- Я родился в двадцатом веке, - начал Есио. - Через тринадцать лет после победы моего народа над Россией в битве при Цусиме.
- Она произошла в 1905 году, - заметила Карина. - Стало быть, вы родились в 1918, не так ли?
- Все верно. На армейскую службу я поступил в 1940 и сразу же стал летчиком. Я летал на самолетах, взлетавших с огромных судов с плоской верхней палубой, которые назывались авианосцами. Я входил в состав "Кидо Бутаи", ударного японского авиаотряда. Меня зачислили туда пилотом, хотя поначалу мне явно не хватало опыта. Я не принимал участия в первых боях с американцами - ни в атаке на Пирл-Харбор, ни в филиппинской кампании. Я начинал карьеру военного летчика с Кораллового моря, находящегося возле Австралии, и был крайне горд тем, что мне удалось сбить три вражеских самолета и принять участие в уничтожении авианосца "Лексингтон". Мы полагали, что нам удалось потопить и "Йорктаун", другой вражеский авианосец, но оказалось, что это не так. Я летал на "Айки-99", которых американцы называли "кружевницами". Я выполнял роль пулеметчика и сидел за пилотом, но мне частенько доводилось совершать и тренировочные полеты, и боевые вылеты. Наше воздушное соединение было приписано к авианосцу "Хири". Я летал на девяносто девятой модели и должен был участвовать в захвате маленького занятого американцами островка возле Мидуэя. Это происходило в середине сорок второго. Конечно, многое уже забылось, и, если я что-то напутаю, вы можете поправить меня…
- Есио, но почему вы решили поведать нам эту историю? - поинтересовалась Анна.
- Хм… - Он встал и поклонился. - Простите. Стало быть, теперь не готовы вы.
- Нет, нет! - воскликнула Карина, бросив на Анну многозначительный взгляд. - Мы готовы. Анна хотела лишний раз убедиться в том, что вы в силах продолжать свой рассказ. Ведь, все мы печемся о вашем благополучии.
- Я готов. Меня очень трогает ваше внимание. Я продолжу. - Он вновь сел за стол. - В той битве мы потеряли множество судов. Мне разрешили прочесть и об этом, но с тех пор прошло так много времени. Честно говоря, с некоторых пор я изменил свое отношение к числам.
- Кто дал вам подобное разрешение? - спросил Элвокс.
- Те, кто пленил меня. Я их никогда не видел. Сейчас я вам все объясню. Атака на остров началась в шесть утра. Я летел в первом эшелоне, которым командовал лейтенант Йоиси Томонога. Перед вылетом мы позавтракали - рис, соевый суп, каштаны и сакэ. Вылетели же мы в двадцать минут пятого - я посмотрел на часы "Ролекс", подаренные мне отцом. - Он указал на голое запястье, глаза его при этом горели. - Потом я потерял их в море. Я забрался в задний отсек своего пикирующего бомбардировщика. Мы сгорали от нетерпения. Мой пилот обвязал голову платком, я поддел под свой летный костюм пояс с тысячью стежков. Моя мама стояла на углу и просила прохожих сделать один стежок, пока не произнесла всех молитв и не загадала всех желаний. Особого сопротивления не было. Американские пилоты с Мидуэя поднимали по двадцать-двадцать пять истребителей, но наши "Зеро" тут же открывали огонь. Они легко справлялись с неуклюжими старыми самолетами, называвшимися "Буффало" и новыми еще не опробованными в бою истребителями. Кажется, это были "Уайлдкэтс". Мы сбили двадцать два самолета! - Он всплеснул руками. - Все это напоминало кампаи - попойку, на которой нет недостатка в сакэ. Потом мы бомбили Мидуэй, два острова - Восточный и Песчаный. Мой напарник облетел Песчаный остров и сбросил бомбу на нефтехранилище. Казалось, запылал весь остров. Восточный остров тоже выглядел достаточно жалко, но наш командир приказал атаковать его еще раз. Было уже около семи, и мы даже несколько расстроились из-за того, что получили приказ провести еще одну атаку. Мы вернулись на "Хири", дозаправились и взяли еще один боекомплект на случай, если придется проводить третью или четвертую атаку. Все это происходило между восемью и десятью часами. - Он вновь выразительно постучал по запястью. - Нам сообщили, что американцы провели атаку на наши авианосцы, но их бомбы прошли мимо цели. Торпед же было столько, что нашим кораблям приходилось постоянно лавировать. Американцы гибли целыми эскадрильями. Они вели себя очень отважно. Когда же мы совершили посадку, на палубе царила неразбериха - самолеты принимались и отправлялись, оснащались то бомбами, то торпедами, поскольку мы не знали откуда появляются эти американские самолеты, с Мидуэя или с авианосцев. Ходили слухи, что мы потопили их авианосцы, потеряв при этом и часть своих кораблей. Мы не знали, верить этому или нет. - Он смущенно заулыбался. - После того, как американцы потеряли больше восьми десятков своих самолетов, было решено, что их авианосцы уже не представляют для нас угрозы. Наши самолеты вновь стали оснащаться бомбами. Однако в десять пятнадцать последовала новая атака. Двенадцать неведомо откуда появившихся торпедоносцев. Три из них смогли прорваться к нашим кораблям, но были сбиты пулеметным огнем. Двум удалось скрыться. Семь вражеских самолетов были сбиты нашими истребителями. Смелые ребята, ничего не скажешь. Наш авианосец стоял немного в сторонке от других и находился прямо под облаком. Мы слышали рев моторов, разрывы бомб, видели огненные вспышки и темные клубы дыма. В полдень мы совершили еще один боевой вылет. Мы должны были поразить авианосец… Но какой? "Йорктаун" получил пробоины и серьезные повреждения в Коралловом море…
- Один момент, - перебила японца Карина, смотревшая на экран тапаса. - К десяти тридцати японцы потеряли три своих авианосца: "Акаги", "Кага", "Сорю". К этому времени все они были охвачены огнем. У вас оставался только "Хири".
Кавасита согласно кивнул.
- Да. Но мы-то в тот момент находились на палубе и этого не знали. О случившемся мы услышали только в воздухе, и некоторые из нас не поверили этому известию. Я тоже этому не поверил. И в самом деле, как могло произойти подобное? Контр-адмирал Ямагучи приказал нам уничтожить вражеские авианосцы или авианосец. Примерно через час мы обнаружили "Йорктаун". Его привели в порядок за считанные дни, хотя ремонт мог растянуться и на многие месяцы. Какой силой обладали американцы! Ужас, да и только. Но то, что они чудом вернули к жизни, могло быть уничтожено нами в любую минуту. Командир эскадрильи Мичио Кобаяси стал подбадривать нас. Мол, наша смелость находится в центральной точке нашего существа, расположенной в районе живота. Но так уж случилось, удача покинула нас. Нас атаковали американские истребители, и мы разом потеряли пять или шесть самолетов. Мы выстроились клином. - Он сложил ладони, изображая клин. - Вот так. Атака шла с левого борта под углом в семьдесят два градуса. Они сбили еще два наших самолета, в одном из которых находился Кобаяси. Я видел как его самолет рухнул в океан. Мы беспомощно отстреливались от американских истребителей, понимая, что в любой момент можем последовать за Кобаяси.
Я помню одно. По-моему, это произошло еще до того, как мы начали бомбить "Йорктаун". Американский истребитель пристроился к нашему самолету, но почему-то не стал открывать огонь. Наверное, у него кончился боекомплект. Летчик качал его то в одну, то в другую сторону, я же отслеживал его перемещения стволом своего пулемета, пытаясь предугадать следующее его движение и нажать на спусковой крючок. Потом он приблизился к нам настолько, что едва не задевал пропеллером наш самолет. В последний момент он раздумал таранить нас и резко ушел в сторону. Я видел его лицо, перекошенное гримасой гнева. До этого я видел американцев только в детстве. Его вид устрашил меня. Неустрашимый, неистовый воин, движимый чувством мести… Я действительно не на шутку перепугался.
Мы сбросили бомбы и пошли в сторону. Я успел заметить, что одна из бомб падает точно на авианосец, другая, судя по всему, должна была лечь в воду. Так и произошло. От первого взрыва судно накренилось, второй смел его трубы, третья бомба взорвалась ближе к корме. Три попадания! Какое-то время мы летали вокруг авианосца, стреляя из пулеметов, и сбили еще два самолета. Я видел дымные шлейфы, видел людей, боровшихся с огнем на палубе, сбрасывавших вниз горящие предметы, все, словно во сне… За авианосцем плыли обугленные ящики и прочий мусор.
У нас осталось всего пять самолетов. Мы вернулись на "Хири" еле живые от усталости. Поели. Лейтенант Томонога с пятью самолетами отправился к "Йорктауну", желая убедиться, что авианосец выведен из строя. Но не успели мы поесть, как наш корабль подвергся новой атаке. Я побежал к самолету и столкнулся со своим пилотом, который уже и не думал улыбаться. Мы мертвецки устали, однако тут же подняли самолет в воздух, чтобы защитить наш корабль. Мы знали, что "Айки-99" не очень-то подходит для борьбы с американскими истребителями, но понимали и то, что здесь, в воздухе, куда безопасней.
Естественно, мы не справились с вражеской авиацией. Вскоре несколько бомб упало на переднюю взлетную палубу нашего авианосца. Передний элеватор обратился в ничто, ударная волна смяла его, словно жестянку. Садиться было уже некуда. Мы сражались, как могли, и вскоре расстреляли весь боекомплект. Если уж погибать, так в бою. Движимые этой мыслью, мы попытались преследовать американцев. К этому времени мой пилот получил ранения руки и шеи. Я стал разговаривать с ним, но вскоре понял, что он вот-вот потеряет сознание. Мы летели уже над самой водой, задевая крыльями волны… В следующее мгновенье самолет стал погружаться в морскую пучину - сначала нос, потом все остальное. Я с трудом выбрался из кабины, чувствуя, что у меня сломаны ребра, забрался на хвост нашей машины и уже оттуда бросился в воду. Плыть было очень больно, но ничего другого просто не оставалось, иначе меня затянуло бы под воду… На мне был спасательный жилет.
Ближе к вечеру я увидел совсем неподалеку "Хири". Авианосец сильно кренился на левый борт. Эсминцы "Казагумо" и "Макигумо" занимались эвакуацией личного состава. Команда покидала свой корабль. Я поплыл к нему, крича изо всех сил, но меня никто не слышал. Судно громко скрипело, со свистом извергало облака пара и скрежетало. Вскоре эсминцы уплыли, хотя на палубе авианосца все еще стояли какие-то люди. То ли эсминцы не могли взять всех, то ли эти люди остались для того, чтобы потопить судно.
Когда я взобрался по трапу, свисавшему с одного из бортов судна, уже начинало смеркаться. На то, чтобы добраться до ангарной палубы, у меня ушло добрых полчаса. Там не было ни души. Я почувствовал себя всеми забытым.
К тому времени, когда я немного пришел в себя, уже стемнело. Я нашел электрический фонарик и, кашляя от дыма, направился к каптерке ангарной палубы. Взяв с полки медицинскую сумку, я перебрался к артиллерийской установке, и перетянул грудь бинтом. Возле орудия лежали обезглавленные трупы.
Около часа я слонялся по кораблю в надежде найти увиденных прежде людей. Откуда-то снизу доносились звуки взрывов, время от времени я слышал что-то вроде криков, но это мог быть и скрежет металла. В офицерской столовой я обнаружил еду. Я сменил фонарь, поскольку батарейки уже сели, и отправился на мостик. Там я услышал голоса двух мужчин и страшно испугался, решив, что имею дело с привидениями. Но вскоре я узнал одного из собеседников. Это был капитан Томео Каку. Он разговаривал с адмиралом Тамоном Ямагучи. Я осветил мостик фонариком и увидел, что они привязали себя к штурвалу. Офицеры хотели погибнуть вместе с кораблем. Заметив свет моего фонарика, Ямагучи спросил, кто я такой. Я назвался летчиком.
"Летчики сегодня потрудились на славу, - сказал Ямагучи. - Славная битва. Сколько мы потопили американских кораблей! Они уже не оправятся после такого поражения!" Потом он сказал, что корабль тонет недостаточно быстро и поэтому все оставшиеся в живых должны спуститься в трюм и совершить сеппуку. Но я не хотел умирать и поэтому ответил адмиралу: "Я хочу сражаться за императора!" Адмирал страшно разгневался, но капитан стал успокаивать его, говоря, что я достаточно молод и отважен. Я помог им отвязать себя и отправился в свой отсек. Я хотел прихватить с собой кой-какие вещи. "Ролекс" я потерял во время крушения самолета и поэтому мне не оставалось ничего иного, как только прихватить будильник. В коридоре я нашел рыбные консервы и шкафчик, в котором стояли бутылки с бренди и сакэ. Бросив все это в большой холщовый мешок, я перевязал его веревкой. Судно кренилось все сильнее. На поиски плота у меня оставалось совсем немного времени. Вскоре я нашел плот, висевший на одной из поперечных балок. Недолго думая, я перерубил крепежную веревку, и плот, рухнув вниз, закачался возле трапа. Я поспешил вниз, перебрался на плот, сгрузил на него все свои припасы и, оттолкнувшись веслом от "Хири", поплыл восвояси.
Ранним утром после недолгого сна я услышал ужасающий рев. Рассветное небо озарилось яркими вспышками. Я с нетерпением ждал наступления дня, однако авианосца уже не видел. Судно погрузилось в пучину. Я перевел взгляд на небо. Там не было ни единого самолета. Кое-где все еще мерцали звезды…
И тут я заметил нечто странное. Одна из звезд двигалась. Она то и дело мигала, подобно самолету, покачивающему крыльями, на которых отражаетсясвет восходящего солнца. Я решил, что это высоко летящий самолет.
Через какое-то время светящаяся точка вновь появилась надо мной, правда теперь она имела куда большие размеры - примерно с ноготь. Двигалась эта штуковина совершенно бесшумно. Она спустилась к тому месту, где затонул "Хири", и я внезапно понял, что она раза в два больше нашего авианосца. Эта штука походила на сплюснутую сферу, с которой то и дело стекали огромные светящиеся капли. Потом она подлетела ко мне, и от воды, окружавшей плотик, стал подниматься пар. Я посмотрел вверх и увидел в днище этого странного шара свое отражение - в нем отражался весь мир, очерченный линией горизонта. Подобными летательными аппаратами японская армия не располагала. Я тут же решил, что именно эта штуковина потопила "Акаги", "Кага" и "Сорю". Я уже ничего не боялся. Я понимал, что мне пришел конец.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Кавасита перевел дух, улыбнулся и разом выпил полстакана пива.
- Я почувствовал себя очень странно - казалось, будто через меня идет ток. - Он обвел взглядом кабину. - Простите. Я говорил о вашем народе, о войне… Может быть, вам это не нравится - я, ведь, не знаю… То, что мы делали, кажется…
- Есио, мы не американцы, - мягко сказала Анна. - Все это происходило слишком давно, мир за это время стал другим.
- Десу-ка? Ах, да, конечно. Я продолжу свой рассказ. Внезапно до меня дошло, что я уже не на плотике. Меня долго осматривали - металлические инструменты, жужжащие машины. Я лежал на металлической скамье, мягкой посередине. Лежал совершенно голый. Кругом царила тьма, однако метрах в двадцати находилось круглое оконце и через него на меня смотрело чье-то лицо. Ни рта, ни носа, только большие черные глаза. Еще я видел его руку, если только это была рука. Меня ничто не сковывало. Я поднялся со своей лежанки, направился к этому оконцу и остановился возле границы освещенного круга. За ним ничего не было, он, казалось, парил в пустоте, тем не менее, лицо и рука оставались реальными трехмерными предметами. Все замерло. Я оглянулся и увидел, что скамья исчезла. На ее месте появилось другое оконце, из которого на меня смотрела птица, только это была совсем не птица… Человек с заостренным покрытым перышками лицом, длинным носом и большими голыми ушами. Теперь передо мной было четыре круга, и тут я понял, что пол исчез. Мне казалось, я сплю.
- Похоже, вами занимались минки и кроцерианец, - заметил Элвокс. - Ну а как выглядели остальные?
- Трудно сказать. Они были куда безобразней. Один из них походил на рыбу, которая… присасывается к другим рыбам. Не помню ее названия…
- Минога, - подсказала Карина.
- У этого существа было змеиное тело и … вывернутые конечности.
Он показал на локтевой сустав и попробовал выгнуть руку в обратную сторону.
- Похоже на эйгора, - кивнул Элвокс. - Разумеется, они не стали показывать себя такими, какие они есть.
- Не знаю, что и сказать. Порой мне кажется, я вообще ничего не видел или видел не их, а кого-то еще… Когда я пришел в себя, оказалось, я нахожусь в дедушкином доме возле Йокосуки. Дом, а вокруг дома лес. Я мог гулять по нему сколько угодно, однако понимал, что он ненастоящий. Дедушкин дом сгорел в тысяча девятьсот тридцать пятом году. Что до леса, то его вырубили подчистую. Очень долго мне казалось, что я сплю. Потом стали появляться и люди - по большей части женщины. Одна привлекательнее другой. Очень доступные - прямо как в известных книгах - и совершенно непохожие на реальных женщин. Судя по всему, существа, пленившие меня, решили заняться изучением моих основных инстинктов. Женщины приходили и уходили и при этом становились все более сдержанными и несговорчивыми. Вскоре вокруг моего дома выросла целая деревня - дома росли словно грибы, происходило это по ночам, когда я спал. Нет, это был совсем не сон. Я сам создавал предметы своего мира. Я решил, что пленившие меня существа, кем бы они ни были, наделили меня способностью проецировать вовне образы моего сознания. Должно быть, я имел дело с ками - божественными духами. Действительно божественными, вы понимаете? Тогда-то я и стал поклоняться им. Выстроил небольшую кумирню и отвел одну ее часть ками предков, а другую - новым нечеловеческим ками с их необычайными силами.
Постепенно я стал заходить все дальше и дальше в лес и однажды оказался на его опушке и увидел город, очень похожий на Иокагаму. В нем жили тысячи людей. Я был очень горд тем, что создал столь сложный образ, однако не понимал, что мне следует с ним делать. Я занялся поисками новобранцев, вместе с которыми смог бы вернуться на свой корабль. Я понимал, что война еще не закончена. Порою же мне начинало казаться, что я действительно попал домой, а все мои сомненья вызваны не в меру разыгравшейся фантазией. Но, как бы то ни было, в том мире не существовало ни кораблей, ни войн. Один город и только. Я не мог искупить свое малодушие, ибо не имел возможности принести себя в жертву императору. Я лишился не только разума, я лишился всего. Тогда-то я и решил создать иные вещи, которые позволили бы мне осознать границы дозволенного.
Утром, сидя на корточках в кумирне - я построил кумирню и в городе - я сосредоточился на Японии в целом. После этого сел на поезд и поехал из своего города, похожего на Иокагаму, в город, который должен был походить на Киото. Там-то я и поселился. Жил, работал, женился. У нас родился ребенок. При этом никто не старел. Я работал на заводе и имел определенное отношение к конструированию самолетов, которые, вероятно, были нужны только мне и более никому. Я жил в предвкушении грядущей войны. За все это время ни один из моих знакомых не изменился ни на йоту. Все оставались такими же, какими были всегда. Я стал скучать и частенько думал о том героическом времени, когда люди стремились снискать себе славу и жить полноценной жизнью. О том, как появилась Япония, как Солнце таилось в пещере, и о том, что с Ней потом стало. Я вспоминал и о Йему Тенно… Но на мире, в котором я жил, это никак не сказалось - события тех далеких времен покрыты тьмою… Я знал о них слишком мало.