Теперь я почувствовала, что значит идти по пересеченной незнакомой местности без снаряжения. Мертвый лес брал свое сполна. Даже Оме умерил шаг. Сколько же живого леса осталось? Быстро мы его прошли. Немудрено, что фейнов так мало. А зачем туда нам? Неужели Оме хочет лес возродить? В одиночку? Ах, да, меня же он с собой взял. Надеюсь, в жертву приносить не станет.
Мне вдруг стало совсем нехорошо. Устала, да еще и мысли эти. Ну, его, этот заповедник. Насмотрелась уже. Домой хочется, на станцию.
Оме как почувствовал мое настроение. Внезапно остановился, наставил на меня палец, чуть ли не упираясь в ключицу, и, вкладывая всю убежденность, произнес:
- Мы всё исправим.
- Что же вы делать собираетесь? - недоуменно спросила я.
Вместо ответа Оме начал декламировать какое-то предание, судя по переходу на возвышенную речь и излишний пафос:
- Наступят дни смерти. То, что служило укрытием, станет болью. То, что спасало, превратится в охотника. Будет тот, кто не убоится смерти. И прольется дождь. Поднимется лес из тела его. И вновь будут дни жизни.
Ничего не понятно. Я же не специалист по словесности. Смерть какая-то, дождь, жизнь. Мифическое что-то.
- И как это всё понимать?
- Один из фейнов должен отдать жизнь. Дождь возродит его.
- Умереть? Добровольно, что ли? Кто согласится-то?
- Многие, - Оме отвернулся. - Не касайся деревьев.
Чем дальше мы заходили в мертвый лес, тем большим жаром несло от стволов.
- Вы верите в этот дождь? - не удержалась я. Молча идти рядом с Оме не хватало выдержки.
- Нет причин для веры. Мы знаем.
- А я тебе зачем? Судя по всему, это ты с жизнью решил проститься? Свидетель, что ли, нужен? - я прищурила левый глаз.
- Есть еще одно. Но тебе - не скажу.
- Почему это? - оскорбилась я.
- Иначе - не получится.
Не люблю всякие тайны. Люблю, чтобы прямо и открыто в глаза говорили. Хотя, может, у фейнов так принято изъясняться - кратко и загадками, я не в курсе. Работа у меня техническая - обслуживание всего рода вспомогательной техники. Не ученый я. А хотелось бы что-нибудь этакое открыть, чтобы Виталик, например, нос свой задирать перестал. Они сами ничего про аборигенов не знают, а тут вот она я - с открытием.
Я увлеклась фантазиями и прослушала, что говорил Оме.
- Что-что?
- Ты же одна? - переспросил он.
- Ну, одна, - насторожилась я. - А вам то что? Мне так удобнее. У мужиков этих одно на уме - в постель затащить. А мы девушки гордые, с кем попало не общаемся. Да и нет на станции подходящих. А то бы закрутила…
Эх, как бы я развернулась… Размечталась, ага. Нет, на Фейне - работа, еще раз работа и ничего, кроме работы. Личные отношения будем устанавливать, когда уберемся отсюда в более приличный мир.
- Я расскажу, как это происходит у нас. Всегда выбирает девушка. Она подходит к тому, кто ей нравится, долго смотрит ему в глаза, и если тот не отводит взгляд, значит, эти двое будут вместе.
- Оме! Какого цвета у тебя глаза? - насмешливо спросила я.
- Посмотри, - он обернулся.
Зачем я это сделала? Чтобы посмеяться над примитивными обычаями аборигенов? Было не смешно. Не должна я была ему в глаза смотреть. Да так уж получилось. Много чего я там увидела, что и себе объяснять не станешь. Эх, Оме. Не ту ты спутницу взял. Глупую. Да чего там! Просто дуру. Которая дальше своего носа не видит и думать отказывается.
Мы с трудом брели между деревьями, не особо обращая внимания на то, что находится дальше того места, куда надо поставить ногу на следующем шаге. Автоматизм. Не упал - и ладно.
Оме сделал шаг, споткнулся, рухнул на колено, упираясь одной рукой в землю, а потом упал на бок. Я неуверенно дотронулась до его плеча - может, это ритуал какой? Кожа фейна оказалась шершавой и безумно горячей, так что я резко отдернула руку. Заболел что ли? Но при такой температуре любой белковый организм сгорит в два счета. Так и умереть недолго…
Я спустила рукава на ладони, чтобы не обжечься, и принялась тормошить фейна, щипая, толкая и тряся.
- Эй, Оме! Ты чего? Ты же сильный! Правда же, сильный. Ты не оставишь меня. Мне будет страшно. У вас тут дикие звери водятся, я знаю. А? - мне хотелось расплакаться. Как он может так со мной поступать? Нашел время.
- Ты должна помочь, - голос Оме слабел, выдавая непонятные хрипы и присвистывания.
- Я не смогу дотащить тебя обратно. Ты же тяжелый. Мы далеко ушли.
- Далеко… Да… Недостаточно. Думал - смогу дойти. А ты не хочешь понимать.
- Что понимать?! Что?! - я не знала, что нужно делать, что хочет от меня Оме, и как мне потом быть, если он умрет у меня на глазах.
- Недалеко до места. Там я и лягу… Обязательно туда нужно, иначе всё напрасно.
- Да что происходит-то?!
- Иначе лес не вырастет.
Вот оно как. Значит, всё по преданию. Умереть, дождаться тучи, и пусть прольется дождь жизни, который ее возродит. А моя роль какова? Доставить этого немощного до места? С этим пара мужиков лучше бы справилась. Оме говорил еще о каком-то условии. Как же его выполнить, если непонятно, что он имел в виду?
Курсы по оказанию первой помощи в свое время хорошо сдала. Я приподняла Оме, обхватила его руки и выпрямилась. Высокий и горячий. Ноги цепляться будут, и спину обжечь можно. Ничего. Дойдем. Главное - первый шаг сделать, за ним - второй, третий и пошла, пошла…
Может ли быть стыдно фейну? Почему он вдруг решил заговорить? Или как человек вспоминает прожитую жизнь перед смертью, так и Оме? Он рассказал мне всё. От момента рождения, через взросление, возмужание - к самому концу, такому внезапному, и такому логичному. Всю свою жизнь. Короткую и насыщенную.
Странно. Казалось, я прожила с Оме бок о бок всё это время - настолько хорошо я его узнала. Как такое могло случиться за те две тысячи шагов, что я сделала с ним на плечах? Не всё ли равно. Я уже не анализировала, не строила планов, слушала и поддакивала.
- Я могу спеть тебе, - кажется, Оме пытался шутить. - Тебе будет легче.
Идти и волочь мужика под восемьдесят килограмм было действительно тяжело.
- Ну, спой, - придушенно сказала я, приостановившись на секунду.
Это была песня о судьбе фейна. Он живет в лесу, плавает в лодке. Иногда фейн должен уйти насовсем. Найдет ли он что-нибудь в конце пути? Ничего, кроме дождя. Но этого достаточно…
Грустная была песня. Оме пел тяжело, не выводя мотив, а, скорее, проговаривая строки речитативом. Чем дольше он пел, тем мне становилось спокойнее и легче. Но голос слабел, пропадал, оставалось неразборчивое мычание, сквозь которое пробивались отдельные слова. И усталость снова сковывала мышцы. Еще три шага - и я завою. Еще два - сброшу неподъемный груз. Еще один - упаду и сдохну.
- Здесь. Клади меня, Хель.
Я не сразу сообразила, что хочет Оме, - в голове шумело - и сделала еще два шага от края поляны. Неужели дошла? Я повалилась рядом с раскаленным телом.
- Отойди. Так надо.
Оме прав. Он не может ошибаться. Я отойду. Присяду под деревом и буду просто смотреть. Ведь можно, Оме? Ты не против?
Оме молчал. А к поляне приближалась небольшая тучка. Сверху сине-черная, набухшая влагой, а снизу - сияющая желтым золотом, подсвеченная уже опускающимся солнцем. Вот и дождик. Станет прохладнее, и Оме поправится. Ведь так?
Первая звонкая капля ударила по листу. Вторая, третья. Неспешно, со знанием дела. Я подставила ладонь и чуть не затрясла рукой, когда тяжелая капля коснулась кожи. Это не была вода. Что-то странное - то ли расплавленный металл, то ли насыщенная живыми организмами жидкость золотого цвета. Поверхность капли бурлила, взрываясь микроскопическими фонтанчиками.
Я брезгливо стряхнула ее с ладони и посмотрела на фейна. Он уже уплыл на своей лодке в последний путь. Тихо и незаметно. И дождь провожал его.
Золотые капли ударяли по телу Оме, обнажая мышцы, смывая плоть с костей, и уходили в землю. Просто уходили, а Оме истаивал на глазах. И больше ничего. Он что - зря умер? Зря? И леса не будет, и человек погиб. Ну, да, человек. Какая разница, что он фейн, что генетически он с людьми и рядом не стоял, что его планета не входит в Земное Сообщество. Всё равно для меня он - человек. Больше всего мне вдруг захотелось, чтобы он вовсе не умирал, чтобы встал, как ни в чем не бывало, подошел ко мне и обнял. А я прижмусь к его груди, обхвачу, сколько смогу, и буду слушать его сердце. Тук-тук. Тук-тук…
Я подняла голову и посмотрела на тучу. Она медленно таяла, изливая капли золотого дождя. Почему-то мне не хотелось, чтобы она видела, как я плачу. Да и не плакала я вовсе. Это так, упавшие с неба жгучие золотые капли.
Мне не хватало Оме. Прямо здесь и сейчас.
Последняя капля упала, и тучка растаяла. Раскаленный лес выпил ее. Можно возвращаться.
Взгляд на останки. Мельком, чтобы не кинуться к ним в безнадежном порыве. Поздно. Надо было раньше думать.
Но что это зеленое? Рядом с черепом? И еще, и еще… Прорастает сквозь ребра, охватывает кости рук и ног, поднимает череп и тянется вверх, к белому неистовому солнцу. Почему-то веет прохладой. Ни одно растение не может расти так быстро - это противоестественно. И вспоминаются слова, которые сказал Оме: "Поднимется лес из тела его".
Лес рос, радовался, наливался силой, отпихивал мертвые деревья, вбирал их в себя и отпускал уже живыми. Стволы разносились вширь и ввысь. Он ожил. Оме ожил. Пусть его уже не обнять, не заглянуть ему в глаза, чтобы увидеть там привычную усмешку. Но всё равно, это - он.
Я сделала шаг назад.
Лес добр. Но мне надо домой.
Не помню, как обратно дошла. Очнулась, когда станцию увидела и ребят, бегущих ко мне.
Они столпились вокруг меня, округлив глаза, а я только и могла, что улыбаться им. Ноги болели жутко. Хотелось присесть на камень и не вставать.
Но, наверно, я выглядела неплохо, потому что никто и не догадался предложить помощь, а все набросились с вопросами:
- Что видела, что?
Я вяло отмахнулась:
- Ничего. Всё нормально.
Тут уж и Ибрагим Самедович не утерпел:
- Вы же понимаете, Хельга Артуровна, всю значимость того, что видели? Это весьма важно для наших исследований на планете. Будьте добры поделиться. Я понимаю, что это дело добровольное, и что вы не обладаете достаточной квалификацией. Но любое ваше слово услышат специалисты, - начальник станции поднял голову и строго оглядел подчиненных, - и сделают определенные выводы.
Специалисты, тоже мне. Не поймут.
- Хоть что-то, что вам запомнилось? - Ибрагим уже почти упрашивал.
И против воли сорвалось с языка:
- Ничего… Оме родился… - и закусила губу.
Это моя память. Не для других.
7. Фейн. Хельга
Лучше всего, когда не лезут с вопросами.
На молчащих людей скорее обратишь внимание, чем на вечно озабоченных своими делами работников станции. Каждый из них считает своим долгом хотя бы раз что-нибудь спросить у меня. Надеются, что я проболтаюсь? Ждите. Ага.
А этот молчал. Да и видела я его в первый раз. Он сидел передо мной, хлебал свой суп, изредка, без всякого интереса, поднимал на меня глаза и снова опускал взгляд в тарелку.
Зачем я завязала разговор? Или всеобщее внимание стало для меня привычкой?
- Вы давно на станции?
Он посмотрел недоуменно, но ответил:
- Недавно.
- И с какой целью вы сюда прилетели?
- Без цели.
Тут до меня дошло.
- Но ведь последний корабль из метрополии был месяц назад!
- Вам-то что?
Ну, да, мне не было ни кого дела до этого человека. И до его поступков - тоже.
- Меня зовут Хельга, - слегка нелогично продолжила я. Но надо же как-то знакомиться, раз уж завязала разговор.
- Илья.
- Вы тут надолго?
- Еще не знаю, - Илья отложил ложку, отодвинул пустую тарелку и придвинул к себе стандартное второе.
- Вкусно?
Он вздохнул. Наверно, я ему уже надоела.
- Нормально.
- Почему вы такой не разговорчивый?
- А почему вы такая разговорчивая? И именно со мной? Ни к кому другому у вас такого интереса нет. Прямо допрос устроили.
- Да ну их! - я отмахнулась. - Надоели. Лезут с дурацкими вопросами. Узнать всё хотят.
- И теперь, для разнообразия, с подобными вопросами вы решили поприставать ко мне? - Илья ехидно усмехнулся.
Вот чего глупости говорить? К нему со всей душой, а он смеется.
- Вот расскажу всем, что вы тут нелегально, - мстительно сказала я, - тогда посмотрим, кто над кем смеяться будет.
- Милая девушка! Мне никто ничего плохого сделать не может. Понимаете?
Я не понимала. Любой любому может сделать какую угодно гадость. И человеку будет плохо. Иногда очень плохо.
- Давайте, я вас стукну! Вам будет хорошо?
Илья весело рассмеялся.
- Вы чудная. Во-первых, вы в меня не попадете, и есть вероятность, что ушибетесь сами. А во-вторых, если не буду успевать отодвинуться, я перемещусь в какое-нибудь безопасное место.
- Серьезно? Давайте проделаем опыт… - я уже собралась отвесить ему плюху.
Илья чуть повернулся, моя рука проскочила мимо его щеки, и я чуть не сверзилась со стула. Он поймал меня за руку и водворил обратно. Сказал так, будто я его вынудила:
- Хорошо. Я действительно прибыл на вашу планету внепространственным способом, буквально вчера вечером. Кстати, как планета называется? Мне тут всё в новинку. Может, расскажете кратенько - что тут у вас где?
- Я вам информаторий, да? - настала моя очередь язвить.
- Да. Причем, весьма назойливый.
Ну, что тут скажешь! Издевается просто. Вот не буду с ним разговаривать, тогда узнает!
Я отвернулась.
- Хельга…
- М-м.
- Хельга!
- М-м-м?
- Ладно тебе дуться, уж и пошутить нельзя!
О! Мы, оказывается, уже на "ты".
- Дурацкие шутки, - буркнула я сквозь зубы. - Еще так пошутишь, и ты в игноре.
- Договорились! - Илья несильно хлопнул ладонью по столешнице. - А теперь давай серьезно. Я вижу - ты девушка не сильно занятая. Так как насчет ознакомить меня с местными достопримечательностями?
Я вздохнула. В общем-то, сама первая к нему полезла.
- Планета наша Фейн называется. И точно так же - местное разумное население. Они живут в лесу, а мы - на биологической станции. Остальное - владения Корпорации. Что они там делают, по большому счету я не знаю и знать не стремлюсь. Лично я тут на практике, меня отец сюда запихнул. Скукота…
- Что, и никаких развлечений?
- Стандартные для колоний первого уровня освоения: для работяг.
- И происшествий не бывает?
Я замялась.
- Да было тут одно. Из-за чего теперь все ко мне и лезут.
- Сильно лезут? - удивился Илья. - Так чего ж ты им не расскажешь?
- Слишком личное, потому что…
Ну, вот. И этот сразу полез. Так и норовят выведать. Подговорили, небось, вот он и старается. Никому нельзя доверять!
- Понятно… Тогда не будем об этом. Тебе не кажется, что мы тут засиделись? Прогуляемся?
Надо же! Я была не права. Вдруг всё не так плохо? И человек просто хочет больше узнать о незнакомом ему мире?
- Да тут особо и гулять негде, - тихо сказала я.
- Ничего. Поищем - найдем.
Илья поднялся, церемонно подал мне руку, и мы вышли в горячий день.
Ну, и где тут гулять? Одна улица, с левой стороны застроенная жилыми домиками, а с правой - лабораториями, ведущая к реке, в это время года изрядно обмелевшей. Можно походить по отмели, пособирать пиявок и пресноводных крабиков - внести свой вклад в науку, так сказать. Если они, конечно, не попрятались по такой погоде. Надо же, выбрали мы время для прогулок - в разгар жары, после плотного обеда. Вот получим солнечный или там тепловой удар, сразу директор с нотациями полезет. Дескать, Хельга Артуровна, извольте соблюдать инструкции поведения на планете контакта - они писаны в том числе и для вас; и даже ваше несознательное поведение не избавляет меня от ответственности за вашу жизнь и здоровье; и что я скажу вашему отцу?
Тьфу! Надоели с нравоучениями. И главное, больше всего боятся именно отца - что он скажет и какие меры потом примет, когда выяснится, что не уберегли его любимую дочку. Интересно, догадывается кто-нибудь, что у меня с папашей весьма натянутые отношения?
Илья вел меня к реке, крепко взяв под локоть, и стараясь идти по теневой стороне. Интересно, как он ее выбрал? В этакий солнцепек все листья на деревьях ребром к светилу поворачиваются, так что тени днем с огнем не найдешь. Наверно, думал, что у воды посвежее будет. Возможно. Но не настолько, чтобы стало комфортно.
А еще его явно что-то беспокоило - вон, за карман всё время хватается, будто у него сердце пошаливает. Это вряд ли - молодой еще. Хотя, с другой стороны, никаких знаков внимания мне, как женщине, не оказывает. Странно.
Илья приостановился, запустил палец в карман, пошарил там, что-то обнаружил и с выражением крайнего недовольства вынул. Не иначе таракана достал. Ан, нет. На пальце сидело светящееся насекомое со стрекозиными крылышками и недовольно жужжало.
- Ну, и чего ты здесь потеряла? - недовольно сказал Илья. - Осталась бы с Нейдаром. Эх, ты…
И он подкинул насекомое в воздух.
- Ой, а это кто?
- Это? - Илья поднял голову, провожая летающий огонек взглядом. - Это - тирби-тиль.
- Я таких раньше не видела.
- Не мудрено. Она со мной прилетела.
Интересно, эта тирби-тиль мягкая или колючая? Жжется она или просто греет? А может, холодная, как обычное насекомое, и всё это свечение - лишь оптический обман?
Наверно, на лице у меня что-то такое проявилось, потому что Илья вдруг улыбнулся и махнул рукой, подзывая свою тирби-тиль. И она к нему послушно спустилась. Вот это да! В жизни такого не видела, чтобы ручные насекомые были.
- На, потрогай. Не бойся.
Вот еще! Бояться! Я в таких переделках побывала, что ему и не снилось! Со стаей орнитоидов сражалась, пока меня от них не отогнали; огневой барьер ставила, чтобы диких козлоедов от станции отвадить. Нет, ни одна из лабораторий не сгорела - там автоматическое пожаротушение стоит. Правда, система уже не работает, а у меня зажигалку отобрали.
В общем, я тирби-тиль по спинке пальцем погладила и руку сразу отдернула - а вдруг жжется? Нет, тепленькая. Тогда я еще раз погладила. А она сидит, крылышками двигает вверх-вниз, видно, что нравится ей. И так мне вдруг хорошо стало, как давно не становилось.
- Она - что такое?
- Тирби-тиль? Да я толком и не знаю…
- Ну, вот! Она к тебе так хорошо относится, а ты про нее ничего и не знаешь. Равнодушный ты, да?
Илья смутился.
- Хочешь, я про нее всё узнаю? - спросила я, чтобы он так не мучился.
- У кого?
- Да у неё же! Хочешь?
- Попробуй… - Илья улыбнулся, и тирби-тиль чуть взлетела и уселась мне на плечо, щекоча щеку крылышками.