По другую сторону горы воды реки вновь воссоединяется, резко поворачивают и текут шестьдесят миль на запад. Там они исчезает в огромной пещере и, надо полагать, стекают через сеть пещер вниз, внутрь монолита, на вершине которого находится Индейский уровень. Где затем река выходит на свет, знают только Орлицы Подарги, Вольф и Кикаха.
Обтекаемая рекой гора-остров была сплошной глыбой агата.
Когда Джадавин создал эту вселенную, он отлил гору из смешанного агата и нефрита в три тысячи высотой и примерно пирамидальной формы, в яблочно-зеленые, изумрудно-зеленые, коричневые, лиловые, желтые, голубые, серые, красные, черные и разные другие оттенки полосы. Джадавин поместил ее охладиться на краю Великих Прерий, а позже направил реку протекать вокруг подножья монолита.
Тысячи лет нефритовая гора оставалась нетронутой, если не считать приземлявшихся на ней птиц и рыб, болтавшихся у прохладного скользкого основания. Когда индейцев провели сквозь врата в этот мир, они наткнулись на нефритовую гору. Некоторые племена сделали ее своим богом, но кочевые народы не селились поблизости от нее.
Затем в этот мир, неподалеку от нефритовой горы, привели группы цивилизованных людей из древней Мексики. Случилось это, насколько мог вспомнить Джадавин, ставший позже Вольфом, приблизительно тысяча пятьсот земных лет назад. Недобровольные иммигранты могли принадлежать к цивилизации, названной последующими цивилизациями - ольмеками. Сами они называли себя тишкетмоаками. Они построили деревянные дома и деревянные стены по берегам к западу и востоку от горы и назвали гору Таланак. Таланаком они называли своего бога-ягуара.
Котчултя - буквально, дом бога или храм Тошкоуни, - божества письменности, математики и музыки, находился на полпути к вершине похожего на ступенчатую пирамиду города Таланак. Он выходил на улицу Смешанных Благословений и снаружи не выглядел впечатляюще большим. Фасад храма - изящное здание, высеченное в склоне горы - представлял собой птичье-ягуарово лицо Тошкоуни. Как и в остальной внутренней части горы, все пещеры, вся резьба, все барельефы были сделаны с помощью трения или бурения. Нефрит нельзя отколоть или расслоить, его можно пробуравить, но большая часть труда по созданию из камня красоты приходилась на трение. Трение порождает прекрасное и полезное.
Таким образом, черно-белый нефрит в этом районе истерли поколения рабов, применявших в качестве абразивов толченый корунд, стальные или деревянные инструменты. Рабы выполнили основную черновую работу, а потом за дело взялись художники и ремесленники. Тишкетмоаки утверждали, что форма похоронена в камне, и кажется правдой, что ее можно открыть - как в случае Таланака.
"Боги прячут, люди находят," - говорили тишкетмоаки.
Когда посетитель вступает в храм через дверной проём, который, кажется, сжимается за ним кошачьими зубами Тошкоуни, он попадает в огромную пещеру. Она освещена солнечным светом, льющимся сквозь отверстия в потолке, и сотней бездымных факелов. За красно-белой нефритовой перегородкой высотой в пояс стоит хор одетых в черное монахов с выбритыми и окрашенными в алый цвет головами. Хор поет хвалы Повелителю Мира, - Олиммамлу, и Гошкоуни.
В каждом из шести углов помещения стоит алтарь в виде зверя, птицы или молодой женщины на четвереньках. На поверхности каждого алтаря выступают пиктограммы, а также мелкие животные и абстрактные символы - результат долгих лет самоотверженного труда и длительной неутолимой страсти. На одном алтаре лежит изумруд величиной с голову человека, и существует рассказ о нем, затрагивающий также и Кикаху. В самом деле, изумруд был одной из причин, почему Кикаху так тепло встречали в Таланаке. Камень однажды похитили, а Кикаха отобрал его у хамшемских воров со следующего уровня и вернул - хотя и не задаром.
Кикаха находился в храмовой библиотеке. Это было громадное помещение в глубине горы, куда можно было попасть, только пройдя через зал с публичными алтарями и по длинному широкому коридору. Оно тоже освещалось солнцем, просачивающимся сквозь шахтные отверстия в потолке, да факелами и масляными лампами.
Стены долбили и терли, пока не создали тысячи неглубоких ниш, в каждой из которых теперь хранилась тишкетмоакская книга. Книги были свитками из сшитых вместе ягнячьих кож, а свиток с обоих концов - к цилиндру из дерева и слоновой кости. Цилиндр вначале книги вешали на высокую нефритовую раму, и свиток медленно разматывали перед стоявшим читателем.
Кикаха стоял в широко освещенном углу, как раз под отверстием в потолке.
Одетый в черное, жрец Такоакол объяснял Кикахе значение некоторых пиктограмм. Во время прошлого визита Кикаха изучил письменность, но запомнил только пятьсот рисунков-символов, а для беглого чтения требовалось знать по меньшей мере тысячи две.
Такоакол показывал окрашенным в желтый цвет пальцем с длинным ногтем местонахождение дворца императора, - Миклосимла.
- Точно так же, как дворец Господа мира сего стоит на вершине самого высокого уровня мира, так и дворец Миклосимла стоит на высочайшем уровне Таланака, величайшего города в мире.
Кикаха не стал ему противоречить. Одно время столица Атлантиды, занимавшей внутреннюю часть уровня, предшествовавшего самому высокому, была в четыре раза больше и населеннее Таланака. Но она была уничтожена находившемся тогда у власти Господом, и теперь в развалинах обитали только летучие мыши, птицы и большие и маленькие ящерицы.
- Но, - продолжал жрец, - там, где у мира пять уровней, в Таланаке трижды три уровня или улицы.
Жрец свел вместе крайние длинные ногти пальцев обеих рук и, полузакрыв раскосые глаза, произнес речитативом проповедь о магических и теологических свойствах числа три, семь, девять и двенадцать. Кикаха не перебивал его, хотя и не понимал некоторые технические термины.
Он услышал только один раз странное лязганье в соседнем помещении. Одного раза было достаточно для него, выжившего потому, что его не требовалось предупреждать дважды. Более того, цена, уплаченная им за то, что он все еще жив, заключалась и в определенном объеме неуютного беспокойства. Он всегда сохранял минимальный объем напряжения, даже в минуты отдыха и занятия любовью. Поэтому он никогда не заходил ни в одно место, даже в предположительно безопасный дворец Господа, не отыскав сперва возможных потайных мест для самого себя.
У него не было причин думать, что для него существовала какая-то опасность в этом городе и особенно в святая святых храма-библиотеке. Но он много раз не имел никаких причин страшиться опасности, и все же опасность там существовала.
Лязганье слабо повторилось. Кикаха, не извинившись, побежал к арочному проходу, из которого донесся этот неопознанный и, следовательно, зловещий шум.
Многие одетые в черное жрецы подняли головы, отрываясь от столов с наклонной поверхностью, где они рисовали пиктограммы на коже или отвернулись от висевших перед ними книг. Кикаха был одет как преуспевающий тишкетмоак, поскольку у него было в обычае как можно больше походить на местных, где бы он не находился, но кожа у него была на два тона бледнее, чем у самого светлого из них. И кроме того, он носил на поясе два ножа, и одно это выделяло его. Он был первым, помимо императора, вошедшим в это помещение вооруженным.
Такоакол окликнул его, спрашивая, не случилось ли что-нибудь? Кикаха обернулся и приложил палец к губам, но жрец продолжал окликать. Кикаха пожал плечами. Все шансы были за то, что он кончит, так как казался сторонним наблюдателям дураком или слишком опасливым, как это случалось много раз в других местах. Ему было наплевать.
Приблизившись к арочному проему, он снова услышал лязганье, а потом какое-то легкое поскрипывание. Эти звуки казались ему похожими на то, словно люди в доспехах медленно - наверное осторожно - по коридору шли сюда. Они не были тишкетмоаками, так как их солдаты носили стеганые доспехи типа тегиляев. У них имелось стальное оружие, но оно не произвело бы услышанных звуков.
Кикаха думал отступить через библиотеку и исчезнуть в одном из выбранных им выходов. В тени арочного проема он мог наблюдать за всеми, кто войдет в библиотеку.
Но он не мог устоять перед желанием немедленно узнать, кто же это сюда вторгся, и рискнул бросить один быстрый взгляд из-за угла.
В двадцати футах от него шел человек полностью облаченный в стальные доспехи. За ним по пятам шли двое или четверо рыцарей, а за ними по меньшей мере тридцать солдат, мечников и лучников. А сколько еще было за поворотом коридора? Кикаха и прежде бывал много раз удивлен, поражен и потрясен. Но на этот раз он прореагировал медленнее, чем когда-либо в своей жизни.
Несколько секунд он стоял неподвижно, прежде чем прошел шок от увиденного.
Рыцарь во главе колонны - высокий человек, лицо которого Кикаха увидел благодаря поднятому забралу, был король Эгестхэма - Эрих фон Турбат.
Ему и его людям абсолютно нечего было делать на этом уровне. Они были дракландцы с уровня выше этого, сплошь жители внутреннего плато на вершине монолита, поднимавшегося с этого уровня. Кикаха, известный в Дракландии как барон Хорст фон Хорстман, посещал несколько раз короля и однажды, сшиб его с коня, на турнире.
Когда он увидел короля и его воинов на этом уровне, он поразился, потому что, чтобы попасть сюда, им пришлось бы спуститься на сто тысяч футов по скале монолита. Но их присутствие в городе было и вовсе непостижимо. Никто и никогда не проникал через особую защиту города, кроме как однажды Кикаха, и то когда был один.
Придя в себя, Кикаха повернулся и бросился бежать. Он подумал, что тевтоны, должно быть, воспользовались одними из "врат" позволявших мгновенную транспортизацию из одного места в другое. Однако тишкетмоаки не знали, где находились врата, и даже не догадывались об их существовании.
Только Вольф, бывший господином этой вселенной, его жена Хрисенда, да Кикаха, как-то пользовались ими. Или, теоретически, они были единственными, знавшими как ими пользоваться.
Однако, несмотря на это, тевтоны были здесь.
Как они нашли врата и почему они прошли через них в этот дворец - на эти вопросы придется искать ответы позже, если вообще когда-нибудь придется.
Кикаха почувствовал прилив страха и подавил его. Это могло означать только одно - чужой Господь успешно вторгся в эту вселенную. То, что он мог отправить воинов за Кикахой, означало, что Вольф и Хрисенда оказались не в состоянии помешать ему, а это могло означать, что они мертвы, а также то, что если они и живы, то бессильны и, таким образом, нуждаются в его помощи. Ха! В его помощи!
А он снова бежит, спасая свою шкуру!
В Таланаке существовало трое скрытых врат.
Двое находились в храме Оллимамла, на вершине города, рядом с императорским дворцом. Одни врата - большие, и ими-то должно быть, и воспользовались воины фон Турбата, если они явились со сколько-нибудь приличным войском, а они должны явиться с большим войском, иначе им бы ни за что не одолеть большой отряд фанатичных телохранителей императора и гарнизон.
Если, подумал Кикаха, захватчики не сумели каким-то образом сразу же захватить в плен императора. Тишкетмоаки будут подчиняться приказам своего правителя, даже зная, что они исходят от его пленителя. Во всяком случае, так будет какое-то время. Жители города были, в конце концов, людьми, а не муравьями, и в конечном итоге взбунтовались бы. Ведь они считали своего императора воплощением бога, уступающего в старшинстве только всемогущему Создателю Оллимамлу, но они также любили свой нефритовый город и дважды в своей истории совершали богоубийство…
В то же время… Кикаха бежал к арочному проему напротив того, откуда как раз сейчас, должно быть, выходили захватчики. Раздавшийся крик пришпорил его, а затем заорали многие. Кричали некоторые жрецы, но несколько криков послышалось на испорченном средне-верхнегерманском диалекте дракландцев. Лязг доспехов и мечей служил фоном гаму голосов.
Кикаха надеялся, что дракландцы воспользовались только этим коридором. Если они сумели добраться до всех входов в этот зал… Он старался не думать об этом. Арка впереди вела в коридор, шедший, насколько он знал, дальше, в глубь горы. С ним могли пересекаться другие коридоры, но ни одни из них не выходил наружу. То есть ему так говорили. Наверное, его осведомители, по какой-то причине лгали или не поняли его несовершенной тишкетмоакской речи.
Лгали или нет, но ему придется выбрать этот путь.
Единственная беда, что даже если коридор и свободен от захватчиков, то кончается он в горе.
3
Зал библиотеки был огромным. Пятистам рабам, тершим и бурившим двадцать четыре часа в день, требовалось двадцать лет для завершения основных работ. Расстояние от только что покинутого им арочного проема до того, куда он желал попасть, равнялось примерно ста шестидесяти ярдам. У некоторых захватчиков будет достаточно времени зайти в библиотеку и сделать один выстрел по нему.
Зная это, Кикаха побежал зигзагами.
Когда он приблизился к арке, он бросился на пол и перекатился через выход.
Стрелы свистели над ним и тюкались в каменную стену или отскакивали от пола рядом с ним. Кикаха пружинисто вскочил на нога и помчался дальше по коридору.
Он добежал до неизбежного коридора-поворота и остановился. Мимо него протрусили двое жрецов. Они взглянули на него, но ничего не сказали.
Они забыли о нем, когда им по ушам ударили пронзительные крики, и побежали к источнику шума. Кикаха подумал, что они вели бы себя умнее, если бы побежали в другую сторону, поскольку, судя по звукам, дракландцы могли истреблять жрецов в библиотеке.
Однако эти двое могли наткнуться на его преследователей и могут на несколько секунд задержать их. Жрецов очень жаль, но не его вина, если их убьют. Ну, наверное, все-таки его. Но он не собирался предупреждать их, если молчание поможет ему оставаться впереди охотников.
Он побежал дальше. Почти подбежав к еще одному повороту сворачивающему под углом в сорок пять градусов, Кикаха услышал позади крики. Он остановился и выдернул горящий факел из подставки на стене.
Подняв его высоко над головой, - посмотрел вверх. В двадцати футах от макушки головы находилось круглое отверстие в потолке. Оно было темным, поэтому Кикаха полагал, что шахта где-то сворачивала, прежде чем соединиться с другой.
Всю гору пронизывали тысячи таких шахтных стволов, и все по меньшей мере три фута в диаметре, поскольку проложившие шахтные стволы и туннели рабы не могли работать на площади меньших размеров.
Кикаха подумал о шахте, по оставил эту мысль.
Здесь под рукой не было ничего, что могло помочь ему добраться до шахты.
Услышав скрежет металла о камень, он выбежал за поворот и тут же остановился…
Первый лучник, получив в лицо пылающим факелом, завопил и зашатавшись отступил назад, сбив с ног лучника сзади.
Конические стальные шлемы обоих свалились и залязгали по полу.
Пригнувшись, Кикаха побежал вперед, используя как щит поднявшегося в сидячее положение лучника с обожженным лицом. Он выхватил из ножен лучника длинный меч. Лучник держался за лицо обеими руками и визжал, что он ослеп. Сшибленный им солдат встал, не давая таким образом увидевшим Кикаху лучникам стрелять в него. Кикаха выпрямился и обрушил меч на незащищенную голову солдата, а затем развернулся и побежал, снова пригнувшись.
Слишком поздно некоторые лучники стали стрелять по нему. Стрелы попали в стены.
Кикаха вбежал в большое хранилище.
Здесь имелось много разных предметов, однако его внимание сразу же привлекли длинные складные лестницы, применявшиеся в библиотеке. Он установил одну из них, уперев в край шахтного ствола на потолке. У подножья лестницы он положил меч, а затем взял другую лестницу и побежал с ней дальше по коридору, свернув через дверной проем в ответвлявшийся коридор и остановился под другим шахтным стволом.
Здесь он приставил лестницу к краю отверстия в потолке и полез в шахту.
Упершись спиной в одну сторону шахтного ствола, а ногами в другую, он сумел затолкать свое тело в отверстие.
Он надеялся, что первая лестница и меч рядом с ней одурачат его преследователей, и они потеряют время, пуская стрелы в темную дыру. Когда они поймут, что его не свалить, как медведя в дупле, то подумают, что он сумел вовремя добраться до ответвляющегося шахтного ствола.
Потом некоторые из них поднимутся за ним в шахту. Если они умные, то задержаться на долгий срок, чтобы снять свои тяжелые кольчужные рубашки, юбки, латы и стальные шлемы.
Однако, если они достаточно умные, то поймут также, что он, возможно, выкинул трюк, и исследуют коридоры поглубже и вскоре могут оказаться под этим шахтным стволом и пустить в его тело стрелу.
Вдохновленный этой мыслью, Кикаха полез еще быстрее. Он продвигал спину на несколько дюймов вверх, твердо упираясь ступнями, напрягая ноги, затем передвигал вверх ступни, снова спину и опять ступни; наощупь, стены были из гладкого, скользкого нефрита, а не из нешлифованной стали, камня или дерева. Наверное, футов через двадцать, что означало сорокафутовое падение до пола, он добрался до шахтного ствола, шедшего под прямым углом к этому.
Тут ему пришлось извернуться кругом, чтобы суметь посмотреть вниз. Он увидел, что лестница все еще стояла приставленная к освещенному концу шахтного ствола.
Из колодца не доносилось ни звука. Он подтянулся в горизонтальный ствол.
В этот момент до него донесся невнятный голос. Солдаты, должно быть, попались на его хитрость. Либо они поднимались за ним по тому, первому стволу, либо уже это сделали и, возможно, находились в том же горизонтальном шахтном стволе, что и он.
Кикаха решил охладить их пыл. Если он обнаружит выход, то могут также обнаружить, что находятся прямо за ним или, что еще хуже, как раз под ним. Они могут передать друг другу вверх по шахте луки и стрелы.
Если они это сделают, то смогут его застрелить без опасности для себя.
Пытаясь вычислить направление шахты, где он оставил первую лестницу, он дошел до соединения, где три горизонтальных туннеля встречались над вертикальным.
Сумеречный свет этого места стал немного ярче. Он перепрыгнул через отверстие в полу и приблизился к просвету. На выходе из поворота он увидел стоявшего к нему спиной согнувшегося солдата.
Тот держал факел, который ему только что вручил солдат в вертикальной шахте.
Солдат в шахте бурчал, что факел опалил его, а солдат выше свирепо шептал, что им всем следует вести себя тихо.
Лезшие наверх солдаты сняли свои доспехи и все оружие, кроме кинжалов на поясах. Однако лук и колчан стрел передали наверх солдату в туннель. Воины в вертикальной шахте образовали цепочку, переправлявшую вооружение. Кикаха заметил, что они поступили бы умнее, разместив сперва в туннеле шесть-семь человек, чтобы воспрепятствовать их дичи напасть на них.