Она уныло улыбнулась.
- Да уж. Даже Норри думает, что это тупик.
- Это не тупик. Поэзия не ограничивается хайку и сонетами. Танцоры не должны быть роботами, выполняющими телами заученные движения.
- Они должны, если хотят зарабатывать на жизнь.
- Давай попытаемся через несколько лет. Может быть, тогда они будут готовы.
- Конечно. Подожди, я принесу нам чего-нибудь выпить.
Я спал с ней той ночью, в первый и последний раз. Утром я разломал декорации в гостиной, пока она упаковывала вещи. Я обещал писать. Обещал приехать и навестить, когда смогу. Я отнес ее сумки вниз, к машине, и затолкал внутрь. Поцеловал ее и помахал рукой на прощание. Пошел поискать чего-нибудь выпить, а в четыре часа утра на следующий день какой- то козел решил, что я выгляжу достаточно пьяным, и я разбил ему челюсть, нос и сломал два ребра, а потом упал рядом и заплакал. В понедельник утром я показался в студии со шляпой в руке, во рту у меня было, как в пепельнице автовокзала; я пополз на мою старую работу. Норри не задавала никаких вопросов. Что касается повышения цен на еду, то я прекратил есть что бы то ни было, кроме бурбона, и через полгода меня вышвырнули с работы. Так оно все и шло достаточно долго.
Я никогда не писал ей. После слов "Дорогая Шера…" я застревал.
Наконец я дошел до того состояния, когда продают видеоаппаратуру, чтобы надраться, но где-то внутри у меня щелкнуло реле, и я взял себя в руки. Аппаратура - это было все, что у меня осталось от жизни. Поэтому вместо ломбарда я пошел в местное отделение "Анонимные алкоголики" и протрезвел. Вскоре моя душа онемела и я перестал вздрагивать от боли, когда просыпался. Сотни раз я хотел стереть записи Шеры, которые все еще держал у себя - у нее были свои собственные копии, - но так и не смог. Время от времени я задумывался, что делает она, но не в силах был это выяснять. Если Норри и знала что-либо, она мне ничего не рассказывала. Она даже попыталась в третий раз восстановить меня на работе, но это уже было безнадежно. Репутация - ужасная штука после того, как вы ее потеряли. Мне повезло, что я нашел работу на образовательной телестанции в Нью- Брунсвике. Длинными были эти два года.
Видеотелефоны появились к 1995 году, я приобрел один и подключил его, не поставив в известность и не получив разрешения телефонной компании, которую ненавижу по-прежнему больше всего на? свете. Однажды вечером,
- дело было в июне, - маленькая лампочка, которую я поставил вместо проклятого звонка, начала медленно разгораться и гаснуть. Я включил звук на прием, включил также экран - на случай, если собеседник тоже имеет видеотелефон.
- Алло?
У нее действительно тоже был видеотелефон. Когда появилось лицо Шеры, мне в желудок рухнул ледяной куб страха, потому что я только было перестал видеть ее лицо повсюду, когда бросил пить - а в последнее время я подумывал, не стать ли снова на эту дорожку. Когда я моргнул, а она все еще оставалась там, мне стало самую малость легче, и я попытался заговорить.
Ничего не получилось.
- Привет, Чарли. Давно мы не виделись.
Со второй попытки удалось.
- Кажется, это было вчера. Вчерашний день какого-то другого человека.
- Да, правда. Чтобы найти тебя, я потратила несколько дней. Норри в Париже, а больше никто не знает, куда ты девался.
- Н-да. Как фермерство?
- Я… оставила эту затею, Чарли. Там приходится творить даже больше, чем в танцах, но это не одно и то же.
- Тогда чем же ты занимаешься?
- Работаю.
- Танцуешь?!?
- Да. Чарли, ты мне нужен. То есть я хочу сказать, что у меня есть для тебя работа. Мне нужны твои камеры и твой взгляд.
- Ни слова о квалификации. Не важно, какого рода помощь тебе нужна, я помогу. Где ты? Когда следующий самолет туда? Какие камеры мне нужно паковать?
- В Нью-Йорке; через час; никаких. Я не имела в виду буквально "твои" камеры - ну разве что ты в последнее время пользуешься GLX-5000s и "Хэмилтон Борд".
Я присвистнул, от чего сделалось больно губам.
- Мне это не по карману. Кроме того, я старомоден - люблю держать камеру в руках.
- Для этой работы ты будешь пользоваться камерой типа "Хэмилтон", и это будет "Мастерхром" с двадцатью каналами, совершенно новая модель.
- Ты что, выращиваешь маки на своей ферме? Или недавно выкопала бриллианты тяпкой?
- Тебе будет платить Брюс Кэррингтон.
Я моргнул.
- Ну что, успеешь на этот самолет, чтобы я тебе смогла все рассказать?
Отель "Нью Эйдж", спроси президентский номер.
- К чертям самолет, пойду пешком. Так будет быстрее.
Я прервал связь.
Как следовало из журнала "Тайм", который я читал в приемной дантиста, Брюс Кэррингтон был гениальной личностью; он стал мультимиллиардером, убедив ряд гигантов индустрии поддержать Скайфэк, огромный орбитальный Комплекс, который выбил фундамент из-под рынка кристаллических микросхем - и нескольких десятков других рынков тоже. Как мне помнится, какое-то редкое заболевание типа полиомиелита забрало у него обе ноги и поместило его в инвалидную коляску. Его ноги утратили силу, однако не утратили способность функционировать - в уменьшенной гравитации они действовали вполне сносно. Итак, он создал Скайфэк, основал шахты на Луне
- для того, чтобы поставлять оттуда дешевое сырье, и проводил большую часть времени на орбите, в условиях меньшей гравитации. На фотографии он выглядел довольно удачливым дельцом. Больше о нем мне ничего не было известно. Я вообще уделял мало внимания новостям, а космическим - тем более.
В то время "Нью Эйдж" был образцовым отелем в Нью-Йорке, отелем отелей, построенным на руинах "Шератона". Ультраэффективная система безопасности, пуленепробиваемые стекла, ковер пушистее воздуха и вестибюль того архитектурного стиля, который Джон Д. Мак-Дональд однажды назвал "Ранняя зубная пластинка". Здесь прямо-таки воняло деньгами. Я был рад, что приложил усилия для розыска галстука, и пожалел, что не начистил туфли. Потрясающий тип преградил мне дорогу, когда я вошел через шлюз. Он двигался и был сложен как самый сильный и крепкий вышибала, когда-либо виденный мной, а одет был и вел себя как дворецкий самого Господа. Он сказал, что его зовут Перри, с таким видом, как будто ожидал, что я не поверю. Затем спросил, может ли чем-нибудь мне помочь, с таким видом, будто серьезно в этом сомневался.
- Да, Перри. Ты не против задрать ногу?
- Чего?
- Ставлю двадцать долларов, что подметки надраены.
Он криво усмехнулся и не сдвинулся ни на дюйм.
- Кого вы хотели видеть?
- Шеру Драммон.
- Не числится.
- Президентский номер.
- О! - Забрезжил рассвет. - Леди мистера Кэррингтона. Так бы сразу и сказали. Подождите здесь, пожалуйста.
Пока он звонил, чтобы удостовериться в том, что меня ждут, приглядывая за мной и держа руку возле кармана, я попытался зажать сердце в кулаки из- менить выражение лица. Значит, вот как обстоят дела. Ну ладно. Значит, дела обстоят именно так.
Перри вернулся, протянул мне маленький кнопочный передатчик, с которым можно пройти по коридорам "Нью Эйджа", не попав под огонь из автоматических лазеров, и тщательно объяснил, что во мне появится большая дырка, если я сделаю попытку покинуть здание, не вернув передатчик. Из его поведения я заключил, что мне только что удалось перескочить через четыре ступеньки общественной лестницы. Я поблагодарил его, хотя будь я проклят если знаю зачем.
Следуя указаниям зеленых флюоресцирующих стрелочек на потолке, на котором не было лампочек, после долгого живописного пути я пришел в президентский номер. Шера ожидала меня возле двери, одетая во что-то наподобие пижамы ангела. Одеяние заставляло ее большое тело выглядеть утонченным.
- Привет, Чарли.
Я был веселым и сердечным.
- Привет, малышка. Недурственно. Как ты это содержишь?
- Это не я.
- Ну, тогда как Кэррингтон содержит тебя?
Спокойно, парень.
- Входи, Чарли.
И я вошел. Это походило на те апартаменты, где размещалась королева, когда посетила город, и я уверен, что она была в восторге. В гостиной можно было приземлиться на самолете, не разбудив никого в спальне. Там были два фортепиано, но только один камин (всего лишь достаточно большой, чтобы зажарить быка, не больше- надо же где-то и сэкономить, верно?).
Квадрофонически звучал Роджер Келлэвэй, и на какой-то безумный миг я было подумал, что он действительно находится в номере, играя на каком-то невидимом третьем фортепиано. Значит, вот как обстояли дела.
- Тебе что-нибудь принести, Чарли?
- Ну, само собой. Гашиш, "Цитролли Сью-прим". "Дом Периньон" для трубки.
Без тени улыбки она пошла в кабинет, напоминающий крошечный собор, и принесла в точности все, что я заказал. Сохраняя на лице выражение значительности, я закурил. Горло мое защекотали пузырьки, ощущение было исключительное. Я почувствовал, как расслабляюсь, а когда мы несколько раз передали друг другу мундштук наргиле, я понял, что и она расслабилась.
Тогда мы посмотрели друг на друга - по-настоящему посмотрели друг на друга, - потом на комнату вокруг, потом опять друг на друга. Одновременно мы разразились хохотом. Хохотом, который унес прочь все деньги, пропитавшие комнату, и оставил только роскошь обстановки в чистом виде.
Ее смех был таким же ухающим, похожим на ослиный рев, сотрясающим живот, каким я и помнил, - непосредственным и здоровым - и он меня основательно успокоил. Я почувствовал такое облегчение, что и сам не мог прекратить смех, а от этого продолжала смеяться она, и в тот момент, когда мы могли бы уже остановиться, она прикусила губу и выдала заикающееся арпеджио. Есть такая старая пластинка, она называется "смеющаяся пластинка Спайка Джоунса" - играющий на трубе пытается сыграть "Полет шмеля" и начинает смеяться, после чего весь оркестр сбивается, и они ржут, как лошади, целых две минуты. И каждый раз, когда они уже готовы успоко- иться, играющий на трубе снова пытается что-то сыграть, у него получается шипение и рев, и все вновь срываются в хохот. Однажды, когда у Шеры было плохое настроение, я поспорил с ней на 10 долларов, что она не сможет прослушать эту пластинку и по меньшей мере не хихикнуть - и я выиграл.
Когда я понял, что сейчас она повторяет этот смех, меня затрясло, и я растворился в больших "уханьях" повторного хохота. Минуту спустя мы дошли до такой стадии, что в буквальном смысле слова свалились со стульев и лежали на полу, умирая от смеха, в изнеможении стуча об пол и подвывая.
Я время от времени вынимаю из памяти это воспоминание и прокручиваю его - но не часто, потому что такие записи ужасно портятся от воспроизведения.
В конце концов мы постепенно дошли до обессиленных ухмылок. Мы оба задыхались. Я помог ей встать на ноги.
- Абсолютно кошмарное место! - сказал я, все еще хихикая.
Она огляделась и вздрогнула.
- О Боже, это действительно так, Чарли. Должно быть, это ужасно, если тебе необходимо столько показухи.
- На какой-то жуткий миг я подумал, что это нужно тебе.
Она успокоилась и взглянула мне в глаза.
- Чарли, я бы хотела иметь право обидеться на твои слова. Ведь это мне действительно нужно.
Мои глаза сузились.
- Что ты имеешь в виду?
- Мне нужен Брюс Кэррингтон.
- На этот раз можешь уточнить детали. В качестве кого он тебе нужен?
- Мне нужны его деньги, - всхлипнула она.
Как можно расслабляться и напрягаться в одно и то же время?
- Ох, к черту это все, Шера! Ты что же, нашла наконец способ стать танцовщицей? Купить себе путь на сцену? А куда смотрит критика в наши дни?
- Прекрати, Чарли. Мне нужен Кэррингтон, чтобы меня увидели. Он собирается сдать мне в аренду зал, только и всего.
- Если это все, давай выберемся из этой помойки прямо сейчас. Я могу одол… достать достаточно денег, чтобы арендовать для тебя любой зал в мире. И я вполне готов рискнуть деньгами.
- Ты сможешь достать мне Скайфэк?
- Что?
Я никак не мог себе представить, почему она выбрала именно Скайфэк, чтобы танцевать. Почему не Антарктику?
- Шера, ты знаешь о космосе даже меньше, чем я. Но ты должна знать, что спутниковое вещание не обязательно происходит со спутника.
- Идиот! Мне нужен фон.
Я подумал об этом.
- Зрительно Луна была бы лучше. Горы. Свет. Контраст.
- Дехорации во вторую очередь. Я не хочу 1 /6 земного притяжения, Чарли. Мне нужна невесомость.
Я разинул рот.
- И я хочу, чтобы ты был моим видеооператором.
Господи, она была единственной в своем роде. После ее слов я почувствовал, что слегка обалдел и мне нужно несколько минут подумать.
Она позволила, терпеливо ожидая, пока я все переварю.
- Вес больше не есть действие, Чарли, - сказала она в конце концов. - Тот танец закончился утверждением, что гравитацию победить нельзя - ты сам так сказал. Ну, так это утверждение неверно. Оно устарело, и танцу двадцать первого века придется это признать.
- И это как раз то, что тебе нужно, чтобы добиться своего. Новый тип танца для танцора нового типа. Уникально. Это привлечет внимание публики, и на много лет вперед ты застолбишь свой участок. Мне нравится это, Шера. Мне это нравится. Но сможешь ли ты это пробить?
- Я много думала о твоих словах, что гравитацию победить нельзя, но сама попытка прекрасна. Эта идея засела у меня в голове на месяцы. А потом однажды я зашла к соседям, у которых был телевизор, и увидела новости о бригаде, работающей на Скайфэк-2. Я всю ночь думала, а на следующее утро приехала в Штаты и попала на Скайфэк-1. Почти год я пробыла там, наверху, добираясь ближе к Кэррингтону. Я могу это сделать, Чарли, могу сделать так, что это сработает.
Ее подбородок задрожал. Я уже видел эту характерную дрожь - когда она накричала на меня в ресторане "Ле Мэнтнан".Это был знак того, что она решилась.
Я все равно нахмурился.
- С Кэррингтоном в качестве толкача.
Она отвела взгляд.
- Бесплатных ленчей не бывает.
- Какова плата?
Она не отвечала - достаточно долго, чтобы молчание стало ответом. В тот миг я опять начал верить в Бога, впервые за долгие годы, только затем, чтобы иметь возможность ненавидеть его.
Но я держал рот на замке. Она была достаточно взрослой, чтобы самостоятельно распоряжаться своими финансами. Стоимость мечты растет с каждым годом. Черт, я почти ожидал услышать нечто подобное с того самого момента, как она позвонила.
Но только почти.
- Чарли, не сиди с таким лицом. Скажи что-нибудь. Выругай меня, назови шлюхой, скажи хоть что-нибудь!
- Чепуха. Суди себя сама, мне хватает забот разбираться со своими собственными грехами. Ты хочешь танцевать, и ты заполучила спонсора. А теперь у тебя есть и видеооператор.
Последнюю фразу я вообще не собирался говорить.
Странно, но вначале это ее почти разочаровало. Но потом она расслабилась и улыбнулась.
- Спасибо, Чарли. Можешь прямо сейчас бросить то, чем ты занимался?
- Я работаю на образовательной станции в Шедиэйке. Я даже один раз отснял кое-какой метраж танцев. Танцующий медведь из Лондонского зоо- парка. Самое удивительное было то, что он здорово танцевал.
Она усмехнулась.
- Я могу уволиться.
- Я рада. Не думаю, что мне удалось бы пробить это без тебя.
- Я работаю на тебя. Не на Кэррингтона.
- Хорошо.
- Где вообще этот великий муж? Ныряет с дыхательным аппаратом в ванне?
- Нет, - прозвучал тихий голос от двери.
- Прыгаю с парашютом в вестибюле.
Его инвалидная коляска была передвижным троном. На нем был пятисотдолларовый костюм цвета клубничного мороженого, матово-голубая водолазка и одна золотая серьга в ухе. Туфли из натуральной кожи. Часы из этих новейших, без ремешка, которые приятным голосом говорят вам, который час. Для Шеры он был недостаточно высок, а его плечи непропорционально широкими, хотя костюм изо всех сил пытался скрыть и то, и другое. Глаза его были как две ягоды черники. Его улыбка была улыбкой акулы, раздумывающей, который кусок окажется вкуснее. Мне сразу захотелось заехать в эту рожу кирпичом.
Шера вскочила.
- Брюс, это Чарльз Армстед. Я тебе говорила…
- Ну конечно. Парень с видео. - Он подкатился вперед и протянул безукоризненно наманикюренную руку.
- Я - Брюс Кэррингтон, Армстед.
Я остался сидеть, держа руки на коленях.
- Ну разумеется. Парень с деньгами. Одна его бровь приподнялась на вежливую четверть дюйма.
- О Господи. Еще один грубиян. Но если ты так хорош, как говорила Шера, я тебя нанимаю.
- Я просто гнусен.
Улыбка погасла.
- Давайте прекратим соревноваться в колкостях, Армстед. Я не ожидаю от творческих людей хороших манер, но, если понадобится, я могу проявить гораздо более материальное презрение, чем то, на которое способны вы. А сейчас я устал от этой проклятой гравитации, и у меня был паршивый день сегодня - давал показания в пользу друга в суде. И похоже, завтра меня вызовут опять. Хотите вы эту работу или нет?
Тут он меня поймал. Я хотел.
- Да.
- Тогда договорились. Ваша комната 2772. Летим на Скайфэк через два дня. Будьте тут в 8 утра.
- Я хочу поговорить с тобой о том, что тебе понадобится, Чарли, - сказала Шера. - Позвони мне завтра.
Я обернулся, чтобы оказаться с ней лицом к лицу, и она отпрянула от моего взгляда.
Кэррингтон не обратил внимания.
- Да, составьте список ваших требований сегодня же, чтобы все необходимое было отправлено вместе с нами. Не скупитесь. Если вы не позаботитесь об этом сейчас, придется обходиться тем, что есть. Спокойной ночи, Армстед. Я повернулся к нему.
- Спокойной ночи, мистер Кэррингтон. - (Чтоб ты сдох).
Он повернулся к наргиле, и Шера поспешила заново наполнить чашечку и сменить воду. Я торопливо развернулся и потащился к двери. Нога болела так, что я чуть не упал, но я стиснул зубы и дошел. У двери я сказал себе:
сейчас ты откроешь дверь и выйдешь. А потом повернулся на каблуках:
- Кэррингтон!
Он моргнул, удивленный тем, что я еще существую.
- Да?
- Вы отдаете себе отчет, что она ни в малейшей степени вас нс любит?
Это имеет для вас хоть какое-нибудь значение? - Мой голос звенел, а кулаки сжались.
- О… - сказал он. И повторил: - О… так вот оно что. Я не подумал, что успех сам по себе может вызвать так много презрения. - Он отложил мунд- штук и сцепил пальцы. - Вот что я вам скажу, Армстед. Никто никогда не любил меня, насколько я знаю. Этот костюм меня не любит. - Впервые в его голосе прозвучали человеческие нотки. - Но он принадлежит мне. Теперь убирайтесь.