А Митрофан Холопов, ибо это действительно он, стоит за дверью, все нажимает и нажимает кнопку звонка.
- Ты что! - набрасывается на него Антон. - Не знаешь разве, что Юра болен? Чего раззвонился?
- А вы чего не впускаете? И по телефону к вам нельзя дозвониться.
- А нам не о чем с тобой…
- Чего не о чем? Не знаете ведь еще…
- И знать не хотим.
- Ну ладно, - осторожно отстраняет Антона Холопов, - не петушись. Дай с Юрой поговорить. О, да тут весь цирк. Привет вам, космонавты! Рад вас видеть! Помогите мне этих донкихотов уговорить. Не хотят на киностудию идти. Отличную работу им предлагаю. Кстати, могу и вас…
- Нет, спасибо, - торопливо перебивает его Маша. - Нам и в цирке неплохо.
- Что значит - неплохо? Да вы понимаете хоть разницу между цирком и кино? Кино - это многомиллионная аудитория, мировая известность…
- А ты знаешь, Митрофан, - спокойно прерывает Холопова Юрий, - Антон собирался ведь с лестницы тебя спустить, и я уже жалею, что отсоветовал ему сделать это.
Кажется почти невероятным, что маленький, щуплый Мушкин смог бы справиться с этим бородатым верзилой, однако не только Зарницыны, но, видно, и сам Холопов не сомневается, что он сделал бы это.
- Я с вами, как с интеллигентными людьми, - обиженно произносит Митрофан Холопов, медленно направляясь к двери, - а вы хамите. Хорошо, я уйду, но вы еще пожалеете, что отвергли мои предложения…
- Катись! - кричит ему вдогонку Антон Мушкин.
Илья звонит Маше спустя два дня после того, как они были в Доме ученых.
- Здравствуйте, Машенька! - весело кричит он в телефонную трубку. - Ужасно соскучился по вас. Вы и представить себе не можете, как хочется повидаться с вами…
- Нет, нет! - слишком уж поспешно, как кажется Илье, перебивает его Маша. - Вы извините и не обижайтесь на меня, пожалуйста, но я не могу. Серьезно болен Юра. Спасая меня, он сильно ушибся и теперь лежит в постели. Вам рассказывала Ирина Михайловна, как я сорвалась с трапеции? Если бы не он, я бы, наверно… А теперь он лежит в постели, и я считаю своим долгом…
- Ну, извините тогда, - теперь уже Илья перебивает Машу. - Я вас понимаю. Передайте, пожалуйста, Юре привет от меня.
Конечно, все это совершенно естественно и всякая другая девушка поступила бы так же, как и Маша, и все-таки Илья не может подавить в себе чувство горечи. Могла бы она объявить ему об этом и не таким категорическим тоном.
"Буду теперь холоден с нею, - решает он. - И никаких приглашений она от меня больше не услышит. Черт меня дернул, однако, похвастаться перед Левой, что сегодня я снова иду с ней в кино!.."
Ирина Михайловна давно уже заметила, что Илья явно охладел к своей цирковой антигравитационной установке. Вот пошла уже вторая неделя с тех пор, как был он возле нее в последний раз.
Ей, правда, известно, что он теперь с утра до ночи в институте отца. Даже вечерами его трудно застать дома. И по воскресеньям пропадает он где-то. Раз только вся их семья обедала вместе. Но Илью и за обедом нельзя было ни о чем спросить - он все время ожесточенно спорил с отцом.
Это был их обычный спор о научных проблемах, смысл которых Ирине Михайловне был не совсем ясен. На этот раз, однако, спорили они уже не как противники, а как единомышленники, и не по принциЬиальным, а лишь по каким-то частным вопросам. И уже одно это радовало Ирину Михайловну.
Лишь после обеда ей удалось наконец спросить сына:
- А как же с цирком, Илюша? Ведь там твоя установка. Разве она не интересует тебя больше?
- Это пройденный этап, мама.
- То есть как это пройденный?
- Аппаратура моя работает там исправно, а физическую суть явления изучаем мы теперь в институте на новой установке. В общем, делаем в институте то, что сделать в цирке просто невозможно.
- Выходит, что цирк и не нужен был вовсе?.. - разочарованно произнесла Ирина Михайловна.
- Почему же? Очень даже был нужен! Он дал возможность повторить мой эксперимент, многое уточнить и значительно упростить мою новую лабораторную установку. Действует она у нас теперь безупречно.
Работа антигравитационной установки действительно кажется Илье почти идеальной. Однако на другой день после этого разговора с матерью, возвратившись с совещания в Академии наук, он сразу же замечает на подвижном, не умеющем ничего скрывать лице Левы Энглина явные следы тревоги.
- Что случилось, Лева? - предчувствуя недоброе, поспешно спрашивает он Энглина, находившегося весь день возле антигравитационной установки.
- А почему ты решил, что должно что-то случиться?
- Я это не решил - это начертано на твоей физиономии.
- Но в общем-то ничего, пожалуй, и не случилось, - смущенно пожимает плечами Лева. - Показалось только…
- Что показалось? - наседает на него Илья.
- Это было какое-то мгновение… Доли секунды…
- Да что же, в конце-то концов?! - уже выходит из себя Илья. - Что за манера такая - выматывать нервы!
Лева пугливо озирается по сторонам, будто опасаясь, что его может кто-нибудь услышать, а нетерпеливый Илья хватает его за отвороты лабораторного халата.
- Ты что, хочешь, чтобы сюда собрался весь институт? сердито шипит на него Лева. - Не устраивай здесь, пожалуйста, демонстрацию приемов самбо, не привлекай к нам излишнего внимания. Это сейчас ни к чему…
- Но что же все-таки тебе показалось, черт побери?.
- Показалось, что потенциал гравитационного поля в зоне действия твоей установки нестабилен… На какую-то долю секунды гравитация в этой зоне восстанавливается до нормы. А ты понимаешь, чем грозит это Зарницыным?
Пораженный Илья стоит несколько мгновений, не произнося ни слова. Он слишком хорошо представляет себе, как это может сказаться на полетах воздушных гимнастов. Ему даже начинает казаться, что с ними уже случилось что-то…
- Что же делать, Лева? - растерянно спрашивает он. - Надо немедленно прекратить репетиции Зарницыных.
- А ты понимаешь, что это будет значить для них? Не только их номер, но и вся цирковая премьера полетит к черту. И потом, мне ведь это могло только показаться…
- Когда это произошло?
- Утром, как только ты ушел. С тех пор я не свожу глаз с приборов, и ни один из них не регистрирует никаких отклонений от заданного режима. Стал даже записывать их показания на магнитную и фотографическую пленку. Вот просмотри сам эти записи. Наверно, мне это только показалось…
- На всякий случай Зарницыных нужно все-таки предупредить, чтобы они были поосторожнее.
- Зачем? Чтобы вселить в них чувство неуверенности? Они ведь давно уже работают в поле пониженной гравитации, и ничего с ними не случилось. Их установка других масштабов, и вполне может быть, что на ней не проявляется нестабильность.
Не отвечая, Илья долго ходит вдоль пульта с измерительной аппаратурой. Он передвигается очень медленно, едва переставляя ноги. Лева тоже не произносит больше ни слова. Слышно только, как мягко срабатывают реле приборов, регистрирующих работу антигравитационной установки.
- Ну, а как быть с нашими? - спрашивает наконец Илья.
- С какими "нашими"? - не понимает его Лева.
- С отцом и сотрудниками института. Сообщить им о нестабильности антигравитационного эффекта?
- Ты так говоришь, будто это уже подлинный факт. А я в этом совсем не уверен и уже жалею, что рассказал тебе об этом. Зачем нам поднимать панику? Теперь все показания измерительных приборов твоей установки записываются на пленку, и если… Ты слушаешь меня, Илья?
А Илья снова начинает нервно ходить по лаборатории, низко опустив голову.
- Да, Лева, я слушаю тебя. Может быть, ты и прав. Отцу мне тоже не очень хочется сообщать об этом, но Зарницыных нужно все-таки как-то предупредить. Они слишком многим рискуют… Сегодня же я поговорю об этом с мамой.
- Как идут дела у Зарницыных, мама? - спрашивает он вечером у Ирины Михайловны, как только она возвращается из цирка. - Все у них в порядке? Не было никаких осложнений в их полетах?
- Все благополучно пока. Во всяком случае, никто из них ни на что не жаловался. А ты почему спрашиваешь?
Что-то в тоне сына и особенно в выражении его глаз не нравится Ирине Михайловне, настораживает ее. Похоже, что не из праздного любопытства задал он этот вопрос.
- Прав, пожалуй, Лева, - задумчиво произносит Илья, будто рассуждая с самим собой. - Может быть, и в самом деле на большой установке это не сказывается…
- Что не сказывается, Илюша? О чем ты?
- Видишь ли, мама, нам с Левой показалось, что поле пониженной гравитации не очень стабильно… - с трудом подбирая слова, произносит Илья.
- А что это значит? - невольно дрогнувшим голосом спрашивает Ирина Михайловна.
- Ты только не пугайся, пожалуйста, - успокаивает ее Илья. - Мы с Левой предполагаем, что поле пониженной гравитации, создаваемое моим аппаратом, не очень устойчиво, не постоянно. Периодически, а вернее, спорадически, то есть от случая к случаю, возможно возвращение его к норме.
- Ты не говори мне всех этих туманных слов, Илюша. Меня интересует сейчас только одно: чем это грозит Зарницыным?
- Может быть, и ничем. Может быть, на цирковой установке гравитационное поле достаточно стабильно. И потом, нестабильность длится всего лишь доли секунды. Мы сами только сегодня обнаружили это… А у вас в цирке либо все вполне нормально, либо практически не ощутимо. В противном случае Зарницыны давно бы уже почувствовали это. Но ты все же поговори с ними.
- А ты бы сам…
- Да, обязательно! Но завтра я чертовски занят. А послезавтра заеду к ним непременно!
На осторожный зопрос Ирины Михайловны Зарницыны отвечают очень бодро:
- Ну, что вы, Ирина Михайловна, какая там нестабильность! Аппаратура вашего сына работает, как часы.
"Уж слишком весело что-то… - настораживается Ирина Михайловна. - Значит, хитрят, хотят что-то скрыть, успокоить…"
- А почему Маша сорвалась в тот раз? - спрашивает она, не сводя строгих глаз с Сергея Зарницына.
- Так мы тогда осваивались только, - поспешно отвечает за брата Алеша. - Я тоже ведь то недолетал, то перелетал. С непривычки это…
- Я не у вас, Алеша, я у Сережи спрашиваю, - хмурится Ирина Михайловна. - Вы же - серьезный человек, Сережа, и физику знаете, должны, значит, понимать, чем все это может для вас кончиться. И не только сами пострадаете, но еще и меня, а особенно Илью подведете.
- Ну что вы, право, Ирина Михайловна, - укоризненно качает головой Сергей Зарницын. - Говорим же вам, что ничего такого не замечаем пока…
Но Ирина Михайловна все более убеждается, что они хитрят. И не по интонациям их голоса и выражению лица, а потому, что молчит Маша. Знает ведь, что ей поверят, если она подтвердит все это, но молчит. Значит, братья ее не говорят правды.
Конечно, Ирина Михайловна догадывается, почему они хитрят. А ей разве безразлична судьба не только их номера, но и всей цирковой премьеры?
- Ну что ж, я попробую вам поверить, - меняет она тактику. - Но Илья все равно придет к нам завтра со своей измерительной аппаратурой и, если окажется, что вы меня обманули, я буду очень огорчена.
- Ну вот что, мальчики! - отстраняя братьев, решительно произносит тогда Маша. - Не будем больше хитрить! Давайте-ка расскажем все. Но вы не думайте, Ирина Михайловна, что я контрольной аппаратуры Ильи Андреевича испугалась, - просто противно притворяться, будто мы ничего не замечаем. А приборы его, может быть, даже и не обнаружат тут ничего. Но если обнаружат, то в таких размерах, которые не обязательно ведь должны быть ощутимыми для нас.
- Однако вы все-таки ощутили это?
- Да, но совершенно случайно, - оживленно восклицает Алеша. - И это была просто счастливая случайность. Благодаря ей мы теперь знаем, что искусственное гравитационное поле иногда бывает нестабильно, и потому мы все время настороже. Придумали даже кое-что, чтобы гасить лишнюю инерцию. И вот репетируем уже который день безо всяких происшествий.
- Действительно, все теперь учтено, - подтверждает Маша. - Уж поверьте мне, Ирина Михайловна! Вы же знаете, как я вас уважаю, разве стану причинять вам неприятности? А если сообщить об этом дирекции, непременно найдутся перестраховщики, которые запретят нам репетиции.
- А ведь у нас премьера на носу! - горячо поддерживает Машу Сергей.
- Но что же вы предлагаете?
- Ничего. Пусть будет, как было.
- Значит, нужно сделать вид, что вы мне ничего не рассказывали и я будто бы ничего не знаю?
- Нет, зачем же? Вы сообщите Илье Андреевичу, что нестабильность антигравитационного поля мы заметили, но сумели к этому приспособиться. Оно ведь так и есть на самом деле. Зачем же тогда поднимать переполох в дирекции цирка? А пока мы будем репетировать наш номер, Илья Андреевич успеет установить причину нестабильности этого поля.
Илья с нетерпением ждет прихода матери. Он даже из института ушел пораньше. Ходит теперь по квартире из угла в угол, то и дело поглядывая в окно. Но вот наконец и Ирина Михайловна.
- Ну как, мама? - бросается он к ней навстречу.
- А ты чего так нервничаешь? Сам же говорил, что это им ничем не грозит.
- Я не могу не нервничать, потому что мы ничего точно не знаем… Ну, а у них-то как же? Почувствовали они нестабильность антигравитации?
Ирина Михайловна с особенным вниманием присматривалась сегодня к работе Зарницыных, но так ничего и не заметила. У них все было очень слаженно и безукоризненно четко. Да и страховка, предусмотренная ими на всякий случай, казалась безупречной.
Конечно, они очень отважны, но и благоразумны тоже. Особенно Маша. Пока за них можно не бояться, ну, а если нестабильность вдруг возрастет?…
- А не может эта нестабильность увеличиться? - спрашивает она сына.
- Почему ты все расспрашиваешь меня, а сама не ответила еще на мой вопрос? - настораживается Илья. - У них, значит, что-то неладно?..
- Все ладно пока, - успокаивает его Ирина Михайловна. Они заметили неустойчивость антигравитационного поля, но нашли надежный способ страховки. А не может она возрасти?
- Не думаю, не думаю… - не очень уверенно говорит Илья. - Нет к тому никаких оснований. Все наше внимание сосредоточено теперь на поисках причины этой нестабильности. И я не сомневаюсь, что мы скоро ее обнаружим.
К Юре Елецкому Маша заходит теперь почти каждый день. Это становится для нее настоящей потребностью. С ним ей хорошо. Она рассказывает ему обо всем, что происходит в цирке, а он молча слушает и все рисует. То одни ее глаза, то прическу, то только шею и подбородок.
Сегодня она к нему совсем ненадолго. Успевает лишь сообщить новости. Очень хочется рассказать и о своих тревогах, но Юру не следует волновать. А тревожиться есть из-за чего. Опять сорвалась она сегодня… Хорошо еще, что в отсутствие Ирины Михайловны.
Сегодня, однако, она даже рада своему падению. Оно уже не было таким неожиданным, как в тот раз. Задним сальто Маша затормозила свой полет и сумела остаться в зоне манежа. Расчет ее братьев оправдался, значит. Гравитационное поле действительно восстанавливается до нормы лишь на мгновение, а затем снова ослабевает, уменьшая вес гимнастов. Это делает падение более плавным, нужно только не улетать за пределы манежа.
От Юры Маша, как всегда, идет пешком до метро. Но едва она отходит метров сто от его дома, как кто-то берет ее сзади за локоть. Маша испуганно оборачивается и видит самодовольно улыбающуюся физиономию Холопова.
- Наконец-то я встретил вас одну, Машенька! - обрадованно восклицает он. - Очень нужно с вами поговорить. А там, - кивает он на дом Елецкого, - все равно разговор этот не смог бы состояться.
Брезгливо отстранив его руку. Маша холодно произносит:
- Я очень спешу. Поговорим лучше как-нибудь в другой раз.
- Я не отниму у вас много времени. Мы по пути будем разговаривать. Вы ведь в метро? Вот и отлично. Я же понимаю, что эти типы настроили вас против меня…
- Ах, никто меня против вас не настраивал! - сердится Маша. - Я и сама во всем разбираюсь.
- Ну хорошо, хорошо, не будем ссориться. Я не собираюсь вам в любви объясняться. У меня к вам деловое предложение. У нас на студии идет сейчас подготовка фильма из цирковой жизни, а у меня с режиссером отличные отношения, и я мог бы…
- Нет, спасибо! - не дает ему договорить Маша. - Для кино я недостаточно фотогенична.
- Не торопитесь отказываться, Машенька! - снова пытается схватить ее за локоть Холопов. - Это будет грандиозный фильм. Похлеще александровского "Цирка". А вам могут дать роль главной героини, знаменитой воздушной гимнастки. И мальчиков ваших тоже можно будет пристроить…
- Да не надо нас никуда пристраивать! И что за забота такая то о Юре с Антоном, а теперь уже и о нас?
- А что же в этом удивительного? Почему не помочь старым друзьям? Я ведь совершенно бескорыстно…
- С каких это пор стали мы вашими друзьями? И потом, зачем нам все это? Мы вполне довольны нашей работой в цирке. Особенно новым номером, который готовим…
- Еще бы не быть вам довольными! - усмехается Холопов. Последнее слово современной науки и техники. Ультрасовременно и абсолютно безопасно.
- А почему вы думаете, что так уж безопасно?
- Да потому, что вы работаете без сетки и лонжей. У вас же теперь балет в воздухе, а не цирковой номер. В балете к тому же гораздо больше риска. Споткнуться можно и ногу вывихнуть, а у вас…
- Не болтайте, чего не знаете! - раздраженно перебивает его Маша.
- А что, разве гравитационное поле над манежем не очень устойчиво?
- Во всяком случае, не так уж все безопасно, как вам кажется…
- И, несмотря на это, вам разрешают работать без страховки?
Поняв, что невольно проговорилась, Маша изо всех сил старается теперь исправить свою ошибку.
- А к чему, собственно, завели вы этот разговор о риске? За риск разве ценятся артисты цирка? Так называемые "смертные номера" именно тем и отвратительны, что они убивают у зрителя способность воспринимать артистичность нашей работы. Зрители замирают ведь от страха за нас и только о том и думают: сорвемся мы или не сорвемся? Где уж там оценить мастерство и изящество артистов в таком состоянии!
- Да вы просто идеалистка, Машенька! - усмехается Холопов. - Цирковой зритель, поверьте мне, всегда жаждет крови. А в том фильме, о котором я вам говорю, будут такие цирковые номера, созерцание которых заставит их просто визжать от страха.
- Вот и ищите себе цирковых ремесленников, а настоящие артисты не пойдут к вам на такие роли. А вот, кстати, и метро! Спасибо вам за то, что вы меня проводили, дальше я и сама доберусь.
Холопов пытается последовать за ней, но Маша решительно протягивает ему руку и просит оставить ее в покое.
С тех пор проходит около недели, а Маша все еще не может простить себе, что разоткровенничалась с Холоповым. Ее не покидает опасение, что он, зная физику, мог догадаться о нестабильности гравитационного поля над манежем и сообщить об этом Анатолию Георгиевичу. И всякий раз теперь, когда главный режиссер приходит на репетицию, Маша буквально дрожит от страха. Лишь в начале следующей недели она успокаивается немного. Выходит, что Холопов либо не придал значения ее словам, либо не такой уж плохой, как она о нем думает.