Ничего более конкретного они не добились. Долгие часы они мучили Ответчик, мучили себя, но правда ускользала все дальше и дальше.
- Я скоро сойду с ума, - не выдержал Морран. - Перед нами разгадки всей Вселенной, но они откроются лишь при верном вопросе. А откуда нам взять эти верные вопросы?!
Лингман опустился на землю, привалился к каменной стене и закрыл глаза.
- Дикари - вот мы кто, - продолжал Морран, нервно расхаживая перед Ответчиком. - Представьте себе бушмена, требующего у физика, чтобы тот объяснил, почему нельзя пустить стрелу в Солнце. Ученый может объяснить это только своими терминами. Как иначе?
- Ученый и пытаться не станет, - едва слышно проговорил Лингман. - Он сразу поймет тщетность объяснения.
- Или вот как вы разъясните дикарю вращение Земли вокруг собственной оси, не погрешив научной точностью?
Лингман молчал.
- А ладно... Пойдемте, сэр?
Пальцы Лингмана были судорожно сжаты, щеки впали, глаза остекленели.
- Сэр! Сэр! - затряс его Морран.
Ответчик знал, что ответа не будет.
Один на планете - не большой и не малой, а как раз подходящего размера - ждал Ответчик Он не может помочь тем, кто приходит к нему, ибо даже Ответчик не всесилен.
Вселенная? Жизнь? Смерть? Багрянец? Восемнадцать?
Частные истины, полуистины, крохи великого вопроса.
И бормочет Ответчик вопросы сам себе, верные вопросы, которые никто не может понять.
И как их понять?
Чтобы правильно задать вопрос, нужно знать большую часть ответа.
Битва
Перевод на русский язык И. Гуровой
Верховный главнокомандующий Феттерер стремительно вошел в оперативный зал и рявкнул:
- Вольно!
Три его генерала послушно встали вольно.
- Лишнего времени у нас нет, - сказал Феттерер, взглянув на часы. - Повторим еще раз предварительный план сражения.
Он подошел к стене и развернул гигантскую карту Сахары.
- Согласно наиболее достоверной теологической информации, полученной нами, Сатана намерен вывести свои силы на поверхность вот в этом пункте. - Он ткнул в карту толстым пальцем. - В первой линии будут дьяволы, демоны, суккубы, инкубы и все прочие того же класса. Правым флангом командует Велиал, левым - Вельзевул. Его сатанинское Величество возглавит центр.
- Попахивает средневековьем, - пробормотал генерал Делл.
Вошел адъютант генерала Феттерера. Его лицо светилось счастьем при мысли об Обещанном Свыше.
- Сэр, - сказал он, - там опять священнослужитель.
- Извольте стать смирно, - строго сказал Феттерер. - Нам еще предстоит сражаться и победить.
- Слушаю, сэр, - ответил адъютант и вытянулся. Радость на его лице поугасла.
- Священнослужитель, гм? - Верховный главнокомандующий Феттерер задумчиво пошевелил пальцами.
После Пришествия, после того, как стало известно, что грядет Последняя Битва, труженики на всемирной ниве религий стали сущим наказанием. Они перестали грызться между собой, что само по себе было похвально, но, кроме того, они пытались забрать в свои руки ведение войны.
- Гоните его, - сказал Феттерер. - Он же знает, что мы разрабатываем план Армагеддона.
- Слушаю, сэр, - сказал адъютант, отдал честь, четко повернулся и вышел, печатая шаг.
- Продолжим, - сказал верховный главнокомандующий Феттерер. - Во втором эшелоне Сатаны расположатся воскрешенные грешники и различные стихийные силы зла. В роли его бомбардировочной авиации выступят падшие ангелы. Их встретят роботы - перехватчики Делла.
Генерал Делл угрюмо улыбнулся.
- После установления контакта с противником автоматические танковые корпуса Мак-Фи двинутся на его центр, поддерживаемые роботопехотой генерала Онгина, - продолжал Феттерер. - Делл будет руководить водородной бомбардировкой тылов, которая должна быть проведена максимально массированно. Я по мере надобности буду в различных пунктах вводить в бой механизированную кавалерию.
Вернулся адъютант и вытянулся по стойке смирно.
- Сэр, - сказал он, - священнослужитель отказался уйти. Он заявляет, что должен непременно поговорить с вами.
Верховный главнокомандующий Феттерер хотел было сказать "нет", но заколебался. Он вспомнил, что это все-таки Последняя Битва и что труженики на ниве религий действительно имеют к ней некоторое отношение. И он решил уделить священнослужителю пять минут.
- Пригласите его, - сказал он.
Священнослужитель был облачен в обычные пиджак и брюки, показывавшие, что он явился сюда не в качестве представителя какой-то конкретной религии. Его усталое лицо дышало решимостью.
- Генерал, - сказал он, - я пришел к вам как представитель всех тружеников на всемирной ниве религий - патеров, раввинов, мулл, пасторов и всех прочих. Мы просим вашего разрешения, генерал, принять участие в Битве Господней.
Верховный главнокомандующий Феттерер нервно забарабанил пальцами по бедру. Он предпочел бы остаться в хороших отношениях с этой братией. Что ни говори, а даже ему, верховному главнокомандующему, не повредит, если в нужный момент за него замолвят доброе слово...
- Поймите мое положение, - тоскливо сказал Феттерер. - Я - генерал, мне предстоит руководить битвой...
- Но это же Последняя Битва, - сказал священнослужитель. - В ней подобает участвовать людям.
- Но они в ней и участвуют, - ответил Феттерер. - Через своих представителей, военных.
Священнослужитель поглядел на него с сомнением. Феттерер продолжал:
- Вы же не хотите, чтобы эта битва была проиграна, не так ли? Чтобы победил Сатана?
- Разумеется, нет, - пробормотал священник.
- В таком случае мы не имеем права рисковать, - заявил Феттерер. - Все правительства согласились с этим, не правда ли? Конечно, было бы очень приятно ввести в Армагеддон массированные силы человечества. Весьма символично. Но могли бы мы в этом случае быть уверенными в победе?
Священник попытался что-то возразить, но Феттерер торопливо продолжал:
- Нам же неизвестна сила сатанинских полчищ. Мы обязаны бросить в бой все лучшее, что у нас есть. А это означает - автоматические армии, роботы-перехватчики, роботы-танки, водородные бомбы.
Священнослужитель выглядел очень расстроенным.
- Но в этом есть что-то недостойное, - сказал он. - Неужели вы не могли бы включить в свои планы людей?
Феттерер обдумал эту просьбу, но выполнить ее было невозможно. Детально разработанный план сражения был совершенен и обеспечивал верную победу. Введение хрупкого человеческого материала могло только все испортить. Никакая живая плоть не выдержала бы грохота этой атаки механизмов, высоких энергий, пронизывающих воздух, - всепожирающей силы огня. Любой человек погиб бы еще в ста милях от поля сражения, так и не увидев врага.
- Боюсь, это невозможно, - сказал Феттерер.
- Многие, - сурово произнес священник, - считают, что было ошибкой поручить Последнюю Битву военным.
- Извините, - бодро возразил Феттерер, - это пораженческая болтовня. С вашего разрешения... - Он указал на дверь, и священнослужитель печально вышел. - Ох уж эти штатские, - вздохнул Феттерер. - Итак, господа, ваши войска готовы?
- Мы готовы сражаться за Него, - пылко произнес генерал Мак-Фи. - Я могу поручиться за каждого автоматического солдата под моим началом. Их металл сверкает, их реле обновлены, аккумуляторы полностью заряжены. Сэр, они буквально рвутся в бой.
Генерал Онгин вышел из задумчивости.
- Наземные войска готовы, сэр.
- Воздушные силы готовы, - сказал генерал Делл.
- Превосходно, - подвел итог генерал Феттерер. - Остальные приготовления закончены. Телевизионная передача для населения всего земного шара обеспечена. Никто, ни богатый, ни бедный, не будет лишен зрелища Последней Битвы.
- А после битвы... - начал генерал Онгин и умолк, поглядев на Феттерера.
Тот нахмурился. Ему не было известно, что Должно произойти после битвы. Этим, по-видимому, займутся религиозные учреждения.
- Вероятно, будет устроен торжественный парад или еще что-нибудь в этом роде, - ответил он неопределенно.
- Вы имеете в виду, что мы будем представлены... Ему? - спросил генерал Делл.
- Точно не знаю, - ответил Феттерер, - но вероятно. Веде, все-таки... Вы понимаете, что я хочу сказать.
- Но как мы должны будем одеться? - растерянно спросил генерал Мак-Фи. - Какая в таких случаях предписана форма одежды?
- Что носят ангелы? - осведомился Феттерер у Онгина.
- Не знаю, - сказал Онгин.
- Белые одеяния? - предположил генерал Делл.
- Нет, - твердо ответил Феттерер. - Наденем парадную форму, но без орденов.
Генералы кивнули. Это отвечало случаю.
И вот пришел срок.
В великолепном боевом облачении силы Ада двигались по пустыне. Верещали адские флейты, ухали пустотелые барабаны, посылая вперед призрачное воинство. Вздымая слепящие клубы песка, танки-автоматы генерала Мак-Фи ринулись на сатанинского врага. И тут же бомбардировщики-автоматы Делла с визгом пронеслись в вышине, обрушивая бомбы на легионы погибших душ. Феттерер мужественно бросал в бой свою механическую кавалерию. В этот хаос двинулась роботопехота Онгина, и металл сделал все, что способен сделать металл.
Орды адских сил врезались в строй, ломая танки и роботов. Автоматические механизмы умирали, мужественно защищая клочок песка. Бомбардировщики Делла падали с небес под ударами падших ангелов, которых вел Мархозий, чьи драконьи крылья закручивали воздух в тайфуны.
Потрепанная шеренга роботов выдерживала натиск гигантских злых духов, которые крушили их, поражая ужасом сердца телезрителей во всем мире, не отводивших зачарованного взгляда от экранов. Роботы дрались как мужчины, как герои, пытаясь оттеснить силы зла.
Астарот выкрикнул приказ, и Бегемот тяжело двинулся в атаку. Велиал во главе клина дьяволов обрушился на заколебавшийся левый фланг генерала Феттерера. Металл визжал, электроны выли в агонии, не выдерживая этого натиска.
В тысяче миль позади фронта генерал Феттерер вытер дрожащей рукой вспотевший лоб, но все так же спокойно и хладнокровно отдавал распоряжения, какие кнопки нажать и какие рукоятки повернуть. И великолепные армии не обманули его ожиданий. Смертельно поврежденные роботы поднимались на ноги и продолжали сражаться. Разбитые, сокрушенные, разнесенные в клочья завывающими дьяволами, роботы все-таки удержали свою позицию. Тут в контратаку был брошен Пятый корпус ветеранов, и вражеский фронт был прорван.
В тысяче миль позади огня генералы руководили преследованием.
- Битва выиграна, - прошептал верховный главнокомандующий Феттерер, отрываясь от телевизионного экрана. - Поздравляю, господа.
Генералы устало улыбнулись.
Они посмотрели друг на друга и испустили радостный вопль. Армагеддон был выигран, и силы Сатаны побеждены.
Но на их телевизионных экранах что-то происходило.
- Как! Это же... это... - начал генерал Мак-Фи и умолк.
Ибо по полю брани между грудами исковерканного, раздробленного металла шествовала Благодать.
Генералы молчали.
Благодать коснулась изуродованного робота.
И роботы зашевелились по всей дымящейся пустыне. Скрученные, обгорелые, оплавленные куски металла обновлялись.
И роботы встали на ноги.
- Мак-Фи, - прошептал верховный главнокомандующий Феттерер. - Нажмите на что-нибудь - пусть они, что ли, на колени опустятся.
Генерал нажал, но дистанционное управление не работало.
А роботы уже воспарили к небесам. Их окружали ангелы Господни, и роботы-танки, роботопехота, автоматические бомбардировщики возносились все выше и выше.
- Он берет их заживо в рай! - истерически воскликнул Онгин. - Он берет в рай роботов!
- Произошла ошибка, - сказал Феттерер. - Быстрее! Пошлите офицера связи... Нет, мы поедем сами.
Мгновенно был подан самолет, и они понеслись к полю битвы. Но было уже поздно: Армагеддон кончился, роботы исчезли, и Господь со своим воинством удалился восвояси.
Доктор вампир и его мохнатые друзья
Перевод на русский язык Н. Галь
Думается, здесь я в безопасности. Живу теперь в небольшой квартире северо-восточнее Сокало, в одном из самых старых кварталов Мехико-сити. Как всякого иностранца, меня вначале поразило, до чего страна эта на первый взгляд напоминает Испанию, а на самом деле совсем другая. В Мадриде улицы - лабиринт, который затягивает тебя все глубже, к потаенной сердцевине; тщательно оберегающей свои скучные секреты. Привычка скрывать обыденное, несомненно, унаследована от мавров, А вот улицы Мехико - это лабиринт наизнанку они ведут изнутри к горам, на простор, к откровениям, которые, однако же, навсегда остаются неуловимыми. Мехико словно ничего не скрывает, но все в нем непостижимо. Так повелось у индейцев в прошлом, так остается и ныне; самозащита их - в кажущейся открытости - так защищена прозрачностью актиния, морской анемон.
На мой взгляд, это способ очень тонкий, он применим везде и всюду. Я перенимаю мудрость, рожденную в Теночтитлане или Тласкале; я ничего не прячу и таким образом ухитряюсь все утаить.
Как часто я завидовал воришке, которому только и надо, что прятать украденные крохи! Иные из нас не столь удачливы, наши секреты не засунешь ни в карман, ни в чулан; их не уместишь даже в гостиной и не закопаешь на задворках. Жилю де Ресу понадобилось собственное тайное кладбище чуть поменьше Пер-Лашез. Мои потребности скромнее; впрочем, ненамного.
Я человек не слишком общительный. Моя мечта - домик где-нибудь в глуши, на голых склонах Ихтаксихуатля, где на многие мили кругом не сыщешь людского жилья. Но поселиться в таком месте было бы чистейшим безумием. Полиция рассуждает просто: раз ты держишься особняком, значит, тебе есть что скрывать - вывод далеко не новый, но почти безошибочный. Ох уж эта мексиканская полиция - как она учтива и как безжалостна! Как недоверчиво смотрит на всякого иностранца и как при этом права! Она бы тут же нашла предлог обыскать мое уединенное жилище, и, конечно, истина сразу бы вышла наружу... Было бы о чем три дня трубить газетам.
Всего этого я избежал, по крайней мере на время, выбрав для себя мое теперешнее жилище. Даже Гарсия, самый рьяный полицейский во всей округе, не в силах себе представить, что я проделываю в этой тесной, доступной всем взорам квартире ТАЙНЫЕ НЕЧЕСТИВЫЕ, ЧУДОВИЩНЫЕ ОПЫТЫ. Так гласит молва.
Входная дверь у меня обычно приотворена. Когда лавочники доставляют мне провизию, я предлагаю им войти. Они никогда не пользуются приглашением - скромность и ненавязчивость у них в крови. Но на всякий случай я всегда их приглашаю.
У меня три комнаты, небольшая анфилада. Вход через кухню. За нею кабинет, дальше спальня. Ни в одной комнате я не затворяю плотно дверь. Быть может, стараясь всем доказать, как открыто я живу, я немного пересаливаю. Ведь если кто-нибудь пройдет до самой спальни, распахнет дверь настежь и заглянет внутрь, мне, наверно, придется покончить с собой.
Пока еще никто из моих посетителей не заглядывал дальше кухни. Должно быть, они меня боятся.
А почему бы и нет? Я и сам себя боюсь.
Моя работа навязывает мне очень неудобный образ жизни. Завтракать, обедать и ужинать приходится дома. Стряпаю я прескверно - в самом дрянном ресторанчике по соседству кормят лучше. Даже всякая пережаренная дрянь, которой торгуют на улицах с лотков, и та вкуснее несъедобной бурды, которую я себе готовлю.
И что еще хуже, приходится изобретать нелепейшие объяснения: почему я всегда ем дома? Доктор запретил мне все острое, - говорю я соседям, - мне нельзя никаких пряностей и приправ - ни перца, ни томатного соуса, ни даже соли... Отчего так? Всему виной редкостная болезнь печени. Где я ее подхватил? Да вот много лет назад в Джакарте поел несвежего мяса...
Вам покажется, что наговорить такое нетрудно. А мне не так-то легко упомнить все подробности. Всякий враль вынужден строить свою жизнь по законам ненавистного, противоестественного постоянства. Играешь свою роль - и она становится твоим мученьем и карой.
Соседи с легкостью приняли мои корявые объяснения. Тут есть некоторая несообразность? Что ж, в жизни всегда так бывает, полагают они, считая себя непогрешимыми судьями и знатоками истины, а на самом деле они судят обо всем, основываясь только на правдоподобии.
И все же соседи поневоле чуют во мне чудовище. Эдуардо, мясник, однажды сказал:
- А знаете, доктор, вампирам ведь нельзя есть соленого. Может, вы тоже вампир, а?
Откуда он узнал про вампиров? Вероятно, из кино или комиксов. Я не раз видел, как старухи делают магические знаки, когда я прохожу мимо - спешат оберечь себя от дурного глаза. Я слышал, как детишки шепчут за моей спиной: "Доктор Вампир, доктор Вампир..."
Старухи и дети! Вот хранители скудной мудрости, которой обладает этот народ Да и мясникам тоже кое-что известно.
Я не доктор и не вампир. И все же старухи и дети совершенно правы, что меня остерегаются. По счастью, их никто не слушает.
Итак, я по-прежнему питаюсь у себя в кухне - покупаю молодого барашка, козленка, поросенка, крольчатину, говядину, телятину, кур, изредка дичь. Это единственный способ принести в дом достаточно мяса, чтобы накормить моих зверей.
В последнее время еще один человек начал смотреть на меня с подозрением. К несчастью, это не кто иной, как Диего Хуан Гарсия, полицейский.
Гарсия коренаст, широколиц, осторожен, это примерный служака. Здесь, в Сокало, он слывет неподкупным - своего рода Катон из племени ацтеков, разве что не столь крутого нрава. Если верить торговке овощами - а она, кажется, в меня влюблена - Гарсия полагает, что я, по всей вероятности, немец, военный преступник, ускользнувший от суда.
Поразительный домысел, по существу это неверно, и, однако, чутье Гарсию не обманывает. А он убежден, что попал в самую точку. Он бы уже принял меры, если бы не заступничество моих соседей. Сапожник, мясник, мальчишка - чистильщик обуви и особенно торговка овощами - все за меня горой. Всем им присущ обывательский здравый смысл, и они верят, что я таков, каким они меня представляют. Они поддразнивают Гарсию:
- Да неужто ты не видишь, этот иностранец тихий, добродушный, просто ученый чудак, никакого вреда от него нет.
Нелепость в том, что и это, по существу, неверно, однако чутье их не обманывает.
Бесценные мои соседа величают меня доктором, а иногда и профессором. Столь почетными званиями меня наградили так, словно это само собой разумелось, как бы за мой внешний облик. Никаких таких титулов я не добивался, но и отвергать их не стал. "Сеньор доктор" - это тоже маска, которой можно прикрыться.