в мышцах жила упругая бодрость, голова слегка кружилась от чистого горного воздуха. Гео играючи метр за метром преодолевал крутизну каменистого склона, во весь голос распевая любимую песню:
Я не люблю фатального исхода,
От жизни никогда не устаю!
Я не люблю любое время года,
Когда веселых песен не пою…
Выходило не слишком, может быть, музыкально, зато громко, с выражением, от души. Отвесные стены по обе стороны сужались, и получалось, благодаря резонансу, все лучше. Ноги бывалого альпиниста сами выбирали путь. На них были ботинки, построенные Артом, - необыкновенно прочные, надежно оберегающие от колючих камней и вместе с, тем почти невесомые. Таких ему еще не приходилось носить, хотя, понятное дело, у космонавтов не бывает плохих ботинок. Словом, все шло великолепно… И чем лучше становилось, тем ближе была Опасность.
Сегодня уже не выяснить, отчего Гео поскользнулся, да и не в том вопрос. Как и подобает космонавту, впоследствии он полностью винил в этом себя. Но, с другой стороны, не будь на свете случайностей, никогда и нигде не погиб бы ни один альпинист. Они же, к несчастью, погибают - даже самые сильные, ловкие, осмотрительные, опытные.
Он оступился в самом неподходящем месте, в сантиметрах от обрыва, который словно подстерегал за скалой и предательски бросился под ноги. За обрывом была если не бездна, то пропасть достаточно глубокая, чтобы наверняка разбиться насмерть, еще и опознать потом не сумеют… Найдись у Гео секунда на размышление, он бы счел ее подарком судьбы. Однако решали мгновения, и он сделал то, что согласовывалось с его личностной сущностью, в наивысшей степени гармонировало с ней: бросился вперед. Он не принимал решения. Нечто, опередив сознание и волю, выбрало между действием и бездействием, обреченной покорностью и поступком. Ноги лишились опоры - и тут же на долю секунды в последний раз обрели ее, теперь уже вертикальную; сорвавшись, Гео успел достать подошвами стену обрыва и оттолкнулся изо всех сил… нет, еще сильнее! Куда? Это выяснилось на противоположном краю. Прыгая, он не знал, что противоположный край существует, - не разглядел его, просто времени не было.