- Не сон, а какое-то испорченное пирожное, - пробормотала девушка, сев на кровати. Протерла глаза. - Где это я опять очутилась? - спросила она у колышущейся занавески. - Вроде бы и небо синее, да только уж чересчур синее. И у деревьев кроны как кроны, - она подошла к окну. - Но уж шибко зеленые, будто их нарочно опрыскали красителем. И воздух здесь не такой, как на Земле. Воздух с запахом корицы. Что за невидаль?
Постепенно она начала припоминать, как замерзшую, едва дышавшую, погрузили ее на корабль и доставили в благодатный край. Кто доставил? - Узкоглазая женщина, удивительно похожая на мисс-Корея две тысячи…
А вот и она, легка на помине! Входит, нарядная, улыбается.
"Как, Лючия, себя чувствуешь? - спрашивает елейным таким голоском, прямо противно становится. - Не болит нигде?"
- Не-а, не болит, - отвечает та, скрывая неприязнь.
- Вот и отлично! - восклицает тогда Сифо. - Как насчет небольшого путешествия на лотриксе?
Лотрикс - изобретение конструкторов Занго, двухместный летательный аппарат с выдвижными крыльями. Безупречно скользит по водной глади, идеален для речных прогулок. Любителям острых ощущений советуют обязательно испробовать новую функцию - превращение аппарата в хищную птицу.
У Сифо лотрикс превращался в орла, вернее, в некое подобие орла. Вся планета, казалось, была скопирована с Земли. Неумело и гротескно воссоздана. Куда ни глянь - сплошь пародия. И это быстро приедалось, набивало оскомину. Лючии пока не приелось, ей здесь всё было в диковинку.
Жужжа, точно шмель, нетрансформированный лотрикс следовал по улочкам, где прохаживался разный люд и резвились дети. В передней кабине машины, у руля, сидела Сифо, а сзади вертелась неуемная пассажирка, которая то там попросит остановиться, то здесь притормозить, чтобы полюбоваться фонтаном или поглазеть на расцвеченные витрины.
Азиатка услужливо исполняла просьбы туристки, проявляя недюжинное терпение и надеясь, что в скором времени это терпение будет вознаграждено. Она ожидала прибытия Арсена, условившись с хозяином виллы, что тот примет его у себя и в назначенный час отведет к баням на Южном склоне. Действие зелья, усыпившего человека-призрака, заканчивалось сегодня вечером, а это означало, что на Занго он прибудет не позднее полуночи, если Лючия ему дорога.
Но пока что время и погода располагали к отдыху. Мстительница и ее жертва, словно неразлучные подруги, бродили по городку, валялись на пляже, ели ванильное мороженое и делились суждениями, как ни в чем не бывало. Обед на открытом воздухе, живая музыка, смеющиеся ребятишки у водных горок и их бесконечно счастливые опекуны… всё это успокаивало, усыпляло бдительность и настраивало на тот беззаботный лад, какой был свойственен коренным жителям курорта.
Когда после обеда Сифо решила трансформировать лотрикс и взмыла вместе с Лючией к пресыщенному синевой небу, девушке невзначай вспомнились первые полеты с Арсеном, и сердце защемило от тоски…
День на Занго подходил к концу. Жара резко сменилась промозглым холодом, и ветер теперь дул непрестанно. Пенистые валы бились о берег, отступали и снова набрасывались, словно их целью было слизать весь песок подчистую. Линию горизонта заслоняла серая дымка, отчего создавалось впечатление, будто небо наплывает на море. Пляж был пустынен. Лючия зябко куталась в широкий шерстяной шарф и предавалась самым грустным мыслям. Сообразно ее настроению, небосвод стал темнеть и заволакиваться тучами, море грозно зарокотало, а ветер усилился. Пора было уходить. Сифо говорила, что найти ее можно будет в каких-то банях на Южном склоне, но где это - Лючия плохо себе представляла. Она упрашивала узкоглазую сильфорианку не оставлять ее одну, но та впервые проявила непреклонность, сообщив, что у нее срочное дело.
Идти вдоль полосы прибоя оказалось задачей не из легких, но добраться до Южного склона можно было только по пляжу. Иногда на пути встречались дети, чумазые и совсем не веселые. Одни безрадостно волочили за собой игрушечные ведерки, другие ревели, протирая грязными кулачками глаза. И ни одного взрослого поблизости. Какой-то мальчуган беспризорно сидел на скамейке и пинал сдувшийся мячик. Чуть погодя до слуха донеслись обрывочные фразы бранившихся возле киоска мужчин.
"Как странно, - подумала Лючия. - Еще недавно все были счастливы и довольны в этом процветающем городке, а как испортилась погода - испортились и настроения. Да и место это уже не назовешь процветающим. Неужели люди на Занго так метеозависимы? А что если они вообще не люди, что если они просто пародия на людей?"
Последнее предположение было немедленно отброшено.
- Нелепо! Здесь всё до смешного нелепо! - воскликнула она, тряхнув головой. - Когда наконец я очнусь от этого кошмара?!
Сизые тучи, искрясь мелкими молниями, клубились над самым пляжем, в ушах стоял гул, под ногами гудела земля. Да, это был сущий кошмар. Беспокойно носились взад-вперед большие белые чайки, волна громоздилась на волну, редкий лес, окаймляющий пляжную зону, раскачивался и скрипел, как несмазанные петли. Но вот справа потянулись невзрачные купальни с безобразными вывесками, на которых едва ли можно было что-нибудь прочесть. Нескончаемая череда монотонных построек. Девушка зашла наудачу в одну из них и, к своему облегчению, увидела там Сифо. Та лежала в наполненной до краев ванной и о чем-то спорила с соседкой, хмурясь и жестикулируя.
Правда заключалась в том, что какую бы дверь ни отворила Лючия, она неминуемо встретилась бы с Сифо. Хитрая азиатка, эта лисица с человечьим лицом, нарочно произвела в банях некоторые перестановки, чтобы подготовиться к приходу Арсена. Землянка явилась раньше. Что ж, это даже к лучшему. Оставалось дождаться последнего "игрока".
- Присядь-ка сюда, - Сифо небрежно указала Лючии на кресло с широкими подлокотниками, а сама продолжила дискутировать с партнершей на каком-то мелодичном языке.
Неплотно притворенная дверь в купальню постукивала щеколдой о брус, слышались завывания ветра и рокот разгулявшейся стихии.
Лючия было приподнялась, чтобы закрыть хлопающую дверь, но Сифо, следившая за нею, втолкнула ее в кресло одним лишь мановеньем. Девушка рванулась, что было сил, однако ее руки оказались прикованными к подлокотникам железными обручами.
- Что еще за шутки?! - вскричала Лючия. - Освободите меня!
Азиатка хранила невозмутимость. Вознегодовала ее собеседница:
- Что вы себе позволяете?! Отпустите девочку!
- Это для ее же блага, - сквозь зубы процедила Сифо, бросая по сторонам хищные взгляды. - Но где же главный виновник торжества? Запаздываешь Арсен, запаздываешь…
Стоило ей произнести эти "магические" слова, как потолочная лампа закачалась и замигала, а дверь распахнулась с такой силой, что, по логике вещей, ей следовало бы разлететься на кусочки.
"Виновник торжества" стоял на пороге, и вид у него был весьма воинственный. Сведенные брови, мечущий молнии взгляд, сжатые кулаки… Сифо при его появлении расцвела, точно петуния.
- Ни шагу дальше! - предупредила она, вылезая из ванной.
"Какой на ней безвкусный купальник!" - с отвращением подумала Лючия. Азиатка, между тем, завернулась в полотенце и прищелкнула языком, явно готовясь получить удовольствие от предстоящей сцены.
- Смотри, голубчик, что станется с твоей ненаглядной, - медоточиво проговорила она, указав на смуглую женщину, с которой недавно вела полемику. - Исключительно для примера.
Ее обреченная соседка вначале непонимающе улыбалась, однако, когда из отверстия для слива воды выполз длинный черный угорь и мгновенно обвился вокруг ее тела, закричала не своим голосом, перешедшим в сдавленный хрип. Через минуту удушенная жертва лежала на дне пустой ванной с застывшим выражением ужаса на лице. А угорь, поблескивая чешуей, с характерным шелестом просочился обратно в отверстие.
Исполнившись глубочайшего презрения к Сифо, Лючия отвернулась, за неимением возможности уйти. Зрелище казни было столь дико и неправдоподобно, что факт убиения просто не укладывался в мозгу. Упорно отказываясь верить в произошедшее, девушка запрокинула голову и закрыла глаза. И Арсен решил, что она в обмороке. Его, похоже, совсем не тронула сцена насилия. По крайней мере, он не выдал своего замешательства, что должно было несколько отрезвить хохотавшую мстительницу.
"Прости, прости! - мысленно воззвал к Лючии человек-призрак. - Втянул я тебя во всё это…" А она твердила и твердила, не разжимая губ: "Исчезни, исчезни, сгинь! Пусть сгинет убийца, и планета, и Арсен! Канут в небытие охотники за привидениями. Пусть всё вернется на круги своя! Я по-прежнему в монастыре, я брежу, просто брежу!". Однако, как она ни заклинала, безумный сон не кончался, и тут бы не помешало ущипнуть себя раз-другой, да только руки были прикованы к креслу. Бешеное неистовство бури, пароксизм исступления Сифо, мрачная непримиримость Арсена - ничто из этого не поблекло, но, казалось, приобрело еще большую насыщенность. Всё озлобленней обрушивались на гальку волны, и их ненасытный рев врывался в купальню. Дверь раскачивалась на петлях, как маятник.
- Если ты намерена свести счеты, я к твоим услугам, - с расстановкой проговорил Арсен, обращаясь к сильфорианке. - А ее наши выяснения отношений никоим образом не касаются, - и он кивнул в сторону Лючии. - Признаю свою вину: в тот день я сбежал, бросив тебя на произвол судьбы.
- Ага! Раскаиваешься! - вскричала мстительница. - Поздно, мой друг, поздно! Во мне не осталось ничего от прежней, наивной Сифо. А для тебя не сохранилось иного чувства, кроме ненависти.
- И эта ненависть пожирает тебя изнутри, - сказал Арсен, глянув на нее в упор и шагнув ей навстречу.
- Ты мне зубы не заговаривай, - гневливо отозвалась Сифо. - Девушка умрет страшной смертью, и в этом будешь повинен ты!
- Огонь ненависти иссушил тебя, подобно тому, как солнце выжигает степь, - он сделал еще несколько шагов по направлению к азиатке, оцепеневшей от звука его голоса. - Ты уподобилась пустыне, так возвращайся же в пустыню! - Он приблизился к Сифо почти вплотную, однако та даже не сделала попытки отстраниться, околдованная его интонацией. Вдруг яркая вспышка поглотила их обоих, вырвав их из купальни, а Лючия так и осталась сидеть, прикованная и неподвижная. Испарилась мрачная непримиримость, сгинул пароксизм исступления. Только шторм продолжал завывать да обгладывать побережье.
Громкой отповедью клокотал прибой, выговаривая ветру буйному, но тот даже не думал стихать, задувая в щели купальни и дребезжа деревянной вывеской.
"Брошена, забыта, одинока, - заработала коварная мысль, едва девушка огляделась и представила весь ужас положения. - Мне из пут выбираться теперь незачем, всё равно я на Занго не выживу… Добродушные люди выцвели, почерствели, едва разыгрался шторм. Что же сделают они с чужестранкою нищей? Не уступят ни крова, ни пищи".
Так жалела она себя, обливаясь слезами. И глаза бы выплакала, если бы не воротился Арсен.
- Где та женщина? - с места в карьер спросила Лючия, позабыв о своем несчастии.
- Я отправил ее на Сильфору, в пустыню снегов, - сухо ответил Арсен, словно бы само это воспоминание было ему неприятно, и вытер слезу у нее со щеки. - Стоило отлучиться на минутку, как мы уже хлюпаем носом! - Он улыбнулся своей обворожительной улыбкой и принялся за железные оковы.
* * *
На следующий день, рука об руку, прогуливались они по садам Боболи, в живописнейшем местечке Флоренции. Арсен был уже человеком и мог безбоязненно показываться на людях, как когда-то в юношестве. Лючия задумчиво шагала рядом, поглядывая на карниз палаццо Питти, красующегося над кронами стародавних деревьев. Как всё-таки хорошо на Земле! Каждое утро здесь свежо, каждый закат волшебен. И не нужно дрожать от холода или страха, не нужно скрываться…
- Я теперь свободен, - сказал Арсен как бы самому себе. - А ведь десять лет назад полагал, что загнан в тесные рамки. Да, если жаждешь свободы, следует прежде обрести ее в душе. И тогда не понадобится превращаться в призрак. Тогда весь мир внезапно откроется тебе, как на ладони…
- Вчерашние события, - начала было Лючия.
- Они как обрывки сновидений, да?
- Точно! Трудно вообразить, будто всё это случилось наяву.
- Но если б ты не сбежала от меня на Холодной планете, согласись, хлопот было бы гораздо меньше, - укорил ее Арсен.
- Ну, знаешь, если уж на то пошло, зачем ты вообще притащил нас на Сильфору? Ты, великий путешественник в пространстве!
- Ее название первым взбрело мне в голову, - тут он наклонился и подобрал с дорожки опавший листок.
Лючия тяжко вздохнула:
- Я до сих пор не понимаю, почему Сифо так озлобилась на нас. Хотя она, вроде бы, говорила, будто ты плохо с ней обошелся…
- О, не вороши былое! - воскликнул Арсен, с досады всплеснув руками. - Я надеялся похоронить эту историю раз и навсегда.
- Но если это правда, каков должен быть твой нрав! - гнула свое Лючия. - Ты пользуешься - и убегаешь! Как какой-нибудь мошенник.
Арсен остановился и пристально посмотрел на нее.
- Что сделала она с тобой, каких гадостей наговорила?! О, Сифо! Глубока же твоя ненависть, если даже в душе этой юной девушки тебе удалось посеять семена недоверия и распри!
- И никакие не семена! - раздраженно сказала Лючия, отдаляясь от него. - С момента нашего знакомства ты вечно ввергал меня в неприятности. Как тут не сложиться самобытному мнению?!
- Что ж, - Арсен понял: его мастерство убеждения здесь не сработает. - Раз ты считаешь, что я вор, что я изменник, то и сейчас, по твоему разумению, мне следует уйти со сцены, дабы не отступать от роли. Воспользовался, чтобы бросить, - хорошенькое амплуа!
Враждебно настроенная Лючия стояла поодаль, сверля его взглядом.
- Зачем разглагольствуешь? Просто уходи! - несдержанно ответила она. - Проваливай!
- Я так и знал, - печально сказал Арсен. - Когда одна сторона не желает понимать другую, отворачивается, затыкает уши, о каком примирении может идти речь!
- Повторяю, проваливай, убирайся! - крикнула Лючия и быстро зашагала по аллее, прочь от надоедливого спутника.
Тот даже не подумал ее преследовать, но, проводив взглядом удаляющуюся фигуру, двинулся в обратный путь, так что флаги палаццо маячили теперь у него за спиной.
- Как будет угодно, прекрасная синьорина, - тихо проговорил он. - Но имейте в виду, это еще не конец. Я чувствую, что не конец…
Часть пятая
Она нагрянула домой, как вихрь. Ее отец, не отрываясь от газеты, буркнул "Добрый день" и смачно отхлебнул кофе. Мать выглянула из спальни, и ее единственным приветствием было взволнованное "Лючия, доченька!". На приставания младшей сестренки - ноль реакции. Девушка взбежала по лестнице и заперлась в верхней комнате. До самого ужина ее было не видно, не слышно.
- Приехала из монастыря, расстроенная, - причитала мать, разговаривая с соседкой по телефону. - Может, повздорила с кем? Я уж и не знаю, что думать! С нами-то ни словом не обмолвилась.
Сестра, недавняя именинница, болталась по коридору и назойливо канючила:
- Лючия, ну Лючия! Открой!
Какой-то предмет глухо ударился о дверь изнутри и с шелестом упал на паркет - сборник сочинений Родари.
Позже, ввечеру, отец робко постучался к ней в комнату, справившись, не нужно ли ей чего. Ответом было довольно-таки грубое "нет", и на этом диалог с родителями прервался.
Очень трудно поступать наперекор велениям сердца. Даже когда разум не дремлет, чувства восстают и прорываются наружу. Однако наша героиня сумела ослабить их натиск и на следующее утро являла собой образец кротости и послушания. Это утро ознаменовало для нее начало нового этапа - этапа жизни "без Арсена". Внезапное увлечение дочери естествознанием словно бы подхлестнуло родителей и погнало их в город за книгами, научными журналами и набором для юного натуралиста. В тот же день Лючии был предоставлен микроскоп со множеством разных колбочек, пинцетиков, стеклышек и другой мелкой утвари, к которой, впрочем, девушка скоро утратила интерес. Незаконченный гербарий так и остался пылиться у нее на полке, после того как она направила свои помыслы к астрономии и физике. С астрономией тоже не сложилось, и подзорная труба последней модели, за которую была уплачена немалая сумма, закатилась под кровать. Лючия металась от одного занятия к другому и не могла сосредоточиться ни на повторении нотной грамоты, ни на изучении иностранных языков. Иногда, изнывая от безделья, она садилась за старый, брюзжащий рояль и наигрывала дрянные мотивчики, не доставлявшие радости ни ей, ни ее близким. Потом вдруг, ни с того ни с сего, хлопала крышкой инструмента и уходила к себе.
Так длились ее серые будни, будни без просвета, хотя днями напролет на небе сияло летнее солнце. Но впустить это солнце в душу оказалось сложнее, чем в грязный барак с закопченным окном.
Когда в Сиене начались долгожданные скачки Палио, глава семейства Сафокло без промедления скомандовал "едем!" и, озаботив жену сбором провизии, отправился мыть машину. Лючия была против, невзирая на то, что ее одолевала хандра. А может быть, именно по этой причине. Зачем уезжать куда-то, тащиться за семь верст, только чтобы поглядеть на взмыленных лошадей, взметающих клубы пыли, да на красных от возбуждения, крикливых итальянцев, проматывающих состояние в погоне за выигрышем? Там будет грязь, вонь, давка… Не лучше ль отсидеться в родимом гнездышке, где всё так привычно и спокойно?
Мать невозмутимо выслушала доводы дочери и, не моргнув глазом, снарядила ее за покупками. "Слушайся отца и не вздумай перечить, - сказала она назидательным тоном. - Из-за тебя никто не станет нарушать семейные традиции".
Ах, эти традиции! Почему бы не пренебречь ими? Почему бы не взбунтоваться? У Лючии за плечами - крыльцо отчего дома, в кармане - набитый кошелек. И она будет набитой дурой, если не воспользуется ситуацией. Нужно лишь свернуть в другой переулок, пройти по мосту - и перед тобой расцветут бескрайние луга, а за ними - деревушка, где тебя вряд ли подумают искать. Лючия прибавила шагу, рассчитывая быть вне зоны доступа, когда ее хватятся. Поймала попутку да укатила за холмы…
Так и не выяснилось, что стало с ее семьей. Отец, мать, сестренка - они исчезли все трое, точно как стираются записи мелом со школьной доски. Восемь лет спустя она по-прежнему оплакивала родных и горько сожалела о своем безрассудном поступке, с каждым днем всё глубже увязая в тине уныния. Жила она теперь в многоэтажной новостройке, на окраине Флоренции. Соседние квартиры пустовали, как, впрочем, и ее собственная, поскольку ей приходилось день-деньской вкалывать на работе, хотя от продажи дома с синей крышей были выручены немалые деньги. Деньги… их всегда не хватает тому, кто видит в них смысл своего существования. Лючии они заменили и мать, и сестру, и отца. Выбей кто у нее из-под ног опору, именуемую капиталом, - и наступило бы опустошение. Она бы скрючилась засохшей смоковницей, не способной дать урожай.
Работа в туристической фирме не приносила большого дохода, зато задерживала Лючию допоздна. Она бы и ночевала прямо там, на месте, лишь бы только не возвращаться в необитаемую квартиру, где из растений был единственный фикус, да и тот завял. Некоторые из коллег жалели бедняжку, некоторые держались высокомерно, и едва ли ей удалось завести с кем-нибудь из них близкое знакомство.