- А откуда мне известно, где двадцать седь… - возмущаюсь я и осекаюсь, вспомнив на дверях второго этажа семёрку перевёрнутую, на гвоздике что на честном слове висящую.
- Вот-вот, - язвит Сашок. - Если дошло, может, и будет из тебя толк.
Ладно, думаю, представится случай, отыграюсь. Как тогда в ночном клубе с "бальзамом моего имени". Пупсик костюмчик-то мне до блеска вычистил, лучше нового стал, а у тебя, Сашок, после того, как я салфеткой грязной по брюкам твоим поелозил, пятна на них, вон, хоть почти и не заметны, но полностью не отстирались.
Перевожу я взгляд на столик журнальный и замечаю вдруг, что на нём три стакана гранёных стоят. Да не просто так - один напротив Сашка, второй - возле меня, а третий - супротив стула пустого, к столику придвинутого.
Ага, кумекаю, Сашок к приёму хозяина квартиры приготовился. Пора, значит, и мне смекалку проявлять, хватит в "лохах" ходить.
Выставляю бутылки на столик и предлагаю:
- Может, без клиента начнём? Разминочку проведём, так сказать.
- Можно, - неожиданно легко соглашается Сашок. - Хозяина, насколько знаю, долго ждать придётся.
Откупоривает он "пепси" и себе в стакан наливает.
- А как насчёт покрепче? - киваю на коньяк.
- Смотри сам, - пожимает плечами Сашок. - Но учти, я за тебя машину вести не буду.
Вздыхаю я тяжко и наливаю себе всего на два пальца. Оно, конечно, могу и всю бутылку оприходовать и баранку опосля нормально крутить, однако с ментами, ежели остановят, в таком состоянии оченно лясы точить не люблю. Они ведь и в каталажку "за сопротивление властям" запроторить могут, когда я им сотню баксов совать буду, а им двести захочется.
Потихоньку, что американец респектабельный, ввожу в три приёма в организм дозу отмеренную, стакан на столик ставлю, сигареты достаю.
- А вот это - потерпишь, - осаживает меня Сашок. - Хозяин не курит и запах от дверей почует. Может и с крючка сорваться.
Делать нечего, сую сигареты в карман, наливаю себе ещё на палец. Время коротать-то как-то надо? С Сашком и в нормальных условиях не больно-то поговоришь, а в засаде тем более. Одно приятно - судя по настроению Сашка, по тому, что здесь пьём, да "пальчики" свои на предметах разных в изобилии оставляем, полюбовно мы должны с клиентом расстаться.
18
Ох, и долго нам ждать пришлось! Часа полтора - за окном и смеркаться стало. Сашку хорошо - в кресле развалился, а я на стуле сталинском всю задницу себе отсидел. На спинку нормально не откинешься - прямая она, зараза, что стиральная доска, и каждый позвонок мой на ней чувствуется, да и на сиденье жёстком больше пяти минут в одном положении не усидишь. А встать нельзя, чтоб ноги размять, - знаю, тут же Сашок окрысится, мол, перекрытия здесь настолько звукопроницаемые, что мышь на пятом этаже по полу пробежит, а на первом слышно. От такого удовольствия я потихоньку-полегоньку полбутылки коньяка высосал. Плевать мне на ментов - уже и пятьсот баксов готов им отвалить, лишь бы "посиделки" эти чёртовы побыстрее закончились.
Наконец, когда уж совсем стемнело, запиликал пейджер в кармане Сашка. Вытаскивает его Сашок, подсветку экрана включает, читает.
- Всё, - говорит, - минут через десять хозяин квартиры заявится.
- Между прочим, - как бы походя, замечаю я, - все соседи пиликанье твоей штучки слышали.
Ничего Сашок не ответил, только носом засопел рассерженно. Уел я его таки.
Продолжаем сидеть, ждать. Действительно, десяти минут не проходит, как слышу, в двери замок щёлкает, хозяин в квартиру входит, свет включает, дверь изнутри запирает да цепочку набрасывает. Зачем, спрашивается? В квартире и брать-то нечего - кому такое хламьё приглянуться может? К нему без брезгливости и не притронешься.
Как понимаю по шороху, снимает клиент в прихожей курточку свою или плащик - уж и не знаю, что у него там, - в комнату заходит и свет включает. Да так с ручонкой поднятой у выключателя изваянием и застывает, нас узрев. Гляжу на него: маленький, тщедушный, лысенький, в очочках. Ну, в общем, по одному виду понятно, какой национальности. Бледный весь, испарина на лысине выступила, но глазки за очочками бегают. Не совсем, видно, обделался, соображает, как бы дёру дать. Куда, дурашка?! Цепочку-то сам только что набросил, а телом дверь прошибать не с твоей комплекцией…
- Мы уж вас, Моисей Сигизмундович, заждались! - радушно приветствует его Сашок. - Вдвоём пить как-то пресно, присоединяйтесь, третьим будете. Впрочем, что это я так официально? Если не ошибаюсь, вас в институте ведь не по паспорту, а так, по-свойски, Михаилом Семёновичем кличут? Будьте добры, Михал Семёныч, составьте нам компанию.
Гляжу, клиент наш в себя приходит, видно, о письмеце своём вспомнив, улыбаться ехидно начинает.
- Пгочиму и не випить, есги пгедгахают? - хорохорится Моисей Сигизмундыч, подходит бодренько к столику и садится. Акцент у него ещё похлеще внешности национальность выдаёт - просто поразительно, как у Сашка язык поворачивается его Михаилом Семёновичем называть.
Наливаю ему полстакана коньяку, но Сашок журит меня:
- Не-ет, так не годится. Опоздавшему штрафную положено.
Доливаю Моисею Сигизмундычу по самую каёмочку, себе в стакан остатки плещу. И на палец не получилось - слёзы на донышке. Знал бы, что такой расклад будет, две бутылки коньяка взял бы.
Держится Моисей Сигизмундыч ничего, хотя и видно, что наглость его напускная. Но стакан поднимает уверенно, рукой крепкой, ни капельки не проливает.
Сдвинули мы стаканы, Сашок, естественно, с "пепси", а вот тут уже Моисей Сигизмундыч совсем по-хамски себя вести начинает.
- Са миё исбгание! - тост провозглашает и пить начинает. По-нашему пьёт: степенно, спокойно, уверенно, не торопясь стаканяру в себя вводит. С явным удовольствием. Просто любо-дорого посмотреть.
- Вы уж простите, что без закуски, - Сашок говорит. - Не знали, что в холодильнике у вас шаром покати. Может, хоть эта "конфетка" вам жизнь скрасит?
Здесь Сашок письмецо заветное из кармана достаёт и на стол бросает.
А Моисей Сигизмундыч как раз последний глоток в себя вводит. Скосил он глаза, письмо признал, и "конфетка" ему поперёк горла стала. Да так, что последний глоток у него изо рта, словно из пульверизатора, туманом капельным брызнул. И всё Сашку на брюки многострадальные. Хорошо, не в морду.
- Что же вы так реагируете, - морщится Сашок, через столик перегибается и отечески начинает Моисея Сигизмундыча по спине похлопывать. - Так и до инфаркта недалеко.
А того согнуло в три погибели, кашляет он, остановиться не может.
- Гадно вам, - наконец справляется с кашлем Моисей Сигизмундыч и руку Сашка отталкивает. - Пгишги мине контшать, так дегайте свиё дего, и нечихо югодствовать!
- Ну что вы, право слово, Михал Семёныч, - укоризненно головой Сашок качает. - Если бы кончать пришли, то пить бы с вами не стали. У нас мно-ого других способов есть. Попроще и подешевле.
Выпрямляется на стуле Моисей Сигизмундыч и в глаза Сашку прямо смотрит.
- Так шо ви от мине хотите? - в чисто национальной традиции вопрошает он и ручкой так это эмоционально машет. - Всять у мине, сами витите, нечихо.
Но Сашок паузу держит, пальцами по столику многозначительно барабанит. Тогда я достаю сигареты, закуриваю с удовольствием и дым прямо в лицо Моисею Сигизмундычу пускаю.
- Токи бис этих штучик! - чуть не взвивается он.
- Поговорить мы пришли, - наконец отвечает на его вопрос Сашок. - И договориться по-хорошему. Как вы сами понимаете, - доверительно понижает голос, - выбор у вас небольшой. Или - или… А вот того третьего "выбора", за который вы тост провозгласили, нет.
Набычился Моисей Сигизмундыч, руки на груди скрестил, на нас исподлобья косяки бросает. Губами сомкнутыми жуёт. Думает.
- Гадно, - соглашается в конце концов. - По-хогошему, так по-хогошему. Но я догохо пгодаюсь. Гутше умегеть, чим так шить!
- А что же вам родина ваша историческая не помогает? - язвит Сашок.
- Ни ваше дего! - огрызается Моисей Сигизмундыч. - Пгишги покупать, так покупайте!
- Хорошо, будь по-вашему, - говорит Сашок и объявляет: - Торги начинаются. Наша цена такая - завтра утром вы идёте в избирком и снимаете свою кандидатуру. Затем рассчитываетесь с работы, ровно в шесть вечера садитесь в самолёт и прямым рейсом улетаете в Хайфу. Навсегда.
- Пганятно, - сварливо кривит губы Моисей Сигизмундыч. - И шо я буду с этохо иметь?
- Хибарку в земле обетованной на берегу синего моря, - говорит Сашок и бросает перед ним фотографию двухэтажного коттеджа из пакета Бонзы. - А это вот документы на хибарку на ваше имя, - кладёт рядом бумаги гербовые.
Посмотрел всё внимательно Моисей Сигизмундыч, довольно головой покивал, но - вот уж национальность в нём сказывается - мало ему.
- А на шо я там шить буду?
- Это на первое время, - выкладывает баксы Сашок, - а дальше уж сами.
От такого оборота дел Моисей Сигизмундыч совсем поплыл, счастье своё учуяв. Но, тем не менее, хватки своей национальной не теряет.
- А как ше я савтга угечу? Мине паспогт делать надо, вису погучать…
- Завтра, как с работы рассчитаетесь и из института выйдете, паспорт, визу и билет на самолёт вам вручат.
- Эхе, эхе, - кивает головой Моисей Сигизмундыч что болванчик китайский. - А…
- А всё, - ласково так обрывает его Сашок. - Больше ничего. Или…
- Та шо ви, шо ви! - отмахивается Моисей Сигизмундыч, словно мух от лица отгоняет. - Хте это витано, штопи евгей от такохо шастя откасывагся? Сог'асен я, сог'асен!
- Тогда это дело надо обмыть, - улыбается Сашок и на бутылку шампанского кивает. - Открывайте, Михал Семёныч.
Как, оказывается, у мужика руки трястись могут! От края до края Моисей Сигизмундыч бутылку по столику прогнал, всё ухватить не мог. Но наконец за горлышко поймал. А как открыл, так полквартиры шампанским залил и себя окатил. Что удивительно, нас от брызг уберёг - зауважал, что ли?
С грехом пополам разлил остатки по стаканам, двумя руками свой охватил, над головой поднял. И видно, что пьян он уже в стельку. Ему и коньяк пить не надо было - он от такого "торга" и так бы закосел.
- Ваше сдоговье! - провозглашает.
- И чтобы о нашем договоре никто не знал, - словно продолжает тост Сашок. - На работе объясните, что, мол, дядюшка богатенький у вас в Израиле объявился.
- Шо ви, шо ви! - клянётся Моисей Сигизмундыч. - Ни боше мой! Я буду нем как мохила!
- Тогда смотрите, чтобы наречие "как" не превратилось в предлог "в", - остужает его Сашок. - Учтите, в случае чего, мы вас везде найдём.
- Ни боше мой, как ви мохги так думать?! Ни боше мой… - божится Моисей Сигизмундыч и залпом выпивает. Затем глядит на нас полоумными от счастья глазами и внезапно ничком, мордой вниз, падает на пол.
Я недоумённо перевожу взгляд на Сашка. Во штуку клиент учудил - уж не окочурился ли от счастья?
- А он, случаем, не того..? - спрашиваю.
- Нет, - усмехается Сашок. - Ты прислушайся.
Слышу вначале из-под столика чмоканье какое-то. И вдруг оно сменяется таким богатырским храпом, что невольно кажется, будто там не тщедушный Моисей Сигизмундыч валяется, а громадный амбал, как два Сашка вместе взятые.
- Всё, идём, - встаёт с кресла Сашок. - Бутылки в пакет сложи, с собой заберём. А стаканы помой.
- Это ещё зачем? - возмущаюсь.
- А сдашь бутылочки-то, хлебушка деткам купишь, - язвит Сашок, но неожиданно в лице меняется и зло цедит: - Сколько тебя учить можно?! "Пальчики" здесь наши, "пальчики"! Знаю я их натуру. Сегодня Христом-богом клянётся, а завтра за тридцать сребреников… Впрочем, - бросает он взгляд на тело на полу, - этот-то вряд ли… Но бережёного и бог бережёт. Так что, действуй.
19
Едем домой, а меня, честно говоря, оторопь берёт. Какие бабки Бонза на ветер бросает! Ведь коню ясно, что Сигизмундыч ему не соперник, а вот поди ты… Чёрт разберёт эти политические игрища. Может, за Сигизмундычем сионизм международный сонмом толпится? Так непохоже, наш он еврей, совковский - коньяк вон как жлоктал да и в квартире нищета что у последнего русского… Одним словом, россиянин.
Но, с другой стороны, с чего бы это Бонзе быть таким щедрым? Ох, не любит Хозяин баксами швырять! Короче, не вытерпел я и Сашку напрямик вопрос этот каверзный задаю.
- Ты в покер играешь? - вместо ответа, спрашивает Сашок.
- Могу…
- А может такое быть, чтобы крупье в казино тебе четыре туза с джокером с первого раза сдал?
- Да ни в жисть… - мямлю ошарашено. - Но при чём…
- При том! - что ножницами обрезает мой вопрос Сашок. - Чтобы на ломберном столе колода краплёная появилась, нужно либо казино на корню скупить, либо крупье хорошо подмазать. Понятно? Причём подмазать очень хорошо!
Ни фига я его мысль заумную не просекаю, но переспрашивать не решаюсь, хотя мои сомнения насчёт непонятной щедрости Бонзы Сашок никак не рассеял. Видел я однажды случайно, как Хозяин писаку моего отшил (я тогда с писакой ещё не познакомился). Пришёл, значит, писака денег просить, то есть спонсирование клянчить, чтоб, мол, на семинар какой-то съездить. Двести баксов всего. И так он, и этак вокруг Бонзы вьётся, всё по имени-отчеству величает: "Антон Андреич, Антон Андреич… А вы помните… А вы знаете…" И всё ему больше про творчество своё талдычит да лауреатства многочисленные. Ну и Бонза от него не отстаёт, тоже соловьём заливается: "Как же, как же… помню… А вот эта повесть у вас… М-да… Или вот эта…" Со стороны посмотришь - ну не разлей вода, так друг друга уважают да почитают. Бонза писаку до дверей провожает, что гостя дорогого, руку долго трясёт, по плечу похлопывает: "Мы ваш вопрос непременно решим… а как же иначе?!.. Наш известный… достопримечательность города… Всенепременно…" Но только выпроводил Бонза писаку, елейную улыбочку с морды стирает и Сашку мимоходом бросает: "Этого, - на дверь указывает, - больше и на порог не пускать!"
Встретил я писаку потом в подземном переходе, где раньше Пупсик стоял. Точно Бонза сказал: "достопримечательность города". Стоит он среди бомжей, шляпу перед собой держит. Но голову так гордо задирает, что в шляпе и медяка ломаного нет.
Остановился я напротив, смотрю. А он заметил, что чьё-то внимание привлёк, ещё больше подбородок кверху задрал и приосанился даже, будто арию исторгнуть из себя надумал. Ни дать, ни взять изваяние совковское, только в руку бы вместо шляпы отбойный молоток или кувалду с серпом.
- А ты пиво пьёшь? - спрашиваю напрямик. Чего-то захотелось мне с бывшей элитой совковской пообщаться, узнать, что там у него за шарики-ролики в черепушке вертятся и каким образом. Раньше-то, при совке, недоступными оне были, а сейчас один гонор остался. Либо бери тёпленьким да голыми руками, либо плюнь-разотри и иди дальше.
Одарил он меня взглядом спесивым, будто я матом при дамах светских загнул, и отвечает штилем высокопарным:
- …и самогон тоже.
Ну, повёл я его в забегаловку ближайшую. Угостил, накормил. Пьёт он изумительно - Пупсик бы видел, точно в осадок бы выпал и мне потом его всю жизнь в пример приводил: мол, учись, как у человека этикет супротив твоего моветона поставлен! Взял писака пивную кружку с водярой двумя пальчиками, мизинчик отставил и с таким эстетическим удовольствием дозу в организм ввёл, что кадык ни разу не дёрнулся! Словно на приёме у королевы английской, а не в пивной заблёванной. А чебурек чёрствый как вкушал! Точно блюдо заморское, доселе у нас не виданное да особо изысканное. Амброзия, одним словом, а не тесто недожаренное с дохлятиной. По кусочку миниатюрному отламывает, на язык кладёт и при этом разговоры так ведёт, будто во рту у него и нет ничего. И чешет языком складно так, словно песню поёт, и в то же время столь заковыристо, что уследить за мыслью невозможно. У меня аж голова кругом пошла. Короче, сразу видно - не нашего круга человек, не от мира сего.
Тут я возьми и ляпни:
- Да с такой головой, таким знанием жизни я бы на вашем месте сейчас бабки лопатой грёб!
Посмотрел он на меня ясным соколом да молвил слово веское:
- Не царское это дело в нужниках копаться. Где вам понять, что такое в эмпиреях высоких витать!
Здесь мозги у меня совсем размягчились. Уж и не помню, то ли я писаку упросил, гением его пришибленный, то ли он меня исподволь так настроил, что я согласился, но взялся он жизнеописание обо мне потомкам оставить. Появляется он теперь передо мной раз в неделю что чёртик из бутылки, кипу листков, на машинке отпечатанных, суёт, двадцать баксов жестом королевским берёт и исчезает. Честно говоря, не читаю его писанины. Боюсь. Раз попытался, пару строк осилил - вроде бы действительно обо мне, но такая там слововязь, что голова снова, как в пивной, закружилась. С тех пор складирую я своё "жизнеописание" в тумбочке и на ключ запираю. Авось потомки осилят…
20
Меж тем жизнь крутым кипятком заварилась. И чем ближе выборы, тем варево круче. Хотя, по нашим сводкам - сплошная тишь да благодать.
Бонза от таких известий с каждым днём всё мрачнее ходит. И на Сашка уж не кричит, а змеёй шипит, слюной брызжа: "Не может быть, чтобы в столице обо мне молчали. Ни одной статьи в газете, ни одного слова в кулуарах власти. Где твои информаторы - взятки маленькие даёшь?! Ведь знаю, что я для Центра - кость поперёк горла!"
Вначале Сашок ещё возражал - мол, ФСБ стала жёстче работать, но затем только отмалчивался. Действительно, а что скажешь - у Бонзы деньги крутые, но и в верхах тоже не нищие сидят, транснациональными корпорациями ворочают. Тут уж совсем другая политика, не наша, областная, а международная. Совсем другой подход нужен.
Наконец не выдержал Сашок и после очередного "наезда" Бонзы возьми и брякни:
- Отсутствие информации - тоже информация.
Выпучил Бонза на него глаза, побагровел, что твой свекольник, и ка-ак взорвётся:
- Это ты меня учишь?!! Может, ещё добавишь: "информация к размышлению"?!
И дальше как пошёл матом чесать, что у меня челюсть от восхищения отпала. Минут пятнадцать над Сашком изгалялся, при этом ни одного слова печатного и ни одного повтора. Во выдал! Доходили до меня слухи, что во времена парусного флота существовал "боцманский загиб" - непревзойдённый образец идиоматического творчества великорусского, - но как-то в эту легенду не очень верилось. А вот, поди-ка, довелось собственными ушами услышать. Жив наш фольклор - это диамат в бозе почил, а мат бессмертен!
Выговорился Бонза, пар стравил и по своим избирательским делам в город укатил. Но не зря в народе говорят: как аукнется, так и откликнется. Не прошло и часа, как после его "взрыва" словесного настоящий приключился. На трассе ровной, под его машиной. Хорошо, лимузин у него бронированный - жив остался. Видел я потом лимузин этот - ни колёс, ни капота, всё к чёртовой бабушке оторвано, одна коробка салона осталась. Шофёра с сотрясением мозга и множественными переломами в больницу отвезли, а Бонза лишь синяками отделался. Правда, два дня потом что пришибленный ходил - голова трясётся, глазки затравленно бегают, а сам молчит что глушённая рыба на поддоне у "челноков".