К теплым воздушным массам над Новой Англией приблизился сильный холодный воздушный поток из Канады. За вторжением началась битва. Линия фронта растянулась на сотни миль, в нем смешались чернота туч, блеск молний и грохот грома, на землю обрушились дождь и град. Подобно большинству битв, эта кипела насилием. Пики-наковальни грозовых туч ревели на высоте восьми миль, черные и страшные, каждая – сложное сооружение из турбулентных возмущенных потоков. Черные грозовые тучи были обиталищем диких ветров, яростно носившихся вверх-вниз, – окажись там случайный самолет, его сломало бы как соломинку. Тучи с грохотом наступали, забрасывая землю градинами и ослепляя дождем, раскалывая воздух молниями, взмывая даже в стратосферу, где вершины туч сглаживались постоянными сильными ветрами в плоскогорья. Холодный северный поток наступал, вынуждая теплые массы воздуха расставаться со своей влагой, отдавать свою энергию передовому рубежу воздушной массы – линии шквалов. Но, отступив порея безжалостным захватчиком, теплый воздух смягчил холодные потоки, согрел их, и порывы ветра наконец не выдержали, сдались и исчезли, оставив после себя разрозненные грозовые тучи изредка громыхать в небе, пока и они не растаяли под мощными лучами солнца.
Я наблюдал за зарождением шторма из окна кабинета Тэда, где меня устроила Барни. Я видел, как поднялся ветер, как опустились тучи, как зажгли фонари снаружи, видел, как шлепнулись первые капли дождя, а потом его потоки залили стоянку машин внизу, как градины плясали на крышах автомобилей. Хотя шторм и был свиреп, он быстро прошел. Выглянуло солнце и высушило мостовые. Я взглянул на часы – прошло меньше часа.
Кабинет был рассчитан на двоих – Тэда и Тули. Это была такая же маленькая комнатенка, как и у доктора Барневельда. В нее были втиснуты два стола, два шкафа для папок, две книжные полки – одна над другой. На подоконнике стояли три электрические кофеварки. "Тэд упивается кофе, как медведи медом, и терпеть не может ждать, когда вскипит новая порция", – объяснила Барни. Вот почему все три кофеварки были включены почти постоянно.
У каждого на столе лежала утренняя сводка погоды. Я заглянул в нее и обнаружил, что над Тихим океаном формируется новый шторм.
И тут я вспомнил: отец!
Я долго, через свой отель, вызывал Гавайи. Наконец на экране появилось лицо отца, угрюмое и небритое.
– Четыре утра, Джереми! – прорычал он. – Я с пятницы шесть раз пытался тебя поймать – и все напрасно. Драги пока продолжают работать, но я ничего от тебя не слышу об этой системе долгосрочных прогнозов. Хорошо, если бы твои сказки оправдались.
– Извини, что поднял тебя с постели, отец… Совсем забыл о разнице во времени. И, боюсь, мои новости не очень-то тебя порадуют.
Я рассказал об отказе Россмена использовать метод Тэда в операциях по предсказанию погоды и о недавней проделке Тэда. К моему удивлению, отец воспринял рассказ с интересом.
– У этого молодого человека голова работает, – улыбнулся он.
Отец всегда уважал людей, которые умели отстаивать свои идеи перед вышестоящими лицами – правда, если этим вышестоящим лицом не оказывался он сам.
– В этом ему не откажешь, – согласился я. – Но что ты собираешься делать с драгами? Новый шторм зарождается в районе…
– Я об этом еще не слышал, не смотрел утренних сообщений о погоде. Не так уж часто я поднимаюсь в такую рань. Полагаю, Джерри, нам ничего другого не остается, как прикрыть разработки на весь весенний сезон. Или хотя бы до тех времен, когда твой друг Маррет несколько продвинется со своими долгосрочными прогнозами. Я попробую продлить контракт с "Модерн металз", но боюсь, не сглазили ли наше дельце, мой мальчик.
За завтраком Тэд клокотал от сдерживаемого возбуждения, как боец перед решительной схваткой с чемпионом.
– Джерри изъявил желание встретиться с Россменом, – сказала Барни, когда мы сели за столик в кафетерии. – Он расскажет, какое впечатление произвело на него вызванное тобой изменение погоды.
Тэд охотно согласился:
– Прекрасная идея – непредвзятое мнение постороннего свидетеля.
Барни наклонилась над столом, чтобы ее было слышно:
– Не знаю, как лучше: ему встретиться с Россменом до того, как ты побываешь там, или вам пойти вместе?
– Да пойдемте все вчетвером, – решил Тэд. – Пойдем все вместе и прижмем старого разбойника.
Я взглянул на Барни. Она улыбалась.
К нашему столику подошел Барневельд. Положив руку Тэду на плечо, он спросил:
– Насколько я понимаю, в пятницу вечером вы провели эксперимент?
Тэд усмехнулся:
– Небольшой. Эти ваши порошочки оказались очень кстати.
– Вы получили сведения от патрульных самолетов? С удовольствием взглянул бы на них.
– Никакие патрули не поднимались в воздух, только самолет с веществами, засеивающими облака.
У Барневельда вытянулось лицо.
– Ничего не понимаю.
Не вставая со своего места, Тэд подтянул к нашему столику стул от соседнего стола для старого ученого. Когда Барневельд сел, Тэд сказал:
– Я уговорил поднять самолет пораньше и пролететь мимо того места, где он обычно сбрасывает свой груз, с тем чтобы сбросить его над районом, где мне требовалось изменить давление. Но я не намеревался поднимать в воздух всю флотилию патрульных самолетов: слишком большой риск, что кто-нибудь пожалуется и сорвет, всю операцию. Так что, когда самолет-сеятель подошел к нужному району, пилот сообщил патрулям, что он сбился с курса, собирается освободиться от груза и вернуться на базу. Самолеты-патрули и не поднимались с земли.
– И никаких наблюдений за экспериментом не велось?
– Угу.
– Совсем никаких?
– Мы видели результат воздействия ваших порошков на погоду – вот, что важно, – упрямо сказал Тэд.
Барневельд покачал головой.
– Тэд, наука так не делается. У вас нет реальных данных. Эксперименты не проводятся на глазок, как бог на душу положит. А если бы никаких изменений погоды не произошло? Откуда вы знали бы, какие допустили ошибки?
– Чисто академический вопрос, – отмахнулся Тэд. – Когда занимаешься контрабандой, приходится срезать углы. Не подставляя под удар собственную шею, прогресса не достигнешь.
– Тише едешь, дальше будешь, – усмехнулся Тули.
– Вы игрок, – сказал доктор Барневельд, – и к тому же везучий.
– Скоро узнаем, везучий ли. Россмен ждет меня к половине второго.
Ровно в 13:30 секретарша Россмена проводила нас в его кабинет.
Россмен оторвал взгляд от бумаг на столе.
– Я и не знал, что тут назначена конференция.
За окном опять потемнело: приближался очередной шквал.
– Мы все так или иначе имеем к этому отношение, – сказал Тэд.
Россмен угрюмо рассматривал нас, пока мы рассаживались вокруг стола.
– Я требую объяснить, что произошло в пятницу ночью, – сухо сказал он.
– Очень просто, – сказал Тэд. – Мы доказали, что влиять на погоду возможно. И что дело это несложное.
– Нечего говорить "мы", Маррет! – перебил его Россмен. – Речь идет персонально о вас, ваши друзья здесь ни при чем.
– Я ни в ком не ищу поддержки, – огрызнулся Тэд. – Просто отдаю им должное за оказанную мне помощь.
– Но отвечать за события той ночи будете вы, и только вы!
– Согласен.
Россмен нетерпеливо порылся в бумагах у себя на столе.
– Знаете, что это такое? – швырнул он наконец какой-то документ. – Это калькуляция стоимости полета самолета над океаном, предъявленная Отделу.
– Самолет так или иначе должен был лететь в тот район.
– А это, – Россмен потряс телеграммой, – официальный рапорт ВВС о том, что неуполномоченные лица вмешиваются в их строго секретные работы с лазерами. Неуполномоченные! Это о вас, Маррет. Вас следует привлечь к суду за нарушение государственной безопасности!
– Но, доктор Россмен… – попытался я вмешаться в разговор.
– Подожди, Джерри, – остановил меня Тэд и вновь обратился к Россмену: – Послушайте, я два года служил в Военно-воздушных силах, главным образом в патрулях на спутниках. Об этих лазерах мне известно все, что о них можно знать. Иначе как, по-вашему, мне могла прийти в голову мысль использовать лазеры для исправления погоды? Я не шпионил, не нарушал инструкций по сохранению государственной безопасности! Я всего лишь попросил одного своего приятеля, который все еще там служит, обратить особое внимание на определенную географическую точку. Я даже слово "лазер" при этом не произнес. Так что никакого "нарушения". И нечего меня пугать!
– Вы понимаете, что я могу вычесть из вашего жалованья стоимость радиовызова орбитальной станции?
– Послать радиовызов на военный спутник невозможно. Поэтому я – заметьте, в нерабочее время – смотался на Отис, базу ВВС, и попросил их-включить в свою депешу мое послание.
Россмен готов был испепелить Тэда взглядом, его длинное, унылое лицо пошло пятнами от злости.
– А вы понимаете, что испортили эксперимент доктора Барневельда? Ни один патрульный самолет не поднялся в воздух, когда сбрасывались реактивы!
– Да когда вы наконец поймете, – вскричал Тэд, вскакивая на ноги, – что мы доказали возможность влиять на погоду! Эффективно, быстро и точно вносить изменения по задуманному плану! Вы стонете о каких-то копейках, когда речь идет о перевороте в метеорологии. Мы в состоянии делать долгосрочные точные прогнозы: мы можем по желанию изменять погоду. Намерены вы когда-нибудь смотреть правде в глаза или по-прежнему будете ставить нам палки в колеса?
Россмен побагровел. Тэд возвышался над ним как скала. Россмен, не в силах владеть собой, вскочил со стула.
– А вы можете доказать, что изменили погоду? – едва выдавил он из себя.
– Я могу поручиться за это, – сказал я. – Прогноз на субботу не соответствовал той погоде, которая была на самом деле.
Игнорируя мою реплику, Россмен снова обратился к Тэду:
– Есть у вас доказательства того, что ваши незаконные действия привели к изменению погоды?. Что, если эти изменения произошли бы и так?
– Мы действовали. Погода изменилась. Ваши собственные предсказания не отметили возможности изменений.
– Но доказательств, что они произошли, будучи вызваны искусственно, у вас нет. Наблюдений вы не вели. Отчета не составили. А значит, погода могла измениться, хотя вы для этого и пальцем бы не пошевелили.
– Нет, мои долгосрочные прогнозы показывают…
Но Россмен уже снова что-то выискивал в своих бумажках.
– А вот еще один документик от статистиков, Разрушенный вами шторм должен был помочь преодолеть намечающуюся засуху. Предположим, фермеры узнают, что Климатологический отдел сознательно лишил их последней возможности напоить землю дождем. Как вы думаете, после этого нас долго будут здесь держать?
Тэд беспомощно развел руками.
– Ну, тут уж приходится выбирать. Или воздействие на погоду, или беднягам фермерам – их маленький дождичек. Так что же?
– Не знаю, – отрезал Россмен, – и не желаю знать. Маррет, мне не нужны работники, мошенничающие за моей спиной. И я не потерплю нарушения субординации! К концу дня извольте положить заявление об уходе мне на стол. Если его не будет, у меня достаточно материалов против вас, чтобы Правление выставило вас отсюда под зад коленом! Вы конченый человек, Маррет, слышите – конченый!
7. На перепутье
Наверное, у меня было шоковое состояние, когда мы вывалились из кабинета Россмена. Я совершенно не помню, о чем мы говорили, что делали. Помню только взбешенного Россмена, его перекошенное от злости лицо, упрямое сопротивление Тэда. Как я добрался до отеля, не знаю, опомнился, лишь открыв дверь своего номера.
Я, наверное, довольно долго сидел неподвижно. Зуммер видеофона возвратил меня к действительности.
– Да, – откликнулся я, только теперь осознавая, что в комнате темно. Вдали, на фоне красного заката, возвышались башни Бэк-Бэя.
Экран не сразу высветил лицо Барни.
– Джерри, что делать? Тэд очистил свой стол и ушел.
– Ты где?
– В Отделе. Я… Что будет с Тэдом?
Она заплакала.
– Ну, не падай духом. Еще не конец света.
Покачав головой, она сказала:
– Ты просто не понимаешь. Для Тэда это катастрофа. С его карьерой покончено.
– Оттого, что он потерял место? Но ведь…
– Да не место он потерял! Он потерял возможность делать то, что хочет, – это было возможно только в Климатологическом! А теперь Россмен вообще закроет перед ним двери всех государственных институтов.
Об этом я не подумал.
– Ну, а частные предприятия? Во многих фирмах есть метеорологические службы. На аэролиниях моего дядюшки Лоуэлла, например. И платят там гораздо больше, чем в государственных учреждениях.
– Но они не занимаются управлением погодой… или хотя бы долгосрочными прогнозами.
– Может быть, они и могли бы… кто знает.
– И как ему теперь быть с институтом? До сих пор Отдел оплачивал его занятия там. Теперь, когда его уволили, он не сможет платить за учебу и вообще… Россмен не даст ему рекомендации и… Нет, Джерри, никакой надежды нет, никакой!
– Подожди, – сказал я, – не надо отчаиваться. Выход всегда найдется, как бы плохо нам сейчас ни было. Помню, отец как-то сказал: "Упорство и труд все перетрут".
Она замолчала. Я наблюдал за выражением ее лица: оно было похоже на лицо девочки, которой очень хочется казаться храброй и она изо всех сил старается не расплакаться.
– И не то, чтобы я всегда была такая уж размазня, – немного помолчав, сказала Барни, – просто сейчас ума не приложу, что делать.
"Ну вот, – подумал я, – легко было говорить, теперь пришла пора действовать". Впервые в жизни я почувствовал на своих плечах груз ответственности.
– Где сейчас Тэд?
– Не знаю. Возможно, едет к себе домой.
– Так вот, постарайся уговорить его приехать сюда, ко мне. И сама приезжай. И захвати Тули. Хорошо бы нам всем собраться вместе.
– Но что мы будем делать?.
– Еще не знаю, что мы будем делать, – ответил я, – но точно знаю, чего мы делать не будем. Мы не будем предаваться унынию и воображать, что наступил конец света.
Было уже совсем темно, когда они приехали ко мне. Тэд был мрачен. Я впервые видел его таким.
– Взгляните-ка на них, – сказал он, подойдя к окну и наблюдая за потоком прохожих на ярко освещенной улице. – Ходят взад-вперед в своих пластиковых одеждах, с приемниками в ушах, слушают передачи с Луны. Но они ведь столько же смыслят в управлении погодой, сколько смыслил пещерный человек!
– Он повернулся к нам лицом. – Знаете, когда я ходил в садик, отец как-то взял меня в кино. На какую-то мультяшку в сопровождении классической музыки – она называлась "Ученик чародея". Герой этого фильма стоял на вершине скалы и творил чудеса: вызывал молнию в тучах, волну, бившую о подножие скалы… Вот тогда-то, наверное, и зародилось во мне желание властвовать над погодой.
Он улыбнулся несвойственной ему застенчивой улыбкой.
– Ребячьи грезы. Смешно, а?
Барни вернула нас к действительности.
– Тэд, ты в Технологическом с кем-нибудь разговаривал?
Он ответил:
– С профессором Мартингейлом. Обещал все устроить, так что степень свою я получу, если затяну ремень потуже и до июня буду перебиваться с хлеба на воду.
– А потом? – спросил я.
– Возможно, останусь преподавать в институте. Или вернусь в ВВС. Не умирать же с голоду.
– Это не выход из положения, – сказала Барни. – Тебя никогда не удовлетворит преподавание по чужим учебникам.
– Да, я бы сказал, утешительного мало.
Тэд отошел от окна и сел на диван рядом с Барни.
– Я не могу предложить многого, – сказал я. – Но по крайней мере пусть тебя не беспокоит, на что ты будешь жить до июня, Тэд. Об этом я позабочусь…
– Ну нет, – решительно возразил он. – Спасибо, Джерри, но, пожалуйста, не надо. Благотворительность не для меня… хотя бы пока.
– Но…
– Никаких "но". Сладкой жизни вплоть до июня ждать не приходится. Что ж, в самом деле подтяну ремень потуже, но степень получу. Самое сложное начнется потом.
– Поступишь в "Торнтон".
– Думал об этом. Но в вашей фирме нет отдела для моей темы.
– Тогда мы начнем новое дело.
– Что?!
Я и сам был удивлен не меньше их. Эта мысль пришла мне в голову, видимо, уже несколько часов назад, но осознал я ее только сейчас.
– Конечно, а что? Создадим новую фирму. Долгосрочные прогнозы – очень даже прибыльная вещь. Мы на них такие деньги заработаем! Начнем собственное дело при поддержке "Торнтона".
Впервые за весь вечер лицо Барни озарилось радостью надежды.
Почти всю ночь напролет мы обсуждала новую идею. К рассвету заинтересованные стороны пришли к согласию по всем пунктам. Основной продукцией новоиспеченной фирмы должны были стать долгосрочные прогнозы. Мы не собираемся конкурировать с Бюро погоды по регулярным прогнозам, мы будем продавать собственные предсказания погоды – на две недели вперед, по меньшей мере – частным предприятиям, промышленным концернам и тому подобным клиентам.
Самым важным для Тэда было то, что ему предоставлялась полная свобода в проведении широкой программы исследований в области управления погодой. Это было нашей главной задачей, целью, к которой мы все стремились. "Торнтон" поставит нам административных работников, руководителей отделов, бухгалтеров – словом, штат, который призван обеспечить прибыльность предприятия. Тэд подберет научно-технических работников, наладит службу долгосрочных прогнозов и затем сосредоточит все свое внимание на управлении погодой.
– Первым я зачисляю в штат восточного кинетика, голос моей совести, – сказал Тэд.
Тули, который, скрестив ноги, сидел на полу возле дивана, в знак благодарности склонил голову.
– Я смиренно принимаю эту честь… Разумеется, если жалованье и наградные меня устроят.
Я прервал его:
– Об оплате не беспокойся. "Торнтон" платит куда лучше, чем государство.
Тэд с интересом взглянул на меня.
– Ха, а я и не подумал о деньгах. Я могу разбогатеть!
Барни рассмеялась.
– А как обстоят дела с оплатой труда программистов?
– Нет, тебя мы не возьмем, – решительно заявил Тэд. – Ты остаешься в Климатологическом.
Она широко раскрыла глаза.
– Что ты имеешь в виду?
– Кто-то должен оставаться в Отделе… следить за Россменом. Голову даю на отсечение, ему наша фирма не понравится.
– Но каким образом он может ей напакостить?
– Не знаю. Вот почему я и хочу, чтобы ты последила за ним.
Барни не стала пререкаться, но опустила голову и нахмурилась.
А Тэд продолжал:
– Послушай, но это же не менее важно, чем создание новой компании. И мы будем видеть друг друга чуть не каждый день. А если дело лопнет, у тебя хотя бы сохранится приличное положение в Отделе.
Барни упорствовала в своей обиде.
– Ну и, наконец, ты должна подумать о дяде.
– Я и так буду заботиться о нем, где бы я ни работала, – сказала она. – Все равно, пока я на работе, мы с дядей Яном почти и не видимся.
Тэд провел рукой по рыжей шевелюре.