Мы далеко продвинулись в изучении марсиан за пять лет. Но если мы хотим продвинуться дальше в следующей экспедиции, там должны быть люди разного пола, возраста, разных рас, культуры…
- Теперь я начинаю понимать, почему тебя любил Дэйв, - сказала она, - ты неисправимый идеалист.
Он с удивлением взглянул на нее.
- Я бы не хотел, чтобы ты так думала.
- Я очень хочу узнать все о Марсе, о том, что ты там делал, что изучал, что открыл. Дэйв так мало был дома, что я не успела расспросить его. А мне хочется все это знать. И когда-нибудь самой оказаться на Марсе. Ты так живо описал мне его. Теперь я смотрю на небо, вижу красную точку и знаю, что это МИР, и дрожь охватывает меня. Как будто передо мной раздвигаются границы вселенной. Спасибо тебе за это, Пит.
Его озадачило, что они так быстро подружились, более того, в их отношениях появилось нечто интимное.
"Вероятно, это произошло потому, что мы находимся в стрессовой ситуации и наши защитные барьеры рухнули, когда мы почувствовали, что находимся среди друзей. И мы оба любим Дэйва, которого я знаю, как себя", - промелькнуло у него в голове.
Внезапно Ли рассмеялась:
- Ты должен извинить меня, Пит. Но я вхожу в состав Комитета Защиты Мира, и мы собираемся возобновить Ралли Освобождения, если тебе это что-то говорит. Сегодня у нас встреча, и я не рискну именно теперь вызвать к себе внимание тем, что не буду на ней присутствовать.
Он согласился с нею, хотя и с большим сожалением. После того как она ушла, он вернулся, чтобы осмотреть дом. В конце концов он забрел в грандиозный зал, который служил библиотекой. "Хорошо, - подумал он, - здесь, по крайней мере, я смогу убить время".
Здесь была Вивьен. Она сидела и читала, одетая в белое платье и это напомнило ему тот вечер, когда они впервые встретились с ней. Ему стало стыдно, что он забыл о ней.
- О, - сказала она небрежным тоном, - и ты здесь?
- Почему же ты не пришла к нам? - спросил он. - Мы уж подумали что ты отправилась спать…
- Нет, я выходила на террасу, но вы так оживленно беседовали, что я решила не мешать вам.
- Ви! Мы же не обсуждали никаких секретов! Мы просто болтали!
Ее губы сошлись в улыбке:
- Разумеется, я знаю. Какие у вас тайны?
- Тогда почему же?
Улыбка погасла на лице Вивьен. Она отвернулась.
- Я знаю, что вышвырнута из своего класса, а у меня достаточно гордости, чтобы не делать вид, что ничего не произошло.
- О чем ты говоришь, Ви? - воскликнул он. - Ты же видишь, что тут об этом никто не думает, все относятся к тебе, как к другу!
- Возможно. Хотя я имела в виду совсем не это. - Ее тон резко изменился. - Послушай, Пит. Я совсем не сержусь на тебя, но не мог бы ты оставить меня здесь одну? Закрой дверь, когда будешь выходить.
ГЛАВА 12
Когда Коскинен вернулся в свою комнату после игры в мяч с Ли, слуга сообщил, что в 16.00 его ждут на совещание в кабинете Абрамса. До назначенного часа у него хватило времени привести себя в порядок и переодеться. По пути он встретил Ли. Когда они вошли в кабинет, Абрамс, Трембицкий и Вивьен уже были там.
Абрамс недовольно посмотрел на дочь.
- Только без тебя, дорогая, - сказал он.
- Не будь глупым, отец, - запротестовала она. - Я ведь тоже участвую в этом деле.
- Да, но я этого не хочу. Мы тут не в куклы играем.
- Я уже давно понял, что чем меньше людей посвящено в планы организации, тем лучше, - заметил Трембицкий.
- Я не буду болтать, - негодующе ответила девушка.
- Конечно. Но есть такие вещи, как психологические исследования, наркотики.
- Ты боишься, что меня могут похитить?
- Нет. Но они могут просто арестовать тебя, как это сделали с Дэйвом.
- О, - она прикусила губу. - Но что же тогда мне делать, чтобы быть полезной?
- Самое трудное: сидеть тихо и ни во что не вмешиваться.
- Хорошо… - Она выпрямилась. - Мы увидимся позже, Пит. Я имею в виду это. - Ли коснулась плеча Пита, и дверь закрылась за ней.
- По этой же причине, - сказал Трембицкий, - мы должны оставить бомбу у тебя на шее.
Вивьен неспокойно шевельнулась и потянулась рукой к небольшому кошельку на поясе. Затем она медленно расслабилась.
- Может быть, - ровным голосом произнесла Вивьен.
- Ты вполне подходящий человек, обладающий логикой и здравым смыслом, чтобы хранить подрывное устройство у себя, - обратился к ней Трембицкий. - Но ведь ты сама не знаешь, как сделан генератор?
- Нет. Мы исследовали его в Кратере, но без фундаментального изучения теории, и все, что я помню, - лишь бессмысленное соединение электронных устройств.
- Значит, Пит, ты единственный, кто знает генератор, - Абрамс встревоженно посмотрел на него. - Ты должен согласиться, что если произойдет худшее, у нас должна быть возможность заставить тебя замолчать. Правда, не совсем приятно чувствовать себя пленником.
- Конечно, - Коскинен взял себя в руки.
- Но, надеюсь, к этому не придется прибегать, - сказал Абрамс уже менее угрюмо. - Садись и давай обсудим наш следующий шаг. - Он сел за стол, стиснул пальцы рук и медленно оглядел кабинет, прежде чем начать. - Наша проблема, как я ее вижу, в следующем. Мы должны сохранить гаджет, чтобы он не попал во враждебные руки, и использовать его как средство шантажа, чтобы вызволить наших друзей из тюрьмы и, если возможно, выманить Маркуса из его убежища. Действовать лучше всего через президента. Если мы сможем его убедить, он все сделает. Ведь совершенно ясно, что если США будут владеть Щитом, они смогут закрыть им самые уязвимые точки городов. И тогда не будет необходимости в строгом контроле всего остального мира, а функции СБ можно будет в значительной степени ограничить. Таким образом, Конгресс получит возможность действовать более свободно, не оглядываясь на тех, кто сделал национальную безопасность своим фетишем.
Но нужно время, чтобы устроить встречу с президентом. Да и один разговор мало что даст. Единственное, на что можно надеяться при первой встрече, так это что президент заинтересуется и согласится, чтобы ему продемонстрировали действие прибора. Но сделать это надо в тайне от Маркуса. Если Маркус узнает о встрече, то тебя придется убить, а генератор уничтожить. Ты это понимаешь? Значит, встреча должна быть проведена в глубокой тайне. А затем снова потребуется время, чтобы президент мог подготовить общественность, политическую арену к выступлению против Маркуса. На это время вам нужно подыскать надежное убежище.
Раньше Ян легко бы справился с этим, но сейчас, к сожалению, мы живем на виду и не имеем нужных контактов. Я во всем доверяю своим служащим, но не уверен, что они способны выиграть в игре с копами. Если бы у нас была хотя бы неделя, мы бы нашли вам убежище, но у нас нет даже нескольких дней. Вы не должны оставаться здесь даже на час дольше, чем необходимо. Твои предположения, Пит, относительно СБ оправдались. Я получил сведения из Вашингтона. Сейчас они бросили все свои силы на борьбу с китайским подпольем, однако как только спадет напряжение, они тут же вернутся к тебе и прибору. И я думаю, это произойдет скоро.
Так вот, проанализировав ситуацию, считаю, что нам следует обратиться к эгалитарианцам. Это тоже риск, но наименьший из всех возможных.
- Кто они? - спросил Коскинен. - Я слышал это название, но не более того.
- Буду краток. Это идеалистическое движение, члены которого хотят, чтобы Протекторат превратился в справедливое мировое правительство. Идея сама по себе не противоречит закону, хотя Маркус объявил их мягкотелыми идиотами, состоящими на службе у иностранных государств. Правда, никаких мер против них не было принято, да это и не требовалось. Эгалитарианцы организуют клубы, митинги, дискуссии и рекламируют своих кандидатов в правительство. И они таки имеют какое-то значение в общественной жизни, но только потому, что многие интеллектуалы разделяют их убеждения.
- Все это звучит малообещающе для нас, - заметила Вивьен. - Все те эгалитарианцы, с которыми я встречалась в прошлом, были всего лишь милые старые леди… обоих полов.
Абрамс рассмеялся.
- Верно. Но не совсем. Есть и такие, кто требует немедленных действий. И они не говорят милым старым леди о своих планах.
- Каких действий?
- Если бы я мог рассказать, это означало бы, что их группа состоит из одних болтунов. Во всяком случае, в стране ходит много запрещенных книг и памфлетов, призывающих к уничтожению СБ. И еще: некоторые из тех, кто выступает против Протектората и подвергается опасности ареста, иногда исчезают. Помните случай с Яманитой несколько лет назад? Он пытался расшевелить японцев, если слово "расшевелить" правильно. Он призывал их к пассивному сопротивлению. Его арестовали, но затем он исчез, и его до сих пор не могут найти, хотя он появляется в городах, произносит речи и исчезает до того, как прибудут агенты. Мне известно несколько подобных случаев. А о скольких я еще не знаю? Да, такие вещи требуют организации. Кто-то действует из подполья, но не националистического, а всемирного. Я сильно подозреваю, что здесь замешаны эгалитарианцы.
- Мне все это очень не нравится, - пробормотал Трембицкий. - Я думаю, что эта организация замешана и в убийствах.
- Может быть. Но эти убийства были необходимы. Помнишь генерала Фридмана, который подавил марш протеста в Риме?
- Хм. Да, пожалуй, я не тот человек, чтобы осуждать это. Кроме того, у меня нет лучшего предложения. Продолжай, Нат.
- Итак, - продолжал Абрамс - Здесь есть Каре Ганновей, исполнительный секретарь местного филиала ИБМ. И эгалитарианец. Я имел с ним дело несколько раз, а сейчас направил детективов, чтобы они изучили его жизнь. Разумеется, он открыто не связан с подпольем, но у меня есть такие подозрения. Например, кое-где возникают незаконные забастовки. И Ганновей, как и остальные чины Комитета ИБМ, публично осуждает забастовщиков, уговаривает их вернуться на работу и утверждает, что он беспомощен воспрепятствовать спонтанным действиям забастовщиков. Однако кое-кто считает, что Ганновей способствует организации забастовок, хотя это никогда не было доказано. Теперь я точно знаю, что Ганновей мог бы предотвратить забастовки, если бы захотел. У него есть такие возможности. А это заставляет предположить, что за ним кто-то стоит. Время от времени он берет отпуск, и это подозрительно совпадает по времени с некоторыми событиями. Например, с забастовкой в Торонто, где забастовщики применили оружие против полиции.
- СБ обратила на него внимание? - спросила Вивьен.
- Нет, я уверен в этом. Благодарю Бога, что они не могут следить за всеми нами. Ганновей не такая уж выдающаяся фигура. Я только потому заметил его связи с подпольем, что долгие годы наблюдал за ним. Я не собираюсь связываться с ним. До последнего времени я не был ярым антимаркусистом, хотя никогда не любил СБ. Почему люди, подобные Яманите, не должны напоминать своим соотечественникам, что когда-то они были гражданами самостоятельного государства? Поэтому я держал свои наблюдения при себе. Подполье никогда не причиняло мне вреда. Но теперь оно может помочь нам.
- Вы думаете, Ганновей может… - Коскинен задохнулся от возбуждения.
- Мы попытаемся поговорить с ним, - сказал Абрамс. - Я связался с ним по телефону и попросил встречи, чтобы обсудить кое-какие деловые вопросы. Вы оба поедете к нему. Если он сможет спрятать вас - прекрасно. Если нет - я уверен, он будет держать рот закрытым. Тогда мы организуем для вас другое убежище, хотя это не лучший вариант.
- Если он предложит убежище, но мы почувствуем, что здесь что-то не так, мы должны иметь путь к отступлению, - заявил Трембицкий.
- Мы? - спросила Вивьен. - Значит, вы будете с нами?
Абрамс кивнул:
- Что касается меня, то я все еще недурно обращаюсь с пистолетом, - и он похлопал себя по бедру, где под туникой вырисовывался игловик. - Что касается Ви, то здесь я не беспокоюсь, потому что она может быть настоящей тигрицей. А вот Пит кажется мне несколько наивным, хотя, возможно, пребывание в преступном мире его кое-чему научило.
ГЛАВА 13
В доме Ганновея в Квин жили также его жена и четверо детей. Но у него был собственный кабинет, и хозяин заверил посетителей, что помещение абсолютно звуконепроницаемо, в нем нет подслушивающих устройств, а вся его семья сегодня вечером отсутствует.
Высокий, угловатый, чем-то напоминающий Эндрю Джексона, Ганновей закрыл дверь и осмотрел своих гостей. Коскинен переминался с ноги на ногу под этим взглядом, посматривая в окно на сияние ночного города, на Вивьен, стоящую рядом с ним, не зная, что сказать. Тогда Ганновей нарушил тишину, обращаясь к Трембицкому:
- У вас должны быть веские основания, чтобы привести ко мне этих преступников. Вы не тот тип, чтобы провоцировать людей. Но я лучше пойму вас, если вы объясните мне все и развеете мои подозрения.
- Преступников? - воскликнула Вивьен. - Уже объявлен розыск?
- Да. Час назад, - кивнул Ганновей. - В вечерних новостях. Имена, фото, выдержки из записи переговоров мистера Коскинена с Бюро. Теперь вы опасные агенты иностранных держав.
- Проклятье! Я надеялся, что у нас еще есть время, - воскликнул Трембицкий. - Видимо, дело с китайцами кончилось. Теперь они все силы бросят на нас, Пит.
- Что от вас хочет СБ? - спросил Ганновей.
- Это длинная история, - ответил Трембицкий, - вы услышите ее, если…
- Я знаю, что все члены Экспедиции на Маркс изолированы, и терялся в догадках, почему. Мне очень жаль сына Ната.
- Если вы спрячете этих молодых людей, то поможете освободить заключенных, - сказал Трембицкий. - Нам нужно спрятать их на некоторое время - может, на месяц. Вы знаете, что в связи с арестом Дэйва все убежища Ната просматриваются агентами. Можете вы позаботиться об этих молодых людях?
- Где я их спрячу? Здесь? Это смешно. Я, разумеется, сочувствую им, так как они в тяжелом положении, но почему я должен жертвовать собой, своей семьей и своим благополучием?
- Разве вы не хотели бы избавиться от Маркуса? - спросил Трембицкий. - У Пита есть кое-то, что можно использовать в борьбе против него.
Выражение лица Ганновея не изменилось, но он казался явно взволнованным.
- Садитесь и расскажите мне.
- Вы, наверное, не очень верите мне, - начал Трембицкий. - Все-таки вы и мы с Натом во многом расходимся во взглядах, но вы отлично знаете, что мы не провокаторы.
Ганновей покачал головой:
- Да, мы расходимся во взглядах. И, кроме того, я действую не один. Мои союзники не знают вас лично. Их нужно убедить, что риск оправдан.
- Значит, окончательное решение примут они?
- Да… Но если у вас есть нечто, что поможет сбросить Маркуса и не допустить появления нового шефа СБ… - Ганновей показал кивком на генератор у ног Коскинена, - …то иногда возможны и исключения.
- Возможности прибора очень большие, - сказал Трембицкий. - Мы бы не отдали его в ваши руки, если бы не были в безвыходном положении. Послушайте, Каре, только не обижайтесь, насколько можно верить вашим друзьям?
- Полностью - до тех пор, пока вы хотите того же, что и они.
- Какие же у них цели?
- Почитайте Карлеса, и вы все поймете. Мы просто его последователи.
- Так вы утверждаете. Но он же не первый пророк в истории, чье учение извращается его последователями.
- Он еще жив и руководит нами. Профессор в Колумбии. Я часто вижусь с ним. - Ганновей сел, нахмурился и обратился к Коскинену: - Послушай, если ты являешься тем, из-за кого весь этот шум, то тебе принадлежит решающий голос. Что ты думаешь? Ты можешь довериться мне без всякой гарантии или уйдешь отсюда и забудешь обо мне навсегда. В последнем случае я ничего никому не скажу, хотя меня самого могут постигнуть крупные неприятности, если тебя схватят и подвергнут психологическому исследованию. Но я надеюсь, что ты доверишься мне.
- Я… - Коскинен облизнул губы. - Я не… я так мало знаю о Земле… я не могу…
Вивьен положила руку ему на колено.
- У него не было времени разобраться в земных делах. Откуда ему знать, кто его друзья?
- Мы не можем долго сидеть и спорить, - сказал Ганновей. - Но подождите… у меня есть предложение. Почему бы нам не пригласить Карлеса? Он изложит вам свои доктрины, доктрины эгалитарианства. И тогда вы сможете решить, будете ли вы их поддерживать.
- О, мы не хотим, чтобы еще кто-нибудь узнал, что эти люди с нами, - сказал Трембицкий.
- Это не проблема, - сказал Ганновей. - Он уже много лет слеп. И мы представим вас под вымышленными именами.
- И он явится сюда? - спросил Коскинен.
- Он часто приходит ко мне вечером, чтобы поболтать, потому что очень одинок на этом свете.
- Значит, нам придется прослушать лекцию по социологии, - пробормотал Трембицкий.
- Я думаю, мистер Ганновей прав, - сказал Коскинен. - Вам, наверно, трудно меня понять, но когда мы были на Марсе, мы старались выяснить, что же необходимо прежде всего для понимания любой ситуации. И решили, что одно из первых мест принадлежит эмоциям. Это именно то, чего нельзя вычитать в учебниках логики. Это то, что человек ощущает подсознательно.
- Я позвоню ему, - встал Ганновей и вышел.
Трембицкий покачал головой:
- Мне бы хотелось побольше знать об эгалитарианцах, прочувствовать их убеждения. Пока я могу только предполагать. Может быть, будет неплохо поговорить со стариком. Скорее всего, он не догадывается о существовании подполья, но иногда по корням можно судить о дереве. - Он прикурил сигарету, а затем добавил: - Иногда.
Вернулся Ганновей.
- Все прекрасно. Он сейчас выезжает. Я сказал ему, что у меня присутствуют люди, которые долгое время были за границей и хотели бы встретиться с ним. - Он хмыкнул. - Оран Карлес святой, но не лишен тщеславия.
Некоторое время они ждали, а когда вскоре прибыл Карлес, все перешли в гостиную.
Философ был маленьким человеком, но держался он прямо, с большим достоинством, так что его маленький рост не бросался в глаза. В гриве седых волос прятался искусственный глаз - излучатель инфракрасных лучей, позволяющий слепому ходить, не натыкаясь на препятствия. Он сердечно пожал руку Ганновею, чопорно покосился в сторону Вивьен и принял стакан шерри. Некоторое время шел обмен обычными любезностями, но Карлес довольно быстро оседлал своего конька.