Войдя, Льюк окинул взглядом комнату: в ней находилось четыре человека: двое мужчин и две женщины, хорошо одетые, с умными и приятными лицами. Точнее, всего присутствовавших было пять. На письменном столе Форбса, положив ногу на ногу, с недовольным видом бездельника восседал марсианин. Форбс представил Льюка всем присутствующим, кроме марсианина. Мужчин звали Кендэлл и Брэнт; женщин - мисс Ковальски и мисс Джонниистон.
- Я бы вас представил и нашему другу с Марса, если бы я знал как его зовут, - жизнерадостно добавил Форбс. - Но, как они нам сами сказали, у них нет имен.
- Пошел ты в ж… - буркнул марсианин.
Льюк уселся на свободное место. Форбс подошел к письменному столу и посмотрел на часы:
- На моих ровно семь, но мы могли бы подождать ещё пару минут. Вот-вот должен подойти последний член нашей группы. Как вы думаете?
Все согласились с этим, и мисс Ковальски предложила, не теряя времени, заплатить за занятие.
Пять банкнот по пять долларов оказались в руках Форбса, который, словно пасьянс, разложил их на столе.
- Благодарю вас. Если к концу занятий кто-то сочтет, что все, о чем я буду говорить, ерунда, то он при желании может забрать свою долю обратно. Ну вот и наш опоздавший. Господин Грешэм, не так ли?
Это был пятидесятилетний мужчина, совершенно лысый. Льюку его лицо показалось знакомым, хотя он и не мог вспомнить, где он мог его видеть. Прежде чем занять место рядом с Льюком, он положил свои пять долларов с другими. После того, как его представили всем присутствующим, он наклонился к Льюку и тихо спросил:
- Мы не встречались где-то с вами?
- Знаете, меня тоже мучает этот вопрос. Надо будет потом поговорить. Постойте!.. Думаю…
- Пожалуйста, потише!
Льюк замолчал, словно ученик, которому сделали замечание, и выпрямился на стуле. Поняв, что это был не Форбс, а марсианин, он густо покраснел. Но как бы заговорщецки подбадривая, марсианин ухмыльнулся в его адрес.
Форбс тоже улыбнулся и начал свою лекцию:
- Думаю, прежде чем начнем говорить о серьезных вещах, все вы должны твердо усвоить одну истину: ни при каких обстоятельствах вам не удастся полностью абстрагироваться от марсиан, в особенности если их действия и высказывания являются неожиданностью для вас. Конечно, этот тезис мог бы быть завершающим в моем курсе, но все же, считаю, что будет не лишним предупредить вас об этом с самого начала.
Итак, проблема состоит в следующем: ваше существование рассудок и состояние духа будут менее подвержены их влиянию, если вы сумеете выбрать правильную тактику, а именно выбрать нечто среднее между полнейшим их игнорированием и приданием им чрезмерного значения.
Первое решение, когда вы будете заставлять себя поверить в то, что их просто не существует, есть определенная форма отрицания реальности, которая, хотите вы или нет, может прямо привести вас к шизофрении или паранойи. Если вы пойдете по второму пути, то и тут вас ожидают не менее неприятные вещи… депрессия равно как и инсульт или инфаркт.
"Разумно", - подумал Льюк.
Именно в этот момент марсианин, сидевший на письменном столе, широко, с хрустом и без всякого стеснения зевнул.
Какой-то, уже другой, марсианин резко скуимировал прямо перед носом Форбса так, что тот не смог удержаться и чуть заметно непроизвольно вздрогнул.
Но тот мужественно поверх головы марсианина улыбнулся своим ученикам.
Форбс опустил взгляд на конспект. И, о ужас! Еще один марсианин уже сидел как раз на нем. Протянув сквозь него руку, он отодвинул в сторону свои записи. Марсианин, как ни в чем не бывало, проделал то же самое и приспокойненько снова устроился на них.
Форбс вздохнул, обратившись к присутствовавшим.
- Кажется, придется обойтись без конспекта. У них абсолютно ребячливое чувство юмора.
Но марсианин, словно обезьяна, повторил его движение. Психолог встал, чуть отклонился в сторону, чтобы лучше видеть аудиторию, минуя пришельца. Марсианин не отставал от него.
- Как я только что сказал, - продолжил форбс, - они обладают особым, наивным чувством юмора, как дети. Это позволяет мне сообщить вам, что долгое время изучая поведение детей и их отношение к марсианам, я и пришел к своей террии. Вы, наверное, уже сами заметили, что дети, после первой волны паники и страха, быстро и намного лучше, чем взрослые, привыкли к их присутствию. Это особенно характерно для детей в возрасте менее пяти лет. У меня самого двое и…
- Джоннии, не двое, а трое, - вмешался марсианин, сидевший на письменном столе. - Я сам видел квитанцию на телеграфный перевод на две тысячи башлей, которыми ты заткнул рот этой душеньке из Гардены, лишь бы она не обратилась в суд для установления отцовства…
Форбс покраснел.
- У меня двое детей… в моем доме, - сказал он уверенным голосом, и…
- И жена алкоголичка, - закончил за него марсианин. - У тебя что, память что ли отшибло? Забыть ее!
Форбес молчал, закрыв глаза будто что-то считал в уме.
- Нервная система у детей, - наконец продолжил он, - как я уже описывал это в моей книге "Ваши нервы и вы", популярная работа, которую…
- Не такая она уж и популярная, Джоннии. Судя по квитанциям оплаты авторских прав, продано менее тысячи экземпляров.
- Я хотел сказать, популярная в том смысле, что она написана для широкого круга читателей, простым и доступным языком.
- Да неужели? Тогда почему же она не идет?
- Потому что люди просто не покупали ее! - с досадой парировал Форбс (улыбнулся ученикам). - Простите. Мне не надо было ввязываться в эту бесполезную дискуссию. Если они задают вам глупые вопросы, ни в коем случае не отвечайте им. Хорошенько усвойте это правило.
В мановение ока марсианин, который до этого восседал на его конспекте, скуимировал прямо на голову Форбса и принялся раскачивать ногами перед его лицом, периодически закрывая ему вид на слушателей.
Форбс посмотрел на свои записи. Сейчас он мог что-то в них прочитать, хотя бы эпизодически.
- Ах, да… Вот о чем ещё хочу вам сказать. Пока это ещё возможно, просто зачитаю некоторые моменты. С вашим будущим пациентом, которому вам предстоит помочь, будьте абсолютно откровенными…
- Джоннии, почему бы тебе первому не последовать этому правилу? поинтересовался марсианин, сидящий на краю стола.
- … не требовать ничего, что не было бы оправдано и…
- А как насчет твоего проспекта-рекламы, Джоннии? Ты, наверное, просто забыл уточнить, что упоминаемые тобой "монографии" нигде и никем не издавались.
Проглядывавшее между двумя зелененькими и не перестававшими раскачиваться маятником ножками марсианина, лицо Форбса побагровело. Медленно приподнявшись с кресла, он уперся обеими руками о край письменного стола.
- Я… я… - пролепетал он.
- Слушай, Джоннии, а что если ты им ещё и скажешь, что был всего лишь простым лаборантом на кафедре психологии в Конвейре… и уж совсем было бы не плохо упомянуть причину того, за что они тебя вышвырнули оттуда пинком под задницу.
Марсианин, приставив указательные пальцы к вискам, недвусмысленно стал шевелить другими, разразившись каким-то картавым и вульгарным подобием смеха.
Форбс со всей силой двинул кулаком… и взвыл от боли, поскольку удар пришелся на массивную металлическую лампу, которую марсианин скрывал своим телом.
Он отдернул руку и ошалевшим взглядом стал рассматривать её сквозь мельтешащие перед глазами ноги марсианина. И вдруг буквально в следующее мгновение в комнате уже не было никаких марсиан.
Бледный, как смерть, Форбс медленно сел в кресло и тусклым ничего не выражавшим взглядом уставился на людей, сидящих перед ним, как бы спрашивая - кто они такие и почему они здесь. Рукой прошелся по лицу, словно пытаясь отодвинуть что-то, чего уже там и не было. Потом промямлил:
- Что касается наших отношений с марсианами, важно помнить… - после чего замолк, опустил голову на руки, лежавшие на столе, и начал всхлипывать.
Женщина, сидевшая ближе всех к столу, госпожа Джонниистон встала и положила руку на его плечо:
- Господин Форбс… господин Форбс, с вами все в порядке?
Вместо ответа - рыдания.
Все встали. Госпожа Джонниистон повернулась к ним:
- Думаю, в данной ситуации нам лучше всего уйти и…(она собрала шесть банкнот)… в конце концов, полагаю, что они по праву остались за нами.
Она раздала их присутствовавшим, не забыв и себя. Все вышли из комнаты (некоторые на цыпочках), кроме Льюка и его соседа, господина Грешэма, который успел ему шепнуть:
- Останемся. Возможно, ему понадобится наша помощь.
Оба подошли к Форбсу, подняли его голову и усадили в кресло. Глаза "доктора психологии" были открыты, но смотрели на них ничего не видящим взглядом.
- Он в шоковом состоянии, - сказал Грешэм. - Возможно, он и придет в себя, но… - В его голосе слышались сомнения. - Может, нам вызвать какого-нибудь коновала?
- Похоже, он повредил руку. Пожалуй, стоит позвонить врачу.
- Нет необходимости звонить. Случай серьезный. Какой-то медик держит кабинет в этом здании. Когда я подъехал, в его окнах ещё горел свет.
Они оставили врача в кабинете Форбса, подробнейшим образом объяснив ему, что здесь произошло и доверив ему решать, какие дальнейшие шаги следует предпринять.
- В принципе был нормальный тип, только вот нервишки подвели, проронил Льюк, когда они спускались по лестнице.
- Да и идея его неплоха, пока тоже не подвела. Как-то мне от всего этого не по душе. Кстати, я в полной растерянности, где мы все же с вами раньше встречались?
- Может быть, в Парамаунте? Я там проработал шесть лет… до того, как пару недель тому назад они закрылись.
- Ну, конечно же! Вы работали на монтаже. А я года два назад как-то был у вас, пытался наскрести что-нибудь на сценарий. Но потом оставил это дело. Не по мне оно. Ведь я писатель, а не сценарист.
- Да, припоминаю. Скажите, Деверо…
- Зовите меня просто Льюк. А ваше имя… Стив, не так ли?
- Совершенно верно. Вот такие дела, Льюк. Я тоже себя как-то паршиво чувствую. И у меня вполне четкие планы в отношении того, как потратить те пять долларов, которые я только что заполучил обратно…
- Они, наверняка, совпадают с моими. Так как, купим и пойдем к вам или ко мне?
Выбор в конце концов пал на комнату Льюка, так как Стив жил вместе с сестрой и зятем да ещё дети. Были и другие неудобства.
Рюмка за рюмкой оба к концу вечера прекрасно справились со своими черными мыслями и подавленным настроением. Выяснилось, что Льюк намного сильнее в этом деле. К полуночи Грешэн уже не держался на ногах; Льюк ещё кое-как соображал, хотя временами отключался.
Он безуспешно пытался растормошить Грешэна, но видя, что все впустую, решил продолжить пить в гордом одиночестве, наедине со своими мыслями. Ему до чертиков хотелось с кем-нибудь поболтать. Хоть какой-нибьудь марсианин появился бы! Говорить сам с собой он не мог, поскольку не был ни в достаточной степени пьяным, ни сумасшедшим.
- Слава Богу, пока что нет, - уточнил он громко.
Возможно, именно эта, вырвавшаяся непроизвольно фраза заставила его замолчать и уйти в себя.
Подумал о бедном Форбсе, которого они с Грешэном в сущности бросили в беде. Надо было хотя бы подождать диагноза врача, чтобы знать, излечим ли этот случай или уже нет.
Можно было бы позвонить врачу. Конечно, но он уже не помнил его имени.
Может, позвонить в психиатрическую больницу? А вдруг Форбса доставили туда? Да, Марджи могла бы его об этом проинформировать, ведь она там работала. Но у него не было ни малейшего желания говорить с нею. Хотя, почему это… Ну уж нет. К чему ворошить старое. Они давно развелись. С какой стати звонить ей? Нет, пошла она и вообще все женщины подальше…
И тем не менее он спустился в холл и подошел к телефону. Если и шатался, то совсем самую малость… но для того, чтобы найти нужный номер в телефонной книге и набрать его пришлось закрыть один глаз.
Спросил Марджи.
- Простите, какая у неё фамилия?
- Э… - в голове возник какой-то провал, и он никак не мог вспомнить её девичью фамилию. Потом все-таки она откуда-то всплыла, но он подумал, что у нее, наверняка, пока ещё его фамилия, так как развод пока не был оформлен официально.
- Марджи Деверо. - Добавил: - Медсестра.
- Минуточку.
Через некоторое время в трубке раздался голос Марджи:
- Слушаю?
- Добр'ночи, Марджи. Это Льюк. Я тебя поднял с постели?
- Нет, я в ночной смене. Рада слышать твой голос. Я так возновалась за тебя.
- Правда? Неужели за меня? Со мной все в порядке. А чего это ты волновалась?
- Ну… сам знаешь… марсиане. Столько людей… Короче, беспокоилась, и все.
- А! Ты думала, что я уже того, не правда ли? Не волнуйся, моя драгоценная, со мной они не могут ничего сделать. Ты же знаешь, я балуюсь научной фантастикой. Помнишь? Точнее, писал когда-то. Так вот, этих марсиан… это Я их выдумал!
- С тобой все в порядке, Льюк? Мне кажется, ты принял изрядную дозу.
- А что тут такого? Ну выпил. И чувствую себя преотлично. А как ты?
- Тоже ничего. Но страшно устала. Просто… ты не поверишь, но тут самый настоящий дурдом! Но я не могу долго болтать по телефону. Тебе что-нибудь нужно?
- Ничегошеньки, лапочка ты моя. Я же тебе сказал: у меня все - лучше некуда.
- В таком случае, мне надо идти. Но я хотела бы поговорить с тобой, Льюк. Ты можешь позвонить мне завтра после обеда?
- Прекрасно, душенька. Во сколько?
- В любое время, но только после обеда. До свидания, Льюк.
- До завтра, дорогая.
Уже с очередным стаканом в руке, он вдруг вспомнил, зачем звонил ей. Только теперь дошло, что он собирался поговорить с Марджи о Форбсе. Да ну его, к черту! В любом случае, он никак не мог повлиять на его судьбу, как бы она не сложилась.
Странно, откуда у Марджи этот дружелюбный тон. Особенно если учесть, что она сразу почувствовала, в каком он состоянии. Когда он надирался до чертиков, для неё это всегда было, как красная тряпка для быка.
Наверное, она действительно беспокоилась о нем… Но с какой стати?
И тут он вспомнил. Она всегда подозревала, что у него не очень устойчивая психика. Психоанализ, на котором она настаивала… А сейчас она, наверняка, подумала, что…
Но если он правильно угадал ход её мыслей, то тогда она попала пальцем в небо. Он будет последним, кто даст себя одолеть этим марсианам.
И, словно бросаяв вызов и Марджи, и марсианам, Льюк опрокинул ещё рюмку. Он ещё всем им покажет!
Именно в этот момент он заметил, что не один в комнате - на него смотрел марсианин.
Льюк повел в его сторону ходившим из стороны в сторону пальцем.
- Ва…м не удастся меня сломить… Это Я вас придумал…
- Джоннии, ты итак уже по уши в дерьме. Нажрался, как свинья.
Марсианин с отвращением взглянул сначала на Льюка, а потом на Грешэма, храпевшего на диване. Решив, что нет смысла связываться с этими двумя болванами, он исчез.
- Ну вот, разве… я не был прав? - пробормотал Льюк.
Отпил ещё глоток, а потом… у него едва хватило времени поставить рюмку на стол: голова его упала, и он мгновенно заснул.
Ему снилась Марджи. То он с ней крупно ругался, то… Несмотря на присутствие этих марсиан, все же сны продолжали оставаться делом чисто интимным.
Глава 5
Между тем, так называемый, Железный Занавес трясло, как листок дерева при землетрясении.
Руководители государства встретились с внутренней оппозициеей, против которой оказались бессильными чистки и репрессии.
Они не только не могли обвинить в этом капиталистов - поджигателей войны, но очень быстро обнаружили, что марсиане были намного опаснее их традиционных политических оппонентов.
Марсиане не очень-то переживали, что они не марксисты. Они вообще были против любой политической философии, независимо от её идеологической подоплеки. Им было совершенно безразлично, с кем они имели дело, с коммунистом или с капиталистом - своими шутками и издевательствами одинаково доставали и первых и вторых. Правительства, формы правления, демократия, тирания - все это были пустые слова для них. Как в теории, так и на практике. Они намекали, что там у них, на Марсе, существует какая-то особая, идеальная форма управления, но неизменно уклонялись от уточнения, что это за модель и как она работает, ограничиваясь лишь заявлением, что это не нашего ума дело.
Было ясно и другое: она не миссионеры. Никаких поползновений выступать с позиций оказания нам какой-то помощи. Их единственная цель: все знать обо всем и проявить себя с максимальной степени невыносимыми.
В результате всего этого, за Железным Занавесом наступил полнейший хаос.
Стало невозможным формировать общественное мнение! Марсиане проявляли страшный интерес к пропаганде…
Невозможно стало что-то скрывать. Марсиане, а это мы уже знаем, были безгранично болтливы.
В первые месяцы прокатилась целая волна чисток, снятия с руководящих постов. Многие пострадали.
Но через некоторое время все как-то утряслось. Надо было что-то предпринимать. Всем было ясно, что надо идти на некоторые уступки. Всех не устранишь и в Сибирь не сошлешь. Стали не то чтобы поощрять, но относиться терпеливей к некоторой свободе в прессе и даже, конечно не в стратегическом плане, к небольшим отклонениям от генеральной линии партии и правительства.
Да, грустно все это было, очень грустно…
Но самым ужасным была невозможность вести пропаганду, даже на государственном уровне. Факты и цифры, статистика, как в газетах, так и в официальных речах руководителей, должны были быть реальными, точными. Марсиане чуть ли не в экстаз входили и шумно разоблачали малейшие несоответствия с действительностью.
И я вас спрашиваю: как можно управлять таким кораблем, как Государство, в таких условиях?
Глава 6
Но и у капиталистов, поджигателей войны, дела шли не лучше. Да и у кого в эти времена не было трудностей? Чтобы не быть голословным, сошлемся на то, что произошло с Ральфом Блейз Уэндэллом. Родился он вместе с нашим веком, то есть в этот момент ему было ровно шестьдесят четыре года. Высокий, сутулившийся, худой, с седыми волосами и усталыми глазами. Да, ему здорово не повезло (а ведь вначале все говорило наоборот) быть избран президентом США в 1960 году.
Вы представляете себе: до очередных выборов в ноябре, он был главой государства со ста восьмьюдесятью миллионами жителей и шестьюдесятью миллионами марсиан.
В тот день - это было где-то к вечеру, в самом начале мая, прошло всего шесть недель после прибытия марсиан - он одиноко сидел за письменным столом в своем огромном кабинете с задумчивым видом.
Вокруг - ни одного марсианина. В этом не было ничего необычного. Марсиане редко беспокоили людей, которые находились одни; при этом им было все равно - президент ли это, диктатор, простой клерк или какая-нибудь гувернантка. Полное отсутствие уважения к людям распространялось в одинаковой степени на всех землян.