Малышка, подумал он, шагая в своем ряду. Ушла неуклюжая радость, когда все легко. Легко убивать, легко умирать, легко терять своих. И только думать нельзя, потому что сплошная легкость в мозгах.
Но мы уже вышли на рубеж, и надо о чем-то думать… Страшно, подумал он. Я боюсь этого боя. Я каждого боя боюсь, но этого особенно, потому что он уже начался. Малышка, подумал он. Почему? Надо смотреть.
Он смотрел, как прошла мимо них четвертая цепь. Первые три ушли давно, а четвертая обгоняла их только сейчас.
Капельки ртути, подумал он. Вот сейчас сольются…
Он привстал на цыпочки, вглядываясь в далекий фланг. Вон там, последняя шестерка. Пять с половиной, подумал он, один человек - и тот малютка.
И тут загорелся танк.
Пятая цепь - это подарок судьбы. Он вышел из боя без единой починки и думать начал, когда еще не засверкали стены Казармы.
Значит, малыш все-таки есть, подумал он. Логика против памяти, подумал он. Я знаю Алека, каждое его движение в бою. Я знаю правила этой игры, как нельзя узнать за единственный раз. Я думал о малыше раньше, чем увидел его. В Легионе не так уж много людей. Маленьких тем более. Это больше, чем совпадение.
Какой-то цикл? подумал он. Проходишь круг и начинаешь сначала?
- Ну, - сказал Алек с усмешкой, - что ты еще вспомнил?
- Я видел малыша, - серьезно ответил Альд. - Маленького человека. Он шел в четвертой цепи.
- Что-то с тобой не то, - сказал Алек с грубоватой заботой. - Гляди, Альд!
- Давай его поищем!
- Чего это вдруг?
- Мне так нужно, понимаешь? Чтобы знать, я помню или это бред.
И Алек безропотно отправился с ним.
А в Просторе было полно. Они шли по мосткам над лежанками, вешалками и столами, и от тресков и голосов рокотало в ушах. Только в третьем секторе они нашли малыша. Он сидел за столом один, и когда Альд увидел его лицо, он немедленно встал столбом и Алек чуть не сшиб его с ног. Женщина, клянусь светилом Латорна!
Они все-таки сдвинулись с места и направились к ней, а она смотрела на них, нет, только на Алека. И это его она тихо спросила:
- Ты с Земли?
- Инта! - заорал Альд. - Инта! - и как двинет Алека в бок: - Ты что, Инту забыл, болван?
И тут железный вояка тихо взвыл и бессильно уселся на пол.
Ничего-то они не помнят, подумал Альд. Они просто поверили мне, потому что я привел их друг к другу. Не понимаю, подумал он. Начать вот так вот с пустого места, как будто бы и не рвалась нить. А если это не в первый раз? Сколько раз они находили и теряли друг друга и опять встречались - впервые?
- Инта, - сказал он с мольбой, - но хоть что-то ты помнишь?
Усмехнулась. Что-то жесткое всплыло в ее глазах, обозначилось в складке губ.
- Дождь и домик в саду. Не изводи себя, Альд. Таким, как мы, помять ни к чему.
- Я помню, - сказал ей Алек. - Я тебя потерял и больше не мог жить.
- Куда же я делась?
- Тебя распылили, - сказал Альд. - Загнали в первую цепь. Мы пошли за тобой.
Она засмеялась. Негромкий хрипловатый смех - как рыдание.
- Значит, если распылят?..
- Память стирается при переходе, - сказал Альд. - Я два дня мучился, пока вспомнил.
- Сам?
- Нестандарт, - буркнул Алек, и они опустили глаза, будто это словечко вдруг отрезало их от Альда.
- Тебе нельзя было сюда попадать, - очень грустно сказала она. - Это какая-то ошибка, что ты сюда попал.
- А ты? Все-таки женщина…
- Я стала солдатом не потому, что попала в Легион, а попала в Легион потому, что была солдатом.
- Не может этого быть, - сказал он с тоской.
- Не все ли равно? Мне подходит такая жизнь. Прошлого нет, а настоящее - бой.
- А мне не подходит, - выдавил Алек и грохнул на стол пудовые кулаки. - Игрушки, да? С одного конца доски на другой? И Сигнал в спину?
- Черт тебя принес, Альд, - сказала Инта. - Если б не знать…
И опять глядят друг на друга, словно они тут вдвоем, словно главное все решено и остались одни пустяки.
- Если опять перейдем, я тебя забуду.
- Да, - сказал Алек. - Это Альд тебя искал.
- Его уберут, - сказала Инта, и они опять опустили глаза.
- В могилу, что ли? - он заставил себя усмехнуться - зря старался, все равно они только вдвоем.
- Значит, уходим, сказала Инта.
- Куда?
- Не знаю, - сказал Алек.
Третья цепь, наш сектор впереди.
Так приятно идти, а пятерка топает за спиной, я люблю их, думала она, ничего, что с ними не поговоришь, а у черных даже нет имен, все равно они мои, мое ушестеренное "я".
В четвертой цепи она увидела их, и помахала рукой. Пятая цепь, теперь четвертая, значит, завтра они в шестой. Это хорошо. Если я… Я знаю, что должна уцелеть, но это тягостно - думать, что должна, и она замедлила шаг, чтобы Сигнал шибанул по мозгам.
Третий сектор, подумала она. После боя нас должны отвести. Мы - плохие вояки, подумала она, в третьем секторе мало кто говорит, а такие и в цепи поодиночке. Паршиво, подумала она, первые цепи почти не ослабят удар, главное придется на нас.
Сигнал вывел их на рубеж, в самый центр, подумала она, опять я на острие, подумала она, а я ведь должна уцелеть, но танк уже зачадил, вот глупость, подумала она, какой дурацкий сигнал - два танка, чтобы обозначить атаку…
И то, что она давила с утра, поднялось наверх, и тошно, хоть плачь. Атака! подумала она, не бой, а обман, дурацкая игра, будьте вы прокляты, подумала она, опять у меня бой…
А игра как пожар расползалась по степи, и первая цепь уже догорала в ее огне, и Сигнал уже сдвинул навстречу огню вторую цепь.
Пора! Сигнал подтолкнул вперед, и она напряглась, одолевая его. До боли в стиснутых зубах, до капель на лбу. Тебя ломает, а ты стоишь, и пятерка топает за спиной, но цепь все-таки изогнулась, она удерживала центр, а фланги уходили вперед - пусть фланговый огонь ослабит удар. Невод, подумала она, где-то там идет третья цепь, и мы успеем ее искрошить.
И - ничего. Не приходила холодная радость боя, только стыд и глухая тоска. Сколько тех, кого я сейчас распылю, шагало рядом со мной? И сколько ожогов и ран я получила от прежних друзей?
- Надо кончать, - сказала она себе. - С этим все.
И тут начался бой.
И снова черные вихри гуляли по черной степи, и светлые тени текли сквозь роящийся мрак, и снова мы поднимались из праха, и поредевшие цепи шагали к Казарме.
Инта шагала одна. Может быть, кто-то еще догонит меня у стены…
- Я сделала все, что смогла, - сказала она себе. - Я берегла себя не больше, чем их. Они уже на той стороне, - сказала она себе, - и завтра мне в них стрелять.
Стыд и глухая тоска. Хорошо, что мне помогает боль. Мне больно, больно, очень больно, твердила она себе и вслушивалась в боль, и пряталась за ней, но боль ушла, стекла в горячий прах, и ничего не спрячешь от себя.
Меня обворовали. Все было ничего, пока был бой. Нелепый бой, бездарный бой - но бой.
Мне надо уходить, подумала она. Есть Алек - и я не хочу в него стрелять. И есть Альд… Вот дурачок, подумала она, зачем он все это распутал? Нет, это хорошо, что он распутал, я не из тех, кем можно так играть. Я им еще припомню. Она подумала, как это им припомнит, и покачала головой. Нет выхода, подумала она, мы - мертвецы, мы - копии, но ничего, подумала она, я - неплохая копия. Не знаю, как там было на Земле, но, кажется, ей очень повезло, когда меня убили.
Она подходила к Казарме одна, усталая женщина с тихим лицом, и створки огромных ворот ожидали ее. Последняя из живых входила в обширный проем, и двери Казармы сошлись за ее спиной.
А вечером мы сидели втроем, другая жизнь, подумала она, какая же я - действительно я - та, что в бою, или та, что теперь?
- Я все время тебя видел, - сказал Алек, и она улыбнулась ему.
- А я вот думаю, - сказал Альд. - Этот бой… что-то тут не так.
- Дурацкий бой, - сказал Алек. - Крутят одно, как киношку.
И опять они молчали втроем, Алек видел спокойный лоб и морщинки у тихих глаз, Альд - бестрепетный взгляд и огонь непреклонной воли, прожигающий ложный покой, а Инта вовсе не видела их - Алека, которого, кажется, любит, и Альда, которому просто верит; не люди, а три боевых единицы, и надо подумать на что мы годны.
- Группа прорыва, - сказала она себе. - Прорыв, - сказала она вслух.
- Куда? - сказал ей Альд. - Это или бред или модель.
- Куда-нибудь, - сказала она. - Мы уже отошли от нормы. Значит, завтра… или скоро - первая цепь.
- Прочистка мозгов? - спросил с усмешечкой Альд. - И куда будем рваться: вверх, вниз, через стенку? Спятишь с вами, ребята! Вы что, не понимаете, что это моделируемая, а не действительная реальность?
Инта глядела на него. Ну-ну, еще…
- Не знаю, зачем моделируют наше сознание, но что это модель, я уверен. И что все прочее, - он обвел взглядом Простор, кивнул за плечо, - обман, я тоже уверен. Как может смоделированное сознание выйти из модели, частью которой оно является?
- Погоди, Альд, - сказала она, - пожалей наше беспамятство. Я не очень понимаю, о чем ты говоришь, но я понимаю одно: мы слишком хорошо… повторены для такой дурацкой игры. Зачем?
- А иначе она потеряет смысл. Только мы в ней что-то можем. Единственное разнообразие: куда нас воткнут. И бой каждый раз немножко другой.
- Тогда почему же нас не выключить сразу? Отыграли свое - и выключить.
- Сотремся, - сказал Алек. - Если хоть чуть-чуть собой не побыть, сотрешься к чертовой матери.
- Ну, хорошо, - сказала она. - Но если наша… особенность так важна, значит, что-то должно ее защищать. Ведь даже при переходе мы забываем все - но не себя, так?
- Так, - медленно ответил Альд.
- А когда нас выключат, мы ведь тоже ничего из себя не теряем?
- Но… - начал было он.
- Погоди, Альд! Ты сохранил память, а мы нет, но у нас есть… - она поглядела на Алека, и тот сначала кивнул, а потом развел руками, потому что где здесь найдешь слова? - Ну, неважно, как это назвать. И это мне говорит: не может быть, чтобы наша игра… чтобы это была единственная игра. Понимаешь, пока я верила в бой… ну, он мог быть единственным. Единственное существование, единственная смерть. А так…
- Что?
- Погоди, Альд, - снова сказала она. Было очень трудно находить слова, и все-таки они были, и она даже удивилась, что помнит так много слов, и что за этими словами есть смысл, и когда она говорит, он словно бы прорастает сам по себе. - Зачем нас отключают? Если Игра не прерывается, нас незачем отключать. Пусть мы будем думать, что спим. Или просто: лег - а потом утрой и бой. Так? А тут четко: отключают. И появляемся не у себя, а уже в степи. Зачем?
- Не знаю, - сказал Альд. - Не думал.
- А если в это время просто другая Игра? И мы в нее тоже играем - только по-другому.
- Ну и что?
- Просто я думаю: другая Игра. А если мы в нее перейдем - какие есть - ее правила… они будут для нас обязательны?
- Черт его знает, - сказал Алек.
- А если мы просто исчезнем - и тут и там?
- Я уже умер, - ответил Альд спокойно, - и радости в посмертном существовании не нахожу. А вы с Алеком?
Она улыбнулась. Очень спокойно улыбнулась, словно речь о пустяках.
- У нас нет выбора. Завтра или очень скоро нас опять загонят в первую цепь.
- К черту! - сказал Алек. - Я - за. Сдохнем - так сдохнем, оно честней.
Инта свернула в зияющий зев коридора, и они послушно свернули за ней.
Наш командир, подумал Альд. Мне по плечо, Алеку по грудь - а все равно командир.
Круглые входы чернели со всех сторон. Сектор был пуст, и норы пусты. Странно, подумал он, а где все те, что уже перешли? Завтра они будут в строю, но где же они теперь?
Инта остановилась. Ты гляди, беззлобно подумал он, а им и впрямь не нужны слова, взгляд - и Алек уже все знает…
Взгляд - и Алек шагнул в проем. Только метнулся, лишь заступил, а отверстие уже пошло зарастать; Алек уперся спиной в один край, руками и ногами - в другой; всей его силы хватило только на миг, но тот единственный, пока они с Интой шмыгнули вовнутрь и выдернули его уже из стены. А когда проход исчез без следа, можно было поглядеть, что тут есть.
Ничего там не было. Ни стен, ни пола, ни потолка - просто слабое мерцание, обозначившее объем. Ни лежанки, ни постели, ни стола - просто серенький свет, вялым комом висящий внутри.
- У него не было имени, - бросила Инта, и Алек спокойно кивнул. Все равно не спрошу, подумал Альд, не хочу я этого знать, наверняка какая-то мерзость…
- А здесь что, не отключат? - он спросил у Инты, а ответил Алек:
- Ни черта. Продержусь.
Он взъерошенный, как в бою, как в те последние минуты, когда Сигнал уже гонит вперед, но ты еще человек, еще можешь думать.
А это уже началось. Покуда лишь духота, словно заживо закопали, подумал Альд, и это было уже удушье, он рвал на груди мундир, не могу, подумал он, сейчас…
Алек застонал. Он стоял, наклонившись, расставив ноги, словно на нем лежал неподъемный груз, и этот груз пригибал его к земле, а он все старался распрямиться, и серенький свет уже покраснел, а Инта глядела на Алека, подпирала его взглядом, они словно бы вместе поднимали проклятый груз, и Алек вдруг захрипел и сбросил его со спины.
И появился воздух.
Он просто дышал: взахлеб, в запас, на всякий случай. Он просто был жив. Сейчас, сию минуту, на этот вот миг.
- Проскочили, - сказал Алек. Нехороший был у него голос, словно он только-только восстал из пепла.
- А дальше? - спросил Альд.
- Увидим, - ответила Инта.
И они увидели.
Сначала погасли стены. Ничто не обозначало объем, но они пока были здесь, в норе. Только серенький свет еще напоминал их мир, но он уже угасал, рассеивался ни в чем, но это не было темнотой, это было каким-то смутным движеньем, шевеленьем, существованием.
- Надо идти, - сказала Инта.
- Куда?
Она не ответила. Она просто пошла вперед, и движение впитало ее.
Они шли. То, что было, дышало, шевелилось вокруг, понемногу густело. Как туман, как вода, как кисель. Они шли, раздвигая это перед лицом, и оно обретало цвет, отзывалось вспышками голубого огня, крохотные радуги трепетали на кончиках пальцев, и уже красные вспышки отмечали каждый их шаг, и теперь они сами были черными тенями среди огня, но это был уже не огонь, многоцветный и вязкий туман, и опять стало трудно дышать, но это был уже не туман, а багровая взвесь, липкой дрянью она оседала на лицах, и в этом уже были какие-то сгустки - то ли предметы, то ли тени, и они двигались мимо них.
Они шли как тени среди теней, и это было похоже на цепь, но багровое уже выдавалось наверх, собралось над головой в тяжелую тучу, и в этой туче шли перевернутые фигурки солдат, дробились, корчились, меняли очертанья, и фигуры, которые двигались мимо них, тоже меняли свои очертания; тонкие фигуры людей превращались в кусты разрывов, огненные столбы вырывали конечности из земли и, раскинув щупальца, бежали вперед; откуда-то появился танк, он мчался прямо на них, но это был уже не танк, а боевая машина с побережья; башенка излучателя вылезла из-под брони, черное жерло уставилось прямо на них, Алек прыгнул вперед, заслонил Инту, но жерло перекосилось, превратилось в зубастую пасть, плюнуло тонкою струйкой вонючего дыма, и они прошагали сквозь танк, словно это был туман; сон, подумал Альд, Казарме снится, но тени уже ушли, перед ними была стена, и они прошагали сквозь стену; просто вошли в нее, как в черный туман, а потом туман разомкнулся, и не было никаких стен - только лазурная степь во все концы и белесое небо над головой.
3. ГОРОД
- Прорвались? - с сомнением спросил Альд, и Инта глянула на него. На него. На Алека. Опять на него. И принялась хохотать.
Они хохотали как дураки - до слез, до икоты, до боли в боку. Потому что они прошли. Потому, что серебряная чешуя Легиона растаяла без следа, и каждый из них был такой, каким он покинул свой мир.
Алек - весь пыльный и небритый, в форме, выгоревшей добела.
Инта - статуя из черного камня, затянутая в блестящий мундир.
Но Альд… вот кто красавчик и франт! В обрывках голубенького комбинезона, с цветастым платком на курчавой гриве, с ножнами на поясе, с пустой кобурой на бедре…
- Нич-чего себе! - сказал Алек. - Хорош!
- Полгода в горах, - ответил Альд и невесело усмехнулся. - Ладно, не нравлюсь, так на Инту гляди.
Алек поглядел. И покачал головой. И показал на три золотых шеврона.
- А это что?
- Коммодор.
- Флот?
- Космический, - очень сухо сказала она.
Алек насупился, но зато усмехнулся Альд. Стоял и глядел, качаясь с носка на пятку, и к его усмешке очень бы пошел лучемет.
- Ну? - ответила Инта его враждебному взгляду. - Как там зовут твою планетку?
- Латорн.
- Первый раз слышу. Успокойся, с вами мы не воюем.
- В твое время, - спокойно отозвался он.
- Боюсь, что нам не до захватов. Тут бы самим отбиться!
- Ты зря волнуешься, Инта. Я понимаю: тебе никто не приказывал нападать на Латорн.
- Мне никто не приказывал и защищать Ордален, - сказала она надменно. - И никто не приказывал встречать с тремя крейсерами эскадру. Я погибла у Ордалена в 204-м году, и откуда мне знать, что было потом!
Повернулась и куда-то пошла, и они привычно затопали вслед.
Они шли по как будто живой, неспокойной траве, и с белесого неба как как будто бы чуть пригревало. Было очень приятно идти: не в строю, не в цепи, не в бой, не в Казарму - куда-нибудь.
Они шли и молчали, и молчанье нарушил Альд, потому что тут нечего и не с кем делить:
- Чего-то слишком легко мы прорвались.
- Мы не прорвались, - сказала Инта. - Это просто другая игра.
И они увидели Город. Они подходили к Городу, а он приближался к ним. Сначала плотная кучка башен. Потом башни раздвинулись, расползлись, выпустили поросль домов. Потом раздвинулись и дома, открывая прорехи улиц.
Мы шли по истоптанной мостовой, по стертым усталым камням, и к нам подползали дома…
- Это ловушка, - сказал Альд.
- Просто Город, - сказала Инта, - только тут никто не живет.
Алек не сказал ничего. Просто город или просто ловушка, но я тут уже бывал. Взаправду или во сне, но мы сейчас повернем, а там будет дом-утюг и полосатый навес…
И они повернули; там был дом-утюг и полосатый навес, и у входа кто-то стоял.
Сейчас он окликнет меня…
- Алек! - крикнул тот, у дверей. - Ночь творения! Алек!
Почти человек, в Легионе сошел бы за земляка…
- Ты что, не узнаешь?
- Нет!
- Только выскочил?
Алек опять промолчал. Глядел на него сверху вниз и поигрывал желваками. Хряснуть, что ли, его по башке, чтобы не веселился? Если ты ушел, так чего ты здесь? Или это и вся свобода?
- А вы что, вместе? Так и рванули?
- Ага, - ответил Алек. - Так и рванули.
Знать бы, откуда я это помню, когда я ходил по этим улицам и заходил в этот дом…
- Что? - спросил незнакомый, - не понимаешь? Пошли к нашим, поймешь.
И они спустились в подвал.