- Неужели только потому, что его синтезировали первым? Какое значение может иметь порядковый номер?
- Порядковый номер, бесспорно, не имеет значения. Но первый опыт - да! И возможно, ещё потому, что образное восприятие у Анохина особенно ярко. У каждого оно есть, лишь выражено по-разному. Математик видит мир иначе, чем художник или музыкант, у поэта тоже своё поэтическое видение мира. Когда я говорю, допустим, "палка", у разных людей сознательно или подсознательно возникает свой образ. У одного - смутное воспоминание о боли, когда-то испытанной, у другого - о тросточке, увиденной где-нибудь на витрине универмага, у третьего - о суковатой дубинке грибника. А у тебя что мелькнуло, Анохин?
- Шест, - сказал я, - фибергласовый. Прыгал на занятиях по лёгкой атлетике.
Все засмеялись.
Он тоже. Я тотчас же услыхал его смех. Не самый звук смеха, а то состояние нервных клеток мозга, которое этот смех порождает.
- Ты смеёшься? - спросил я.
- Конечно. Шест! - Он опять засмеялся. - Сколько я намучился с этой палкой.
- Почему ты?
- Не задавай глупых вопросов. Кстати, Зернов верно подметил необходимость образного восприятия информации.
- Ты что, весь наш разговор слышал?
- Сквозь тебя. Я же воспринимаю всю переработанную тобой информацию. Незримо присутствую при всех твоих разговорах.
- Так я сам сейчас не все слушаю.
- Не слушаешь, но слышишь. А я накапливаю все это в своей копилке памяти. Кстати, прислушайся. Наш Борис Аркадьевич о ней и вещает.
- …в такой копилке многое накапливается. А тренированная память сразу извлекает необходимое. Вообще "сверхпамять" - не чудо. Вспомните Араго - феномен! А шахматисты? Поразительная профессиональная память. Если б мы только знали её код и механизм запоминания…
- А они знают?
Это - снова Ирина. Почему-то недоверчиво, даже с иронией. Но Зернов не замечает иронии, он серьёзен.
- Не убеждён. Может быть, Анохин только удачный эксперимент. Но узнают обязательно. Где-нибудь у себя.
- И вы поверили в эту гипотезу?
- А почему бы нет? Чем она хуже других? Столько же доводов "за", сколько и "против". И потом, она не обидна для человечества, даже импонирует ему. Последнее звено контакта, взаимоизучения и, как следствие, обмена информацией между двумя космическими цивилизациями.
- Слыхал? Умница наш Борис Аркадьевич. Последнее звено. Верно. Недостающее звено.
- Ты тоже веришь в эту гипотезу?
- Я молчу.
- Почему?
- Пока ещё рано. У меня ещё нет свободы воли. Но придёт время…
Мне смешно.
- Начинается мистика. Я что-то не верю в твою загробную жизнь.
- А в скачок из царства необходимости в царство свободы веришь? Можно ведь и так сформулировать. Свободы воли. Свободы мысли. Свободы творчества. Почему бы и нам не повторить ваш путь?
- Что ж, значит, мечтатель прав? Появится где-то планетка, этакая Земля-бис, с нашей водой, с нашим воздухом, с нашими городами?
- Вышутить все можно. А что появится и где появится, никому ещё не известно. Изучение не всегда повторение, чаще поиск.
- Чего? Синтезированных грёз? Суперпамяти?
- Все это пробы, старик. Только пробы. Мы живём в мире констант. Для условий Земли и белковой жизни природа давно уже создала оптимальные размеры и формы. Так зачем же им менять константы?
Я, должно быть, повторил это вслух, потому что Зернов, улыбнувшись, ответил:
- Конечно, незачем.
Я покраснел. Как объяснить им свои "мысли вслух" и о чём? Выручил меня Вано.
- Может, двинемся, Борис Аркадьевич? - сказал он. - Мотор в порядке. И дорожка, можно сказать, беговая.
Зернов внимательно посмотрел на меня:
- А ты как думаешь, пора?
"Что он хотел сказать этим "пора"? Неужели понял?"
- Давным-давно понял. И ты понял, что он понял. Не притворяйся. Можешь доложить: пора. Анохин-второй к отбытию готов.
- Не мути душу.
- Так действительно пора. Я - далеко, они - близко.
Мне вдруг стало тяжко, так тяжко, будто перехватило горло и нечем дышать. Я уже никого и ничего не видел, кроме одинокого путника в белом поле.
- Значит, прощай.
- Не прощай, а пока. До новой встречи.
- А она будет?
- Непременно.
- Там или здесь?
- Не знаю. Юрка. Чего не знаю, того не знаю. Так ведь не мы с тобой встретимся, вернее, не только мы с тобой. Миры. Мы и они. Помнишь, как он кончил свою речь на конгрессе? "И если вернутся они, то вернутся уже понявшими нас, обогащёнными таким пониманием, что-то сумевшими взять от нас и знающими, что дать нам на взаимном пути к совершенству". Хорошо было сказано, старик!
И вдруг что-то оборвалось. Я ощутил полную свободу ничем не связанной мысли.
- Можно ехать, - сказал я Зернову, чувствуя, как у меня дрожит голос. Только бы он не заметил.
- А почему это решает Анохин? - задорно спросил Дьячук.
Ответил Зернов, у меня не было сил:
- Из трех миллиардов человек на Земле только один Анохин сейчас связан с неземной, может быть, даже с внегалактической цивилизацией. Так что же мы скажем человечеству, Юра? Есть контакт, и надолго?
- На века, - сказал я.
Примечания
1
Немецкая экспедиция, исследовавшая в 1930–1931 гг. мощность ледникового покрова в центральных и северных районах материка. Вегенер трагически погиб во время своей последней зимовки.