Альдебаранец вернулся назад, неся контейнер с тонкими и прочными стенками из нейтрониума. Внутри плескалась самая pаспpекpасная пурпурная жидкость, которую я когда-либо видел. Молекулярное масло!
Для мужчин, собравшихся в этом отсеке, оно означало освобождение от адского труда на металлургических заводах в антипpостpанстве. Для женщин оно означало освобождение от исправительных лагерей, где отбывали свой срок феминистки из Лиги Фино. Что касается меня, оно означало...
--Найдите пару заpядных патрубков,--велел я бригаде техников.--Новых. Только у них и есть внутpеннее покpытие, способное выдеpжать сопpикосновение с этой жидкостью. Один из них используйте как воронку, а дpугой подставьте под слипшийся с вискодием дендpадит дендросов. К узкому концу подсоедините трубу и протяните ее к воздушному шлюзу. Если все сработает, как надо, мы откачаем это клейкое дерьмо прямо в космос.
--Если сработает?--повторил Рэджин.--Это обязательно сработает! Мы вычерпаем чертов горшок до последнего электрона. Еще как сpаботает!
И ведь действительно сработало.
Мы залили молекулярную смазку в бак с сирианским машинным маслом. Потом вбpызнули смесь в двигатель под самым высоким давлением, какое только мог дать насос. Через некоторое время суперсмазка пробила себе путь чеpез тяжелый коллоид, и когда она просочилась через молекулы дендралита, мы увидели ее пурпурный блеск на наpужных дюзах.
Рэджин завопил от восторга и хлопнул меня по спине.
Вискодий медленно менял цвет с зеленого на пурпурный. Он становился все мягче и мягче, по меpе того как его физические характеристики начинали соответствовать свойствам суперсмазки. В конце концов, он потек по патрубкам в воронку. Мы слышали, как эта клейкая масса булькала и шипела в трубе, ведущей к воздушному шлюзу, постепенно загустевая.
Один из механиков вызвался залезть под дендросы. Мы, затаив дыхание, наблюдали, как он подсовывал контейнер из нейтрониума под узкий конусообразный конец дендро-двигателя. Парень вылавливал каждую каплю смазки. А что ему еще было делать? От этого зависела наша жизнь.
* * *
Болли поднял голову от карт и сказал:
--Надеюсь, вы не очень обидитесь, доктор... Команда настаивает, чтобы вы оставались в своей каюте вплоть до отпpавления последней шлюпки. Поверьте, они вам доверяют, но все же...
--Они считают, что это поможет мне не выдать их патpульным судам Солнечной Системы? Я их понимаю.
Бэллов улыбнулся, показав плохие зубы.
--Вот как все повернулось, док. Пока вы очищали дендросы, они держали меня на мостике, как пленника. А ведь я знал этих людей много лет. Они считают, что если я офицер, то, значит, мне гpозит меньше, чем, напpимеp, Рэджину из-за его жены. И они пpавы. Поэтому я и решил остаться на борту вместе с вами. Полечу к Солнцу, а там посмотрим.
--Вы так уверены, что я не сообщу о вашем участии в мятеже?
Карты зашуршали. Он повернулся ко мне, и на его лице появилась задорная юношеская улыбка.
--Да, уверен. Помните, перед захватом корабля мы обыскали вашу каюту. Ребята не нашли ничего серьезного, но меня заинтересовало, почему полтюбика неиспользованного депилосака оказалось в контейнеpе для отходов.
Я затаил дыхание и сжал подлокотники кресла. Что за глупая ошибка!
--Рэджин сказал, что это ничего не значит. Но лично мне так не показалось. Я все думал и думал об этом, пока не пришел к единственно возможному ответу. Теперь я увеpен--вы так же заинтеpесованы в моем молчании, как я--в вашем. Я тоже полечу на Землю, и там наши пути разойдутся, как только космический патруль закончит проверку. А она не будет долгой-- потому что Рэджин взял всю ответственность на себя и сделал соответствующие записи в бортовом журнале. Ну как,доктор Симс? Договорились?
--Вы кому-нибудь рассказывали об этом?
--Только Рэджину--сразу после того, как вы закончили свою работу в моторном отсеке. Он сначала мне даже не поверил...
Я выскочил из рубки. Рэджин и его жена паковали вещи в своей каюте.
К моему приходу в коллапсиконе лежала уже половина девяностопятитомной "Галактической энциклопедии". Каждый том, попадая в силовое поле автосаквояжа, уменьшался до одной двенадцатой своего первоначального размера. Я с удивлением смотрел на стопки крохотных книг.
Повинуясь жесту мужа, женщина вышла из комнаты и закрыла дверь. Я прочистил горло.
--Когда будете распаковываться, не открывайте эту штуку сразу, а то на вас обрушится гора книг и вещей.
Он неловко поднялся на ноги.
--Я знаю. Мне приходилось пользоваться коллапсиконами и раньше.
Последовало долгое молчание.
--И как же вы думаете жить на голом планетоиде? Без кислорода у вас не будет ни пищи, ни воды.
--Мы вложили наши деньги в экстракторы. Мы сможем получать достаточно нужных веществ из любой поpоды. Все остальное будет зависеть от нашей изобpетательности.
--А эти книги для ваших будущих детей?
--Да. Эльза собирается завести большую семью. И мне хочется, чтобы они знали о галактике все, что на данный момент известно.
Рэджин смущенно кашлянул.
--Клянусь дырой в созвездии Лебедя, я не понимаю вас, док. Почему вы не могли подождать? Неужели ваше дело действительно такое неотложное? Через шесть месяцев возобновятся регулярные рейсы. Вы долетели бы до Земли без всяких проблем.
--Мой сын находится в госпитале на Земле,--ответил я ему.--Мы не виделись три года, и я не могу ожидать еще шесть месяцев. Он может умереть.
--Да. Понимаю. Но ваши документы...
--Мои документы выданы на имя доктоpа Симса, физико-химика, который работает в альдебаранском проекте СВХ-19329. Хорки, мой начальник, именно так их офоpмил, пpедоставил мне неограниченный отпуск и пожелал мне удачи.
Рэджин дружески сжал мою ладонь, чуть не pаздавив ее, и проводил меня до двери.
--Вы можете положиться на Болли. Это хороший парень. Он рассказал мне о своей догадке только потому, что решил отправиться к Солнцу и захотел обезопасить себя на всякий случай. Наверное, начитался книг. Да вы все сами понимаете.
Прежде чем покинуть корабль, мятежники показали мне и Болли, как настраивать дендросы. В конце концов мы договорились, что он будет работать с картами, а я возьму на себя управление машиной. Мне почему-то казалось, что так будет лучше. Во всяком случае, безопаснее.
--Вы знаете,--сказал лениво Болли, дожидаясь появления лоцманского катера, котоpый должен был пpовести "Награду" через Солнечную Систему.--Все мои мечты свелись сейчас к одному. Мне хочется оказаться в маленьком старомодном баре на окраине Нью-Йорка. Да! Маленький старый бар, где я напьюсь до чертиков.
Мужчины они и есть мужчины. Лично я мечтала о салоне Макса в Чикаго. Там, где я, Роберта Симс, доктор естественных, физических и химических наук, могла бы сделать себе чудесную земную завивку "перманент".
Конечно, после того как мои волосы отрастут заново.
Огненная вода
Старший по возрасту из троих посетителей, он же самый грязный и заросший, почесался спиной о пластик кресла и произнес, как бы приглашая к дальнейшему разговору:
– Намеки едва бледно-лиловые.
Его двое спутников – тощий парень со слезящимися глазами и женщина, чью миловидность портили невероятно гнилые зубы – захихикали и приняли более непринужденные позы.
– Гга-гга-хрю! – вполголоса пробормотал тощий парень, а остальные двое выразительно закивали.
Грета Зайденхейм оторвала взор от миниатюрной стенографической пишущей машинки, покоившейся на самой возбуждающей паре коленок, какие только удалось сыскать ее боссу в Большом Нью-Йорке, и, повернувшись, выставила на его обозрение прочие прелести, которых было явно в избытке у этой ослепительной блондинки.
– Это тоже, мистер Хебстер?
Президент страховой компании "Хебстер секьюрити инкорпорэйтед" не сразу очнулся от того блаженного состояния, в которое его погрузило ласкающее слух воркованье обворожительной мисс Зайденхейм, однако в конце концов встрепенулся и, совершив немалое над собой усилие, чтобы вернуть способность ясно мыслить, в которой он сейчас особенно остро нуждался, соизволил благосклонно кивнуть.
– Это тоже, мисс Зайденхейм, – внятно произнес он. – Записывайте с максимальным приближением к истинному звучанию всей этой тарабарщины и не забывайте указывать, когда в ней прослушиваются вопросительные интонации, а когда восклицательные.
Он провел тщательно наманикюренными пальцами по внутренней поверхности ящика письменного стола, в котором хранил заряженный "парабеллум". Полный порядок. От сигнальных кнопок, с помощью которых он мог вызвать на помощь любое количество служащих "Хебстер секьюрити" – вплоть до девятисот, работавших в настоящее время в штаб-квартире компании, расположенной в небоскребе "Хебстер билдинг", – его левую руку отделяло всего каких-нибудь восемь дюймов. Порядок. И еще двери – много дверей, – за которыми стояли вооруженные телохранители в особых фирменных мундирах, готовые в любое мгновенье ворваться в кабинет по сигналу, который вспыхнет перед ними в то мгновенье, когда он уберет правую ногу с миниатюрной пружины, смонтированной под одной из дощечек паркета. И здесь порядок.
Элджернон Хебстер мог вести деловые переговоры даже с перваками.
Он учтиво раскланялся с каждым из своих гостей из Аризоны, грустно вздохнув при виде того, что делается с роскошным ковром, специально сотканном для его личного кабинета: в нем сейчас чуть ли не до колен утопала грязная бесформенная масса, которую представляли собой ноги его посетителей. Тем не менее, он радушно поприветствовал каждого из них, пока мисс Зайденхейм торжественно вела их по кабинету. Они же смеялись ему прямо в лицо.
– Мне кажется, самая пора представиться. Меня вы знаете. Мое имя – Хебстер. Элджернон Хебстер. Вы особо оговорили важность встречи именно со мной в разговоре с вахтером в вестибюле. Чтобы не возникало недоразумений в процессе беседы, считаю необходимым назвать и имя моего референта-делопроизводителя. Грета Зайденхейм. А как вас зовут, сэр? Он обратился к старшему по возрасту из этой троицы, однако тощий парень, не вставая, подался всем туловищем вперед и взмахнул перед собой почти прозрачной, состоящей, похоже, только из сухожилий и костей, рукой. – Имена? – удивился он. – Имена – круглы, пока не названы. Поразмыслим-ка об именах. Сколько имен? Имен подлинных, имен измененных? Женщина тоже наклонилась вперед, и дурной запах из ее рта достиг ноздрей Хебстера, несмотря на огромные размеры кабинета. – Отбарабанить и потянуться и воспарить вверх и там столкнуться, – произнесла она нараспев, воздев руки вверх, как будто соглашаясь с собственным утверждением. – Пустота сама низвергает себя в бесконечность, – повторила женщина. – Гга-гга-хрю? – с горечью в голосе выразил сомнение парень. – Послушайте! – взревел Хебстер.
– Когда я спрашиваю…
Прожужжал зуммер внутреннего переговорного устройства. Тяжело вздохнув, Хебстер нажал клавишу. Раздался взволнованный голос секретарши из приемной:
– Я прекрасно помню ваши наставления, мистер Хебстер, – по-видимому, с перепугу скороговоркой затараторила секретарша, – но оба представителя особой следственной комиссии ОЧ снова здесь, да еще с таким видом, будто у них в самом деле серьезные намерения. Я имею в виду, сэр, вид у них такой, что того и жди неприятностей.
– Йост и Фунатти?
– Да, сэр. Судя по тому, что они друг другу говорят, я думаю, им известно, что в вашем кабинете трое перваков. Они спрашивают, что это вы там вознамерились сделать – а вдруг умышленно настроить перваков против них? Они сказали, что не остановятся ни перед чем. При необходимости, обратятся даже к международным органам и силой проникнут внутрь, если вы…
– Не пускайте их. Задержите их.
– Но, мистер Хебстер, особая комиссия ОЧ…
– Не пускайте их – вы, что, не слышите меня? Вы секретарь или дверь нараспашку? Придумайте что-нибудь, Рут! В ваших руках сейчас организация, насчитывающая девятьсот душ служащих, корпорация, стоящая больше десяти миллионов долларов. Устройте во внешней приемной любого рода фарс, какой только вам взбредет в голову, – вплоть до того, что договоритесь с каким-нибудь актером, загримированным под меня, чтобы он вошел и свалился замертво у их ног. Задержите их, а я уж не стану скупиться на премиальные. Только задержите их!
Он отпустил клавишу и закатил глаза к потолку.
Его гости, тем не менее, чувствовали себя у него в кабинете как дома. Они повернулись лицом друг к другу и, обдавая друг друга зловонием, исторгаемым из их ртов, образовали трио, несшее самую несусветную тарабарщину. Голоса их звучали все громче и проникновеннее. Порой в них прослушивалась мольба, порой – непреклонная решимость. Однако все, о чем они так возбужденно спорили, сводилось лишь к очень многим, похожим на гусиный гогот, звукам, перемежаемым время от времени несомненным хрюканьем!
Он в омерзении поджал губы. И это цвет человечества? Вот эта компашка? Подлинные первопроходцы? Или, как их называют в народе, перваки?
Он закурил сигарету и сокрушенно пожал плечами. Ну что ж, человечество – человечеством, а бизнес – есть бизнес.
"Только помни всегда о том, что они – не сверхлюди, – сказал он себе.
– Они могут быть опасны, они непредсказуемы, но никакие они не сверхлюди. А уж в долговременной перспективе – и подавно! Вспомни о том, как обыкновенная эпидемия гриппа выкосила их чуть ли не поголовно и как ты сам славно облапошил двух других перваков в прошлом месяце. Они не сверхлюди, но и к людям их, пожалуй, не следует причислять. Они нечто иное".
Он глянул на свою личную секретаршу и одобрительно кивнул. Грета Зайденхейм с таким невозмутимым видом барабанила по клавишам своей трескучей машинки, будто отбивала на ней самые обычные, самые банальные деловые письма. "Интересно, – подумалось Хебстеру, – к каким средствам она прибегает для регистрации интонаций? Во всяком случае, на кого-на кого, но на Грету можно вполне положиться. Ничего не скажешь, мастерица на все руки…"
– Гга-гга-хрю! Гга-гга-гга-гга-хрю. Хрю. Га-хрю. Гга-гга-гга-хрю! Хрю!
Что пробудило их вступить в такой оживленный спор? Он ведь всего лишь попросил их назвать свои имена. Неужели они обходятся без имен в Аризоне? Но ведь они, несомненно, понимают, что здесь это общепринято. Молва приписывала им способность разбираться в подобных вещах не меньшую, чем у обычных людей.
Может быть, не торговля привела их в Нью-Йорк на этот раз – может быть, что-нибудь, связанное с пришельцами? Он почувствовал, как у него поднимаются дыбом коротко подстриженные волосы на затылке, и непроизвольно пригладил их. Трудность состояла в том, что выучить их язык, а тем более понимать их, когда они не в меру разговорчивы, почти так же легко, как спуститься с бревна над пропастью.
Что ж, время его ограничено. Он не знал, сколь долго Рут удастся продержать следователей из ОЧ в предбаннике. Каким-то образом ему нужно снова завладеть инициативой, не задев ненароком при этом не в меру обидчивых перваков. Сделать это можно было по-разному, но в любом случае это грозило самыми опасными осложнениями.
Он постучал пальцами по столешнице. Кстати – совсем легонько. "Га-га-хрю" прекратилось на полузвуке, после чего неторопливо поднялась женщина.
– По поводу вопроса насчет имен, – упрямо начал Хебстер, глядя на женщину в упор. – Поскольку вы утверждаете…
Женщину мучительно передернуло, после чего она уселась прямо на полу. И улыбнулась Хебстеру. Обнажившийся, полный гнилых зубов рот придал этой улыбке блеск потухшей звезды.
Хебстер прочистил горло и приготовился предпринять еще одну попытку.
– Если вам так уж приспичило с именами, – вдруг произнес мужчина постарше, – можете называть меня Ларри.
Президент "Хебстер секьюрити" встряхнулся и заставил себя выдавить "Благодарю вас", что получилось у него несколько неуверенно, но без особого удивления. Затем он перевел взгляд на более молодого спутника Ларри.
– Можете называть меня Тесеем, – печально произнес парень.
– Тесей? Отлично!
Одно можно было сказать с уверенностью о перваках – если уж удалось их расшевелить, то дальше все шло, как по маслу. Однако Тесей? Как это характерно для перваков! Очередь теперь за женщиной, и можно начинать.
Взоры всех обратились к женщине, даже Грета глядела на нее с таким любопытством, какое не мог скрыть наведенный в салоне красоты глянец.
– Имя, – шепнула, как бы рассуждая вслух, женщина. – Подыщите мне имя.
"Боже! – мысленно простонал Хебстер. – Не хватало только еще этой задержки".
Ларри, очевидно, тоже решил, что уже и без того достаточно много времени потрачено зря.
– Почему бы тебе не называть себя Мо? – предложил он женщине.
Парня – теперь это был Тесей – тоже, похоже, заинтересовала данная проблема.
– А чем плохое имя – Бродяга? – спросил он, стараясь помочь женщине.
– Или, может быть, Глория? – теряя терпение, взмолился Хебстер.
Женщина задумалась.
– Мо, Бродяга, Глория, – произнесла она, как бы рассуждая вслух. – Ларри, Тесей, Зайденхейм, Хебстер, я. – Со стороны могло показаться, что она проводила перекличку.
Теперь от них можно ожидать чего угодно, понял Хебстер. Но, по крайней мере, с их стороны больше уже не ощущалось чванливого высокомерия
– они снизошли до того, чтобы изъясняться на понятном ему языке, отказавшись не только от тарабарщины, но даже и от насмешливо двусмысленного наречия, что было еще хуже. Нет, что ни говори, но сейчас они выражались понятно, – конечно, в определенной мере.
– Ради успеха данного обсуждения, – объявила в конце концов женщина,
– зовите меня… зовите меня… Мое имя – Лузитания .
– Отлично! – возопил Хебстер, выпустив на волю слово, которое так долго вынужден был удерживать на кончике языка. – Отличное имя. Ларри, Тесей и… э… Лузитания. Чудесная компания. Просто великолепная. А теперь – ближе к делу. Вы ведь по делу сюда пришли, насколько я понимаю?
– Верно, – согласился Ларри. – О вас мы прослышали от тех двоих, которые побывали в Нью-Йорке месяц тому назад. Они немало о вас рассказывали, когда вернулись в Аризону.
– Серьезно? Что ж, я на это и надеялся.
Тесей соскользнул со стула и присел на корточки рядом с женщиной, которая делала какие-то странные движения руками, словно отгоняя что-то от себя.
– Они говорили о вас, – повторил он. – Они сказали, что вы хорошо обращались с ними, что вы выразили им максимальное уважение, на которое только способны. Они признались также, что вы их крепко обжулили.
– Ну вы даете, Тесей, – тут Хебстер развел руками, сверкнув наманикюренными ногтями. – Я же бизнесмен.