- А так! Колдуну лимфа в голову ударила - приказал выдавать селекционерам по банке в день. Тут же и сожрали. Теперь там пупырчатый сидит… селекционирует.
"Эх…" - думает Пиньков.
- Ну, а ты? - спрашивает.
- А что я? - отвечает гномик. - Я как услышал, что банку в день будут выдавать, сразу же и сбежал. Что я, глупенький, что ли? Ясно же, чем дело пахнет!
- Да уж… - соглашается со вздохом Пиньков. - Ну а зовут тебя как?
Фомой, говорит. Он, кстати, из всех пиньковских гномиков самым толковым оказался. Только вот с дисциплиной у него неважно. Ну да это дело наживное, товарищ старший лейтенант: не можешь - научим, не хочешь - заставим…
Идут дальше. Трофейная тушенка кончилась, жрать нечего. А места кругом дикие: пупырчатые - как бронетранспортеры. Те, что помоложе, даже о колдуне ни разу не слышали, а уж о каком-то там проверяющем - тем более… Такая вот обстановка.
Боем? Да что вы, товарищ старший лейтенант! С пятью салагами, да без оружия, да против такой банды?.. Как хотите, а со стороны Пинькова, это был бы чистейший воды авантюризм…
Но чем-то же кормить рядовой состав надо! "Ладно, - думает Пиньков. - Попробуем бить врага на его территории и его же оружием".
Присмотрел тушеночное дерево, стал наблюдать. Разошлись пупырчатые на утреннее мародерство, а одного, как всегда, оставили сторожить. Начистил Пиньков сапоги, надраил бляху, подворотничок свежий подшил, а дальше на глазах у изумленных гномиков делает следующее: расстегивает крючок с верхней пуговицей, сдвигает голенища в гармонику, распускает ремень, пилотку - на левую бровь и направляется вразвалочку к дереву. Глаза - надменные, скучающие.
Пупырчатый смотрит.
- Чего уставился, шнурок? - лениво и нахально осведомляется рядовой Пиньков. - Дембеля ни разу не видал?
Растерялся пупырчатый, глазенки забегали. А рядовой Пиньков тем временем все так же лениво протягивает руку и берется за банку. Только было пупырчатый зарычать собрался…
- А?! - резко поворачиваясь к нему, спрашивает Пиньков. - Голосок прорезался? Зубки, блин, на фиг, прорезались? Я те щас в зубках проборчик сделаю! С-салабон!..
Пупырчатый от ужаса на спину перевернулся, хвост поджал и только лапами слегка подрыгивает. А брюхо такое розовое, нежное…
Сорвал Пиньков одну банку, вторую, третью. Тянется за четвертой. Пупырчатый только поскуливает - рычать не смеет. Делает Пиньков паузу и смотрит ему в глаза.
- Положено дедушке, - негромко, но со всей твердостью старослужащего говорит он.
Срывает четвертую банку и некоторое время поигрывает ею над зажмурившимся пупырчатым.
- Сынок, - цедит, - службы не знаешь. Ты давай ее узнавай. Тебе еще - как медному котелку…
И с четырьмя банками неспешно, вразвалочку удаляется в неизвестном направлении…
…А по-моему, яркий пример солдатской смекалки. И потом, товарищ старший лейтенант, сами подумайте: ну какой из Пинькова "дембель"? Пиньков по общепринятой терминологии "черпак". То есть до "дембеля" ему еще служить и служить! А этих четырех банок им, между прочим, на два дня хватило…
Ночевали, конечно, где придется. На лужайке, к примеру, под скалой. Выставляли караул в количестве одного гномика, смену производили, все как положено. Утром гномик командует:
- Подразделение… подъем!
Открывает Пиньков глаза и видит на скале следующую надпись: "Нет Бога, кроме Бога, а рядовой Пиньков - Проверяющий Его".
"Этого еще не хватало!" - думает.
- Смыть, - командует, - в шесть секунд исламскую пропаганду!
Смыли.
- В следующий раз, - предупреждает, - замечу, кто этим занимается…
Сзади - шорох. Обернулся - а там два гномика стоят, потупившись. Гномики - незнакомые.
- Мы, - говорят, - занимаемся…
- Два наряда вне очереди! - сгоряча объявляет Пиньков.
- Есть, два наряда вне очереди! - просияв, кричат гномики.
Короче, пока дошли до ободранной пустоши, у Пинькова под началом было уже двенадцать гномиков…
Да нет же, товарищ старший лейтенант! Какие намеки? Просто число двенадцать - очень удобное число в смысле походного строя. Ведь двенадцать гномиков, согласитесь, это уже толпа, и не заметить ее просто невозможно. Так пусть хотя бы строем идут! Можно в колонну по два построить, в колонну по три, а если ширина дороги позволяет, то и по четыре.
Ну, рядовой Пиньков - вы ж его знаете! - строевик, все уставы - назубок. Чуть утро - он им сначала теорию, потом - тренаж.
- Повторяю еще раз! Ногу ставить твердо на всю ступню. Руками производить движения около тела. Пальцы рук полусогнуты… Рук, я сказал!..
До того дошло, что при встрече одиночные пупырчатые дорогу им уступать начали. Видимо, принимали строй за единое живое существо. Собственно, так оно и есть, товарищ старший лейтенант…
Опять же самоподготовкой занялись. Как вечером личное время - собираются гномики вокруг костерка, и Голька, который все за Пиньковым записывал, начинает читать:
- "Ибо сказал Проверяющий: даже если идешь один - все равно иди в ногу…"
Услышал это Пиньков, поморщился. Во-первых, никогда он так не говорил, во-вторых, в Уставе об этом немного по-другому сказано… А потом подумал и решил: пусть их. В целом-то мысль правильная…
А собственно, почему нет, товарищ старший лейтенант? Должен же человек во что-нибудь верить! Пусть не в Бога, но хотя бы в строевую подготовку…
Ну вот…
Добрались они, значит, до ободранной пустоши. Жуткое место, товарищ старший лейтенант. Голый камень кругом, как после ядерного удара. Дерн-то весь ободрали, когда колдун еще проверки боялся… Так точно, за пять лет должно было снова зарасти. Но вот не растет почему-то…
Но пейзаж, конечно, угрюмый. Справа - скала, слева - скала, терновник и груды песка… Стихи? Какие стихи? Виноват, товарищ старший лейтенант, кто ж в стихах докладывает? Это вам показалось…
И только это подошли они к скалам, за которыми даже и ободранная пустошь кончается, слышит Пиньков: что-то неладное у них в тылу делается…
- Стой! - командует.
Вслушались. А над зарослями низового овражья, товарищ старший лейтенант, тихий такой вой стоит. Тихий - потому что далекий. Но можно себе представить, что там, вверх по течению, творится… Возьмите нашу полковую сирену и помножьте на число пупырчатых!
И что уж совсем неприятно: вой помаленьку приближается, становится все громче и громче…
- Ну, - говорит рядовой Пиньков, - такого я здесь еще не слышал…
- Я слышал… - дрожа отвечает один из гномиков. - Только давно очень - когда еще вылупился…
- А что ж это такое? - недоумевает Пиньков.
И оказывается, что страшная штука, товарищ старший лейтенант. Раз в несколько лет пупырчатые как бы сходят с ума и вместо того, чтобы грызться, как положено, друг с другом, набрасываются всем миром на гномиков. И скорее всего - с ведома того же колдуна… Так точно, на этот раз намек, товарищ старший лейтенант. Да хоть бы и на нас! Ну и на них тоже… "Охота за ведьмами" - слышали? Ну вот…
- Бегом… марш! - командует Пиньков и бежит к скалам.
- Товарищ проверяющий! - визжит сзади Голиаф. - Нельзя туда!
Притормозил Пиньков - и вовремя. Скалы вдруг шевельнулись да как сдвинутся с грохотом! В Древней Греции, говорят, было подобное явление…
"Надо будет Гольке благодарность объявить перед строем…" - машинально думает Пиньков и отступает на шаг. Скалы, видя такое дело, задрожали-задрожали да и разъехались по местам.
А вой сзади все ближе, громче…
Делает рядовой Пиньков шаг вперед, и скалы тут же - бабах! - перед самым его носом. Да как! Гранит брызжет, товарищ старший лейтенант…
- А обойти их нельзя? - спрашивает Пиньков.
- Это надо назад возвращаться… - нервно отвечает Фома.
"Попали…" - думает Пиньков.
И в страшную эту минуту перед внутренним взором его возникает вдруг первый пункт первой главы Дисциплинарного устава:
"1. Воинская дисциплина есть строгое и точное соблюдение всеми военнослужащими порядка и правил…"
Отбегает Пиньков подальше и командует:
- Отделение - ко мне! В две шеренги - становись! Нале-во! Строевым… шагом… марш!
И ведет гномиков прямо в проход между скалами.
- Резче шаг! Не чую запаха паленой резины! Ы-раз! Ы-раз! Ы-раз! Д(ы)ва! Т(ы)ри! "Не плачь девчонку" - запе…вай!
И грянули гномики "Не плачь девчонку".
…И вы не поверите, товарищ старший лейтенант, пока проходили - скалы стояли как вкопанные! Но, правда, и шли тогда гномики! Ах как шли!.. Чувствовали, видать: чуть с ноги собьешься - расплющит за милую душу!..
Да в общем-то все естественно, товарищ старший лейтенант. Самые замедленные процессы - какие? Геологические. Всякие там изменения в земной коре, скажем… Ну вот! В овраге давно бардак, а скалы все еще живут по Уставу.
В общем, прошли.
- Бегом… марш!
Побежали. А сзади уже - рев, давка. Явно настигают пупырчатые. И вдруг - грохот! Скалы сдвинулись! Визг - до небес! Мимо пупырчатый, вереща, как ошпаренный пролетел. Вместо хвоста - веревочка, как у крысы, в скалах защемило, стало быть…
Вот и я говорю, товарищ старший лейтенант: забвение Устава до добра не доводит…
А наши - бегут. Пещера вдали маячит. Весь вопрос: кто первый успеет. Пупырчатые-то в обход рванули, вокруг скал. Вот уже выворачивают из-за бурелома: глаза - угольками, пасти - как у экскаваторов… Так бы и полоснул по ним длинной очередью - было б только из чего полоснуть!.. Почему отставить? Лучше короткими?.. Да хоть бы и короткими, товарищ старший лейтенант, - все равно ведь не из чего!..
Все же опередили их наши. Пропустил Пиньков всех гномиков в пещеру, хотел было сам за ними нырнуть, а тут первый пупырчатый подлетает. А Пиньков его саперной лопаткой по морде - хрясь!.. Где взял? А в этой… в норе, когда автомат искали! Там, товарищ старший лейтенант, если пошарить, еще и не такое найдется…
И потом - разве пупырчатого саперной лопаткой уделаешь? Лезвие только покорежил - пропеллером пошло…
Залетает, короче, смотрит: длинная такая извилистая пещера. На стенах - надписи политического характера. Ну там типа: "Колдуну все до фени" или "Проверяющий вернется…"
А у входа пупырчатые беснуются. Пролезть не могут - узко, а раскопать тоже не получается - камень.
- Другого выхода нет? - спрашивает Пиньков гномиков.
- Нет, - говорят.
"Так, - думает Пиньков, - тогда вся надежда на автомат…"
- Ну и где она тут, эта ваша реликвия?
Разбежались гномики по пещере - ищут.
- Здесь! - радостно кричит Голька. - Здесь!
Пиньков - туда. Поворачивает за угол, а там - тупичок. Свечи теплятся… Кто зажег? Да Голька, наверное, и зажег - кому ж еще, товарищ старший лейтенант! Шустрый…
А в самом тупичке, в нише, стоит деревянное изображение гномика в натуральную величину. Вот тебе и вся реликвия…
У Пинькова аж руки опустились.
"Эх…" - думает.
Мысль, конечно, неуставная, но и ситуация, согласитесь, безвыходная. Смотрит Пиньков на статую и понимает, что изображает она не совсем гномика. Сапоги, френч, пилотка, ремень с бляхой… Так точно, товарищ старший лейтенант, это они рядового Пинькова из дерева выточили.
Ну уж этого он никак не мог перенести - взорвался.
- Раздолбаи! - кричит. - Только и можете что хреновины всякие вырезать! Проку от вас…
Хватает он статую и со всего маху - об пол! Гномики ахнули, в стенки вжались от ужаса… Реликвия - в щепки! И вдруг что-то металлическое о камень - бряк!
Ну, тишина, конечно, полнейшая. Слышно только, как пупырчатые у входа воют и землю скребут.
Нагнулся Пиньков, поднял то, что из статуи выпало, и говорит:
- Эх вы, шнурки!.. Ни черта-то вы, шнурки, не знаете, как положено с реликвиями обращаться…
И, звучно передернув затвор, рядовой Пиньков твердым шагом направился к выходу из пещеры.
Вот и вся история, товарищ старший лейтенант… Разрешите доложить, в овраге теперь - полный порядок. Пупырчатые - и те строем ходят, а уж про гномиков и говорить не приходится. Такая пошла в овраге замечательная жизнь, товарищ старший лейтенант, что никто без приказа и дыхнуть не смеет… Кто командует? Да колдун же и командует - кому ж еще? Не глупенький ведь - в шесть секунд все понял: нет Бога, кроме Бога, а рядовой Пиньков - Проверяющий его… Так что докладывать командиру части об этих ста двадцати автоматных патронах, по-моему, не стоит… Так я ж к тому и веду, товарищ старший лейтенант: списать их - и все дела! Тем более, что потрачены они на восстановление социальной справедливости…
ТАМ, ЗА АХЕРОНОМ
И я говорю вам: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители.
1. НА ХОЗРАСЧЕТЕ
Лепорелло:
- Да! Дон Гуана мудрено признать!
Таких, как он, такая бездна!
Дон Гуан:
- Шутишь?
Да кто ж меня узнает?
А.С.Пушкин, "Каменный гость"
Во втором круге было ветрено. Как всегда. Насыщенный угольной пылью ревущий воздух норовил повалить тяжелую тачку и, врываясь в многочисленные прорехи ватника, леденил душу.
Душа, она ведь тоже, как и тело, способна испытывать и боль, и холод. Разница лишь в одном: душа бессмертна.
Обглоданная ветром скала заслонила низкую сложенную из камня вышку, и дон Жуан остановился. Навстречу ему порожняком - в тряпье, в бушлатах - брела вереница погибших душ. Подперев свою тачку булыжником, дон Жуан отпустил рукоятки и, надвинув поплотнее рваный треух, стал поджидать Фрола.
Фрол Скобеев был, как всегда, не в духе.
- В горние выси мать! - злобно сказал он, тоже останавливаясь. - Сколько было баб у Владимира Святого? А? Семьсот! И все-таки он - Святой, а я - здесь! Эх, начальнички…
За четыреста лет дружбы с Фролом дон Жуан изучил русский язык в совершенстве. Но в этот раз Скобеев загнул нечто настолько сложное, что дон Жуан его просто не понял. Что-то связанное с Великим Постом и посохом патриарха Гермогена.
- За что страдаем, Ваня? - надрывно продолжал Фрол. - Ну сам скажи: много сюда нашего брата пригнали в последнее время? Да вообще никого! Плюют теперь на это дело, Ваня! За грех не считают! Так за что же я почти пятерик отмотал?!
Над обглоданной ветром скалой появилось ехидное шерстистое рыло охранника. Правое ухо - надорвано, рог - отшиблен.
- Эй! Развратнички! - позвал он. - Притомились, тудыть вашу? Перекур устроили?
- Обижаешь, начальник, - хрипло отозвался дон Жуан. - Портянку перемотать остановился…
Свою легендарную гордость он утратил четыреста лет назад.
- Сбегу я, Ваня, - сказал сквозь зубы Фрол, снова берясь за рукоятки своей тачки. - Ей-черт, сбегу!
Размышляя над этими несуразными словами, дон Жуан довез тачку до третьего круга. Холодный, рвущий душу ветер остался позади. Его сменил тяжелый дождь с градом. Крупная ледяная дробь разлеталась под ногами. Тачку занесло. Грешники третьего круга перегрузили уголь на салазки и покатили под уклон - в глубь жерла. Там, в четвертом круге, грузный мокрый уголь свалят на корявые плоты - и вплавь по мутному и тепловатому уже мелководью Стикса, - на тот берег, туда, где над чугунными мечетями города Дит встает мартеновское зарево нижнего Ада.
- Запомни пригорочек, Ваня, - со странным блеском в глазах зашептал Фрол, когда их тачки снова встретились. - Пригорочек, а? За которым мы в прошлый раз остановились! За ним ведь низинка, Ваня! И с вышки она не просматривается…
- Да ты повредился! - перебил его дон Жуан. - Бежать? Куда? В Лимб? В первый круг? Заложат, Фрол! В Лимбе - да чтоб не заложили!..
- Зачем же в Лимб? - И шалая, опасная улыбка осветила внезапно лицо Фрола. - Можно и дальше…
- Дальше - Ахерон, - холодно напомнил дон Жуан - и вдруг понял: - Ты что затеял, Фрол? Там, за Ахероном, - жизнь! А мы с тобой тени, кореш! Тени!
- Я все продумал, Ваня, - сказал Фрол. - Тебе одному говорю: у них в первом круге есть каптерка. Сам слышал - начальник охраны и этот, с обломанным рогом, беседовали… Они же, когда на дело идут, в "гражданку" переодеваются, Ваня! И у них там есть каптерка! Тела, понимаешь? Новенькие! На выбор!
- Но ведь она же, наверное, охраняется! - ошеломленно сказал дон Жуан. - И там же еще Харон!..
- ЗАКОНЧИТЬ РАБОТУ! - оглушительно произнес кто-то в черном клубящемся небе. - У КОГО В ТАЧКАХ УГОЛЬ - ДОСТАВИТЬ ДО МЕСТА И ПОРОЖНЯКОМ ВОЗВРАЩАТЬСЯ В КАРЬЕР. ОБЩЕЕ ПОСТРОЕНИЕ.
- Что-то новенькое… - пробормотал дон Жуан.
Их выстроили буквой П, и в квадратную пустоту центра шагнул начальник охраны с каким-то пергаментом в когтях.
- В связи с приближающимся тысячелетием крещения Руси Владимиром… - начал он.
- Амнистия! - ахнули в строю.
Дон Жуан слушал равнодушно. Ему амнистия не светила ни в каком случае. Как и все прочие во втором круге, он проходил по седьмому смертному греху, только вот пункт у него был довольно редкий. Разврат, отягощенный сознательным потрясением основ. Кроме того, выкликаемые перед строем фамилии были все без исключения славянские.
- Скобеев Фрол!..
Дон Жуан не сразу понял, что произошло.
- Ваня… - растерянно произнес Фрол, но его уже извлекли из общей массы. Он робко подался обратно, но был удержан.
- Ваня… - повторил он - и вдруг заплакал.
Дон Жуан стоял неподвижно.
Колонна амнистированных по команде повернулась нале-во и двинулась в направлении третьего круга. Через Стигийские топи, через город Дит, через Каину, через Джудекку - к Чистилищу.
В последний раз мелькнуло бледное большеглазое лицо Фрола.
- ПРИСТУПИТЬ К РАБОТЕ! - громыхнуло над головами.
- Сучий потрох! - отчаянно выкрикнул дон Жуан в бешено клубящийся зенит. Очередной шквал подхватил его крик, смял, лишил смысла и, смешав с угольной пылью, унес во тьму.
2. В "ГРАЖДАНКЕ"
Монах:
- Мы красотою женской,
Отшельники, прельщаться не должны,
Но лгать грешно: не может и угодник
В ее красе чудесной не признаться.
А.С.Пушкин, "Каменный гость"
Сверзившись в низину вместе с тачкой, дон Жуан припал к земле и замер. Если расчет Фрола верен, то его падения никто не заметит. А заметят? Ну, виноват, начальник, оступился, слетел с тачкой в овражек…
Вроде обошлось.
Дон Жуан стянул с головы треух и вытер лоб. Жест совершенно бессмысленный - души не потеют.
Тачку он решил бросить, не маскируя. Угольная пыль проела древесину почти насквозь: что земля, что тачка - цвет один.
Пригибаясь, дон Жуан добрался до конца Фроловой низинки и, дождавшись, когда охранник на вышке отвернется, вскочил и побежал. Ветер здесь был сильнее, чем в рабочей зоне. Сразу же за бугром сбило с ног, и пришлось продолжить путь ползком…
Обрыв, по которому беглецу предстояло вскарабкаться в Лимб, был адски крут. Правда, на противоположной стороне круга есть удобный пологий спуск, но лучше держаться от него подальше. Дон Жуан имел уже один раз дело с Миносом, и этого раза ему вполне хватило.