Там, действуя по программе, заложенной в молекулах мозжечка, ее тело брало тонкий панцирь из самых доступных материалов, в щит, достаточно большой, чтобы она могла расти, пока щит не станет ей впору, а ее естественные враги - безжалостные голодные хищники, рыскавшие по сумеречному Бодлеру в поисках добычи, - будут тщетно тыкаться в него носом и скрести когтями.
Затем, когда ее постоянно растущей массе становилось тесно, она начинала наращивать твердый покров. И если во время этого процесса, длящегося несколько дней, до нее не доберутся чьи-нибудь острые зубы, она изготовит себе еще одну оболочку, помощнее. И так далее до дюжины оболочек, а то и больше.
Пока она не станет одним чудовищным и полностью преобразившимся телом взрослой девственницы. Ее наружная оболочка будет весьма схожа с обыкновенным валуном, который на самом деле и есть камень: гранит, диорит, мрамор, базальт, а возможно, и простой известняк. А иногда железо, стекло и целлюлоза.
Внутри, в центре, находился мозг. Возможно., не уступающий по величине человеческому. Его окружали тонны внутренних органов: нервная система, мощное сердце или несколько сердец, четыре желудка, генераторы микро- и длинных волн, почки, кишечник, трахеи, обонятельный и вкусовой органы, ароматизатор, который вырабатывал запахи для привлечения животных и птиц, приблизившихся к коварному валуну достаточно близко, чтобы их можно было схватить, и огромная матка. А еще антенны: маленькая внутри - для обучения малышей и присмотра за ними, - и длинный мощный стержень снаружи, выступающий из верхушки панциря и при опасности вбирающийся вовнутрь.
Следующим этапом был переход от девственницы к Матери, из низшего состояния в высшее, что на ее языке импульсов обозначалось более длинной паузой перед словом. Пока ее не лишат девственности, она не сможет занять высокого положения в своем обществе. Не чувствуя стыда, она сама беззастенчиво заигрывала, предлагая себя и капитулировала.
После чего съедала своего партнера.
Часы в панраде подсказали Эдди, что пошел уже тридцатый день со времени его заточения. Он только к этому моменту понял то немногое, что ему рассказали. Он был шокирован, и не потому, что рассказанное оскорбляло его нравственность, но потому, что его избрали партнером. И обедом.
Его палец выбил вопрос:
- Скажи мне, Мать, что ты имеешь в виду.
Раньше он никогда не интересовался, как может размножаться биологический вид, который лишен мужских особей. А теперь выясняется, что для Матерей все существа, кроме них самих, являются мужскими особями. Матери, неподвижные, были самками. Подвижные были самцами. Эдди был подвижным. Следовательно, он был самцом.
Он приблизился к этой конкретной Матери во время брачного периода, то есть когда он еще только шел вдоль ручья на дне долины. Когда же он подошел к подножию холма, она уловила его запах. Запах был незнакомым. Наиболее близкий по своим параметрам запах, который она смогла отыскать в банках своей памяти, принадлежал тому зверю, что так похож на него. Она дала его описание, и Эдди догадался, что она говорит об обезьяне. Поэтому она выпустила из своего арсенала половое зловоние обезьяны. И когда Эдди самым очевидным образом попался в ловушку, она схватила его.
Предполагалось, что на набросится на ту светло-серую опухоль на стене - место зачатия. И когда она посчитает, что распорото и разорвано достаточно, чтобы в действие вступило великое таинство беременности, его бы сунули в желудочную диафрагму.
К счастью, у него не было ни острого клюва, ни зубов, ни когтей. Кроме того, панрад повторил ее собственные сигналы.
Эдди не понимал, почему для спаривания необходим подвижный. Ведь Мать достаточно умна, чтобы поднять острый камень и самой кромсать зачаточник.
Ему дали понять, что зачатие произойдет лишь тогда, когда оно будет сопровождаться определенным щекотанием нервов - неистовством и удовлетворением. Почему было необходимо такое эмоциональное состояние, Мать не знала.
Эдди попытался объяснить насчет таких вещей, как гены и хромосомы и почему они должны присутствовать в высокоорганизованных биологических видах.
Мать не поняла.
Эдди поинтересовался, соответствует ли число порезов и разрывов на зачаточнике числе молодняка. И отличаются ли большим разнообразием наследственные признаки, запечатленные под кожей зачаточного места. И нет ли общего между царапаньем куда ни попадя с последующей стимуляцией генов и случайным сочетанием генов в совокуплении человеческих пар мужчина-женщина. В результате чего получалось потомство, сочетавшее в себе черты своих родителей.
И не означает ли пожирание подвижного после совершения тем акта нечто большее, чем просто эмоциональный и пищевой рефлекс? Не понимается ли под этим, что пойманный подвижный разносит в своих когтях и клыках генные узелки, словно жесткие семена, вместе с разодранной в клочья кожей и что эти гены, выжив в кипятке тушеночногоо желудка, выбрасываются в виде фекалий наружу? Где их подхватывают животные и птицы - клювом ли, зубом или лапой, а затем, когда подвижные попадаются в ловушки других Матерей, то набрасываясь на их зачаточные места, переносят на них носителей наследственности, когда узелки при этом соскребываются и внедряются в кожу и кровь опухоли, даже когда снимается урожай других? Позднее подвижные съедаются, перевариваются и выбрасываются в малопонятном, но искусном и нескончаемом цикла? Обеспечивая таким образом непрерывное, пусть даже и случайное образование новых комбинаций генов, вероятность генетических отклонений в потомстве, возможности мутаций и так далее?
Мать послала импульсы, что она в полном замешательстве.
Эдди сдался. Ему никогда не узнать. Да и какая ему разница, в конце концов?
Не найдя ответа на этот вопрос, он встал - до этого он лежал, - чтобы попросить воды. Она стянула диафрагму, собрав ее в складки, и тепловатым фонтанчиком заплеснула в термос целую кварту. Он бросил туда пилюлю, поболтал ее в воде, пока она не растворилась, и выпил весьма приемлемую копию Старой Красной Звезды. Он предпочитал терпкую и забористую ржанку, хотя мог позволить себе самую легкую. Быстрый эффект - вот чего он желал. Вкус не имел значения, так как ему вообще не нравился вкус алкогольных напитков. Поэтому он пил то, что пьют бродяги из Района Притонов и Ночлежек, и даже вздрагивал, как это делали они, обзывая этот напиток Старым Протухшим Дегтем и кляня судьбу, поставившую их так низко, что им приходится давиться подобной дрянью.
Ржанка, охватив пламенем желудок, разлилась по конечностям и оттуда устремилась в голову. Эдди сдерживала лишь нарастающая нехватка таблеток. Когда их запас истощится - что тогда? В такие минуты, как эта, он больше всего тосковал по своей матери.
При мыслях о ней по щекам у него скатилось несколько крупных слезинок. Понюбхав напиток, он выпил еще и, когда самая толстая из Слизняшек легонько подтолкнула его, чтобы тот почесал ей спинку, дал ей вместо этого глотнуть Старой Красной Звезды. Бражка для Слизняшки. Он лениво спросил себя, какое воздействие окажет склонность к ржанке на будущее их расы, когда эти девственницы станут Матерями.
В ту же минуту его буквально потрясла одна мысль, показавшаяся ему спасительной. Эти существа могли высасывать из земли нужные элементы и воспроизводить из них весьма сложные молекулярные структуры. При условии, конечно, если у них имелся образец желаемого вещества, над которым они мозговали в каком-нибудь своем таинственном органе.
В таком случае, что может быть легче, чем дать ей одну из вожделенных таблеток? Одна может превратиться в множество. А этого множества плюс изобилия воды, накачиваемой по полым подземным усикам из ближайшего ручья, будет вполне достаточно, чтобы получился настоящий перегонный аппарат!
Он почмокал губами и уже собрался было отстучать ей свою просьбу, когда до него дошел смысл того, что она передавала.
Довольно язвительно она сообщала, что ее соседка по ту сторону долины хвастается, будто ее пленник - тоже подвижный и тоже умеет переговариваться.
Глава 6
Матери жили в обществе, которое было таким же иерархическим, как официально-протокольное в Вашингтоне или как сложившийся порядок подчинения на скотном дворе. Здесь во главу угла был поставлен престиж, а сам престиж определялся мощностью передачи, высотой возвышенности, на которой восседала Мать, и площадью территории, охватываемой ее радаром, а также изобилием, новизной и остроумием ее сплетен. Эдди захватила сама королева. Она главенствовала над более чем тридцатью сородичами; всем им приходилось уступать ей право вести передачу первой, и никто не смел пикнуть прежде, чем она замолкала. После этого начинала передавать следующая по рангу и так далее по рангам ниже. Любую из них в любое время могла прервать номер Один, и если у кого из нижнего эшелона было что передать интересного, то она могла вмешаться в разговор того, кто передавал, и получить разрешение у королевы рассказать свою историю.
Эдди знал это, но у него не было возможности напрямую подслушивать трескотню обитателей горных вершин. Ему мешал толстый панцирь из псевдо-гранита. Поэтому он, чтобы принимать передававшуюся информацию, вынужден был прибегать к помощи стержня в матке.
Иногда Мать открывала дверь и позволяла молодняку выползать наружу. Там они упражнялись в радиолокационной наводке и передаче сообщений Слизняшкам Матери по ту сторону долины. Иногда та Мать снисходила до посылки импульсов молодняку, и Мать, в которой сидел Эдди, взаимно посылала импульсы ее потомству.
Карусель.
В первый раз, когда дети медленно прошествовали через выходную диафрагму, Эдди, подобно Улиссу, попытался сойти за одной из Слизняшек и проскользнуть наружу, затерявшись среди них. Лишенная глаз, но отнюдь не Полифем, Мать выхватила его щупальцами из толпы и, подняв, втащила обратно.
После этого случая он и назвал ее Полифемой.
Он знал, что обладание таким уникумом, как подвижный, который умеет передавать сигналы, чрезвычайно увеличило ее и без того огромное влияние. Ее авторитет вырос настолько, что Матери на дальних рубежах ее территории передали эту новость другим. И прежде чем он выучил ее язык, целый континент переключился на одну программу. Полифема стала поистине ведущим обозревателем всех светских сплетен. Десятки тысяч неподвижных обитателей холмов с нетерпением слушали рассказы о ее делах с ходячим парадоксом - говорящим самцом.
То было чудесное время. А затем, совсем недавно, Мать по ту сторону долины тоже поймала похожее существо. И в один миг она стала Номером Два в округе и, конечно же, постарается при первом же признаке слабости со стороны Полифемы согнать ту с пьедестала.
Эдди страшно разволновался, услышав эту новость. Он часто представлял себе как наяву свою мать и задавался вопросом, что она сейчас делает. Как ни странно, но многие его фантазии кончались невнятным бормотанием, когда с его губ срывались едва слышные упреки в ее в=адрес за то, что та бросила его и даже ни разу не попыталась спасти. Когда до сознания Эдди дошло, как он относится к матери, ему стало стыдно. И все же чувство покинутости накладывало отпечаток на все его мысли.
Теперь, когда он знал, что она жива и схвачена, возможно, при попытке вызволить его, он пробудится от летаргии, в которую впал в последнее время, когда он мог дремать часами напролет. Он спросил Полифему, не откроет ли она ему вход, чтобы он смог напрямую поговорить с тем другим пленником. Она согласилась. Она очень хотела послушать, как говорят между собой оба подвижных, и поэтому пошла ему навстречу. Из их беседы можно будет почерпнуть массу сплетен. Единственное, что омрачало ее радость, было то, что другая Мать также получит возможность выступить.
Затем, вспомнив, что она все еще Номер Одни и, следовательно, будет излагать подробности беседы первой, затрепетала от гордости и полного восторга. Да так, что Эдди почувствовал, как задрожал пол.
Диафрагма открылась. Эдди прошел сквозь нее и посмотрел через долину. Склоны холмов все еще зеленели, краснели и желтели, так как зимой на Бодлере растения не сбрасывали листьев. Но несколько белых лоскутьев на разноцветии холмов указывало на то, что зима уже началась. Эдди вздрогнул, почувствовав на обнаженной коже укус студеного воздуха. Он уже давно снял с себя одежду. Носить ее в жаркой утробе оказалось слишком неудобно. Более того, Эдди как человеческому существу приходилось как-то избавляться от продуктов жизнедеятельности. А Полифеме как Матери приходилось периодически смывать грязь сильным напором теплой воды из одного из своих желудков. Каждый раз, когда из трахеальных воздушных клапанов устремлялись потоки, вымывавшие наружу через дверную диафрагму нежелательные элементы, Эдди промокал насквозь. Когда он наконец разделся, его одежду смыло водой. Его рюкзак избежал подобной участи только потому, что Эдди в это время сидел на нем.
После влажной уборки его и Слизняшек высушивал теплый воздух из тех же воздушных клапанов., куда он поступал из мощного легочного аккумулятора. Эдди чувствовал себя вполне уютно - ему всегда нравилось принимать душ - но потеря одежды оказалась еще одной причиной, удерживающей его от побега. Снаружи он быстро погибнет от холода, если в скором времени не найдет яхту. А он вовсе не был уверен, что помнит дорогу назад.
Поэтому сейчас, шагнув наружу, он немного отступил, чтобы теплый воздух, струившийся из Полифемы, обвевал его со спины и окутывал, словно плащом.
Затем он пристально всмотрелся в полумильную даль, которая отделяла его от матери, но не смог разглядеть ее. Мать скрывали сумерки и темнота распахнутого зева ее поработителя.
Он отстучал ей морзянкой:
- Переключись на рацию, на ту же частоту.
Паула Феттс так и сделала. Безумно волнуясь, она стала расспрашивать его, все ли у него в порядке.
Он ответил, что у него все отлично.
- А ты ужасно по мне скучал, сынок?
- О, очень.
Сказав это, он слегка подивился про себя, почему его голос звучит как-то загробно. Очевидно, от отчаяния, что ему уже никогда не увидеть ее.
- Я чуть с ума не сошла, Эдди. Когда тебя схватили., я со всех ног бросилась бежать оттуда. Я понятия не имела, что это было за ужасное чудовище, которое напало на нас. А потом, на полдороге с холма, я упала и сломала ногу…
- О, только не это, мама!
- Да. Но мне удалось добраться до корабля. А там уже я сама вправила себе кости и сделала уколы В.К. Правда, реакция моего организма оказалась не совсем такой, как следовало бы. Среди людей иногда такое случается, ты ведь знаешь, и тогда лечение затягивается вдвое.
Но когда я встала наконец на ноги, я взяла ружье и ящик с динамитом. Я собиралась взорвать то, что мне казалось тогда чем-то вроде каменной крепости или сторожевого поста неких существ. Я и понятия не имела об истинной природе этих тварей. Но сначала я все-таки решила разведать. Я собиралась вести наблюдение с валуна на другой стороне долины. Но я попалась в ловушку этой зверюги.
Послушай, сынок. Прежде чем мне обрубят связь, хочу тебе сказать, чтобы ты не терял надежды. Не сегодня-завтра я сбегу отсюда и спасу тебя.
- Как?
- Если ты помнишь, в моей лабораторной сумкн есть кое-какие канцерогены для работы в полевых условиях. Ну, да те знаешь, что иногда зачаточник Матери, когда его разрывают при спаривании, поражается раком вместо зачатия потомства - то есть развивается нечто противоположное беременности. Я ввела в зачаточник канцероген, и уже выросла чудесная раковая опухоль. Через какую-то пару дней она умрет.
- Мама! Но ты же будешь заживо похоронена в той разлагающейся массе!
- Нет. Эта тварь сказала мне, что когда один из ее сородичей умирает, то губы рефлекторно открываются. Что позволяет молодняку - если таковой имеется - спастись бегством. Послушай, я собираюсь…
Щупальце, обвившись вокруг него, втянуло его через диафрагму обратно. Диафрагма закрылась.
Когда он снова переключился на несущую частоту, то услышал:
- Почему ты не переговаривался? Что ты делал? Скажи мне! Скажи!
Эдди рассказал ей. Последовало молчание, которое можно было истолковать как удивление. Придя в себя, Мать произнесла:
- С этого времени ты будешь беседовать с другим самцом только через меня.
Она явно завидовала и приняла в штыки его способность менять диапазоны волн. Возможно, ей было даже нелегко принять саму эту идею.
- Пожалуйста, упорствовал он, не зная, в какие опасные воды вступает, - пожалуйста, позволь мне поговорить с моей матерью напря…
Впервые он услышал, как она заикается.
- Ч-ч-что? Твоя Ма-ма-мать?
- Ну да, конечно.
Пол под его ногами заходил ходуном. Он вскрикнул и весь напружинился, чтобы не упасть. Потом он включил фонарик. Стены вибрировали, словно трясущийся студень, и красно-синие колоннообразные сосуды стали серыми. Диафрагма выхода распахнулась, словно вялый рот, и внутри стало холодно. Ступнями ног он явственно ощущал понижение температуры ее тела.
Не сразу, но он понял.
Полифем была в состоянии шока. Он так и не узнал, что могло бы произойти, останься она в таком состоянии. Она могла бы умереть и таким образом вынудить его выйти на мороз до того, как сбежит его мать. В этом случае он погибнет, если не сумеет найти корабль. Съежившись в самом теплом углу яйцеобразной камеры, Эдди размышлял над своей судьбой. Его била дрожь, причиной которой был вовсе не наружный воздух.
Глава 7
Однако у Полифемы был свой метод лечения. Он состоял в том, чтобы извергнуть из себя содержимое тушеночного желудка, который вне всякого сомнения заполнялся ядами, просочившимися туда из ее организма вследствие полученной душевной травмы. Очищение желудка являлось физическим проявлением психической реакции. Напор воды был настолько неистовым, что приемного сына едва не смыло наружу горячей волной, но Мать инстинктивно обвила щупальцами его и Слизняшек. За первым извержением рвотных масс последовало очищение трех ее других карманов с водой: второй с горячей водой, третий с чуть теплой и четвертый, только что заполненный, с холодной.
Эдди взвизгнул, когда ледяная вода окатила его с ног дол головы.
Диафрагмы Полифемы снова закрылись. Пол и стены постепенно перестали трястись, температура поднялась, а вены и артерии снова обрели свою красную и синюю окраску. Она снова вернулась к жизни. По крайней мере, так казалось.
Но когда после двадцати четырех часов ожидания он осторожно затронул опасную тему, то обнаружил, что она не только не желает разговаривать об этом, но отказывается даже признать существование другого подвижного.
Эдди, оставив всякие попытки разговорить ее, на какое-то время погрузился в размышления. Единственный вывод, к которому он пришел - а он не сомневался в его правильности, так как считал, что достаточно хорошо сумел разобраться в е психологии, - был тот, что идея о подвижной женской особи была совершенно неприемлема.