- Да нет, - пожал плечами Арт, - где я их возьму? Так, сам сделал из старых шапок и тряпья. Но все-таки, наверное, предохраняет.
К своему изумлению, Арт обнаружил, что драться с Крысой ему вовсе не трудно. Тот горячился, размахивал руками, а Арт сохранял спокойствие, не позволяя себе ни на мгновение расслабиться и увлечься боем. После ржавой трубы это было нетрудно. Не то, что подтянуться раз двадцать. Руки, освобожденные от уже ставшего привычным весом тела, казались Арту легкими и сильными.
Когда они оба запыхались, Донован сказал:
- А ты… это… шустрый. Пацан, а шустрый. Завтра еще будем?
- Давай, - сказал Арт, - но только бесплатно, а го У меня не банк…
Они тренировались каждый день. До изнеможения, до тех пор, пока пот не заливал им глаза. Крыса только мотал головой и приговаривал:
- Нет, ты только посмотри, что творится! Это ж надо… Начал с монеты, а теперь каждый день вожусь с тобой, как пацан. Почему это?
- Бокс - дело увлекательное. Все-таки интересно.
Они оба научились парировать удары, подставляя кулак к отклоняясь в сторону, научились наносить быстрые удары, вкладывая в них всю силу мускулов и тяжесть тела.
И вот, наконец, Арт медленно подходит на перемене к Джонни Хьюмсу. Не подобострастно улыбаясь, как полагается слабому, не бочком, а прямо, глядя в глаза.
- Я хочу дать тебе в твою паршивую рожу, - спокойно и даже скучно говорит Арт.
Брови Джонни подымаются вверх, словно кто-то дергает их за ниточки. На мгновение в его глазах мелькает растерянность - что бы это значило? - но тут же тает. Мало ли кто как с ума сходит. "Рехнулся, - думает он, - или у него нож. Сразу захватить руки, чтобы он не смог его вытащить".
- А больше ты ничего не хочешь? - ухмыляется Джонни. - Пойдем, мальчик, во двор, а то мне не хочется пачкать тобою пол.
Молча и бесшумно их окружают во дворе зрители. Кольцо напряженного, восхищенного, увлеченного и сладостного сопения. О, несравненное наслаждение следить, как сильный уничтожает слабого, если слабый не ты!
- Покажи руки, может, ты с ножом, - говорит Джонни.
Арт молча разжимает кулаки, и в то же мгновение противник бросается на него. Он сама ярость, ненависть. Он защищает свое место под солнцем, свое уютное местечко в джунглях, потому что и в джунглях есть уютные уголки. Он защищает свое право быть господином, быть сильным, быть грозой, вселяющей трепет.
Джонни пытается обхватить Арта, чтобы сжать его в своих объятиях и бросить на асфальт, но Арт отскакивает в последнее мгновение в сторону и наносит противнику удар кулаком в лицо. Кулак и лицо встречаются с мягким хлопаньем. Арт пружинисто отскакивает и бьет Джонни еще раз, теперь уже сбоку. Тот яростно рычит и снова бросается вперед. На этот раз ему удается схватить Арта за руку, но тот с силой выдергивает руку, одновременно делая Джонни подножку. Джонни падает, и вот уже Арт с силой нажимает коленом на живот противника.
Сопенье вокруг почти замирает. Сердца зрителей наполняет сладостный ужас. Сладостный, блаженный ужас, который испытывает толпа, когда перед их глазами падает тот, кто только что внушал им страх.
- В следующий раз убью, - скучно и тихо говорит Арт, и ему верят, потому что он говорит скучно и тихо…
Глава 2
Когда Арту было около семнадцати и он уже давно бросил школу, его как-то зазвал к себе Эдди Макинтайр.
Арт, как обычно, околачивался во дворе, поджидая, пока появится кто-нибудь из дружков, но никто не выходил. В бар идти ему было еще рано, и время тянулось вязко и медленно. "Господи, - подумал он, - хоть бы драку кто-нибудь затеял, посмотреть бы…"
Он услышал, как на улице, у входа в их двор, затормозил автомобиль и чей-то голос крикнул:
- Эй, Арт! Если у тебя есть минутка, зайдем ко мне.
Эдди Макинтайр уже шел навстречу ему, протягивая для приветствия руку. Через пять минут они уже были в квартире Эдди.
- Садись, Арт. Я уже давно хотел с тобой получше познакомиться. Со всех сторон только и слышно: ловкий парень Арт, умный парень Арт, у Арта глаза на затылке, у Арта что надо всегда к рукам прилипнет…
"Чего ему надо? - настороженно думал Арт. - Просто так он и не плюнет, не то что в гости позовет… Ишь, квартира какая…"
- Давай, Арт, выпьем немножко. Не как хамы какие-нибудь- раз-два и нажрался паршивого джина до одурения, а выпьем интеллигентно, красиво настоящего виски. Содовой водички - вот так! - добавим, льда несколько кусочков, все как у людей. Ну, за твое здоровье, Арти-бой!
Хотя Арт не в первый раз подносил к губам стакан со спиртным, он до сих пор не мог еще перебороть в себе физического отвращения, которое вызывал в нем запах алкоголя. Он с трудом подавил дрожь и сделал глоток. Если бы его спросили, зачем он выпил первый раз, когда его весь вечер и всю ночь мутило и выворачивало, он бы с искренним недоумением пожал плечами. "Как - зачем? Все так делают". - "Ну, а тебе-то зачем? Хочешь напиться?" - "Все так делают".
Виски согрело желудок Арта каким-то странным, призрачным теплом и ударило в голову. Здорово живет этот Макинтайр, шикарно. Телевизор-то, батюшки, какой, вполстены! Это сколько же такой стоить может, даже и не представишь… И диван - так и проваливаешься в теплую мягкость. А лед - один кубик к одному, как на выставку… А что ему? Он, поди, не ищет годами работу. Торгует белым снадобьем, обеими руками деньгу загребает. Виски пьет… Что ему, интересно, все-таки от меня надо, а?
- Ты вот, наверное, сидишь и думаешь, зачем я тебя пригласил, - сказал Эдди Макинтайр и хитро улыбнулся. - Так ведь, угадал?
- Угу, - кивнул Арт. Ему стало жарко, и он расстегнул рубашку.
- Ну ладно, не буду с тобой хитрить. Ты, наверное, слышал, я тут иногда достаю желающим порцию-другую героина. Мне это так… меньше всего нужно, дохода почти никакого, а хлопот полон рот. Вот я и хотел тебе предложить, чтоб ты от меня поработал. Как ты на это смотришь? Все-таки приятнее, чем мыть посуду у старика Коблера в пивной. Или тебе карьера судомойки больше нравится? Что-то не верю. Я ведь давно к тебе присматриваюсь. Парень ты ловкий как будто, ежели ни разу еще не сидел…
- Даже не попадался ни разу! - гордо сказал Арт. Голова у него чуть-чуть кружилась, лицо Эдди Макинтайра казалось мягким и добрым. И он сам начинал ему казаться мягким и добрым, но не вообще мягким и добрым, такого бы он не уважал, а мягким и добрым только к нему.
- Вот видишь, хотя ты серьезными вещами-то наверняка и не занимался. Так что ты скажешь?
- Чего ж говорить, мистер Макинтайр! Если на этом деле можно немножко подзашибить, чего ж тут говорить! А вы уж на меня положитесь, я вас не подведу. Я никогда никого не подводил. Уж если я берусь за что-нибудь - хоть тресни, а до конца доведу.
"Конечно, - подумал он, - наверное, Макинтайр и действительно большую деньгу имеет. Где уж ему с белым снадобьем возиться. А я сразу бы торговлю наладил…"
- Будем надеяться, - кивнул Макинтайр. - Меня еще никто никогда не подводил. И слава богу, а то ведь я не люблю, когда меня подводят. Ну, давай руку. Выпьем еще…
Они выпили, и Макинтайр как-то вскользь, мимоходом спросил Арта:
- Тебе еще не пора?
- Что - пора? - удивился Арт. - В бар-то? Не-е, я там только с шести начинаю.
- Да я не об этом, - усмехнулся Макинтайр. - Тебе еще кольнуться не пора?
- Мне? - Арт даже раскрыл рот от удивления. - Да я ведь даже ни разу не пробовал…
- Ни разу не пробовал? - Макинтайр даже привстал от удивления. - Ну и дела!.. А я тебя за взрослого считал… Послушай, Арти, а ты меня, часом, не разыгрываешь? Ей-богу, ни разу не кололся?
- Ей-богу, - кивнул Арт. Ему было немного стыдно, что его принимали за взрослого, а он оказался совсем еще сопляком, ни разу не кололся. "Но ведь, - подумал он, - говорят, что если уж попадешь на крючок к белому снадобью, потом не соскочишь".
Но мысли его уже потеряли четкость и прозрачность. Они были беспечными и неуклюжими, словно сытые, толстые щенки. Мало ли что говорят. Все ведь почти колются, это верно. Привыкнешь… К спиртному тоже, говорят, некоторые привыкают. Вон старик Мурарка совсем спился… А он, Арт Фрисби, ведь не привык.
- Это тебе, братец, тогда повезло, - засмеялся ласково Макинтайр, - что ты у меня в гостях. Такого снадобья, как у меня, тут нигде не достать.
- Простите, мистер Макинтайр, - смущенно пробормотал Арт, - у меня… денег нет.
Ему было стыдно, что он, как мальчишка, ходит без денег и не может позволить себе никаких развлечений.
- Да ты что, Арти, - обиженно сказал Макинтайр, - ты у меня в гостях, и я угощаю. Ты меня что, за какого-нибудь торгаша принимаешь?
- Не-ет, - виновато покачал головой Арт.
- То-то же.
- А ну как попадешь на крючок? - Звериная настороженность Арта все еще давала о себе знать, но перед глазами у него все плыло, волновалось, покачивалось, и он тут же забыл, что спрашивал.
- Да чепуха это, - пожал плечами Макинтайр. - Вот ты смотри на меня, я уже лет десять колюсь и ни на какой крючок не попал. Просто надо себя соблюдать, ну а ты ведь парень волевой, правильный. И пьешь в меру, и вообще не забываешься… Ну, давай, братец, руку. Да ты не бойся, это, знаешь, такая штука, так тебя подымает, что взлетаешь прямо к небу. Ни с чем не сравнить. Ты меня еще всю жизнь благодарить будешь…
Арт почувствовал, как что-то тоненько укололо его в руку на сгибе локтя, и открыл глаза. Макинтайр аккуратно укладывал в плоскую коробочку шприц.
- Ну вот, - улыбнулся он, - будешь теперь человеком, а то прямо как сосунок грудной… Ты сиди, я скоро вернусь.
Макинтайр ушел, а Арт снова прикрыл глаза. На него медленно накатывалась некая сладостная волна. Она была одновременно прозрачной и розоватой, и все существо Арта напрягалось, тянулось навстречу этой волне. Волна была еще далеко, она еще не коснулась Арта, но само ожидание, само предвосхищение ее вливало в него острое, еще ни разу не изведанное им блаженство.
Она прошла сквозь него, наполнив теплом и светом, нестерпимо-блаженным блеском, ощущением острого наслаждения. Волна прошла и вырвала его из реальности, в которой он жил. Не было больше узких и вонючих улиц Скарборо, не было крысиной возни по ночам в комнате, где со стен и потолка отваливалась штукатурка, не было тяжелых и выщербленных кружек, которые он должен был мыть в тепловатой, грязной воде, не было всегда хмурого взгляда матери, ее вечно сжатых в ниточку губ, не было мелких краж, когда вырываешь у старухи из рук потертую сумочку, чтобы найти в ней потом несколько потертых монет…
Был совсем другой мир, удивительно чистый, словно омытый той прозрачной и журчащей водой, которая обязательно текла бы по зеленой лужайке, по той лужайке, где стоял бы тот уютный домик…
Это был мир четкий и ясный, свободный от смрадных испарений, размывающих линии. Мир, в котором жили другие люди, непохожие на тех, кого знал Арт. И сам он был другим. И теплый вечер бил ему в лицо. И не поймешь - то ли стоял он на мостике стремительной яхты, то ли просто бежал по воде, едва касаясь ногами влажно-зеленеющего ковра…
Несколько дней Арт все ждал, пока Эдди Макинтайр объяснит ему его новые обязанности, но он его все не звал.
Как-то вечером он встретил Крысу - Донована. Крыса брел, покачиваясь, глубоко засунув руки в карманы брюк.
- Привет, Крыса, - окликнул его Арт.
Крыса поднял на него стеклянные глаза нарка, с трудом сфокусировал их на лице Арта и слабо улыбнулся.
- А, это ты, - с трудом пробормотал он, словно язык его не помещался во рту и еле ворочался там.
- Был на днях у Эдди Макинтайра, - с гордостью сказал Арт, - сам меня пригласил. Предлагал работать на него.
- Ну и как, ты уже начал? - спросил Крыса, и Арту померещилось, что в его неподвижных глазах мелькнула насмешка.
- Нет еще, но я думаю…
- Думай, думай, я тоже думал… - Он повернулся, чтобы уйти, но Арт схватил его за руку.
- Что ты хочешь сказать?
- Да ничего особенного. Просто то, что и меня в ср. се время он тоже приглашал к себе и тоже предлагал работу.
- А ты?
- Что я? Ждал, как и ты, а потом понял.
- Что понял?
- Зачем он меня звал.
- Зачем?
- А затем, чтобы сделать из меня то, что я есть - паршивого нарка, которому, хоть тресни, нужно каждый день добыть хотя бы полсотни НД для белого снадобья. Понял зачем? Это тебе не боксерская тренировка за двадцать центов. Помнишь? - В голосе Крысы зазвучала глухое раздражение. - Впрочем, чего с тобой разговаривать… - Он втянул голову в плечи, зябко поежился и, покачиваясь, побрел по улице.
Арт стоял потрясенный, потерянный, все еще не веривший до конца в обман. Он, Арт Фрисби, всю жизнь никому не доверявший, всегда настороженный, всегда начеку, всегда весь обращенный в слух и внимание, всегда обманывавший первым, он, Арт Фрисби, оказался последним идиотом, недоумком паршивым. Так, так, все это так. Крыса лишь подтвердил то, что он уже начал подозревать. Мир - пусть жестокий, колючий, холодный и враждебный, но его мир, взрывался у него на глазах, распадался. Хотелось выть. Броситься ничком на грязный, в трещинах асфальт, вечный асфальт, и выть, выть, пока с воем не выйдет отчаяние, стыд и ненависть. Но Арт был дитя цивилизации, и единственное, что она дала ему, - это умение сдерживать свои импульсы. Выть нельзя - привлечешь внимание. Броситься ничком нельзя - оставишь незащищенной спину. Незащищенной… Как будто он уже не открылся, не позволил обмануть себя, одурачить. Но пусть подождет этот Макинтайр, пока он придет к нему за дозой. Может быть, кто-нибудь и заглатывает крючок с первого раза, но он не из таких…
На пятый день он выложил тридцать НД за дозу героина, процентов на девяносто разбавленного молочным сахаром. И снова катилась прозрачная и розовая волна, и снова он блаженно тянулся навстречу ей, и в веселом и четком мире не было асфальта и тупиков.
Когда ему снова понадобилась доза, денег у него уже не было. С полдня он надеялся, что тошнота, поднимавшаяся от желудка вверх, к горлу, вот-вот пройдет, а завтра он где-нибудь найдет деньги, хотя в глубине души знал, что найти их ему негде. К вечеру он почувствовал, что больше не может. Каждые несколько минут тошнота накатывалась все с новой силой, толкала его в спину.
После наступления темноты он отправился на Седьмую улицу, к супермаркету. Там всегда в это время толпились люди. "Господи, - тоскливо подумал он, - ведь попадешься". Но предвкушение укола смыло, унесло страх. Нужен был укол, нужны были деньги…
Он долго стоял, все боясь сделать выбор, и когда наконец заметил, что покупателей у магазина становится все меньше, испугался.
Из магазина вышла неопределенного возраста женщина с огромным фиолетово-багровым пятном в пол-лица. В руке у нее был сверток и сумочка. В два прыжка Арт очутился около нее и рванул из рук сумочку. На мгновение он увидел расширенные ужасом глаза, рот, раскрытый в крике. Сумочка была уже у него в руках, а женщина с пятном все клонилась вперед, словно хотела стать на колени.
В сумочке оказалось сорок НД. Как раз на приличную дозу.
Через несколько месяцев, когда он встретил Мери-Лу, ему нужно уже было как минимум сто пятьдесят НД в неделю. Он был на крючке, и знал это, и ему уже было все равно.
Он увидел ее в первый раз в обрамлении оконного переплета. Она стояла у открытого окна и смотрела во двор. Она стояла у того самого окна, откуда когда-то высовывался алкоголик Мурарка и предлагал Арту научить его цирковому делу. Арт машинально раскрыл ладони и посмотрел на них. Интересно, смог бы он сейчас подтянуться? А почему бы нет? Смотри-ка, и труба все еще на месте. Ничего не меняется в асфальтовом мире Скарборо. Умер старик Мурарка, появилась девушка. Умирают одни крысы, нарождаются другие. Подштукатурят в одном месте, обвалится в другом. Теперь уже не нужно было подпрыгивать. Теперь уже и не нужно было подтягиваться. Кусок ржавой трубы торчал слишком низко для него. У него уже появились другие заботы. Он поднял руку и потер ладонью чугун. Ладонь стала оранжевой и запахла ржавым металлом. Счастливый запах детства.
- Это для вас низко, - улыбнулась девушка в окне. - На такой высоте и я подтянусь.
У нее были прямые светлые волосы и смеющиеся синие глаза. Казалось, она была заряжена смехом под давлением, и он теперь прыгал и бурлил в ней, ища выхода.
- Попробуйте, - усмехнулся Арт.
Она исчезла в глубине комнаты и через минуту вышла во двор. На ней были пестренькие узкие брюки и старый, затрепанный джемпер.
- Ой, - сказала она, взглянув на трубу, - она же вся ржавая! Руки перемажешь… - Она засмеялась и посмотрела на Арта. - Я, наверное, кажусь вам дурочкой? Честно, я не обижусь…
- Нет, честно - нет, - покачал головой Арт.
Она была слишком красивой, она была выходцем из какого-то другого мира. Здесь, в этом асфальтовом колодце, так не смеялись. Здесь, может быть, смеялись и громче, но не так. Не так охотно. Здесь никто не был заряжен на смех.
- А вы здесь живете?
- Да, вчера переехала. Ничего конурка. Не очень веселенькая, но жить можно. А вы?
- О, я здесь родился и вырос, - сказал Арт. Ему хотелось сказать девушке что-нибудь очень веселое, легкое, остроумное, но он не знал, что сказать, и лишь смотрел на нее, радуясь тому, что в мире бывают такие случаи, когда прямые светлые волосы и смеющиеся синие глаза могут вместе образовать такое вот лицо, от которого ни за что не хочется отвести глаза. От которого на душе одновременно и весело и грустно.
- Однако вы могли бы мне и представиться, - засмеялась девушка, - вы старожил, а я новосел.
- Арт Фрисби, - наклонил голову Арт, вспоминая, как это делают в телевизоре джентльмены.
- А я Мери-Лу Накольз. Я продавщица в магазине на Седьмой улице. Сегодня я выходная.
- Может быть, мы это как-нибудь отметим?
- Что именно? Что я Мери-Лу Накольз, что я продавщица или что сегодня выходная?
- И то, и другое, и третье, - снова наклонил голову Арт, - это все очень важные и приятные вещи. - Он сам удивился своему красноречию; он почему-то совсем не стеснялся девушки. - Выпьем где-нибудь и пойдем в кино. Или, может быть, на танцы?
- Мне везет. Не успела переехать на новое место, как уже получила приглашение. Сейчас я переоденусь. Или, может быть, так пойти, если в кино? - Она вопросительно и доверчиво посмотрела на Арта.
- Так. Только так, - твердо сказал Арт.
- Почему?
- Потому что, что бы вы ни одели, ничто не сможет сравниться с этим туалетом.
Мери-Лу покатилась со смеху.
- Ну, вы шутник, Арт! И комплименты откалываете - только держись.
Когда они шли к бару Коблера, он как бы невзначай коснулся ладонью ее руки. Кожа у нее была теплая и сухая, и Арту вдруг стало грустно. Душный комок подкатил к горлу и стал там, мешая глотать. Он не знал, почему ему грустно, но понимал, что грусть эта как-то связана с прямыми светлыми волосами, с доверчиво смеющимися синими глазами, с теплой и сухой кожей ее руки. И с ним. Он не понимал, что где-то в его сердце рождалась нежность - чувство для него незнакомое и даже опасное, потому что пока в его мире места для нее не было, а ломать привычный мир всегда опасно.
Они начали встречаться, и как-то вечером, глядя, как она расчесывает волосы перед маленьким в радужных разводах зеркалом, он сказал ей: