И что тогда оставалось? Оставался, пожалуй, единственный вариант. Где-то существует тайный объект, для обслуживания которого требуются люди. И воспитанники детских домов для этих целей подходят как нельзя лучше. Они сироты, и это хорошо, лишний раз родственники интересоваться не будут. Исчезновение такого человека из мира проходит безболезненно. Люди в наше время соседями не особенно интересуются, а тут вообще круглый сирота. Уехал и уехал. Кому какое дело до того, куда он уехал? И привязанностей у сироты в мире нет, тосковать особенно не станет, особенно если рядом с ним друзья по детскому дому. Но если дело обстояло именно так, то каких размеров должен был быть такой объект? Или их несколько? Помнится, ходили слухи о подземном городе под Москвой, в котором постоянно живет персонал. Говорят, там даже заводы есть. Самое место для детдомовцев…
Крикунов полежал немного, встал и подошел к окну. Некоторое время он разглядывал пустырь за окном, недостроенный дом напротив, потом вернулся на диван и снова лег, закинув руки за голову.
А если это не объект? Если люди задействованы в какой-нибудь секретной программе? Между прочим, тоже вариант. Мало ли у нас их было? И несомненно, что такие программы существуют и будут существовать. А охраняются они серьезно и основательно. Но если дело обстояло именно так, то и сомневаться не стоило, что Крикунов в их поле зрения со своими душевными движениями и бурной почтовой деятельностью уже попал. От этого Льву стало совсем не по себе. Прихлопнут, как муху.
Прошло еще несколько дней, поступили очередные ответы из других городов, и выяснилась еще одна интересная деталь. Даже две. Несколько человек оказались прописанными в Московской и Новгородской областях, они значились прибывшими из Новосибирска, но оттуда у журналиста справки уже пришли, и по ним выходило, что эти люди в Новосибирске никогда не проживали. Просто возникли они неизвестно откуда. И все эти люди значились работниками ООО "МСП". Что это за ООО, еще только предстояло узнать, и тот факт, что контора эта значилась гражданской, Льва никак не успокаивал. Секретные объекты всегда залегендированы, поэтому трудно даже представить, на что ты наткнешься в результате своего журналистского расследования. И еще - дамочки детдомовские, что замуж повыходили, они ведь в основном со своими детдомовскими браком сочетались, а следовательно, были в курсе, где находятся их мужья. Впрочем, след этот оказался довольно скользким. После регистрации брака девицы чаще всего меняли паспорта на фамилию мужа, после чего выписывались, и далее их след также терялся.
Крикунов долго прикидывал, не рассказать ли ему всю эту историю главному редактору, несколько раз он порывался это сделать, но что-то удерживало его, а потом события помчались вскачь, они стали совершенно неуправляемыми, и от Льва уже ничего не зависело.
- Лева, - доверительно сказала главный бухгалтер газеты. Была она женщиной неопределенного возраста и при этом удивительно честной. Потому ничего и не боялась. Бухгалтерской работой она занималась еще с начала пятидесятых годов. - Куда вы вляпались, Левушка? Крикунов отвел глаза в сторону.
- А куда я мог вляпаться? - философски сказал он. - В растлении малолетних не замечен, не ворую, банки не граблю, живу на свои, на кровные, что платят… Вы о чем, Элеонора Моисеевна?
- Не знаю, как у вас обстоят дела с малолетними, - поджала губы главный бухгалтер, - но вами уже интересовались компетентные люди из серьезной конторы. Даже ваше личное дело смотрели, вы представляете?
Крикунов представлял. То, что кто-то изучал его личное дело, Льва абсолютно не интересовало. С таким же успехом эти компетентные люди из серьезной конторы могли бы читать "Войну и мир" Льва Николаевича Толстого. Ну скажите на милость, что можно почерпнуть из личного дела? То, что научных степеней он не имеет? Или тот факт, что журналист Крикунов состоит в Союзе журналистов России? Это только в глазах Элеоноры Моисеевны факт изучения его личного дела неизвестным, но компетентным лицом являлся значительным и тревожным фактом. Самого Крикунова больше тревожило именно то, что объявилось компетентное лицо, которому зачем-то понадобилось его личное дело. Это означало, что он попал в чье-то поле зрения, что его переписка с адресными бюро страны не осталась незамеченной, а это, в свою очередь, могло означать лишь то, что журналист Бойцов оказался на верном пути и сунул свой нос туда, куда его совать категорически не рекомендовалось. При мысли об этом Лев Крикунов спиной ощутил неприятный холодок, словно его голого в сыром подвале прислонили к холодной батарее парового отопления.
Знаменитая поговорка о любопытной Варваре, которой нос оторвали, могла оказаться пророческой.
- Элеонора Моисеевна, - спросил Лев. - А… откуда он был?
- А то вы не знаете? - гордо сказала женщина, выпрямляя спину. - Я вам говорила, не пишите вы про эти гей-клубы, сами знаете, какие влиятельные лица их сейчас посещают. Господи, все в мире переменилось, Лаврентий Павлович хоть настоящим мужчиной был, он любовниц имел, любовниц, Левушка, а не любовников!
Крикунов пошел в туалет, постоял, нервно выкурив две сигареты подряд, но решения не принял. Больше всего ему хотелось пойти домой и выбросить злополучную парку с адресными справками в мусоропровод. Однако он с тоской осознавал, что это не поможет. Прикосновение к тайне предполагает знание, если уж ты что-то узнал; то бесполезно выбрасывать бумаги, знание остается в голове, и от него никуда не денешься. Глупо было полагать, что представители этих чертовых компетентных органов таких вещей не понимали.
Глава девятая
Видели вы, как ведет себя лягушка, на которую охотится уж?
Попискивает, зараза, протестует, а все равно к нему в пасть прыгает. Нечто подобное происходило и с Крикуновым. Все он понимал, последствия своего поведения прикидывал, а все равно удержаться не мог. Другой бы давно выбросил пухлую палку с собранными документами в мусоропровод, а еще лучше - сжег бы ее к чертовой матери, чтобы в соблазн не вводила, а Крикунов ее хранил, мало того, он еще и пытался найти обозначенных в справке людей. Журналист походил на школьника, ворующего из банки варенье. Знал ведь, что накажут, а удержаться не мог.
Николая Ивановича Девятчикова, который, по данным адресного бюро, значился прописанным в Сходне, дома не было, вместо него на звонки Льва сухо и официально отзывался автоответчик.
Инна Владимировна Гомес отказалась от встречи наотрез, едва лишь услышала, что разговаривает с журналистом.
Больше Крикунов ей дозвониться не смог, трубку на другом конце провода никто не поднимал.
До Антонина Войтеховича Зелинского он все-таки дозвонился. Но, узнав о цели предстоящей встречи, тот коротко выругался и бросил трубку. Разумеется, за всю его журналистскую жизнь Крикунова в это место посылали, и не раз, но, положив трубку, он снова почувствовал азартное беспокойство - вот сейчас этот самый Зелинский позвонит куда надо, и оттуда явятся разобраться с настырным журналистом. А может, и появляться никто не будет - раздастся телефонный звонок и сухой официальный голос пригласит его для беседы в орган, из которого ты можешь и не вернуться. Времена, конечно, пошли не те, но перед органами Лев Крикунов испытывал страх, живущий в каждом интеллигенте и передающийся от одного человека к другому на подсознательном уровне.
Обошлось.
ООО "МСП" оказалось зарегистрированным в далекой и неизвестной Льву Царицынской области, что располагалась на реке Волга. В справочниках об этом предприятии ничего не было, да и источники информации в различного рода ведомствах об этой организации ничего не знали и не слышали, а ехать в этот чертов Царицын было накладно, да и время не позволяло.
Между тем дела в газете пошли значительно хуже. Куда-то исчез спонсор, щедро финансировавший "страшилку", перестали поступать деньги за рекламу. Главный редактор начинал свои совещания с единственного вопроса- где взять деньги на издание следующего номера. Все стыдливо молчали, глядя в пол, хотя все присутствующие понимали, что распадется газета и каждый из них окажется на улице. Вслух этого, разумеется, никто не говорил даже в курилке, говорить об этом было просто неприлично, но постепенно в коллективе газеты стали преобладать чемоданные настроения.
Наконец ушел редактор отдела новостей. Ушел он не бог весть куда - в затюканные "Про и контра" на малооплачиваемую должность, но это послужило сигналом для остальных.
Крысы побежали с корабля, еще находящегося на плаву, но уже обреченного.
Тут уже стало не до журналистских расследований.
Нет, Лев Крикунов мог бы вообще бросить работу. К тому времени у него сложились неплохие связи со многими редакциями, которые охотно принимали для опубликования его материалы. Но он привык каждый день появляться на работе, оказываться в гуще дневных событий и новостей, ему было сложно изменить ритм своей жизни, складывавшийся в течение последнего десятилетня.
Происходящее в ряд случайностей никак не вписывалось. В глубине души Лев Крикунов считал, что все это является следствием его прикосновения к тайне. Докопался, вот и началось давление. Он даже не задумывался над вопросами. На кой хрен неизвестной силе мстить именно газете, а не ему лично. Наверное, это было самомнением. Каждому человеку свойственно переоценивать себя. Крикунов исключением не был.
Редактор в разговоры с ним не вступал, все шло уже устоявшимся порядком, и никаких особых изменений в отношениях редактора к нему, Крикунову, Лев не замечал.
У каждого человека есть полоса невезения. Попал в такую полосу и Крикунов. Похоже, что все и в самом деле началось в Орехове с дохлой мухи, которая притворилась кусочком картофеля фри. Квартиру журналиста обворовали. Неизвестно, на что рассчитывали грабители, какую поживу предполагали найти в обшарпанной однокомнатке, но факт остается фактом - дверь в квартиру выломали, а все скудное имущество Крикунова безжалостно перевернули. Разумеется, Лев тут же сопоставил кражу с проводимым им расследованием. Немного смущало, что папку с документами воры не взяли, а просто разбросали бумаги по комнате и кухне, но Лев твердо полагал, что это еще одно предупреждение. В милицию он, разумеется, не заявлял. Последнее время таких знаменитостей обворовывали, такие ценности у них уносили, что, заявись Лев со своими претензиями в ближайшее отделение, его бы просто на смех выставили. Да и побаивался он милиции.
Весь выходной он наводил в квартире порядок и собирал разбросанные документы в папку, потом пошел в магазин, взял несколько бутылок пива и, завалившись на продавленный диван, принялся под пиво перебирать справки. В глубине души все-таки жили сомнения. Мелко это было для работников спецслужб, слишком мелко. В прежние времена его давно уже вызвали бы на профилактическую беседу в КГБ, намылили бы холку за что-нибудь, взяли бы подписку, а то и просто бы повязали сотрудничеством, как это случилось со многими коллегами по перу. Не секрет ведь, что в конце прошлого века многие стучали, причем стучали с удовольствием, с усердием друг на друга доносы писали. Потом, когда памятник Дзержинскому с Лубянки убирали, сколько скандалов было, сколько взаимных обвинений высылали друг на друга те, кто себя не без гордости тайными полковниками и генералами называл. Крикунов и сам таких знал не один десяток. По возможности он их, конечно, сторонился, только вот возможности такие не всегда случались, чаще приходилось рукопожатиями обмениваться и коньячок в доверительной беседе попивать.
Крикунов терзался сомнениями, и именно в это время ему элементарно, можно сказать - житейски, набили морду. Случилось это вечером, после девяти, когда он возвращался домой. Сколько их было, Крикунов не видел, но случилось все обидно незатейливо. Подстерегли его в темном подъезде, ударили по голове, а очнулся Лев уже часа через три. Голова болела, карманы оказались вывернутыми. Правда, и тут бог миловал, как раз накануне зарплату выдавали, но Крикунов предусмотрительно оставил ее в сейфе на работе, разумно полагая, что подальше положишь, поближе, как говорится, возьмешь.
И все-таки сомнения оставались.
Все складывалось, и невозможно было сказать, что явилось причиной событий, может, и не было ничего, просто пошла полоса невезения, которая не имела никакого отношения к его расследованию, да и все, что связано было с ним, не имело под собой почвы. Хотелось думать именно так.
Воскресенье Лев отлеживался дома, ставил примочки и компрессы на затылок, а вечером посмотрелся в тусклое почерневшее по краям зеркало в ванной комнате и с досадой констатировал, что чудес на свете не бывает и на работу ему придется явиться с темными кругами под глазами и терпеть шуточки коллег и невинные вопросики, которыми они его будут донимать со скуки.
Но утро началось не так, как он думал. Нет, на планерке на отеки и синяки внимание обратили все, только вот обошлось без подначек. И совсем не потому, что товарищи по работе проявили снисходительность.
После окончания планерки шеф, глядя в бумаги, буркнул:
- Все свободны. А ты, Лева, задержись.
Крикунов ждал неприятных вопросов, но главный редактор на синяки под глазами не обратил ни малейшего внимания, помолчал, потом, по-прежнему не поднимая глаз, спросил:
- Как себя чувствуешь?
- Нормально, - сказал Лев.
- Вот и хорошо. - Шеф побарабанил пальцами по столу. - Езжай в аэропорт, возьмешь на завтра билеты. И отлежись немного, а то на живой труп смахиваешь.
- А куда полетим-то? - поинтересовался Лев. - На какой рейс билеты брать?
- Билеты уже заказаны. - Главный редактор медленно протер очки и водрузил их на нос. Некоторое время он задумчиво смотрел на журналиста, потом ухмыльнулся. - Спросишь в центральной кассе. Заказ на мое имя. А полетим мы с тобой в Царицын. Годится?
- Мне все равно, - пробормотал Лев. - А что мы там делать будем, в Царицыне этом?
Главный редактор снова усмехнулся. Нехорошая у него была улыбочка, слава богу, Лев редактора не один день знал, а потому в его гримасах разбирался уже хорошо.
- Что делать? - сказал главный редактор. - Деньги будем искать.
- Я-то вам зачем? - растерянно сказал Лев. - Я в этом Царицыне никого не знаю.
Шеф снова уткнулся в бумаги.
- Значит, познакомишься, - пробормотал он. - Катись, Лева, не отнимай время. Зайди в бухгалтерию, деньги в подотчет тебе уже выписали.
Глава десятая
Поезд - идеальное средство для путешествий. Особенно если он не торопится и хочет увидеть как можно больше. Можно полежать на полке, лениво разгадывая кроссворд, можно поговорить с попутчиками за жизнь или просто поглазеть в окно. Можно пройтись в вагон-ресторан. Кормят там, конечно, скверно, но долгая дорога способствует аппетиту, и тогда даже железнодорожный салат кажется тебе кулинарным изыском, а куриная нога в сухарях - деликатесом, особенно если используется она в качестве закуски.
Но для того, кто торопится, существует самолет. Очень удобный вид транспорта. Однако Крикунов летать не любил. Он вообще настороженно относился к полетам. Нет, не то чтобы он боялся летать, хотя и в этом была толика истины. Последнее время газеты пестрели заметками об авариях - то "тушка" где-нибудь о землю грянется, то вертолет за провода высоковольтной линии зацепится, то рядовой "кукурузник", опыляя поля химикатами, увлечется земледелием до того, что начнет поле вспахивать. Да что технологические аварии! Бомбы в самолеты подкладывать стали!
Главный редактор ничего не боялся.
Даже тот факт, что вылет задержали почти на час, его абсолютно не смутил.
В самолете шеф расположился с максимально возможными удобствами. Даже свежую "Комсомолку" приготовил, как раз на час сорок пять полета. Некоторое время Лев предпринимал осторожные маневры, пытаясь выяснить, к кому они летят и какая фирма не пожалеет денежек на "желтую" газету. Шеф отвечал односложно и уклончиво. Ничего не добившись, Крикунов достал из кармана очередную книжку модного в последнее время Акунина и попытался читать.
- Бумажки свои выбросил или дома оставил? - неожиданно спросил шеф.
Крикунов ошеломленно посмотрел на него. Впервые за все время редактор показал, что ему что-то известно! Пауза затянулась. Крикунов лихорадочно соображал, что ему ответить. Врать было неудобно, говорить правду - чревато неприятностями.
- С собой взял, Александр Иванович, - наконец отозвался он. - Думал, будет время - покопаюсь немного.
- Покопаюсь… - проворчал шеф. - А тебе не кажется, что опасное это дело - лезть в чужие игры? За излишнее любопытство нос оторвать могут, а?
- Да ведь профессия наша, - неловко пробормотал Крикунов. - Она же вроде обязывает, Александр Иванович. Как в песенке поется, жив ты или помер, а материал должен быть на первой полосе.
- Профессия… - Шеф снова уткнулся в газету, всем своим видом показывая, что разговор продолжать не намерен.
Так-так-так! Такие, значит, дела. Крикунов своими журналистскими изысканиями в редакции ни с кем не делился, по всему выходило, что главный редактор знал о них со стороны. Но откуда? В ореховском детдоме Лев сам еще ничего не знал, даже трудно было предположить, что он влезет в эти непонятные дела. Детдом отпадал. Все началось со справок адресного бюро. Выходит, ему настучали представители компетентных органов, которые изучали его личное дело. А если сам главный редактор с ними связан? Нет, это отпадает, будь он с ними заодно, не послал бы он журналиста в детдом, жил бы по принципу "береженого Бог бережет". Он искоса посмотрел на главного редактора. Тот достал авторучку и принялся неторопливо разгадывать кроссворд на последней странице.
Все происходящее выглядело какой-то любительской постановкой. Причем любитель поставил пьесу, написанную графоманом. Не было в происходящем серьезной интриги, все напоминало детскую игру в военную тайну. Ну допустим. Допустим, он и в самом деле прикоснулся к чему-то запретному. Что бы сделали те, кто эту тайну охраняет? Одно из двух - или постарались бы, чтобы журналист Бойцов исчез, или попытались бы перевербовать его на свою сторону. Вместо этого идут какие-то совершенно дикие накаты, непонятная возня с мордобоем, где даже не объясняют, за что морду бьют, залезают в квартиру, в которой брать нечего, а то, что подлежит безусловному изъятию, демонстративно разбрасывают по всей квартире. Глупость!
- Возможно, тебе сделают предложение, - неожиданно сказал главный редактор. - Фантастическое предложение. Так вот, от таких предложений не отказываются, понимаешь?
Некоторое время Крикунов ошеломленно смотрел на него. Главный редактор покусал кончик ручки.
- Приспособление для метания стрел, - сказал он. - Вторая буква "Р", заканчивается на "Т", семь букв. Не знаешь?
- Арбалет, - машинально сказал Лев.
Игра такая есть, "холодно-горячо" называется. Человека отправляют искать заранее спрятанный предмет. Когда он подходит близко к предмету, окружающие говорят ему "горячо", а если он начинает удаляться - ему говорят "холодно". Сейчас явно становилось все горячее. И запутаннее. По крайней мере Лев ничего не понимал.
Царицын встретил их порывами пыльного горячего ветра.