Хаджи Ибрагим никогда не появлялся в самом киббуце. Когда нужно было пови-даться с Гидеоном, он въезжал в ворота и ехал через поля к месту их встреч у ручья. А Ги-деон посещал его на холме, но никогда не заходил в дом к мухтару. Время, которое они проводили вместе, казалось им обоим отдохновением от бремени своих обязанностей. Хаджи Ибрагима неизменно обезоруживало спокойствие еврея, в котором, однако, он чув-ствовал наполовину бедуина. Он уважал Гидеона. Уважал за то, как он обращался с лоша-дью и говорил по-арабски, за справедливость, не свойственную ему самому. Больше всего в беседах с Гидеоном он любил совсем новое в его жизни - он мог говорить другому о своих собственных тайных мыслях. Хаджи Ибрагим был замкнутым человеком, происхо-дившим из народа, которого условия существования долгое время вынуждали никогда не говорить о своих чувствах. Его положение было еще более одиноким, ведь мухтар обязан никому не позволять знать о своих мыслях. Молчание было правилом жизни. Высказыва-ния, даже другу или родственнику, всегда основывались на том, каких слов от него ждали. Никто не говорил о личных переживаниях, тайных устремлениях, страхах.
С Гидеоном было по-другому. Это не так уж походило на разговор с евреем. Это бы-ло больше похоже на разговор с текущим потоком, с шевелящимися от ветра листьями де-рева или с животным в поле, когда развязываешь язык и позволяешь себе не следить за каждым своим словом. Это было чудесно. Они с Гидеоном могли громко спорить и ос-корблять друг друга, и знали, что это не возмущает другого. Когда Гидеона долго не было, Ибрагим выдумывал повод, чтобы отправить посыльного в Шемеш с просьбой о срочной встрече.
Над ручьем медленно уходил день. Хаджи Ибрагим отхлебнул вина, поставил бу-тылку обратно в воду для охлаждения, открыл жестянку и развернул маленькую палочку гашиша.
- Мне чуть-чуть, - сказал Гидеон. - Мне еще предстоит спорить с бюрократами.
- Почему евреи не употребляют гашиш?
- Не знаю.
- Мы пытаемся его продавать... но... никто не покупает. Тебе же нравится. Они зна-ют, что тебе нравится?
- Не совсем. По крайней мере, они не хотят этому верить. Они принимают, как факт, что я существо пустынное. Они терпят мое бедуинство, - сказал Гидеон.
Гидеон глубоко затянулся из маленькой трубки, издал "а-а-а" и лег навзничь на зем-лю.
- Нам есть чем гордиться. Во время погромов в долине сохранялся мир.
- Разве есть выбор? - сказал Ибрагим. - Твоя рука лежит на нашем водяном вентиле.
- А допустим, что не было бы этого соглашения о воде. Ты бы поощрял своих к мя-тежу?
- Летняя жара моих людей измочаливает. Их тревожит осенняя уборка урожая. Они истощены. Они загнаны. Они должны взорваться. Ничто так не направляет недовольство, как ислам. В этой части мира ненависть священна. И она вечна. Если они воспламенятся, то я всего лишь мухтар. Видишь, Гидеон, вот почему вы себя обманываете. Вы не знаете, как с нами иметь дело. Годами и десятилетиями мы можем быть вроде бы в мире с вами, но всегда где-то на задворках нашего сознания тлеет надежда на отмщение. На самом деле ни один спор не решается в нашем мире.
А евреи дают нам повод продолжать войну.
- Разве мы, имея дело с арабами, думаем так же, как сами арабы? - задумчиво сказал Гидеон.
- В том-то и дело. Вы не умеете думать по-арабски. Ты лично - может быть. Но не твой народ. Вот тебе пример. В нашем соглашении о воде есть пункт, о котором мы не просили. Он гласит, что действие соглашения может быть прекращено только в том слу-чае, если доказано, что кто-нибудь из Табы совершил преступление против вас.
- Но допустим, что это сделал кто-то из людей муфтия. Может ли это быть поводом отключить вашу воду? Мы не допускаем, что всю деревню можно наказывать за то, чего вы не совершали.
- Ага! - сказал Ибрагим. - Это как раз и доказывает, что вы слабы, это и приведет вас к гибели. Вы помешаны на том, чтобы распространить на нас ваше милосердие, чего вы никогда не получите в ответ.
- Евреи просили о милосердии миллионы раз в сотнях стран. Как мы можем теперь отказывать в милосердии тем, кто просит нас об этом?
- Потому что это не страна милосердия. Великодушию нет своей доли в нашем мире. Рано или поздно вам придется заняться политическими играми, заключать союзы, тайные соглашения, вооружать одно племя против другого. Вы все больше начнете думать так же, как и мы. Здесь не действуют еврейские идеалы. Вы, евреи, пришли и расстроили тот по-рядок, который мы создали в пустыне. Может быть, базар кажется вам беспорядком, но нам он подходит. Может быть, ислам кажется вам фанатичным, но он дает нам средство переносить жестокость жизни и подготовиться к лучшей жизни после нее.
- Не надо, чтобы земная жизнь при исламе не имела бы никакого смысла, а вы жили бы лишь в ожидании, когда умрете. Может ли так быть, хаджи Ибрагим, чтобы ислам для вас был оправданием ваших неудач, оправданием того, что вы спокойно принимаете ти-ранию, оправданием того, что не пытаетесь потом и смекалкой сделать из этой земли что-нибудь путное.
- Послушай, Гидеон. Что произойдет, когда мой бедный народ научится читать и писать? Они станут желать того, что для них невозможно. Все деньги, что вам нужны, вы получаете от мирового еврейства. А что даст нам Фавзи Кабир без того, чтобы отхватить выгоду для себя? Нет, Гидеон, нет. Евреи разрушают тот образ жизни, к которому мы приспособлены. Разве ты не понимаешь... всякий раз, как здесь появляется посторонний, он приносит с собой то, с чем мы не можем справиться.
- В том-то и дело, Ибрагим. Ислам больше не может прятаться от всего мира. Раз евреи здесь, мы можем дать вам окно в мир, чего вам не избежать.
Ибрагим покачал головой.
- У нас всегда возникали неприятности, когда приходили сюда посторонние и гово-рили, как нам жить. Сначала крестоносцы, потом турки, англичане, французы... и все нам говорили, что в нашей жизни ничего хорошего нет и надо ее переменить.
- В одном ты не прав. Евреи принадлежат этой стране. Мы потомки одного отца. Оба мы - сыновья Авраама. В доме нашего отца должно быть место и для нас. Одна ма-ленькая комната - вот и все, чего мы просим.
- Посмотри на цвет своих глаз, Гидеон. Ты чужой и из чужого места.
- В Палестине всегда были евреи и арабы, и всегда будут. Наши голубые глаза мы получили, пока странствовали по враждебному миру, и некоторым из нас надо вернуться сюда.
- А с нас требуют платить за преступления, которые совершили против вас христиа-не, - сказал Ибрагим.
- Платить? Но это не ваша земля, Ибрагим. Нам она была дана давным-давно. Вы никогда не дрались за нее, не трудились ради нее, даже не называли ее своим именем.
- Вы пытаетесь создать Палестину своего воображения. Вы толкаете нас в мир, ко-торого мы не знаем. Нам нужно то, что мы понимаем, с чем можем соперничать. Вы нас сбиваете с толку, - сказал Ибрагим.
- Почему бы вам не сделать маленькое начало, скажем, отправить кого-нибудь из ваших детей в нашу клинику? Не должны же они умирать из-за желудочных или сердеч-ных болезней или становиться на всю жизнь слепыми из-за трахомы.
Впервые Ибрагим почувствовал раздражение и желание поскорее окончить встречу.
- Такова воля Аллаха, чтобы среди нас не было слабых.
Он подошел к своей лошади, щипавшей траву, и взял поводья. Гидеон встал и вздохнул.
- У нас в киббуце новый сильный генератор...
- Нет, - прервал его Ибрагим, - нам не надо вашего электричества.
- Я всего лишь имел в виду бросить единственный провод к вашему кафе. Тогда можно было бы поставить радио.
- Ох, Гидеон, знаешь ты, как меня соблазнить. Радио... ты хорошо знаешь, что оно сделало бы меня в глазах людей лишь чуточку не таким великим, чем пророк.
Радио, подумал Ибрагим. Гидеон медленно, но упорно строил список благодеяний. Наверняка он их осуществит. Так устроен мир... но радио!
- Принимаю, - сказал Ибрагим.
- Еще одно. На следующей неделе после субботы я беру себе жену. Ты придешь со своими мухтарами и шейхами? - спросил Гидеон.
Ибрагим вскочил в седло. Он покачал головой.
- Нет, это нехорошо. Мои люди увидят, как мужчины и женщины вместе танцуют, вместе едят. Это нехорошо.
Они поскакали галопом к воротам киббуца. Часовой узнал их и открыл ворота.
Ибрагим проехал и обернулся.
- А я приду, - крикнул он, - потому что ты мой друг.
Глава десятая
1931 год
В традициях аристократических и богатых купеческих семей в Германии было по-сылать третьего или четвертого сына за границу. Крупные, богатые, влиятельные немец-кие поселения имелись везде. Немцы были особенно заметны в Центральной и Южной Америке.
В Палестине влиятельное немецкое присутствие началось с Тевтонского ордена, ко-торый сражался в рядах крестоносцев. В середине XIX столетия различные группы пере-полненного Старого Города начали свое соседство за городскими стенами.
Первыми были евреи, строившие свои кварталы как укрепления для защиты от ма-родеров-бедуинов. Сообщавшиеся между собой жилые помещения образовывали внеш-нюю стену с зарешеченными окнами. Войти можно было только через железные ворота, которые с заходом солнца запирались. Вокруг центрального внутреннего двора строились синагога, школа, больница и общественные пекарни.
Немцы распространились за пределы Старого Города, чтобы построить приют для сирийских сирот. За ним последовали больница для прокаженных и школа для арабских девочек.
В 1878 году немецкие храмовники (тамплиеры), члены сомнительной секты, осно-вали немецкую колонию к юго-западу от Старого Города. В отличие от крепостей еврейских кварталов, немецкая колония состояла из красивых домиков на одну семью и широ-ких улиц, обсаженных деревьями.
На главном гребне, там, где Масличная гора сходится с горой Скопус, немцы по-строили межевой комплекс - больницу Августы-Виктории. В Старом Городе, на земле, приобретенной вблизи Святой гробницы, Голгофы и Могилы Иисуса, была возведена не-мецкая лютеранская церковь Христа Спасителя. Немецкое присутствие в Иерусалиме бы-ло подчеркнуто визитом кайзера Вильгельма в конце столетия, прошедшем в обстановке ослепительной роскоши. Кайзер торжественно открыл землю, купленную немецкими ка-толиками для будущего бенедиктинского аббатства на том месте на горе Сион, где, как гласит легенда, скончалась Мария.
Влияние немцев достигло вершины перед и во время первой мировой войны, в кото-рой они были союзниками турок. Комплекс Августы-Виктории они сделали своей штаб-квартирой, и город был наводнен немецкими военными и инженерами, прибывшими строить турецкую оборону.
В течение нескольких поколений предки графа Людвига фон Бокмана, продолжая традиционное германское присутствие, посылали младших сыновей в Иерусалим. Моло-дой Густав Бокман, офицер-подводник, остался в живых в первой мировой войне, а после нее взял на себя семейные дела в Иерусалиме. Он поселился на вилле с садом, одном из самых красивых домов в немецкой колонии. В середине 1920-х гг. германская разведка вышла на Бокмана, чтобы создать небольшое подразделение для прикрытия шпионажа за британским мандатом и координации с прогерманскими элементами в соседних арабских странах. Используя в качестве прикрытия разного рода импортно-экспортные компании и Немецкий банк, Бокман показал себя знатоком в этом деле. Внешне Бокман выглядел рес-пектабельным бизнесменом и опорой религиозной общины храмовников.
Когда в начале 1930-х Адольф Гитлер захватил власть, Бокман с легкостью примк-нул к нацистам. В первый же год воцарения Гитлера стало ясно, что в Германии идет пол-ным ходом тотальное притеснение евреев. К 1934-1935 гг. тысячи евреев оставили родину. И многие направились в Палестину.
Новая волна иммиграции вызвала яростную реакцию со стороны арабов, которыми снова верховодил иерусалимский муфтий. Хаджи Амин аль-Хуссейни, осужденный за устройство погромов и резни в 1929 г., был выпущен на свободу и новое десятилетие встретил восходящей звездой исламского мира. Организовав в Иерусалиме показную му-сульманскую конференцию, он съездил в Индию, Иран и Афганистан, повсюду пропове-дуя ненависть к евреям.
Раз англичане проявили к нему деликатность, то муфтий теперь стал открыто их по-носить. И находил поддержку везде, где были сильны антибританские настроения.
По всему арабскому миру вожди быстро подхватывали разраставшийся хор антисио-нистской и антибританской черни. В пределах Палестины почти каждая кафедра почти в любой мечети заняла антиеврейскую позицию.
Все это было музыкой для ушей Густава Бокмана. Все, что против евреев, было те-перь частью нового порядка нацистской Германии. Все, что могло создать проблемы для англичан, соответствовало германским амбициям. Бокман аккуратно подружился с муф-тием и обхаживал его как друга, борющегося с общим врагом.
Для муфтия главным источником денег был контроль над Канцелярией Вакф, рас-поряжавшейся религиозными фондами. Ни одна новая мечеть не носила имя муфтия на своем краеугольном камне, но казна Вакф становилась худосочной из-за незаконных заку-пок оружия и трат на личную роскошь. Коалиция "умеренных" арабских семей выступила против муфтия и потребовала отчета о расходах. Хаджи Амину аль-Хуссейни становилось ясно, что нужен банкир и союзник со стороны, снабжающий оружием. Его должна была дать немецкая колония в Иерусалиме.
В конце 1935 г. Густава Бокмана вызвали на тайное совещание в Берлине, чтобы по-мочь определить позицию Германии в арабском мире и сформулировать долговременные планы по подрыву стран, находившихся под британским и французским контролем. Бок-ман отбыл из Палестины, выдвигая возвышающуюся в мусульманском мире фигуру Вели-кого муфтия Иерусалима. Из Берлина он вернулся с торжеством. Вилла муфтия находи-лась на северной дороге из города по направлению к Рамалле. Бокман был сухим немцем; редкую улыбку на его лице трудно было вызвать. И все же она там была, когда его, огля-дывающего сад, препроводили на великолепную веранду муфтия. Они обменялись любез-ностями и принялись за отчет.
- Ваше преосвященство, - начал Бокман, - встреча имела выдающийся успех. При-сутствовал сам фюрер. Мне было дано неограниченное время для беседы с ним.
Хаджи Амин любезно кивнул.
- Теперь мы понимаем, - продолжал Бокман, - что у Германии хорошая поддержка во всем арабском мире. У нас друзья с отличным положением в Дамаске и Багдаде, мы проложили дорожки и в египетский офицерский корпус.
"Симпатии к нацистам - дело хорошее, - подумал хаджи Амин, - но любой другой прогерманский араб может стать моим потенциальным соперником". Он продолжал слу-шать, почти не делая замечаний.
- Позвольте заверить вас, что ни один арабский лидер не улавливает с такой внима-тельностью творческую фантазию Гитлера, как вы. Он в высшей степени под впечатлени-ем вашей непрерывной войны с евреями. Он также ясно понимает вашу уникальную цен-ность как мусульманского религиозного лидера.
- Не могли бы вы быть более конкретным относительно намерений Германии в дан-ной конкретной ситуации? - спросил муфтий.
Бокман прокашлялся для длинной тирады.
- Нацисты у власти лишь несколько кратких лет, но результаты поразительны. В стране новый дух, чувство национального единства сменило унижение мировой войны. В следующие несколько лет Гитлер наверняка объединит немецкие меньшинства в Европе... в Австрии... Польше... Чехословакии. Все немцы будут под одним нацистским знаменем. Есть весьма сильное ощущение, что французы и англичане... как бы вам сказать... слиш-ком скромны, слишком упадочны, чтобы остановить немецкое продвижение на европей-ском континенте. В пределах десятилетия наверняка установится германское присутствие на Ближнем Востоке.
- Военным путем?
- Я бы так предполагал. Короткая война. Вы в завидном положении - вступите в нее с самого начала, чтобы подкрепить ваши требования. - В предположении, что Германия здесь доминирует или представляет влиятельную силу, - сказал муфтий.
- Разве может быть иначе? - в голосе Бокмана послышалось удивление.
- Как, вы полагаете, будут развиваться события в Палестине?
- Акт первый, - сказал Бокман. - Британский мандат еле жив. Тщательно оркестро-ванное выступление арабов под вашим руководством может с ним покончить. Акт второй. После ухода англичан евреи останутся голыми. С вашими проверенными способностями вы сможете объединить мусульманский мир против них и выгнать их, искоренить. Акт третий. Благодарный Гитлер поддержит ваши претензии на лидерство в арабском мире.
Это было как пьянящий напиток. Чтобы откликнуться на немецкий призыв, ему что, надо будет продать английского тирана немецкому тирану? Нет, ему есть за что ухватить-ся. Независимо от того, что в конце концов делал Гитлер с организованными религиями, он поступил бы в высшей степени неумно, если бы совал нос в ислам. Как мост для Гит-лера в исламский мир, Великий муфтий Иерусалима имел бы неограниченную власть.
- Согласно традиции, - сказал хаджи Амин, - Палестина включает также восточный берег реки Иордан, так называемый эмират Трансиорданию. Нужно считать, что мы со-ставляем также часть и долю Сирийской провинции.
Бокман склонил голову в полупоклоне.
- Берлин смотрит благосклонно на вашу интерпретацию старых границ Турции.
- Дорогой Густав, - сказал муфтий. - Это в точности то, что англичане говорили ша-рифу Хусейну, чтобы настроить его против турок. Хусейн умер в изгнании. Бокман вы-прямился.
- Вы сравниваете слова Адольфа Гитлера и британского министерства колоний? Мы выполняем наши обещания друзьям. - Он откашлялся, на этот раз чопорно. - Я уполно-мочен пригласить вас в Берлин. Тайно, разумеется. Будет заключено соглашение, поддер-живающее ваши претензии.
Хаджи Амин встал, соединил руки сзади и подошел к углу веранды, откуда мог по-смотреть за впадину Мертвого моря на холмы Трансиордании.
- Абдалла, - сказал он, - имеет там Арабский легион, обученный англичанами, воо-руженный англичанами и под командованием английских офицеров. Вы уверены, что анг-личане не используют его вслед за еще одним восстанием арабов в Палестине?
- Нам кажется, что мы сможем организовать мнение арабов и помочь его прямому изъявлению, чтобы оказать беспрецедентное давление на англичан. Абдалле ни в коем случае не будет позволено перейти реку Иордан.
- А я не столь уверен. Абдалла очень претенциозен.
- В худшем случае, ваше преосвященство, это риск, на который стоит пойти.
- Позвольте мне написать ваш сценарий заново, - сказал муфтий. - Британский ман-дат так скоро не потерпит крах. Они устали, но не мертвы. Они никогда не отдадут Синай и Суэцкий канал, если только не будет германского вторжения. Если я призову к восста-нию и потерплю неудачу прежде чем Германия вступит в войну... Разве на такой риск сто-ит идти? Прежде чем принять участие даже в вашем первом акте, я должен избавиться от коалиции арабских семей против меня здесь, в Палестине. Густав, у меня нет ресурсов.
Бокман уселся на широкие перила возле хаджи Амина. Он снова улыбнулся.
- Из Берлина я вернулся не с пустыми руками.
Муфтий скрыл свою радость, и разговор продолжался голова к голове, как будто они опасались подслушивания.