- Но! - одёрнул его сенатор. - И ионный душ тебе, а заодно и всю коммунальную систему, и не здесь, а прямо на Сенатской площади?
- Ладно-ладно, - примиряюще махнул рукой Бортник. - Конспиратор…
Он закутался в простыню, взял у Крона браслет и пошёл вокруг дома. Крон проводил его взглядом и ступил на крыльцо.
В доме была всего одна комната. В углу у окна стоял топчан, рядом с ним на сундуке вразброс лежали книги, листы бумаги, стояли чернила. Одну из книг Крон узнал по корешку - "Астрофизику", зачитанную Нирконом до дыр. Посреди комнаты высился грубо сколоченный стол, больше похожий на строительного козла. Вокруг него уменьшенными уродливыми копиями "козлят" сгрудились табуретки. На столе беспорядочной грудой уже лежали скромные запасы Ниркона: сыр, чёрствые лепёшки, вяленая рыба, зелень; в кувшине белело скисшее барунье молоко.
Крон сел на табурет и облокотился о стол. Стол пошатнулся.
- Бастурнак! - выругался сенатор, убирая локти. Он нагнулся, нашёл под столом чурбак и подложил под ножку.
Ниркон поставил кувшин с водой, чаши и тоже сел. Шекро стоял в стороне, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, и голодными глазами смотрел на стол.
- Садись, - предложил Крон. - И не стесняйся. Ешь вволю, пока не насытишься.
Он сочувственно посмотрел, как раб жадно рвёт зубами чёрствую лепёшку, запивая её кислым молоком, отвёл взгляд и, отломив небольшой кусочек сыру, стал вяло жевать. На Ниркона он старался не обращать внимания, хотя чувствовал, что тот не сводит с него внимательного ожидающего взгляда.
Честно говоря, сенатор немного побаивался этого человека, гения по своей природе в истинном смысле слова. Сын вольноотпущенников, выросший в портовых кварталах, с детства не знавший своих родителей, то ли умерших, то ли бросивших его, рахитичный, с крайне выраженной дистрофией, Ниркон сумел не только в одиночку, без чьей-либо помощи расшифровать и прочитать написанный на незнакомом ему языке том "Астрофизики", найденный им где-то, но и усвоить и понять все теории и научные данные, изложенные в нём. Крон обнаружил его случайно, возвращаясь из порта, где провожал отбывшего в Таберию купца Эрату. Ниркон сидел на корточках в тени старой, заброшенной, отслужившей свой век галеры с разбитой морем кормой, и вслух с упоением читал на линге "Астрофизику". Сообщение Крона о Нирконе поначалу восприняли, как чистую мистификацию - с явным недоверием. Крону пообещали разобраться и, якобы для обследования феномена, выслали в Пат психолога (на самом деле подразумевалось обследование психического здоровья коммуникатора). Но когда психолог подтвердил сообщение Крона, этот факт произвёл ошеломляющее действие. Растерянное руководство почему-то в первый момент бросилось выяснять, каким образом в руки аборигена попал том "Астрофизики" (Ниркон объяснил, что нашёл его на помойке), грозя всем коммуникаторам немыслимыми санкциями за потерю бдительности и преступную халатность, которые привели к недопустимой утечке земной информации. Но затем этот вопрос, как и положено было с самого начала, отошёл на второй план, и взамен него встал феномен личности Ниркона. В Комитете создавались различные комиссии и подкомиссии, что-то решавшие, обсуждавшие и непременно желающие изучать Ниркона на месте, но, к счастью, в Пат их не пускали, и Ниркон, до окончательного решения вопроса, что с ним делать, был оставлен на попечение Крона.
- Поговорим? - не выдержал Ниркон.
Сенатор вздохнул и отложил недоеденный кусок сыру.
- Поговорим.
Для Ниркона их разговоры стали насущной потребностью. С разрешения Комитета Крон давал ему книги по различным наукам, и Ниркон запоем читал их. Точные науки он впитывал как губка, принимал их безоговорочно, зато по общественным у него возникало огромное количество вопросов - зачастую наивных, а иногда просто-таки дремуче-невежественных. Впрочем, это могло быть объяснено молодостью мира, его истории, незнанием будущих общественно-экономических формаций и отсутствием даже понятия о производственных отношениях. Здесь гений Ниркона оказался бессилен: беспрекословно воспринимая статичные законы точных наук, зависящих только от свойств среды, он не мог осмыслить динамики законов общественных отношений, вытекающих из человеческой истории и её развития, которых Пат ещё не прошёл. Осознав свою беспомощность в этом вопросе, Ниркон в последнее время ограничился только философией. Но здесь его интерес вдруг принял странную и уродливую форму. Стихийный атеист, Ниркон, получив неожиданно доступ к сокровищнице знаний, поверил в возможность существования бога, наивно полагая, что человек, достигший вершин знаний, станет богом.
- Ты принёс новые книги? - спросил Ниркон.
- Нет. - Крон поймал на себе недоумённый взгляд Ниркона и улыбнулся. - Скоро начитаешься вволю. Завтра ночью тебя заберут на Землю.
Ниркон удовлетворённо заулыбался.
- Это хорошо… - потянулся он, но затем, спохватившись, принял прежнюю позу и впился глазами в Крона. - И всё же - поговорим?
- Ну что ж, поговорим, - пожал плечами Крон.
- Тебя долго не было, - сказал Ниркон, - и я успел прочитать всё, что ты принёс в прошлый раз. Я много думал, и у меня возникло столько вопросов… Можно?
Внутренне поёживаясь, Крон кивнул.
- Пойдём от ваших аксиом, - начал Ниркон. - Вы не боги, и богов нет. Всё материально, и ничего сверхъестественного не существует. Материя первична, сознание вторично. Материя не появляется из ничего и никуда не исчезает, только переходит из одной формы в другую… Так?
Крон улыбнулся. Кажется, Ниркон опять пытался обосновать свою теорию неизбежности превращения человека в бога.
- В общем-то, да, - согласился Крон. В глазах Ниркона он уловил какую-то лукавинку.
- Почему - в общем? Я что-то напутал?
- Да нет. Всё верно, - спрятал улыбку Крон. Наивность Ниркона иногда достигала необозримых пределов.
- Я прекрасно понимаю, - Ниркон опустил глаза, - что многие мои вопросы, мягко говоря, школярские с твоей точки зрения. В лучшем случае. Пусть так, но я боюсь выглядеть глупым на пути к истине. Иначе - как же её достигнешь? Поэтому давай вернёмся к моим вопросам об азбучных аксиомах.
- Давай, - быстро согласился Крон. - Только перестань демонстрировать, что ты страдаешь комплексом неполноценности. У тебя плохие актёрские данные. Недостоверно получается.
- Хорошо, - расплылся в лучезарной улыбке Ниркон. - Тогда продолжим. Итак, сознание есть функция материи. Но если материя никуда не исчезает, а только переходит из одной формы в другую, то куда уходит сознание? Что с ним происходит после смерти человека? Переселение душ? Это сказочка для толпы. Если бы существовало переселение душ, то каждый из нас знал бы, что было с ним, его сознанием в предыдущей жизни. Но этого нет. Ни в ком нет памяти о "прошлой жизни". Каждый человек единственен и неповторим. Чужого сознания нет ни в ком. Я понятно изъясняюсь?
Крон грустно кивнул. Ниркон оказался прав. Даже школярскими его философские сентенции назвать было трудно. Подобно истинному эпикурейцу, он вёл своё "богостроительство" чисто сенсуально, смешивая воедино идеализм и материализм, атеизм и веру. Порой Крону не верилось, что человек с такой пещерной философией свободно ориентируется в физике многомерных пространств, которую и на Земле понимает далеко не каждый.
- В том, что сознание является функцией материи, - спокойно сказал Крон, - ты прав. Но функцией определённой её формы. У различных форм материи существуют и различные свойства. Не приписываешь же ты, скажем, камню свойство текучести?
- А почему бы и нет? - удивился Ниркон. - Если нагреть камень до достаточно высоких температур, то он потечёт!
- Когда камень расплавится, то он будет уже жидкостью и потеряет своё свойство твёрдости, то есть, станет иной формой материи с иными свойствами. Поэтому прими за аксиому, что сознание есть свойство высокоорганизованной материи, и строй свои размышления от этой аксиомы.
Мгновенье Ниркон сосредоточенно смотрел куда-то мимо Крона, затем встрепенулся:
- Почему? Почему я должен принять это бездоказательно?
- Потому, что камень твёрд, а вода льётся. И потом, ты что, на самом деле можешь представить себе, что камень обладает сознанием?
- А почему бы и нет?
"Господи!" - ужаснулся про себя Крон. - "Ведь голова Ниркона с раннего детства засорена анимизмом! Они же одушевляют не только предметы, но и их свойства, начиная с ветра, грома и молнии и кончая домашним очагом. Не хватало только, чтобы Ниркон начал сейчас объяснять принципы негуманоидных структур квазижизни. Кстати, один из принципов, в своё время названный анимистическим и отвергнутый как абсурдный, так и гласил: "Сознание может проявляться в любом виде и в любой форме материи. Вопрос только в том, насколько оно близко к человеческому, чтобы имело смысл вступить с ним в контакт"".
- Ты задал мне много вопросов "почему?" - Крон попытался уйти от скользкой темы. - Но все вопросы "почему?" в конечном счёте упираются в аксиоматический вопрос "как". Я чувствую, если так пойдёт и дальше, то ты мне скоро задашь вопрос "зачем?"
- Вот-вот! - возликовал Ниркон. - К этому я и вёл. Мы пока отвечаем на вопрос "как?" Вы же с помощью науки на вопрос "почему?" А я верю, что главным для человека является вопрос "зачем?" Только дав на него ответ, человек и станет богом!
Крон вздохнул.
- Ты ошибаешься, Ниркон. И ты, очевидно, не понял, что я тебе сказал. Постараюсь объяснить более подробно: наука отвечает на вопросы "почему?", но в основе всех этих вопросов и ответов лежат краеугольные камни аксиом ответы на вопросы "как?" Так вот, ответить на эти вопросы "как?" ответами на вопросы "почему?" так же невозможно, как и ответить на вопрос "зачем?" Надеюсь, понятно?
На лицо Ниркона легла тень.
- Между прочим, есть одна старая-старая схоластическая дилемма, продолжал Крон. - Допустим, ты стал, наконец, богом. Так вот, о всемогуществе: сможешь ли ты, будучи богом, задать себе такой вопрос, на который не сможешь ответить? Если сможешь, то какой же ты всемогущий, если не знаешь на него ответа? А если не сможешь - то какой же ты бог?
Хлопнула дверь, и в дом вошёл Бортник.
- Кто не бог, а кто им уже стал! - весело провозгласил он. - И этот бог - я! Ибо я себя сейчас им чувствую!
Был он свеж и бодр, гладко выбрит, благоухал земной лавандой, в новенькой хрустящей тунике, подпоясанной тонким ремешком с висящим на боку коротким мечом, и в таких же новых, скрипящих при каждом шаге сандалиях.
Ниркон не заметил его. Он думал, и на лице у него появилось недоумённое выражение.
"Он же совсем мальчишка, - неожиданно подумал Крон. - Надеюсь, на Земле все эти глупости выветрятся из его головы…"
- Проходи, садись, - сказал он Бортнику. - Поешь с нами.
- Боги питаются амброзией! - расхохотался Бортник. - А точнее: сочными синтетическими земными бифштексами с кровью! Я надеюсь, что в такой день я мог себе это позволить, имея под рукой синтезатор?
Краем глаза Крон отметил, что Шекро, так и не донеся кусок сыру до рта, смотрит на Бортника широко раскрытыми глазами.
- А заглянул я в сию обитель, - продолжал Бортник на линге, исключительно для того, чтобы получить факсимиле известного всей империи политического деятеля сенатора Гелюция Крона!
Он развернул перед Кроном свиток.
- Конечно, я мог бы скопировать на синтезаторе и вашу историческую подпись. Но мне, как настоящему ценителю и собирателю автографов, доставит истинное удовольствие, когда вы начертаете его собственноручно. Поверьте, ваш автограф займёт в моей коллекции почётное место!
Крон посмотрел на бумагу. Это была грамота вольноотпущенника, написанная его рукой (синтезатор копировал один к одному на молекулярном уровне), и не хватало только его подписи.
- У тебя что - словесный понос?
- Фи, сенатор! - сморщил нос Бортник, но свои излияния прекратил.
Крон, макнув стило в чернила, расписался.
- Да здравствует свобода! - провозгласил Бортник.
- Куда теперь? - Крон помахал грамотой. - Назад?
Весёлость сошла с лица Бортника.
- Нет. В Паралузию.
Крон насторожился.
- Там что - так серьёзно?
Бортник покосился на Ниркона и Шекро и кивнул на двери. Они вышли на крыльцо.
- Да, серьёзно. Все наши начинания в Паралузии пошли прахом. Какая-то свара возникла между древорубами и бежавшими к ним рабами. Старое ядро древорубов откололось и ушло в сопредельную область варваров. С ними ушёл и наш наблюдатель, и теперь мы имеем весьма смутное представление, что делается под горой Стигн. Знаем только, что их там уже что-то около пятидесяти тысяч, настроены они весьма воинственно по отношению к Пату, и у них объявился предводитель - некто Атран.
Крон поймал на себе внимательный взгляд Бортника.
- Твой?
Он пожал плечами.
- Вполне возможно. Хотя в Загорье, откуда он родом, это одно из самых распространённых имён.
- Что ж, узнаю на месте, - сказал Бортник. - Хотя, наверное, это и не существенно.
Он вздохнул.
- Давай прощаться.
- Ты уходишь прямо сейчас?
- Время не ждёт. Хорошо бы коня… Но тогда мне вряд ли поверят, что я вольноотпущенник.
- А как же новая туника, сандалии?
- Э! За декаду пешего перехода от их новизны останется одно светлое воспоминание.
- Тебя проводить? - предложил Крон.
- Зачем? Не стоит.
Бортник посмотрел в сторону города.
- "Продажный город, - неожиданно процитировал он, - обречённый на скорую гибель, если только найдёт себе покупателя!"
Крон недоумённо посмотрел на него.
- Так сказал когда-то Гай Саллюстий Крисп о Древнем Риме, - пояснил Бортник. - Не знаю, как насчёт покупателя для Пата, но вполне возможно, что его могильщик стоит сейчас под горой Стигн…
Они помолчали, затем Бортник, махнув рукой на север, спросил:
- Туборова дорога в той стороне?
- Да.
- Что ж, тогда прощай. Счастливо тебе.
Они крепко пожали друг другу руки, и Бортник, сбежав с крыльца, зашагал в сторону Туборовой дороги напрямик через кусты чигарника.
Глава шестая
После утренней прогулки по парку сенатор подошёл к вилле со стороны людской. Чтобы не обходить виллу, он решил пройти к себе через служебные помещения и направился к толпному входу. Во дворе управитель уныло наблюдал, как двое рабов набирают в бурдюки воду из огромного кувшина и носят её на кухню. Увидев сенатора, управитель прикрикнул на рабов, они оставили своё занятие, и все трое приветствовали господина. Крон молча кивнул управителю и прошёл мимо.
На кухне стряпух разделывал ушастого баруна; над очагом в большом чане кипела похлёбка для прислуги и рабов, разнося пряный мясной запах по комнатам людской; в углу мальчишка-подкухарок вымешивал тесто на лепёшки. В одной из комнат свободные от службы стражники азартно резались костяными фишками в баш-на-баш - при появлении сенатора они вскочили, но Крон только махнул рукой и пошёл дальше. Он уже собирался подняться по лестнице в свои апартаменты, как из каморки Калеции услышал свистящий шёпот.
Крон удивлённо остановился перед завесью, узнав голос писца. Что нужно писцу от Калеции? В недоумении он прислушался.
- …Я не советую тебе ерепениться, - говорил писец. - Если я донесу претору, что Атран, предводитель восставших, - это твой Атран, то тебе несдобровать…
- Нет, - еле слышно прошептала Калеция.
- Не нет, а да. Тебя схватят и будут пытать, терзая твоё тело, такое бархатистое и нежное, пока оно не покроется струпьями…
- Нет…
- …И если тебе всё же повезёт остаться в живых, ты выйдешь из застенка обезображенной калекой, - с изуверской ласковостью продолжал писец, - и Атран даже не посмотрит на тебя…
У Крона невольно сжались кулаки.
- Но это ещё не всё. Когда тебя схватят, Сенат предложит Атрану сдаться в обмен на твою жизнь. И его приведут в Пат, закованным в цепи, и казнят на жертвенной плахе…
Писец замолчал, очевидно, наслаждаясь эффектом своих слов.
- Так что, мне идти к претору и рассказывать, кто такой Атран и кем он тебе приходится?! - угрожающе прошипел он.
Опять за завесью воцарилось молчание, прерываемое только недовольным сопением писца.
- Так я иду, - наконец проговорил он и зашаркал сандалиями к выходу.
"Иди, иди сюда", - подумал Крон, готовясь к встрече.
- Стойте! - остановил писца дрожащий голос Калеции. - Я… Я согласна…
- Вот так бы и давно, девочка! - В голосе писца послышалось торжество, звук его шагов стал удаляться от Крона. - Раздевайся.
- Вы… вы хотите сейчас? - плачущим шёпотом спросила Калеция.
- А что время тянуть? - возбуждённо хихикнул старик. - Давай, девочка, ведь ты уже решилась!
Донёсся неуверенный шелест снимаемых одежд, затем хриплый шепот старика:
- А ты хороша…
Крона затрясло от бешенства. Он поднял руку, смял завесь и сорвал её с дверного проёма.
Калеция ойкнула. Она стояла нагая, чуть откинувшись назад, с невыразимой мукой на лице, а перед ней, держась руками за её талию, плотоядно ухмылялся старик.
Волоча за собой завесь, Крон подошёл к ним. Он протянул руку к писцу и с удивлением обнаружил накрутившуюся на кулак ткань. Крон отшвырнул завесь в сторону, молча взял писца за грудки и легко поднял его над землёй. Лицо старика посерело, затем покраснело - ворот туники сдавил ему горло. Всё так же молча Крон понёс конвульсивно дергающегося писца из каморки через анфилады комнат людской. Выйдя из виллы, он хотел швырнуть писца по ступеням вниз, но в это время ветхая туника не выдержала, и полузадохнувшийся старик шлёпнулся на четвереньки у его ног.
Выбежавшая прислуга смотрела на них во все глаза. Старик тяжело, с надрывом дышал, ловя посиневшими губами воздух.
- Если этот человек… - Крон споткнулся на слове и замотал головой. - Если это животное покажется в окрестностях моей виллы, проговорил он, глядя мимо прислуги, стражников и рабов в сторону парка, убейте его! За его смерть буду отвечать я. А тому, кто это сделает, я заплачу за его смерть столько же, сколько Сенат потребует с меня за его жизнь!
Он толкнул писца ногой. Ещё не отдышавшийся старик скатился по ступеням и, прихрамывая, припустил по аллее прочь. Крон повернулся и быстро пошёл назад.
Калеция сидела на полу среди своих одежд. Обхватив руками колени, она плакала навзрыд. Крон остановился перед ней.
- Встань! - приказал он.
Она вздрогнула и, подавляя рыдания, встала. На сенатора старалась не смотреть, прикрывая лицо тыльной стороной руки.
- Одевайся!
Калеция резко покраснела и перестала рыдать. Только сейчас она осознала, что стоит перед сенатором голая. Она поспешно собрала одежды и, путаясь в них, принялась одеваться.
Крон стоял перед рабыней и в упор смотрел на неё. Последний раз мелькнула перед ним её обнажённая грудь, и он неожиданно для себя вспомнил прикосновение её мокрых, холодных от дождя сосков к своей груди. Крон досадливо поморщился.
- Оделась? - спросил он.
Калеция стояла перед ним потупившись, вздрагивая от пережитого. И тогда Крон закатил ей увесистую оплеуху. Калеция пошатнулась и испуганно посмотрела на него.
- Ты выбрала не лучший способ спасти Атрана, - жёстко сказал сенатор.
В проём двери нахально заглядывала любопытствующая прислуга.
- Валурга ко мне! - крикнул Крон в коридор.