"Привык уже, - шевельнулась у меня злая мысль. - Как же, старожил!"
Машина приземлилась около высокого здания. Мефодий ввел меня в вестибюль, сзади плелся Алкаш и кричал:
- Доставлю! Я сам!
- Сначала выспись, - прогнусавил Носач.
Поднялись на лифте, шли какими-то запутанными коридорами. Меня бережно передавали из рук в руки и наконец усадили перед огромным экраном. На нем заплясали искры, поползли разноцветные полосы.
"Мои нервные токи, - мелькали догадки. - Это что? Проверяют на бесчеловечность? А, плевать!"
Рядом стояли какие-то люди. Но люди ли? Нет, не боялся я их нисколько. В груди бродила хмельная отвага. Я был смел до дерзости и несколько уязвлен: окружающие вели себя, как мне казалось, не слишком учтиво. Они тыкали в меня пальцами, жестикулировали и о чем-то громко спорили. До моего затуманенного сознания доходили лишь обрывки фраз.
- Сейчас бесполезно… Все его импульсы перепутались.
- Исторический?
- Несомненно… Это человек.
- Уверены? Почему?
- Хотя бы потому, что он пьян… - Я ожидал, что говорящий скажет "как свинья", но услышал еще более оскорбительное: - Он пьян, как человек.
- Это Алкаш его…
- Я не Алкаш! - взвился я. - Не путайте меня с ним. Я Пьер Гранье, известный писатель-фантаст и композитор. Это ты Алкаш!
Я ткнул пальцем в полного субъекта с красными губами и плюнул ему в лицо. Субъект злобно зарычал. Сжав кулаки, он шагнул ко мне, но сдержался и отошел в сторону.
Ко мне отнеслись терпимо. Кажется, даже уговаривали, пытались снова усадить в кресло. Особенно обходительной была молодая блондинка с нежным голосом и до того красивая, что я, взмахнув кулаком, закричал:
- Не притворяйся. Знаю, кто ты. Ты ведьма!
- Уведите его! - послышался чей-то повелительный голос. - Пусть проспится.
Проснулся я утром следующего дня в светлой уютной комнате. Сознание было ясным, но настроение - хуже не придумаешь. "Что я натворил вчера? - с отвращением вспоминал я. - А впрочем, все к лучшему. Они убедились, что я подхожу им, что я достаточно… Как это у них? Бесчеловечен?"
Немного побаливала голова. Умывшись, почувствовал облегчение и стал одеваться. Отлично отутюженная одежда лежала на стуле, ботинки были начищены до блеска. Кто это постарался? Невидимые слуги? Мои конвоиры?
Я сел за стол и неуверенно произнес:
- Эй! Есть кто-нибудь?
Перед столом бесшумно возникли два субъекта. Пышные эполеты на плечах, сапоги со шпорами, сабли… "Э, да мне достались гусары времен Кутузова", - усмехнулся я, и настроение почему-то начало повышаться. Одному из субъектов - высокому и стройному, с лихо закрученными усами - подходит, пожалуй, имя Усач. Другого, пониже ростом, но кряжистого, я мысленно назвал Крепышом.
- Чего изволите? - вежливо спросил Усач.
- Вы… черти?
- Так точно! - отозвались гусары и прищелкнули…
Вот чем прищелкнули - каблуками сапог или копытами - разглядеть не успел, ибо в мгновение ока передо мной стояли черти. Высокий и стройный черт копытами передних лап гладил свои усы, а коренастый Крепыш уставился на меня внимательными немигающими глазами. Это меня все больше забавляло, и я с усмешкой спросил:
- А еще кем умеете быть? Воронами?
- Прошу не оскорблять, - Крепыш обидчиво вскинул рогатую голову. - Мы не вороны.
- А кто же вы?
- Мышки, - ответил Усач.
Шерсть на чертях чуть задымилась, сами они затуманились и быстро свернулись в серых мышей, резво бегавших под столом. Одна из них - с длинными усами - так и норовила взобраться на мои ботинки. Я поспешно замахал руками.
- Хватит! Хватит! Верю, что вы мышки.
Смешные конвоиры мои вернулись в гусарский вид. Вежливый и галантный Усач, звякнув шпорами, слегка склонился и спросил:
- Что желаете? Завтракать? Нет ничего проще.
Он взмахнул над столом рукой. Появились скатерть и чрезмерно обильный завтрак: стаканы с кофе и чаем, разнообразные салаты, банки с вареньем. В большой посудине, шипя в масле, дымился поросенок.
- Куда столько? - удивился я. - Может быть, и вы со мной позавтракаете?
- Разумеется, - ответил Крепыш и без тени юмора добавил: - Ничто человеческое нам не чуждо.
Крепыш оказался прожорливым чертом. Рыбу отправлял в рот почти целиком и перемалывал кости крепкими зубами, поросенка рвал руками, а засаленные пальцы вытирал о скатерть. Усач поморщился и толкнул его в бок. Вздрогнув, Крепыш огляделся по сторонам, взял вилку и начал есть аккуратнее. Буквально во всем черти старались походить на людей.
Позавтракав, Крепыш сказал:
- А сейчас на проверку.
- Надо, так надо. - Я понимал, что процедуры, которую вчера сорвал, не избежать.
Вышли на улицу. Одноэтажный коттедж, данный мне, вероятно, в личное пользование, стоял на краю города. Перед окнами небольшой сад с яблоней и кустами сирени, позади расстилался пустырь. Вдали синела кромка леса.
На пустыре суетились изгнанники. Кто кем был, разобрать невозможно, ибо все они имели человеческий облик и были одеты в рабочие спецовки.
Внезапно, словно из-под земли, вырос цех с дымящейся трубой, потом второй, третий… Под ликующие крики "Ура!" возник завод. Кажется, точно такой я уже видел в своем двадцатом веке.
Но когда приступили к "постройке" рабочего поселка, начались споры. Изгнанники не могли даже договориться, какую эпоху предпочесть. Поочередно появлялись то небоскребы Нью-Йорка, то средневековые замки. Кто-то из озорства или по ошибке выхватил из прошлого и поставил рядом с заводом нарядную церковь, кресты которой жарко засверкали под солнцем. Это возмутило одного низкорослого типа. Он развернулся в стометрового гиганта и пнул церковь с такой яростью, что та разлетелась на куски. Обломки растаяли в воздухе, уйдя в небытие, а сам гигант вернулся в человеческий образ. Все произошло так быстро, что я не успел сообразить, кто этот разгневанный субъект. Вероятно, то был злой великан из какой-то сказки.
- Засмотрелся, - хмыкнул Крепыш и грубовато толкнул меня в плечо. - Идем в город.
Вошли в город, в это хаотическое нагромождение зданий из разных эпох. Арабская мечеть стояла рядом с Кельнским собором, под небоскребом приютился замок с полуразрушенными бойницами. И тут же высилась Эйфелева башня.
Однако чем ближе к центру, тем больше единообразия и порядка. Ровными рядами тянулись знакомые с детства многоэтажные дома. На какое-то время показалось, что я в родном городе. По широким улицам привычно сновали автомашины, витрины магазинов светились рекламными огнями. На минуту остановился у книжного прилавка. Романы о шпионах и гангстерах, свирепая и кровожадная фантастика, американские комиксы - все, как дома. Хотел взять с собой редкое издание Шопенгауэра. Но, вспомнив, где я нахожусь, бессильно опустил руки.
"Держаться, - приказал я себе. - Главное выжить, а там будет видно".
Конвоиры не торопили меня, давая возможность освоиться. И я проникся к ним чуть ли не благодарностью. Во всяком случае, приободрился и начал с любопытством присматриваться к прохожим. Вскидывая тощие ноги, впереди шел какой-то долговязый тип в джинсах. Может быть, Кощей Бессмертный? Рядом с ним, тяжело ступая, шагал толстяк. "Наверняка дракон в своем истинном виде", - подумал я. Мог я, конечно, и ошибаться. Но что поделаешь, если внешность многих горожан была выразительна до шаржа! На другой стороне улицы стремительно мчался, чуть ли не летел субъект в кавалерийской бурке с лихими и острыми, как пики, усами. Чем не крылатый Змей Горыныч?
По сопровождавшим меня конвоирам прохожие догадывались, что я персонаж реально живший, а не вымышленный, как в большинстве они сами. Они приостанавливались и бесцеремонно разглядывали меня. Хорошенькие девушки приветливо улыбались. Увы, и в этом мире мне льстило их сладостное внимание, хотя я прекрасно понимал, что каждая из здешних красавиц может оказаться черт знает кем.
Одна миловидная и со вкусом одетая девица с зонтиком давно следовала за мной, иногда забегала вперед, пытаясь лучше рассмотреть. Густой поток прохожих мешал ей. Она уселась на зонтик, ставший вдруг метлой, превратилась в старую отвратительную ведьму с кривым носом, взмыла вверх и начала кружиться надо мной.
- Позор! - послышались возмущенные возгласы. - Куда смотрит полиция?
Подскочили полицейские, ловко стянули ведьму вниз и начали избивать ее резиновыми дубинками.
- Не буду больше! - кричала она.
Не обращая внимания на вопли, полицейские продолжали "вколачивать" ведьму в человеческий вид. Когда они ушли, на тротуаре беспомощно лежала давешняя девица. Ее полноватые губы рассечены, хорошенькое личико исполосовано синими рубцами. Я хотел поднять ее, но девица встала сама и, прихрамывая, поспешно завернула за угол.
- Так ей и надо, - злорадствовали прохожие. - Надолго запомнит.
Вероятно, появляться в общественных местах в своем истинном, первородном образе считалось у нечистой силы неприличным.
Но где же исторические персонажи? Хотя бы один? Как ни вглядывался в прохожих, среди них собрата не нашел. А когда неожиданно столкнулся с таковым, то не обрадовался. Фальшивая, будто наклеенная улыбка, липкие и верткие глаза… "Скользкий тип", - поморщился я. По сравнению с ним его конвоиры - рослые гренадеры выглядели бравыми и симпатичными молодцами.
На другой сравнительно малолюдной улице встретил одноногого с костылем, до того знакомого, будто я дружил с ним в своей прошлой жизни. Но был он без конвоиров. Стало быть, это не реально живший человек, как я, а вымышленный. От его широкой треугольной шляпы, от синего камзола и торчащих за поясом пистолетов веяло разгульной морской романтикой. На плече одноногого сидел попугай. И что-то радостное, давно забытое дрогнуло в моей груди. Это же пират Джон Сильвер! Ожил он здесь, словно шагнул из моего детства и со страниц романа Стивенсона "Остров сокровищ".
Встретив мой восхищенный взгляд, Джон Сильвер удивленно приостановился. Потом, стуча костылем, подошел и с широкой улыбкой спросил:
- Мой читатель?
Я кивнул. Крепыш толкнул меня в плечо и проворчал:
- Не задерживайся. Здесь еще не таких типов увидишь.
Вышли на большую, покрытую гранитной брусчаткой площадь. "Парламент", - светилось над одним из дворцов. Почти в сотне метров от парламента, на другом краю площади, стояло хорошо знакомое сооружение прошлого - собор Парижской богоматери. Над ним зловещим багровым огнем полыхали буквы - "ЦДП". Чуть ниже светилась разъясняющая надпись: "Центр допросов и пыток".
"Веселенькое заведеньице", - поежился я и хотел повернуть на боковую улицу. Но конвоиры, гаденько ухмыляясь, подталкивали меня к страшному собору. "За что?!" - хотел я крикнуть, но из горла вырвался лишь сиплый невнятный звук.
Сердце у меня останавливалось, потом гулко колотилось и снова замирало. Ноги подкосились, словно стали ватными. Гусары подхватили меня под мышки и подвели к дверям собора, где, подмигивая, насмешливо искрились слова: "Добро пожаловать".
Но тут конвоиры вдруг круто свернули в сторону. Уже далеко от собора, на узкой тихой улочке, страх понемногу отпустил меня, разжал свои тиски. Колени дрожали, но шел я уже самостоятельно. По бокам шагали мои конвоиры. Они поглядывали на меня, весело перемигивались и похохатывали.
- Что это вы затеяли? - с раздражением спросил я.
- Мы пошутили, - хихикнул Усач.
- Дурацкая шутка!
- Как умеем, - обиделся Крепыш.
Недовольные друг другом, молча подошли к многоэтажному зданию, над которым светились буквы "ДИП".
"Департамент исторических персонажей", - сообразил я. Конвоиры ввели меня в прохладный вестибюль, потом мы поднялись в лифте и остановились на шестом этаже.
- Мы будем ждать здесь, - сказал Крепыш и впихнул меня в одну из дверей.
Я очутился в маленькой темной прихожей перед тяжелыми бархатными портьерами. Чуть раздвинул их и в щелочку увидел просторный светлый кабинет. На столе кипы бумаг, телефоны, пишущая машинка. Кресло секретарши пустовало.
На столе сидела пушистая белая кошечка и, поглядывая в зеркало, умывалась. Услышав шорох портьер, она вздрогнула и спрыгнула в кресло.
Предварительно кашлянув, я вошел в кабинет. В кресле сидела молодая блондинка с высокой пушистой прической. "Ведьма, - понял я. - Кажется, та самая, которой я вчера нагрубил".
Секретарша встала и подошла ко мне. "Да она прехорошенькая", - улыбнулся я, стараясь при этом не гнать столь привычные для меня в прежней жизни блудливые мысли. В них-то, быть может, сейчас мое спасение…
Я слегка поклонился и с искренним сожалением сказал:
- Извините, мадемуазель. Вчера получилось не очень красиво.
- Что вы, голубчик, - нежным голосом заговорила она. - Не переживайте. Мы же понимаем, что это Алкаш напоил вас. Сами, надеюсь, не пьете?
- Почти, мадемуазель… Простите, как вас?..
- Элизабет, - улыбнулась блондинка. - Зовите просто Элизабет.
- Пьер Гранье, - в свою очередь представился я. - Известный в прошлом писатель-фантаст и немножко композитор.
- Это вранье мы слышали еще вчера, - раздался сзади сиплый бас.
Я обернулся, и сердце у меня зашлось в груди: дракон! Вернее, тот самый толстый тип, в которого я вчера плюнул. Хотя он имел вид респектабельного дельца, вырядившегося в старомодный фрак, но я почему-то не сомневался, что это дракон.
- Наш сотрудник мистер Ванвейден, - представила его Элизабет.
- Не вранье, - собравшись с духом, возразил я. - Говорю правду.
- Это мы сейчас проверим, - голос донесся из угла, в котором до того никого не было.
Среднего роста субъект, одетый в зеленый сюртук, выступил из угла и прошелся по комнате. Походка у него мягкая и вкрадчивая, на круглой физиономии сладко жмурились глаза и шевелились длинные усы. И я чуть не воскликнул: бабушкин кот! Выразительный образ Погорельского. Неужто он?
- Директор нашего департамента, - почтительно шепнула Элизабет. - Аристарх Фалелеич Мурлыкин.
- Вы… из повести Погорельского? - спросил я.
- Ах, ты читал "Лафертовскую маковницу", - приятно удивился Аристарх Фалелеич и чуть не замурлыкал от удовольствия. - Прелестная вещица. Прелестная. Не правда ли?
Посчитав, что запанибратские отношения с непроверенным персонажем неуместны, он нахмурился и властным голосом приказал:
- Введите его!
Мистер Ванвейден грубо втолкнул меня еще в одну неведомо как возникшую дверь. Я споткнулся о порог и упал. "Дурная примета", - неприятно кольнуло в груди. Встал и обнаружил, что нахожусь в огромном светлом зале. Какие-то субъекты в белых халатах вертелись около помигивающей огоньками электронной аппаратуры.
Директор департамента хотел усадить меня за стол - знакомый мне по прежней жизни детектор лжи. Но мистер Ванвейден, скривив красные губы, сказал:
- Дурацкий примитив. Он так же врет, как этот тип.
- Ладно, - согласился Мурлыкин. - Веди его к главному экрану.
Меня посадили перед огромным, почти во всю стену экраном, от тускло-свинцовой поверхности которого веяло пугающим холодом. Я смотрел на него с неприязненным чувством. "Он все знает, - думал я. - Он сейчас вывернет меня наизнанку и все им расскажет".
Похожий на гнома низкорослый человечек суетился, нажимая кнопки, но экран не загорался.
- Опять не работает, - недовольно проворчал Мурлыкин.
- Сложная неисправность, - заискивающе юлил гном. - Нам не справиться. Согласился помочь Непобедимый. Сейчас придет.
- Сам Непобедимый! - воскликнул директор. - Будем ждать.
К моим рукам, к груди и вискам пиявками присосались датчики. Потом меня привязали к креслу и стали ждать. Немного погодя по залу прошелестел, как ветерок в камышах, почтительный шепот:
- Непобедимый… Непобедимый…
Я повернул голову в сторону двери и застыл с разинутым ртом… Дядя Абу! Откуда он? Из каких закоулков памяти вынырнул этот добряк и любимец детворы? Где мог я его видеть? "Вздор, - убеждал я себя. - У меня начинаются галлюцинации".
Таинственный посетитель с усмешкой оглядел рабски согнувшихся изгнанников. Увидев меня, он удивленно вскинул брови и… подмигнул. "Опять мерещится", - мелькнула мысль. Незнакомец подошел к экрану, повозился минуты две и удалился, сопровождаемый подобострастными поклонами.
Экран засветился, и Аристарх Фалелеич Мурлыкин восхищенно прошептал:
- Маг, просто волшебник.
А я все еще не мог опомниться и сидел с глупо разинутым ртом. Мурлыкин хмуро усмехнулся и обратился к своему помощнику:
- Понюхай на всякий случай. Уж не пьян ли?
- Дыхни! - грубо приказал мистер Ванвейден. Он склонился, понюхал и заявил: - Притворяется. Можно начинать.
На экране поплыли зеленые круги, заколыхались оранжевые полосы. Все это слилось в многоцветное волнующееся облако - в наглядную картину моей "гаденькой души". Горькие слова эти вспомнились потому, что облако было какое-то скользкое, с неясными расплывчатыми краями. Глядя на него, директор департамента удовлетворенно потирал руки.
- Видишь? - улыбаясь и показывая на экран, обратился он к мистеру Ванвейдену. - У него аморфная нравственность… Приспособленческая! Это хорошо.
Нечто подобное я где-то уже слышал не раз, к подобным оскорблениям почти привык. Вскоре я мысленно поблагодарил своих конвоиров. Их злая шутка неожиданно сыграла спасительную роль, пришлась при проверке весьма кстати. Ужас перед ЦДП с большой силой всколыхнул инстинкт самосохранения, и тот до сих пор не улегся, рисуя на экране четкие линии. Директор Мурлыкин умело расшифровывал их и, не стесняясь в выражениях, давал обидные для меня пояснения.
- Что характерно для него, так это трусость и преувеличенное представление о своей особе. Чтобы сохранить свою шкуру, он будет исправно служить нам. - Обернувшись ко мне, он с усмешкой спросил: - Будешь служить сатане?
- А что мне остается?
- Верно. Ничего тебе больше не остается, - искривив губы, злорадно ухмыльнулся мистер Ванвейден.
- Внешне он умеет вести себя как порядочный человек, - беспощадно продолжал директор департамента. - Но внутри-то! Видишь? Прекрасная картина. Нравственный вакуум! Полное отсутствие ненужных идеалов и моральных устоев.
- Тоже верно, - осклабился мистер Ванвейден. - Перед нами законченный подонок.
Это уж слишком! Я дернулся в кресле, но быстро совладал с собой и успокоился. Вернее, просто сник. "Я такой и нужен", - метнулась тоскливая мысль.
- Подонок? - добродушно рассмеялся Мурлыкин. - Преувеличиваешь. Никак не можешь простить вчерашнее. Помню, как он метко плюнул в тебя. Что поделаешь, поведение исторических персонажей непредсказуемо и опасно. Но так же непредсказуемы, игривы скачки их мышления и воображения. И в этом творческая полезность людей, их эвристическая ценность для нашего прогресса. Они способны на любую дьявольскую выдумку. И не только в технике. Без них не было бы сейчас ни нас с тобой, ни нашего любимого Гроссмейстера. Иной раз люди выдумают такое, чему и сами потом не рады.